«Я вообще запутался»: Александр Любимов о Серебренникове, симулякрах во власти и возможном возврате на РБК

Полная расшифровка программы:

Желнов: Добрый вечер. Как всегда по вторникам на Дожде Hard Day's Night. Меня зовут Антон Желнов, и я очень рад приветствовать, во-первых, вас, зрители Дождя, и нашего сегодняшнего гостя, Александра Любимова, журналиста, продюсера, одного из основателей «Взгляда». Александр Михайлович, добрый вечер.

Любимов: Добрый.

Желнов: Александр Михайлович, вот сегодня такая главная новость, она же и культурная, она же и политическая, — это задержание Кирилла Серебренникова. Мы знаем, что он уже на Петровке, будет ночевать в специзоляторе. Кто бы еще мог, можно ли было подумать, что мы будем говорить об этом еще два года назад, но вот так складывается ситуация. Как вы можете прокомментировать то, что происходит? Переломный или не переломный, а вы уж понимаете переломные моменты в истории и в жизни. И пойдете ли вы завтра к Басманному суду в 12 часов дня, как призывает это сделать «Гоголь-центр» и многие деятели культуры?

Любимов: Я точно не понимаю переломных моментов, я вообще давно запутался. Понятно, что независимо от того, человек совершает у нас в стране какое-то преступление, казнокрадство или нет, все равно настолько у нас не существует, не удалось построить правовую систему, которой кто-то доверяет, что в принципе, это вопрос вкуса. Скажем, вам не нравится, например, губернатор Хорошавин, если показывают его богатства, а может, они вообще не его. Или, допустим, руководителя таможни показали, его бесконечные часы, если они его, а может, они их снимают отдельно, мы же не знаем. Просто для вас это очевидно.

Желнов: Но вы сейчас перечислили чиновников. Но если все-таки речь идет о режиссере, такого прецедента не было.

Любимов: Ты берешь госденьги, надо быть осторожным.

Желнов: Это что значит?

Любимов: С государством у нас вообще сложно. Оно в принципе тяжелый очень субъект. У нас, если ты с государством находишься в отношениях, то в принципе это очень…

Лобков: Саш, ну что ты имеешь в виду? Если ты берешь деньги у государства, значит, ты чувствуешь себя обязанным перед государством морально, в том числе и ставить спектакли, которые бы понравились, скажем так, православному министру юстиции или православному директору ФСБ, или еще кому-нибудь? Ты же берешь деньги под конкретные цели? Вопрос — за что?

Любимов: Повторяю для слабослышащих — я запутался.

Лобков: Но вы сочувствуете Серебренникову?

Любимов: Конечно, сочувствую.

Лобков: Вы же ходили на его спектакли?

Любимов: Да, ходил, мне даже нравились. Конечно, сочувствую… Я не понимаю, как, а если вдруг окажется, что реально они умыкнули какие-то миллионы долларов, или сколько там им вменяют? Или даже так, мы не узнаем, реально или не реально. Мы все вот в этом состоянии, когда ты даже не можешь свои гражданские чувства ответственно выражать, потому что нет системы, в которой мы можем как-то договориться, нет системы координат. Это, как они это называют, квазиполитика или гиперполитика, есть какое-то слово.

Лобков: Постправда.

Любимов: Постправда. Отличное слово.

Желнов: Ну хорошо, а как реагировать нужно?

Любимов: Не знаю.

Желнов: Вы все-таки журналист и общественный деятель, вас знают. Как реагировать нужно в этой ситуации? Или просто молча смотреть?

Любимов: Слушайте, мы делали проект с моими близкими товарищами, пытаясь заниматься политикой. Поняли, что в Российской Федерации сегодня заниматься публичной политикой невозможно, невозможно быть избранным. Даже, если хотите, в медиа есть проблемы, есть какой-то маленький участок, где можно заниматься журналистикой, но он не очень большой, и все время там какие-то перипетии, то есть территория, где люди могут как-то самовыражаться, очень маленькая.

Желнов: А в каких изданиях, на ваш взгляд, как профессионала, можно сегодня заниматься журналистикой?

Любимов: Только в РБК.

Желнов: А еще?

Любимов: Остальные меня пугают, потому что… я понимаю их позицию, они средства массовой антипропаганды, с моей точки зрения, то есть они не ищут объективности.

Жегулев: «Ведомости» в том числе?

Любимов: Мы говорим о… Я почему-то про телевидение стал сразу говорить, потому что мне оно ближе. Нет, конечно, прошу прощения. Я понимаю эту позицию, но она мне просто не близка.

Алексанян: Как раз немножко в продолжение этой темы. Вот Александр Михайлович, кто вы сейчас? Формально мы сейчас обсуждали, вы были членом Совета директоров РБК, вот как бы сейчас себя сами охарактеризовали. Вот кто вы сейчас? Мы знаем вас много лет…

Желнов: Когда-то вы управляли РБК-ТВ каналом, уже долгое время не управляете.

Алексанян: Как бы вы себя охарактеризовали? Сейчас кто вы? Чем вы занимаетесь? Кто вы такой?

Любимов: Занимаюсь я разными творческими телевизионными и околотелевизионными проектами вокруг телекомпании «ВИД», скажем так.

Алексанян: Все еще?

Любимов: Ну а что, что осталось… Все остальное…

Лобков: То есть покупатель у вас в основном Первый канал по-прежнему?

Любимов: Да, покупает у нас проекты Первый канал, но мы делаем сериалы для разных каналов, пытаемся расширяться. Это тяжело, рынок маленький, конкуренции нет опять же… Свежие идеи мало кому нужны, стагнация, похожая на политику… Ну, что делать.

Жегулев: А у вас же был собственный бэкпроект, бизнес, 3D-анимация, мультфильмы. Насколько я знаю, вы даже договаривались со ФСИН, там колония была женская, тридцать вторая исправительная, в Пермском крае, где вы обучали девушек 3D-анимации. И этот проект, насколько я понимаю, накрылся после того, как Чиркунов перестал быть губернатором?

Любимов: Чиркунов перестал быть губернатором, Реймер ушел в места…

Желнов: Реймера посадили. Сначала он ушел, потом посадили.

Любимов: И поменялся президент. Еще не посадили на тот момент, но уже он потерял власть. И поменялся президент.

Жегулев: А это была именно с Реймером договоренность?

Любимов: Со всеми тремя, скажем так. То есть это нравилось и президенту, как я понимал, со слов, я с ним не встречался. Это нравилось и Чиркунову, проект «Культурная столица Европы», Пермь. Это нравилось Реймеру, или ему сказали, что ему должно это нравится, это я не знаю. Но поскольку там такой нюанс, что в принципе вот это частно-государственное партнерство внутри закрытых территорий, оно…

Жегулев: Не все знают, там просто девушек обучали 3D-анимации, и они после, пройдя какой-то курс обучения, соответственно, работали 3D-аниматорами. Я не знаю, до этого дошло или нет…

Любимов: Да, дошло. 5 серий вышло на канале «Россия» в программе «Спокойной ночи, малыши».

