Дзядко: Хотел бы начать с главных новостей сегодняшнего дня – это события, которые разворачиваются вокруг Константина Малофеева, одного из акционеров «Ростелекома», обыски и множество слухов, разговоров. Как Вы смотрите на эту достаточно неожиданную ситуацию, как Вы можете прокомментировать? Жаров: Я знаком с Константином Малофеевым, как человек я ему желаю удачи, потому что ситуация неприятная для любого человека. Если говорить про ту ситуацию, которую я читал в средствах массовой информации, ни к сельскому хозяйству, ни к банкингу, ни к следственным действиям я не имею никакого отношения по роду своей деятельности, поэтому мне сложно комментировать, она находится как бы офф-лайн для меня. Для Малофеева, без сомнения, сложная ситуация, я ему желаю удачи. Макеева: Он не был Вашей коллегой? Вы работали вместе при прежнем министре. Жаров: Нет, я был замминистра связи, но никогда не был чиновником Минкомсвязи. Он был одним из акционеров «Ростелекома», но не более того. Макеева: Он сам в нашем эфире сегодня сказал, что все эти условные вещи, относящиеся к сельскому хозяйству, - это все прикрытие и операция, цель которой – заменить руководство «Ростелекома». Жаров: Мне сложно комментировать, я не в этой ситуации. Голицына: Может ли эта ситуация потенциально как-то отразиться на самом «Ростелекоме»? Жаров: Без сомнения. Уже сегодня по сообщениям котировки акцией «Ростелекома» понизились, это скажется на операционной деятельности компании, потому что она касается генерального директора. Для компании это в краткосрочном периоде не очень простая ситуация. Голицына: Может ли в связи с этим руководство «Ростелекома» быть заменено? Жаров: Не знаю. Голицына: Николай Никифоров недавно публично объявлял, что Министерство добивается смены руководства. Жаров: Николай Анатольевич – министр связи и массовых коммуникаций, в его компетенцию данный вопрос входит, поскольку «Ростелеком» - акционерное общество, которое находится в сфере ведения Министерства массовых коммуникаций. Роскомнадзор пересекается с «Ростелекомом» только по поводу его непосредственной деятельности, лицензионной деятельности, поскольку у них имеется лицензия на связь в различных управлениях, в том числе в области LTE. Мы за ними надзираем, как они выполняют функции оператора связи. Смена менеджмента не касается Роскомнадзора, нам не имеет значения, кто является руководителем «Ростелекома». Кремер: Лига безопасного интернета, учредителем которой тоже был Константин Малофеев, инициировала закон о защите детей от вредной информации. С последствиями принятия этого закона вам сейчас приходится справляться. Жаров: Мы работаем по этому закону, это наши полномочия. Кремер: Но вам сложно стало, потому что все, что на вас свалилось, - это большая работа и много неприятностей. Жаров: Мы справляемся. Голицына: Будете ли вы продолжать сотрудничать с Лигой безопасного интернета в связи с последними событиями? Жаров: Мы ведь работаем сами. Голицына: Но софт вы взяли от Лиги. Жаров: Нам подарила Лига, это была их добрая воля, они нам публично передали часть софта, которая касается личных кабинетов экспертов, аналитика, по нашему заказу они сделали личные кабинеты для Роспотребнадзора и ФСКН. Эксперты, которые занимаются детской порнографией, - это эксперты Лиги, их 4 человека. Других экспертов в Российской Федерации нет, кто занимался этой темой. Кремер: То есть 4 человека практически в круглосуточном режиме… Жаров: Не в круглосуточном режиме, от 0 до 25 сайтов в день, касающиеся детской порнографии, к ним поступают на анализ. Кремер: И они все это смотрят. Это чудовищная работа. Жаров: Это тяжелая работа. Дзядко: 4 человека и все? Жаров: Лига в течение двух лет с таким же объемом информации справлялась с участием этих 4 людей. Мы понимаем, что количество информации может возрасти. Эти люди работают не за деньги. Это личностные истории, гражданская позиция. Роскомнадзор уже почти три недели этим занимается. Мы активно взаимодействуем с операторами связи, поисковиками, которые тоже блокировали софт. Вчера я разговаривал с Мариной Жунич, руководителем российского подразделения Google, она сказала, что у них нет ротации людей, люди устают от этой информации. Мы договорились с Факультетом психологии МГУ, что до Нового года мы планируем подготовить 12-15 человек – Факультет журналистики, психологии и Факультет искусств МГУ – прочитаем лекции и будем их ротировать. Кремер: А вам приходится этим людям помогать? Они с вами советуются? Жаров: Что значит, «эксперт советуется»? Эксперт получил файл или название сайта. Он на него заходит, анализирует. По сути дела он выносит квалифицированное экспертное мнение: да, это детская порнография. Я видел несколько таких экспертных заключений. Это зрелище не для слабонервных. Дзядко: