«Я против такой заорганизованности»: Зоя Богуславская о современном праздновании 9 мая

Желнов: Зоя Борисовна, поскольку мы встречаемся накануне дня рождения Андрея Андреевича и накануне 9 Мая, то вот именно с этой темы хотелось бы начать, с 9 Мая. Насколько вообще вас устраивает то, как в последние годы, в последнее десятилетие, даже уже можно сказать, пятнадцатилетие, мы отмечаем этот праздник? Я имею в виду всю новую символику, от георгиевских лент до вывесок на машинах «Спасибо деду за Победу».

Богуславская: Безусловно. Знаете, я уже женщина столь немолодого возраста, что для меня, конечно, 9 Мая обросло очень многими событиями. В частности, например, одно из самых ярких впечатлений, это смерть Булата Окуджавы. Тогда я была в Париже и в тот день должна была с ним встретиться, но поскольку мы попрощались в Москве, у меня книжка там была переведена прозы, и выяснилось, что я уже не могу с ним ничего сделать, потому что он в госпитале. И когда мы с переводчицей Люси Каталя решили навестить его в госпитале, то она мне в шесть утра позвонила и сказала: «Зоя, навещать некого. Он умер». И вот тогда было событие, он родился 9 мая, почему я об этом вспоминаю, умер он в другое. Поскольку это было международное заседание ПЕНа, на которое я была делегирована, вопреки моему пожеланию, от ПЕНа выступить тогда, да.

Желнов: ПЕН-центр.

Богуславская: То я поняла, что мы уже не идем в госпиталь. А что делать? И на этом ПЕНе я сказала: «Господа, вы, наверное, не все знаете имя Булата Окуджавы. Но поверьте мне, это не просто серьезный поэт, авторская песня, все это, но это один из самых любимых уважаемых писателей нашего времени. Я прошу почтить его память минутой молчания». Я заставила эти 100 человек из всех стран помолчать и почтить Булата. А потом уже, конечно, был ужас, когда гроб надо было перевозить из Парижа и т.д и т.п.

Лобков: Все-таки хотелось бы спросить, все-таки смотрите телевизор иногда, ну ездите по улицам, во всяком случае, видите все эти лозунги, георгиевские ленточки. Вот сегодня в новостях мы показывали, как в разных регионах это отмечается, маленькие дети маршируют в военной форме в пилотках, новорожденные даже в колясках с этими ленточками. Это происходит все ежегодно. Как вам кажется, так надо или так не надо отмечать?

Богуславская: Такое время на дворе, таков мессия, сказал очень хороший поэт. Сегодня так надо, потому что другого нет, нечем заменить это. Если бы была режиссура, которая бы показывала нам, предположим, творчество детей от пяти до десяти, заставляла бы прочитать отрывки, показать фильмы, что-нибудь представить. Но этого же нет. За какие-то рамки общепризнанного, веленого, не выходит никакая наша, назовем это самодеятельность в построении каких-то действий, событий. И вот идут по проторенной дорожке, как полагается в сегодняшнем понимании. Я уже привыкла, что все заорганизовано до такой степени, что личность, особенно маленького существа, ей пробиться очень трудно сквозь эту рамку общепринятого нынче, поэтому к этому относишься уже с равнодушием и, к сожалению, без протеста.

Желнов: К сожалению, без протеста?

Богуславская: Без протеста. Это все равно, что плевать против ветра. Ну что ты будешь, против кого, против чего? В рамках, предположим, своих, вы знаете, что я создала проект премии «Триумф»?

Желнов: Конечно.

Богуславская: Потом я создала проект сейчас «Парабола», в память Андрея. Внутри этого я построила тогда в «Триумфе», и получилась такая плеяда, такая элита нашей культуры во всех областях искусства, потому что у нас было все необычно: выдвижение тайное, голосование тайное, и никто с этим ничего поделать не мог. И абсолютно фантастическое жюри. Поэтому я и говорю, что каждый, я считаю, в рамках того, что ему дозволено, в рамках того, что ему дадено.