Жегулев: Использовали труд заключенных…

Любимов: Одна из девочек освободилась, работает пиар-директором, заместителем генерального директора какого-то предприятия по производству кранов, в городе Пермь.

Жегулев: А в «ВИД» вы никого не взяли?

Любимов: Ну, они долго там все-таки находились, потому что у нас женщин редко сажают, у них тяжелые сроки, у них там 105, 228, наркосбыт, убийства.

Жегулев: Так что в итоге с самим проектом? Вы 400 тысяч долларов вложили…

Любимов: Чуть больше.

Жегулев: Даже больше.

Любимов: Потеряли.

Жегулев: Потеряли. А само «Первое поле», вы вообще 3D-анимацией продолжаете заниматься?

Любимов: Нет.

Жегулев: Все вообще?

Любимов: Закрыли, обанкротили, продали все, что было, потому что не смогли…

Жегулев: Без исправительной колонии это не работало бы?

Любимов: Это бизнес-вопрос. Бизнес-план был такой, чтобы делать минуту 3D-анимации так, чтобы достичь мирового господства, нужно производить ее за тридцать с половиной тысяч долларов за минуту. Добиться этого можно, создав квалифицированные кадры по методу Лаврентия Павловича Берии.

Жегулев: За еду.

Любимов: Как туполевская шарашка. Потому что китайцы работают плохо, но дешево.

Лобков: Саша, я хотел бы вернуться все-таки к тридцатилетию «Взгляда».

Любимов: Спасибо. Мы вот книжку издаем к тридцатилетию. Когда будет крупный план, я вот так буду заменять свое лицо книжкой, можно? Кто хочет свой талант превратить в капитал, мы написали книжку, это больше учебник.

Лобков: Тогда вы мало об этом думали, я думаю. О превращении в капитал.

Любимов: Тогда? Да нет, конечно.

Лобков: Тогда молодежь вся концентрировалась вокруг «Взгляда», там было очень много… Это же молодежная редакция была, кусок молодежной редакции, или иновещание, как-то вместе там, да?

Жегулев: Вам самим-то сколько лет было?

Любимов: 25. Это было тридцать лет назад, 2 октября 1987 года вышла в эфир программа «Взгляд».

Лобков: Смотрите, вот сейчас Кремль ищет мостики к молодежи, судорожно. Каждую неделю Путин встречается с каким-нибудь детским садом, то это «Таврида», то это «Сириус», то еще где-то. А рецепт у вас есть, как стареющему президенту подружиться с молодежью? Может быть, из программы «Взгляд» что-то, из этого опыта?

Любимов: Не слежу, не интересуюсь. Сознательно атрофирую себе политические рецепторы. Понимаю, что в некотором смысле мои гражданские права ограничены, профессионально я не могу работать, как телеведущий, но зато есть много других…

Лобков: Почему?

Любимов: Ну как, не приглашают. Я хожу-хожу, меня не приглашают.

Желнов: В смысле, не приглашают? У вас же был собственный ресурс РБК, РБК-ТВ я имею в виду, где вы могли вести сами программу?

Любимов: Ну как, как-то на РБК я себя не видел… Мне кажется, я мог бы не только на РБК вести.

Жегулев: Мелковато для вас?

Любимов: Я все-таки не про бизнес.

Алексанян: А где, например?

Любимов: На Первом, на «России», на НТВ.

Алексанян: Тройка, да?

Любимов: Ну, мне это интересно, по крайней мере, было бы. Вот в этой среде, когда самый популярный телеведущий у нас сейчас Владимир Соловьев, а его передача из тех, что условно можно назвать ведет общественно-политическую программу. Но с моей точки зрения, это вообще не общественно-политическое вещание, а, скорее, такое постановочное шоу. Я бы с удовольствием посоперничал, если бы можно было.

Лобков: А с Дмитрием Киселевым, который, кстати говоря, выходец из «Взгляда», как разлетелись далеко…

Любимов: Ну, не совсем из «Взгляда», в телекомпании «ВИД» он начинал, действительно, долго работал. Мне больше нравится его программа «Подробно с Дмитрием Киселевым», которую он вел на украинском телеканале, там очень много интересного про Россию, про нас. А до этого по иронии судьбы он вел программу «Окно в Европу».

Шепелин: А сейчас-то вы думали, как вас дорожки развели, на самом деле, из «Взляда»? Как я понимаю, вы в иновещании вместе работали, даже в одном отделе, в скандинавском?

Любимов: Да, у него норвежский язык, у меня датский.

Шепелин: Вот, вы тогда себе представляли, каким мощным пропагандистом станет Дмитрий Киселев через тридцать лет?

Любимов: Я не особенно про это думаю. Я живу своей какой-то отдельной жизнью, я себя дистанцирую от тех эмоций, которые мне не приносят удовольствия.

Шепелин: Но этические оценки вы никакие не выносите? То есть это нормально, так телевидением заниматься?

Любимов: Для меня ненормально. Но в другого же невозможно… Ну, кто-то был бы на его месте, наверное. Вот если бы… Я-то готов, пожалуйста, возьмите меня на работу.

Шепелин: А вы готовы быть пропагандистом прямо?

Любимов: Нет, в том-то и дело. В этом моя проблема.

Лобков: А на нынешних каналах не брезгливо? Нет чувства брезгливости работать?

Любимов: А я не смотрю.

Лобков: Вы же говорите, что вы бы работали там вместо Соловьева? Значит, выполняли бы, как говорится, некий функционал, как теперь модно говорить?

Любимов: Не понял.

Лобков: Ну, вам бы дали функционал. Теперь же дают функционал определенный на телеканалах. Это же не времена «Взгляда», когда вы могли там самовыражаться.

Любимов: Не понимаю.

Жегулев: Даже Малахов ушел, насколько есть какие-то данные, что ему предложили говорить о политике. По крайней мере, следующая программа после того, как ушел Малахов, она сразу была о политике. Вы бы могли бы «идти по повестке», если бы вам предложили?

Любимов: Я бы с удовольствием «шел по повестке», с огромным удовольствием. Вопрос в том, что вы имеете в виду, задавая ваш вопрос. Вы имеете в виду, что я буду озвучивать чужие мысли? Я не пропагандист, у меня это не получится искренне.

Жегулев: Чтобы зритель приходил к чему-нибудь в результате.

Любимов: Просто такой журналистики нет. Мы тут задумывали, вот сейчас тридцать лет, и с одним из каналов, собственно, с Первым, обсуждали, как отпраздновать тридцатилетие. Я вдруг поймал себя на мысли, что вообще даже… Во-первых, я посмотрел архивы, это в принципе нельзя показывать. Там такое, это вообще другая страна. Даже звук, заставки «Взгляда», он может, мне кажется, вызвать…

Лобков: Массовые митинги?