Получается, что теперь студенты будут смотреть… Жаров: Это не студенты. Это чаще всего женщины в возрасте за 40. Я не хочу говорить, почему они этим занимаются, потому что это личная история каждого человека. Но это индивидуально мотивированная история, почему они решили этим заняться, и этим занимаются по зову сердца. Макеева: То есть они вам достались в наследство от Лиги? Жаров: Они согласили продолжить с нами работу, потому что Лига сейчас занимается другими делами – поиском сайтов, разрабатывают поисковую систему, которая будет выявлять противоправный контент, который касается наркотиков, суицида и детской порнографии. Сейчас реакцией на найденные сайты занимаемся мы. Эти люди согласились с нами работать. Мы предложили им платить деньги, они отказались. Минкомсвязь нас услышало и из программы Информационное общество деньги, которые будут нужны в качестве зарплаты 12 экспертам, выделило. Достаточно приличная зарплата для Москвы, но это не материальная заинтересованность. Макеева: Логично поинтересоваться у этих людей, что это за личная мотивация. Жаров: Я с этими людьми беседовал и знаю, что это за мотивация. Кремер: То есть этих людей аттестовывали Вы. Жаров: Этих людей аттестовывала Лига, они проработали с ними больше двух лет. Кремер: Получается, если они отказываются от ваших денег, они получают зарплату в Лиге. Жаров: Я не знаю, где они получают зарплату, с нами они работают как волонтеры. Горянов: Но при этом на основе их суждений вы принимаете решение о занесении того или иного сайта в «черный список». Жаров: Очевидно. Кремер: Получается, что сейчас государственно важным делом занимаются люди, которые получают зарплату неизвестно где. Жаров: Эти люди, помимо работы экспертами, еще где-то работают. Человек работает экспертом сутки, потом трое суток он занимается своей личной жизнью. В мире и стране происходит масса ситуаций, когда люди как волонтеры приезжают туда. Была ситуация в Крымске, туда приехало несколько сотен или тысяч волонтеров. Они приехали в Крымск по зову души. Здесь приблизительно та же ситуация. Горянов: При такой ситуации неизбежны ошибки. Жаров: То, что касается детской порнографии, ошибки практически исключены. Горянов: Давайте поговорим о сайте Луркоморье. Жаров: На сайте Луркоморье была не детская порнография. Горянов: Наркотики. По каким критериям было вынесено решение занести сайт в «черный список»? Жаров: В законе четко написано: «Способы производства, распространения и описание способов употребления наркотиков». На тех страницах, которые были ФСКН на основании обращения гражданина на запрет сайта были выявлены две страницы, где описывалось употребление конкретных психотропных препаратов. Я зашел и посмотрел, правда это было написано. Голицына: Кстати, это до сих пор там есть. Жаров: То, что касается Луркоморья, там есть другие страницы, на которых описывается употребление психотропных препаратов. Должен быть запрос, и на него идет реакция эксперта. Кремер: Запрос может быть от вашего сотрудника? Жаров: От любого гражданина может быть запрос. Кремер: В том числе от Вас. Жаров: Да. В интернете достаточно много обсуждалось, что Роскомнадзор возьмет дубину и начнет всех бить по голове. Мы действуем ровно в рамках закона. То, что касается остальных страниц на Луркморе, рано или поздно эти заявления придут, я надеюсь, коллеги не будут делать из этого большую пиар-кампанию, а просто заблокируют эти страницы. Голицына: Вы не хотите привлечь еще экспертов, известных в интернет-отрасли или в медиа? Жаров: Мы занимаемся экспертизой детской порнографии. Суицид – Роспотребнадзор, ФСКН – наркотики. Голицына: Вы же все равно оцениваете то, что вам присылает ФСКН и Роспотребнадзор. Жаров: Что мы оцениваем? Нам пришло экспертное заключение, оно квалифицировано, там печать и подпись. Дзядко: А вы можете не согласиться? Жаров: Можем. У нас сегодня было совещание с Роспотребнадзором и ФСКН, потому что сейчас уже повторяющиеся сайты, их зеркала. Была нашумевшая историю по поводу виртуальных наркотиков в компьютерных играх. Ошибки, без сомнения, возникают. Это новый закон для нас, интернета, ФСКН и Роспотребнадзора. Мы его сейчас проходим в диалоге с отраслью, органами исполнительной власти. Я надеюсь, что Новый год будет отправной точкой, когда мы закончим разработку регламента взаимодействия с хостинг-провайдерами и операторами связи. Это мы с ними сейчас обсуждаем. В законе не написано, как мы можем контролировать исполнение или неисполнение закона. Кремер: Вы говорите, что действуете исключительно в рамках закона. Что с точки зрения закона означает такая форма как «рекомендация»? Именно в этой форме вы обратились к провайдерам по поводу фильма «Невинность мусульман». Жаров: «Невинность мусульман» не имеет к этому закону никакого