Лобков: Иными словами, вы хотите сказать, я просто пытаюсь понять, вы хотите сказать, что это все казенно выглядит? Или что это выглядит несовременно, или это выглядит навязанно?

Бычкова: Не вызывает никаких эмоций ответных.

Богуславская: Нет, я против такой заорганизованности, нет личности, нет человека. Он не может высказаться, или, как вам сказать, надо дать люфт в ответах. Понимаете, нельзя задать так вопрос, что уже ответ в нем, в вопросе. Сейчас все интервью официальные, они содержат в вопросе уже ответ, и ты только говоришь, например: «Любите ли вы когда ходят маршем 1 Мая?» «Люблю». Что, он скажет что-то другое? А надо, с моей точки зрения, давать общественные социальные интервью, вопросы, и праздновать эти праздники, которые стоят того. Ну что вы День Победы будете не праздновать? Будете праздновать.

Желнов: Конечно.

Лобков: День Победы — это, скорее, уже как День скорби сейчас во многих европейских странах, это скорее, скорбь по погибшим, а не радость освобождения, потому что освобождение уже случилось, уже никто никого не закрепощает. А это день, когда поминают тех, кто не вернулся, и это многие десятки миллионов людей. И до сих пор неизвестно, сколько десятков миллионов.

Богуславская: Вот этот полк и поминает во всех странах, которые было и не было.

Катаев: Зоя Борисовна, позвольте по поводу праздников, вокруг этих праздников еще много советских символов с радостью восстанавливается: красные флаги, те же самые георгиевские ленточки. Вообще много советского, помимо праздников, в нашей жизни и до сих пор, и люди это с радостью, как мы видим, все это воспринимают. Так можно ли сказать, что мы так и не попрощались с советским менталитетом, с «совком» так называемым, и почему так произошло, на ваш взгляд?

Богуславская: Потому что «совок» сегодняшний в некоторых начинаниях выглядит гораздо прогрессивнее, и как бы сказать, более демократично, чем некоторые установления сегодняшнего дня, вот и все. Мне кажется, что сквозь все это есть какое-то глубинное нетронутое сознание человек нашего времени и тысячелетия, когда он все равно себя проявляет, даже сквозь каскад слов дежурных общепризнанных. И некоторые, вот я послушала некоторые интервью, в которых, я увидела, что он не может ответить иначе, чем он считает, и это бывает свежо.

Желнов: Вы о ком говорите? О чьих интервью говорите?

Богуславская: Ну есть интервью кое-какие общественные, где это есть все. Условно говоря, когда-то был Сахаров и Лихачев, ну они не могли по-другому отвечать, чем они думают, понимаете. Сейчас это реже, но зато мне кажется, что вот поросль наша, говоря дежурными словами, многие из них все-таки рискуют не попасть больше на телевизор, не попасть ни на что, кроме Дождя, но все-таки сказать так, как они думают. Это сейчас все труднее управлять сознанием и мнением какого-то большого слоя молодых людей.

Лобков: То есть вы считаете, что люди равные по смелости Лихачеву и Сахарову, существуют сейчас, просто они по каким-то причинам не могут высказаться?

Богуславская: Нет лидеров, очень плохо с лидерами. Они были все-таки, как сказать, у нас сейчас какие-то всплески, то Навальный, то еще кто-то высунется, но как-то очень недолго. Я вам скажу, я это объясняю не тем, что больше трусы или боятся, просто время более равнодушное. Настолько люди притерпелись к тому, что может быть хуже, знаете, как Гурченко говорит, только бы не было войны. Вот если это сбудется, уже будет хорошо.

Лобков: А может быть, это то как раз, к чему нас приучают, что хорошо, если войны не будет, и значит, все остальное дозволено.

Богуславская: Нет, нельзя приучить нас ни к чему. Кухни остались, люди совершенно по-другому разговаривают между собой, когда они вне экрана или других средств массовой информации, это уже не заткнуть обратно, ни затолкать.