Любимов: Ну, массовые, думаю, нет, но какие-то у людей начнутся…

Лобков: Саш, ситуация повторяется по спирали, вот тогда у вас был Афганистан одной из основных тем, в самом начале «Взгляда», и забытые герои афганской войны, вы очень много об этом говорили. Сейчас есть огромная тема, это забытые солдаты в Сирии, забытые солдаты в Донбассе. То есть, если бы вы возобновляли «Взгляд» сейчас, вам было бы не обойтись без этих тем?

Любимов: Конечно. Да, наверное.

Лобков: Но эти темы запретные сейчас.

Любимов: Я же говорю, я не работаю ведущим. Я бы хотел, мне кажется, для меня они бы не были точно запретными, я бы предложил свой способ про них говорить. Но скажу вам, если вас так все-таки волнует мой ответ на этот вопрос, что с годами кое-что меняется. Например, я бы не стал сегодня обсуждать, как ни больно, например, за то, что происходило в Чечне, где я много бывал в девяностые годы, я бы не стал сейчас обсуждать, например, участие Кадырова в войне против России, потому что мир, в том состоянии, в котором он сейчас находится, он важнее. И для меня, например, невозможность заниматься политической деятельностью или вести телевизионные передачи, не является такой большой, скажем, ценностью, как, например, ценность человеческой жизни для многих людей.

Лобков: Где ценность человеческой жизни ничтожна, так это в Чечне, когда 900 пар, разошедшихся по собственному желанию, вновь сходятся под мудрыми очами Кадырова. Если это мир, то я не знаю, где тогда Северная Корея.

Любимов: Ценность человеческой жизни, это конкретно, это не в студии под софитами, когда люди сидят на радиостанциях или перед телеэкранами и обсуждают, как правильно или неправильно вели себя генералы в 1941 году, как там надо себя вести в Чечне. Это реальная жизнь, и вот я про это больше думаю, чем про свою карьеру политического телеведущего.

Желнов: Александр Михайлович, про Донбасс вы бы рассказывали? Про эти безымянные могилы российских военных в Псковской области?

Любимов: Конечно, рассказывал бы. Как и РБК про это рассказывал, конечно. Когда я был в руководстве РБК, у нас было замечательное расследование. Вы работали уже у нас?

Шепелин: В газете прежде всего вышло.

Любимов: Да-да, оно вышло, оно было замечательное. Были огромные споры, должен ли бизнес, РБК — это же бизнес, рассказывать об этом.

Желнов: Скажите, почему свобода слова, если тридцать лет назад отмотать, с чего Паша начал, очень сильно волновала тогда, но сегодня вы как-то очень спокойно, апатично, аполитично, индифферентно, в общем, не боретесь, не выражаете мнение как-то свое ярко, публично? Хотя возможности для этого есть все. Нет телевидения большого — есть интернет, есть видеблоги, есть фейсбук.

Любимов: Зачем?

Желнов: Ну как? Вот был задор или его уже нет совсем?

Любимов: Не успел показать на крупном плане — покупайте книгу. Я-то немного заработаю, но, может быть, издательство.

Желнов: Это же все-таки воспоминания, Александр Михайлович. Мы говорим про нынешнее время, оно же не менее яркое.

Любимов: Зачем? Объясните мне, зачем?

Желнов: А зачем тогда было?

Любимов: Вот зачем вы это делаете? Извините, я знаю, что нельзя отвечать вопросом на вопрос, но вот скажите, зачем вы это делаете?

Желнов: Я? Мне интересно, я чувствую драйв, азарт.

Любимов: А мне не интересно, я не чувствую.

Жегулев: Есть какие-то принципы? У вас эти принципы были, я так понимаю.

Любимов: И остались.

Шепелин: А когда вам перестало быть интересным? «Взгляд»-то, по сути, был революционной передачей.

Любимов: Когда я вижу, что нет возможности реализовать мой потенциал, а у меня их нет сегодня. Мы делали политическую партию с Прохоровым, помните?

Жегулев: Конечно. И с Пугачевой.

Любимов: Вот, кстати, и Алла Борисовна участвовала, кстати, и не только. Я очень много узнал про современную политическую жизнь, нового для себя. Для нас это был вообще альтруистичный проект, мы тратили время, силы, Михаил деньги свои тратил. Вот я приходил сюда, в эту студию. О чем вы меня спрашивали здесь? Являюсь ли я, грубо говоря, кремлевским проектом? Вот что вам интересно. То есть даже в вашем кругу мы не получили поддержку.

Жегулев: Но мы же расспрашивали, как журналисты.

Лобков: У вас был куратор тогда, который, скажем так, не то что не помогал, а не мешал развиваться?

Любимов: Паша, у меня не может быть куратора, в принципе не может быть.

Лобков: У вас был куратор, Александр Николаевич Яковлев. Если бы не он, «Взгляда» бы не было. Такая есть точка зрения, по крайней мере.

Любимов: Ну, это точка зрения. Я вот недавно, в связи с этой книгой, мы сделали YouTube-канал. Там заходишь, QR-код, и сразу идешь на разные интервью, там Эрнст, Сагалаев, Лысенко. Очень интересно получилось с Эдуардом Михайловичем, что это игра была, все руководство Гостелерадио, оно смотрело на нашу смелость и думало, что они там, наверное, что-то решают, что мы не знаем. Вот на чем это строилось, это был блеф.

Лобков: То есть кураторов, в виде двух Яковлевых, Егора и Александра Николаевича, у вас не было?

Любимов: Я раньше так думал. Почитал сейчас книгу Горбачева, интересную очень, почитал Черняева, его помощника, который скрупулезно записывал заседания Политбюро, интереснейший материал исторический. Почитал, например, по внешней политике, мемуары Бейкера. Это все складывалось, знаете, из таких эманаций.

Лобков: А вот когда вы партию создавали, вот вы говорите, тридцать лет прошло, и только сейчас поняли, что у вас куратора не было.

Любимов: Нет, я и тогда считал, что у нас не было куратора. Я не знаю, у меня был руководитель программы, мой любимый руководитель программы Анатолий Григорьевич Лысенко, и мой любимый главный редактор Эдуард Михайлович Сагалаев. А что там дальше… Потом я стал руководителем «Взгляда», и, к сожалению, уже его закрыли окончательно, потому что я оказался таким руководителем…

Лобков: У партии не было такого какого-то ангела-хранителя? В виде Суркова, допустим, или кого-то еще?

Любимов: Я считаю так, пока вот вы, Павел, живете в состоянии зависимости от симулякров, они существуют. Освободитесь.

Шепелин: Но со стороны-то может показаться, что ваш журналистский задор, он исчез с появлением большим медиа-менеджерских зарплат, и вам управление проектами стало несколько интереснее, чем поиск вот этих границ политических, которые тогда нащупывались, в конце восьмидесятых.

Любимов: В стиле женской колонии, скажу что жадность фраера сгубила уже. Теперь рекламный блок должен идти.

Желнов: Давайте все-таки ответим на вопрос.

Любимов: Я не понимаю вопроса. Я всю жизнь занимаюсь политической журналистикой, для зрителей, наверное. И что, какие еще…

Желнов: Но сейчас вы ею не занимаетесь?

Любимов: Потому что я не могу ею заниматься, ну что делать? Ничего страшного.

Лобков: Можно писать.

Жегулев: Потому что вам не дают вести программы на Первом, на Втором канале? Я понял.

Любимов: Мне кажется, я мог в этих темах, я часто очень читаю и смотрю разные, мне кажется, я бы мог какую-то свою тональность, свою мелодию, свое какое-то дыхание, свой флаг выбросить…

Жегулев: Интересно, что вы все время публично об этом говорите. Я это слышу не первый раз, вы все время публично об этом заявляли, что я бы мог, я бы хотел…

Любимов: Я люблю эту работу. Мне очень нравится работать телеведущим.

Жегулев: А вы предлагаете себя?

Любимов: Постоянно.

Жегулев: А вы какие-то сепаратные переговоры вели, вы встречались с Эрнстом, предлагали?

Любимов: Что значит сепаратные? Я со всеми встречаюсь, не только с Эрнстом.

Жегулев: И что он говорит?

Любимов: Ну, я вам не буду рассказывать, что мне говорит Эрнст.

Жегулев: Не сейчас, Александр. Но что, интересно.

Любимов: У нас что здесь, междусобойчик, что ли. Спросите меня что-нибудь серьезное. Какая разница, что говорит Эрнст. Если бы Эрнст что-то решал, тогда это было бы интересно.

Жегулев: А, вот так вот.

Желнов: Александр Михайлович, я хотел спросить теперь про РБК, поговорить. Холдинг вам не посторонний, РБК-ТВ и вообще весь холдинг РБК. У него было несколько периодов, несколько этапов. Сначала это было бизнес-ориентированное телевидение, многие критиковали канал за огромное количество джинсы, которая размещалась в эфире РБК-ТВ.

Второй период, если можно так по периодам разбивать, вот это более политизированное СМИ, когда к РБК присоединились Елизавета Осетинская, наш коллега Роман Баданин. И вот этого периода теперь тоже нет. И вот третий этап сейчас — это новый акционер, это тревожные сигналы о «стоп-листах» в отношении экспертов, кому можно звонить, а кому нельзя звонить, кому по какому поводу, и вообще как общаться с журналистам с госСМИ , и так далее. Вот вы как эти этапы РБК оцениваете? Ваше личное мнение интересно. И как вам кажется, в каком состоянии холдинг сейчас, в связи о сменой акционера?

Любимов: Он в очень хорошем состоянии, но то, с каким пристальным вниманием и непрофессионализмом вы исследуете РБК, меня печалит.

Желнов: Расскажите.

Любимов: Я просто прочитал эту новость, про эти ваши «стоп-листы». Все вам отказали, сказали, что это не так, не так, не так. И это новость!

Желнов: Вы знаете, «все отказали» — это логика Игоря Иванович Сечина, который говорит, откуда вы взяли. А если это источники?

Любимов: Подожди, а где журналистская работа?

Желнов: Журналистская работа — это источники как раз.

Любимов: Нет, ну так вы сделайте работу.

Желнов: Ну, она была проделана.

Любимов: Вот РБК делало всегда свою работу, когда даже у нас были довольно сложные ситуации.

Желнов: Это например, как РБК делало свою работу, когда были сложности?

Любимов: Например, оно делало расследование, когда можно сказать, что вот это расследование. Это работа.

Желнов: Хорошо, почему тогда в отношении, вот мы с коллегами разговаривали до этого, в отношении, например, компании «Роснефть» на РБК-ТВ расследование не выходило, это рассказывают люди из холдинга, притом, что «Роснефть» была одной из компаний-спонсоров, размещала свою рекламу? Почему тогда не было расследований в отношении например…

Любимов: А вы в курсе вообще, что «Роснефть» с нами судилась? Вы вообще в курсе, Антон?

Желнов: Я в курсе, но другого, я сейчас говорю именно про телевидение, непосредственно про вашу…

Любимов: Я просто удивлен.

Желнов: Нет, я говорю про РБК-ТВ именно сейчас.

Любимов: Вы хотите сказать, что…

Желнов: Так скажем, РБК-ТВ многие вещи, которые были в остальной части холдинга, — в газете, на сайте— на телевидении проходило далеко не все.

Любимов: Докажите. Прежде чем это публично говорить, докажите. Или мы вас засудим.

Желнов: Ну, вот смотрите, я привел пример с «Роснефтью».

Любимов: Вы в курсе, что «Роснефть» судилась с РБК, что у нас был довольно тяжелый процесс, и не факт, что он закончился?

Жегулев: С холдингом РБК.

Любимов: Естественно, это же одно юрлицо. Вы в курсе этого?

Желнов: Безусловно я в курсе этого. Но я вас сейчас именно про телевидение спрашиваю.

Любимов: Антон, все, что выходит, почти все, что выходит в ленту, значимое, так или иначе выходит по телевизору. Иногда по телевизору даже опережают или делают что-то резче, острее. По крайней мере, делать какие-то такие выводы, которые меня наводят на мысль, что вы меня пригласили, чтобы приподнять имидж телеканала Дождь над всемогущим РБК.

Желнов: Нет, совершенно нет такой цели.

Любимов: До которого Дождю еще развиваться и развиваться, чтобы собрать такую аудиторию, такую рекламу и такой интерес публики. Меня это тревожит. И это не моя Hard Day's Night, потому что я не управляю сейчас РБК.

Желнов: Я понял, Александр Михайлович, как вы оцениваете нынешнее состояние, смену акционеров?

Любимов: Сложное. Но пока непонятное.

Лобков: Скажите, почему все-таки состоялась продажа РБК Березкину?

Любимов: Не знаю.

Лобков: Ну уж вы, как член совета директоров, неужели ничего не знаете? Неужели с вами не советовался ваш друг Михаил Прохоров?

Любимов: Господа, давайте, мы все-таки… Дружите… Вы задавайте вопросы.

Лобков: Почему был продан контрольный пакет РБК Березкину?

Любимов: Я могу только предполагать. Позиция «ОНЭКСИМ» всегда была — мы продадим, если нам дадут хорошие деньги. Ну какие деньги я не знаю, какие им дали. Либо им дали хорошие деньги, либо их попросили в связи, например, с предстоящими выборами президента, передать этот пакет за не очень хорошие деньги, например, более лояльному к…, возможно, более лояльному…

Лобков: Вы не исключаете политического давления?

Любимов: Я не знаю, давно запутался. Как и в деле с Серебренниковым, я запутан.

Лобков: Ну как же, Михаил Дмитриевич Прохоров, вы с ним остаетесь друзьями?

Любимов: Да.

Лобков: Он не делится подобными вещами?

Любимов: Вообще в бизнесе это не принято.

Жегулев: В отличие от дела Серебренникова, здесь вы внутри ситуации, все-таки вы связаны с холдингом РБК, и наверняка вам это, как минимум, интересно, вы это выясняли.

Любимов: Господа, вы просто не понимаете, как устроена структура. Есть компания, которая продает, компания, которая покупает, как правило, подписывает так называемый… Как он у них называется? Мемо…

Жегулев: Меморандум.

Любимов: Да, о намерениях, о закрытости. Вы вообще, ну как, это же основы корпоративной культуры. Как я могу что-либо про это знать?

Жегулев: Потому что у вас есть свои собственные приятельские отношения с Михаилом Дмитриевичем, по крайней мере, всегда были.

Любимов: Господа, удивлен. Давайте будем лучше рекламировать мою книгу?

Лобков: Хорошо, а вот по поводу…

Любимов: Я, правда, не в курсе, клянусь. То есть распространять слухи я не буду. Свои какие-то версии по поводу дела, до которого мне нет вообще никакого… это не моего…

Лобков: Хорошо, если бы Игорь Иванович Сечин купил РБК, вы бы остались там работать?

Любимов: Я там и не работаю. Я уже там не работаю.

Лобков: В совете директоров?

Любимов: Я уже не член совета директоров.

Жегулев: Давайте не будем про Сечина. Вот у нас есть Березкин. Такой вопрос: Вы знаете Березкина как человека, как акционера?

Любимов: Да, знаю.

Жегулев: Вы с ним дружите или в каких вы отношениях?

Любимов: Ну, у нас есть человеческие дружеские отношения последние 25-30 лет.

Жегулев: Вы с ним разговаривали про РБК?

Любимов: Нет.

Жегулев: Нет?

Любимов: Нет.

Жегулев: А он вам не предлагал вернуться на РБК в качестве медиа-менеджера?

Любимов: Он сейчас вообще сказал, то же самое мне сказал, что он говорил, по-моему, это и у вас было, и в РБК, что типа он пока ничего не трогает, что он вернется из отпусков или от других своих дел и начнет этим заниматься в сентябре. Как я понимаю, сейчас у нас либо состоится такая встреча, я бы жаждал чтобы мне там что-нибудь предложили.

Желнов: Но вам было бы интересно?

Любимов: Да, конечно. РБК мне очень нравится, я повторюсь.

Желнов: А что, Александр Михайлович? Возглавить заново канал? Или…?

Любимов: Не знаю, но это же не я решаю.

Желнов: Вам что было бы интересно? Понятно, что не вы, но…

Любимов: Мне, конечно, интереснее конвергенция видео и интернета, вот это мне кажется, конечно, самым любопытным. И у РБК там и при мне были очень любопытные эксперименты, которые приводили нас к разным результатам, но очевидно, что это все развивается. Ну вот тот же баттл, замечательный, который я недавно смотрел, за ночь десять миллионов просмотров. То есть это говорит о том, что конечно, это очень свободное новое пространство, в котором работают новые видеоформаты, которые просто точно для РБК, или Дождя наверное, тоже, очень интересная сфера.

Жегулев: Но ведь вы когда уходили, то есть немножко отходили от управления РБК, то вы говорили, что вы сами не хотите уже управлять, устали или просто хотите заняться чем-то другим. А сейчас вы говорите, что в принципе с удовольствием бы занялись опять управлением. Значит, у вас что-то поменялось?

Любимов: Нет, мне просто был предложен контакт, который меня устроил. Вот и все.

Жегулев: Контракт?

Любимов: Тогда. Я работал, я работаю за деньги. И стою я недешево. Я даю хорошие результаты. Я вывел канал с EBITDA минус двести, я вывел его на самоокупаемость, за это я получил хорошие деньги, все.

Желнов: Александр Михайлович, когда, вы считаете…

Любимов: Если бы «ОНЭКСИМ» хотел мне платить те же деньги от плюса, который канал начал генерить, наверное, они бы меня оставили, но они не хотели мне платить, и я их, как хозяин, понимаю, я бы тоже не стал бы оставлять такого дорогого менеджера.

Жегулев: А вам нравится те изменения, которые произошли с телеканалом за последний год?

Любимов: Сначала мне было тревожно, я не верил, что они смогут вот тем путем, которым они пошли, который анонсировали, сделать то, что они задумали, но сейчас мне очень нравится.

Лобков: Но они уже ушли.

Жегулев: Вы знаете, резко ушел практически весь менеджмент.

Любимов: Люди уходят, люди приходят, я не вижу…

Жегулев: Не видите катастрофы.

Любимов: Понимаете, если мы будем обсуждать, давайте поговорим… давайте поговорим, вот для вас, понятно, Елизавета Осетинская, тем более, ваш главный редактор Роман Баданин, это вот типа…

Желнов: Но вы работали в одном холдинге.

Любимов: А у меня другое мнение. Ну и что?

Жегулев: Какое у вас мнение?

Любимов: Вы хотите, чтобы я это сказал?

Желнов: Да.

Любимов: Я считаю, что это люди, у которых нет ни политических взглядов, ни… Они очень профессиональные, но в принципе им… Они, грубо говоря, за возможность сейчас получить хайп вокруг какой-нибудь новости, они готовы все что угодно отдать, у них нет взглядов политических.

Желнов: Хорошо, когда у журналистов нет политических взглядов.

Любимов: Подождите. Для такого канала как РБК, но это мое мнение, вообще для этого холдинга, очень важно поддерживать вот это равновесие. Потому что люди, которые его смотрят, ключевая аудитория, это все-таки люди, которые либо вкладывают деньги в Россию, они создают валовый внутренний продукт, платят налоги, то есть они, нравится им Путин или не нравится, может быть, больше не нравится, больше они его боятся, наверное, учитывая, как сейчас тяжело заниматься бизнесом, но они вложились, и они, даже если они его боятся, им не хочется смотреть канал, который оппонирует власти целиком.

Желнов: А вы считаете, что при том руководстве оппонирование власти произошло?

Любимов: Там было просто несколько некорректных историй, и с точки зрения журналистики можем их разобрать, но, наверное, не в эфире.

Лобков: Вы имеете в виду личную жизнь президента?

Любимов: Пусть Баданин придет сейчас, поговорим.

Жегулев: То есть вы все время спорили? Вы же в одном холдинге были.

Любимов: Мы спорили с огромным удовольствием, но не с ним, а с Лизой, которую я считаю невероятно талантливой женщиной, и когда она ушла, я сказал Михаилу Дмитриевичу, давай, когда она закончит свое обучение, все-таки как-то ее вернем. Если она захочет.

Жегулев: Но вот это интересный момент, что люди без политических взглядов, меня просто это немножко задело за живое. Вы считаете, что у журналиста обязательно должны быть какие-то политические взгляды? Либо эти, либо эти. То есть он не должен объективно и критически относиться ко всем?

Любимов: Да, объективно и критически, но вот, понимаете, допустим… Вот объективно и критически, допустим, вы можете осветить ситуацию в Ростове-на-Дону с точки зрения несчастных жителей, что, по идее, должен делать большой канал, который работает с большой аудиторией.

Лобков: Первый канал уже подхватил эту историю.

Любимов: Молодцы. А, например, для аудитории РБК важнее, например, это были «черные» риелторы, или это ошибка вот этого жильца дома, как нам сейчас это преподносится, и вообще, какие там имущественные вопросы вокруг этого жилого фонда, потому что люди это смотрят и проецируют эту ситуацию на свой город, на… То есть угол, вот это. Я, наверное, неправильно высказался. Не политические взгляды, да, я неправильно высказался, наверное, корпоративные взгляды, брендовые взгляды. Нет, брендовые взгляды, так нельзя сказать.

Желнов: Александр Михайлович, вот вы сказали про несколько материалов, которые с вашей точки зрения были некорректно поданы. Как вы считаете, в тот момент, и произошло ли политическое давление на холдинг, на руководство? Считаете ли вы, что оно произошло? И в какой момент, если так считаете?

Любимов: Антон, оно происходит каждую секунду, всегда, ежедневно, сколько я работал директором, это норма вообще в любой, мне кажется, стране.

Алексанян: А кто давит?

Любимов: Все.

Лобков: Это телефоном, это e-mail? Ходили ли вы на летучки в Кремль?

Любимов: Я первый раз слышу об этих летучках. Я даже когда работал первым заместителем Константина Львовича Эрнста и первым заместителем Антона Андреевича Златопольского, ни разу не был на этих летучках.

Лобков: Может, другие люди ходили?

Любимов: Наверное. Меня оберегали, зная, что Саню не надо пускать. Он либо там что-нибудь скажет, либо с ума сойдет.

Лобков: Потому что Татьяна Ростиславовна Миткова ходила на летучки в Кремль. Я тогда работал на НТВ, об этом знаю.

Любимов: Не повезло.

Желнов: Вы говорите, что оказывается давление ежедневно, но тем не менее вот эта ситуация привела к смене руководства в холдинге, а дальше — и к смене акционера. Считаете ли вы это, что свершилось, некой инерцией, неким следствием политического давления?

Любимов: Тут может быть несколько версий. Вы сами сейчас говорили про «Роснефть», в контексте давления, которое «Роснефть» оказывает на РБК последние много месяцев, и это может быть. Это может быть и желание, как я предполагаю, вы меня попросили пофантазировать, повторюсь, реально, мне, правда, не очень это интересно. Я запутался давно, я здесь просто уже…

Желнов: Запутался — это тоже такая удобная позиция.

Любимов: Антон, конечно, удобная. Потому что надо заниматься тем, что получается, а не тем, что… Знаете, это как в девяностые годы, я как-то в эфир сказал, слушайте, невозможно ненавидеть Ельцина каждый день, потому что это кончается психушкой, вот и все. Надо уже отпустить его. Мы делали «Взгляд» с Бодровым, мы уже про Ельцина не говорили.

Лобков: Ну хорошо, были определенные шаги. То есть всех взволновали обыски в «ОНЭКСИМе», все тут же связали это с тем, что Михаила Дмитриевича Прохорова, «Группу ОНЭКСИМ» вынуждают расстаться с РБК, таким образом намекают. У нас же сейчас культура намека очень сильно развита.

Любимов: Паша, в третий раз, я не живу в этом всем, я освободился.

Лобков: Хорошо. Когда вы узнали об обысках в «ОНЭКСИМ»…

Любимов: Это Жан Поль Деррида, почитайте, замечательный французский мыслитель, это об этом, симулякры.

Лобков: Про симулякры.

Любимов: Ну да, я не понимаю всего этого… Я запутан, мне нужна реальность. Я, как журналист, мне нужна книга, она твердая…

Лобков: Ну обыски в «ОНЭКСИМ» это был знак?

Любимов: Не знаю. «Уралкалий», «Таврический», РБК… Я не знаю. Там столько бизнесов! «Квадра», по которой они не выполнили ковенанты, взятые обязательства перед правительством. Я не знаю.

Жегулев: Вы говорите, что вы спорили с командой, с Лизой и так далее, и вы считали, что это немножко не правильно. И когда ушла эта команда, вы с облегчением восприняли эту новость? То есть ну и слава богу, теперь РБК возвращается на прежние брендовые позиции.

Любимов: Нет, конечно, нет. Мне кажется, они в чем-то просто совершили некорректные поступки, так себя не ведут люди, которых нанимают на работу.

Жегулев: И справедливо были наказаны?

Любимов: Я не про это, если вы меня спросили про них. Конечно, жалко, когда такие талантливые люди уходят, безусловно.

Лобков: Хорошо. Вот вы сейчас говорите, что… Немножечко у вас такая дзен-позиция…

Любимов: Да не дзен, Павел, я живу полноценной жизнью, у меня много интересного в жизни происходит. Просто вам это не интересно, а мне не интересно то, ...

Лобков: Просто в 2012 году, это было очень давно по историческим меркам, но я вас видел совершенно воодушевленным партией, президентством Прохорова и так далее. Тогда это было всерьез?

Любимов: Конечно.

Лобков: Вот той усталости, которая сейчас… Не усталости, а успокоенности мы не видели тогда.

Любимов: Слушайте, ну если легально невозможно заниматься политикой.

Лобков: Это вы тогда поняли? В 2012 году?

Алексанян: Вы еще не запутались тогда?

Любимов: Нет, тогда я не запутался. Как раз все распуталось, и стало все понятно. И все, чего дальше? Какие еще вы ждете ответы? Если нельзя быть избранным, если нельзя провести избирательную кампанию, если нельзя участвовать в политических дебатах, если идеи, которые мы консолидировали, и они выражались в серии замечательных, на мой взгляд, революционных статей за подписью Михаила Дмитриевича Прохорова в газете «Коммерсант» не вызывают вообще никакого интереса не только в проправительственных средствах массовой информации, но и в тех, которые позиционируют себя иначе, где я нахожусь, с кем разговаривать? Кому нужны такие политики, если они в обществе не находят ни у кого поддержки? А просто обсуждать, кто кого, Сурков, Володин…

Желнов: Что значит, не находит поддержки? У Прохорова был высокий рейтинг.

Любимов: Это и удивительно.

Лобков: И многие предполагали, что именно поэтому и прикрыли.

Желнов: Это вы называете — не находит поддержки? По-моему, Прохоров как раз…

Любимов: Я про средства массовой информации. Это я к вам все. Вы — мне, а я — вам.

Желнов: Да, про невысокий рейтинг… У Прохорова как раз был хороший рейтинг. Что случилось?

Любимов: 30% в городах, феноменально. За сорок дней избирательной кампании, с двумя федеральными шоу всего.

Желнов: А что случилось?

Любимов: Я не знаю, это не моя проблема.

Желнов: Или вы здесь тоже путаетесь?

Любимов: Я занимался в рамках закона, мы пытались делать…

Жегулев: Вы просто говорите с пораженческой позиции, как будто бы сокрушительный провал идеи, никому это не нужно. На самом деле рейтинг показывает, что всем это нужно, огромные рейтинги.

Любимов: Вспомните, что вы говорили, писали и думали, вот вы все.

Шепелин: Тем не менее все пошли и проголосовали за Прохорова.

Любимов: Спасибо, парни. Еще это будет когда-нибудь нашими потомками…

Желнов: Говорили, что это все согласовано с Кремлем. Конечно, вы же не будете это оспаривать, что вся…

Любимов: А я не понимаю, что вы имеете в виду.

Желнов: Что Прохоров и президент договорились о том, что Прохоров будет его спарринг-партнером на выборах.

Лобков: Мы же знаем, что на любом этапе регистрации можно завалить…

Любимов: Я не понимаю. Правда, не понимаю. На мой взгляд, политика отличается от бизнеса тем, что в ней невозможно договориться, и этим она сильна, и этим она нужна, потому что бывают такие в обществе противоречивые интересы, что во избежание крови нужно обманывать.

Жегулев: Я знаю, что лично Прохоров хотел идти на выборы мэра, но потом как-то это ушло.

Любимов: Ну да, хотел. Он понимал, что, может быть, его не зарегистрируют.

Желнов: Мэра Москвы.

Любимов: Да-да. Или, наверное, может быть, на него оказали давление, потому что он мог выиграть. Не знаю. Судя по тому, какие цифры получил Навальный, наверное, Прохоров мог выиграть, например, во втором туре, возможно.

Лобков: А то, что постепенно он освобождается от активов в России, вы считаете, включая РБК, это…

Любимов: Я не знаю.

Лобков: Это же делает Абрамович, например, сейчас. То есть люди уходят в кеш, и такое ощущение, что они немножко, знаете, на низком старте, если что случится…

Жегулев: А вы, лично вам, не скучно? Вы видите свою жизнь в России? Вот Прохоров постепенно уходит.

Любимов: Да, я вот в России вижу. И вот у меня, кстати, нет активов, которые бы я мог продать и уехать, а если бы были, наверное… Это трудно сопоставлять, потому что когда они у тебя есть, тогда ты, может быть, и хочешь уехать.

Шепелин: Ну как, а компания «ВИД», а «Поле чудес»?

Любимов: Ну, а кому это все нужно? Я живу здесь, я работаю, я делаю то, что у меня получается. Что-то получается. Да, я повторюсь, я бы хотел, я перечислял, ну не получается… Ну ничего страшного. Что вы все так вообще волнуетесь?

Жегулев: Ну у вас были не только внешние причины неудач политических, но в том числе у вас был внутренний разлом в партии, и не только из-за того, что ее специально пытались… Я имею в виду, у вас были разногласия, притом серьезные, Ириной Прохоровой по поводу конкретно позиции по Крыму.

Любимов: Замечательно. Мы обсуждали, это был один из наших лучших политических советов, когда мы обсуждали Крым.

Жегулев: В чем ваша принципиальная позиция по Крыму? Крым наш.

Любимов: В том, что у меня внутренний диссонанс, я не могу сам с собой договориться.

Жегулев: Вы запутались?

Любимов: Здесь никто не виноват, здесь это исключительно мое личное. У меня предки воевали за Крым, они земли получили от Екатерины Второй на Украине. И если, кстати, они вступят в Евросоюз, я буду претендовать, у меня там есть 50 квадратных километров под Киевом, это неплохо.

Жегулев: То есть Крым правильно забрали? А методы?

Любимов: Вот про методы мы можем долго говорить. В мире правит сила, я давно это понял. Это большой разговор, про внешнюю политику. Мне он очень интересен, поскольку я профессионально этому учился и много чего про это… Мне это очень интересно, это просто долго. Вкратце, первый удар американцы по нам нанесли во время первой войны в Заливе, когда, собственно, благодаря авторитету Советского Союза остановились войска Саддама Хусейна в Кувейте, и они пошли колоннами назад, и налетела американская авиация и их уничтожила. Это первый раз, когда… Ну, из того, что я помню. Когда вдруг стало понятно, что мир уже поменялся, еще был 1991 год.

Жегулев: То есть нужно было показать силу? Мы сейчас про Крым говорим.

Любимов: Стало понятно, что уже никто не будет считаться. Все, а дальше они не считаются с нами, и не будут считаться. Меня это устраивает, я считаю, что мы становимся сильнее.

Лобков: Сегодня годовщина, один из дней, когда традиционно те, кто стоял у Белого дома в 1991 году, горько на страницах фейсбука сетуют, иногда и в эфире, что ГКЧП победил сейчас. Вот это такая общая точка зрения, что те самые силовики, которые с нынешней позиции кажутся смешными, потому что нынешние силовики, они еще и очень богатые силовики, а тогда силовики обладали властью и танки могли двинуть, но они были бедные, и их могли сместить, и они становились никто. И те картонные силовики, которые тогда были, всех тогда очень пугали. А вот сейчас пришли настоящие ГКЧП. Вот есть такая точка зрения. Вы тогда очень активно освещали события во время путча, и мне интересно, что вы об этом сейчас думаете, и об этой распространенной точке зрения.

Любимов: Ну, в 1991 году я был в Белом доме. Мы не знали, выживем мы или нет. Это для меня очень такие личные переживания. Я считаю, что ситуация вообще не сравнима, все-таки тогда те драматичные события были связаны с колоссальной нищетой и с тем, что стране реально угрожал либо голод, либо гражданская война, а сейчас совсем нет такой ситуации, это большое, мне кажется, счастье. А коллегам вашим могу предложить, на РБК есть замечательная рубрика — новинки технологий, там вчера я видел диван со встроенными девайсами, поэтому можно даже не вставать, включаться сразу и… шарашить.

Лобков: Нет, это пишут люди, которые тогда тоже стояли на баррикадах, и которым тоже угрожали возможные выстрелы, которых не было.

Любимов: У нас есть огромное количество средств массовой информации, которые занимаются все время такой поддержкой состояния отчаяния, что завтра будет хуже, чем сегодня, и это всегда. Такие есть. Поэтому я понимаю этих людей, они подвержены этим слабостям. Надо с собой бороться, заниматься спортом, правильно питаться.

Лобков: Хорошо, заниматься спортом, правильно питаться, много читать. Когда мы читаем биографию очередного назначенца…

Любимов: Да, и преодолевать вот эти несвоевременные мысли.

Лобков: Когда мы читаем биографию очередного назначенца в госбанке либо в губернаторском корпусе, либо еще где-то, мы встречаем обычно строчки «с 1974 до 1991, до 1989 — на службе в органах КГБ». Потом три года в каком-нибудь банке, в ельцинские времена, когда их немножко так пораспихали, а потом раз, они все собрались и, в общем, немножко пугающее зрелище, когда даже в Википедию пролистываешь, по поводу этих чиновников, и это похоже на ГКЧП действительно.

Любимов: Я понял. Ну, уже в последний раз…

Лобков: А если что-то и выглядит так же, пахнет так же, то, наверное, это оно и есть.

Любимов: Давайте начистоту.

Лобков: Давайте.

Любимов: Давайте начистоту. Я считаю, что основная проблема сегодняшнего состояния нашего общества в моменте перехода от эры Путина в следующую эру. И она, как мне представляется, все больше и больше меня лично пугает, поскольку никаких иных законных нормальных способов этого перехода я не вижу, мне тревожно. Поэтому я себя успокаиваю тем, что читаю книги о бессмертии, что, может быть, успеют до этого времени уже сделать людей бессмертными или хотя бы, что они будут жить 200-250 лет, и тогда в стране будет спокойствие. Я не хочу крови, Павел. Тогда все было на грани, поверьте мне, я был в центре всех этих событий, и в 1991, и в 1993 году, убивали людей.

Лобков: Был и там, и там, но и за оградой, снаружи.

Любимов: И для меня право на жизнь… Вот я раньше не знал, когда я был молодой, я не знал, я тоже думал, что свобода слова, свобода средств массовой информации — очень важные вещи, а сейчас у меня есть иерархия, право на жизнь — я живу, многие люди живут, они стали богаче, благодаря кровавому режиму коррупционеров, этих генералов и так далее, но тем не менее, что-то воруют, но не все. И меня это… Ну а как? А по-другому…

Лобков: Вы цены на нефть помните в 1990 году?

Любимов: Ну начинается. Слушайте, да, да, да.

Алексанян: Александр Михайлович, у меня похожий вопрос.

Любимов: Не, я за, но только лучшее — враг хорошего, вот я про что. В моем возрасте это уже так. Я уже не успею к тому, куда вы меня призываете.

Лобков: Как вы считаете, мы умрем при Путине? Ну, мы с вами, как самые пожилые из присутствующих здесь?

Любимов: Повторюсь, в книжке написано, что журналистам надо успеть, потому что их обгоняют мыши, сейчас уже мышам вставляют чип и считывают их сознание, а потом обратно его возвращают. Если такое же сделать с людьми в ближайшие 5-6 лет, то в принципе будет бессмертие. Просто можно же тогда интеллект Путина, его способности управлять такой сложной страной, как наша, передать в другое тело, и все. И не будет проблемы конституционного срока.

Алексанян: У меня вопрос был, вы про будущее сейчас говорили. Вы говорили, невозможно работать так, как вы хотите, на телевидении, невозможно заниматься политической партией. Вы считаете, что это когда-нибудь изменится? И когда?

Любимов: Конечно.

Алексанян: Когда?

Любимов: Вот это я не знаю.

Лобков: Когда чипы придумают?

Любимов: Нет, я все-таки полагаю, что как-то это все-таки будет быстрее, я надеюсь. Вот знаете, если все время надеяться, то это трата очень большого количества нервной энергии. У меня много разных интересов. Как только такие возможности будут открываться… Вот когда открылась возможность… Вот для Антона мы были «кремлевский проект» или как угодно.

Желнов: Кто вы? «Взгляд» не был.

Любимов: Нет, я имею в виду кампанию. А для меня — нет. Для меня — нет. Конечно, я понимал, что какие-то будут договоренности, типа, не убивать, не грабить, понятно, но я знаю Прохорова, и я прекрасно понимаю, что он не возьмет на себя такие обязательства, которые он не сможет нести. А в политике невозможно брать обязательства, когда за тебя проголосовало столько людей, ты не можешь лично потом это все переиграть, они за тебя проголосовали.

Желнов: Еще, под конец нашего эфира, к вам вопрос про телевидение, общий, наверное. Верите ли вы в будущее телевидения, учитывая, что мы видим, что происходит и с этими видеоблогами в YouTube, и с рэп-баттлом, который вне всякого федерального контекста набирает просмотры, какими не может похвастаться ни один федеральный канал. В этой связи вообще какое у вас отношение к будущему, к той профессии, которой вы когда занимались активно, сейчас пассивно?

Любимов: Хорошее. Вот мне кажется, что по крайней мере для молодых людей, кто не такие амбициозные, как я, ну у них еще огромная жизнь впереди, можно пробовать в интернете делать многое. Про это книжка.

Шепелин: Про интернет в том числе?

Любимов: Про то, как талант превратить в капитал. Какая разница, где.

Жегулев: А вы могли бы сделать собственный YouTube-канал и сделать его таким же популярным?

Любимов: Конечно, мог бы, да.

Жегулев: А почему не делаете?

Любимов: Как только я пойму, как его так сделать, чтобы это мне нравилось и приносило не только удовольствие, но чтобы это было интересным для меня бизнесом… Для меня очень важно…

Жегулев: Но у вас же в книжке это есть.

Любимов: Для меня очень важно, проекты… Я, например, горжусь, смешно, конечно, вам всем, но то, что «Поле чудес» идет до сих пор, это когда-то мы с Владиком, с Ваней Демидовым, с Андреем Разбашом…

Лобков: Говорят, что это Wheel of Fortune американская.

Любимов: Слушайте, Павел, ну, отлично. Все, спите спокойно. Или «Жди меня», мы нашли 300 тысяч людей.

Лобков: Что, это не Wheel of Fortune, нет?

Любимов: 300 тысяч людей нашли, живых. Мы сейчас с Лизой Алерт работаем, ищем людей, детей. Понимаете, я этим горжусь, вот эти машины работают, это огромные сложности…

Жегулев: То есть вы не знаете, как запустить YouTube-канал, чтобы сдлать его таким успешным, как…

Любимов: Да, пока не знаю.

Алексанян: Как «Поле чудес», таким же долгоиграющим.

Любимов: Ну, у нас не все проекты были долгоиграющими. Но если тем более самому выходить, это же должно быть как-то, должно быть политически. Я не хочу выглядеть клоуном, дураком, человеком, который перемалывает кости или слухи, я не хочу так быть.

Жегулев: Боязно пока выходить с какими-то собственными.

Любимов: Нет, я сказал как я вам сказал. Я запутанный, когда я пойму почву, на которой я могу это, да, вполне может быть. Но лучше я бы делал, например, мультимедийное шоу на канале, на телевизионном, и с интернетом обязательно, потому что, конечно, сейчас без этого просто не интересно, там такая живая, хороша аудитория в интернете, по сравнению с аудиторией федерального телевидения, что… там, конечно, интереснее.

Желнов: Александр Любимов, продюсер, один из основателей программы «Взгляд», журналист, был в эфире Hard Day's Night на Дожде.

 

Постскриптум.

Я, Александр Любимов, был в программе Hard Day's Night. Ну что я могу сказать, ну такая… психодрама. Честно говоря, я очень понимаю этих молодых и не очень молодых людей, товарищей. Может быть, это формат канала, может быть, вам это надо, и поэтому они вот так это делают, но в принципе жизнь, она богаче, интереснее, и она состоит не только из этого. И каждый день говорить одно и то же, перемалывая вот эту всю пустоту, на мой взгляд, вот эти все интриги кремлевские, вот я просто остановился. Ну извините меня. А теперь у меня просьба, платите им больше за подписку, чтобы парням тоже больше платили денег. Здесь в принципе не самая богатая организация, а она вам делает такие хорошие и яркие программы. Ну и возьмите книжку как-нибудь.