отношения. Кремер: Но что это за форма? Жаров: С этим фильмом была особая история. Он появился на youtube, и в результате в ряде стран были волнения, человеческие жертвы. Логично было предположить, что в нашей стране, многонациональной, многоконфессиональной, этот фильм может спровоцировать не менее тяжелые последствия. На основании обращения Генпрокуратуры, которая подает в суд на признание этого фильма экстремистским, мы обратились к операторам связи с призывам к их доброй воли заблокировать до решения суда. Кто-то нас услышал. Кремер: Какой-то бонус тому, кто услышал, будет? Жаров: Никакого. Это гражданская позиция. Вчера была информация по поводу того, что несколько хостинг-провайдеров заблокировали по собственной воле файлообменник dc+. Макеева: Вспомним про Чеченскую республику и youtube. Youtube так и нет до сих пор в Чечне, и поскольку формальных жалоб от граждан оттуда не поступает, вы на это не реагируете. Жаров: У нас нет оснований на это реагировать. Оператор связи заблокировал распространение конкретного ресурса на конкретной территории. Если к нам не обращаются потребители, они могут не обращаться и поменять оператора связи на территории республики. Макеева: Достаточно одного заявления от гражданина города Грозный, чтобы вы приняли какие-то действия? Жаров: Хотите спровоцировать гражданина города Грозный написать заявление? Макеева: У нас правовая программа, мы ликвидируем правовую безграмотность, это отчасти и ваша задача. Жаров: Если гражданин Чеченской республики обратится к нам по поводу того, что данный ресурс заблокирован, у нас нет оснований наказывать операторов связи за то, что он это сделал, разъяснив гражданину, что есть еще такие операторы связи, вы можете на них перейти. Вы хотите, чтобы я действовал в неправовой плоскости? Дзядко: Если к вам поступает обращение, вы им говорите: «Уважаемый гражданин…» Жаров: Мы разбираемся, обращаемся к оператору связи, что случилось, почему заблокирован такой-то ресурс. Дальше отвечает оператор связи, мы вступаем во взаимодействие с гражданином. Из этой истории есть некий выход, который мы гражданину сообщаем. Макеева: Действительно ли у вас грядет сокращение штата, и в апреле вам нужно не одну сотню сократить? Жаров: У нас много других функций, у нас еще 61 функция. На данном этапе в Роскомнадзоре работает порядка 2,5 тысяч человек. Помимо центрального офиса есть подразделения. В соответствии с административной реформой действительно мы должна сократить 380 человек в регионах и 5 человек в центральном офисе. Механическое сокращение приведет к тому, что нагрузка на каждого человека возрастет, и при достаточно невысоких заработных платах текучка кадров усилится. Мы должны соответствовать тренду времени, новые средства связи, LTE, закон о детях и так далее. Мы переформатируем систему региональных подразделений. Мы поднимаем на уровень федеральных 8 главных управлений, которые теперь будут выполнять обеспечивающие функции: финансы, закупки, определенные юридические функции и разрешительную деятельность, а в остальных направлениях оставляем только надзорную функцию. Реформа масштабная, займет года два, потому что у нас есть подведомственная радиочастотная служба, и технический мониторинг я планирую перевести полностью туда, оставить на инспекторах только интеллектуальную работу. Макеева: Депутаты принимают закон очень сложный, ничего не понятно, как с этим законом работать неясно. А еще говорят сократить людей. Жаров: Решение о сокращении людей было принято в 2010 году. Людей, конечно, всегда не хватает. Когда принимался данный закон, была посткризисная ситуация, поэтому были приняты консолидированные решения всех органов исполнительной власти, что увеличение штатной численности и денег не будет. С деньгами стало полегче, поскольку Минкомсвязи согласилось перевести нам достаточно приличную сумму для обеспечения работы экспертов, за что им спасибо, но с людьми так и осталось. Согласитесь, что в государственном механизме зачастую много людей выполняют ненужные функции. Это хороший стимул, чтобы подумать, от каких избыточных функций стоит избавиться и как перераспределить тот груз, чтобы каждый занимался своим делом с удовольствием. Я работаю руководителем службы седьмой месяц и обнаружил, что в некоторых регионах работают, например, три бухгалтера или 2 кадровика. Там есть кого сокращать. В тот момент, когда разделение технических функций произойдет, мы справимся с тем числом, которое есть. Если будут новые законы и полномочия, будем просить людей. Макеева: Вы разобрались с этой историей с маркировкой? Песни на радио стали маркировать, это уму непостижимо. Где-то еще есть такое? Жаров: Маркировка продукции, безусловно, существует во многих странах. Так, как это написано в нашем законе, оно работает. Как оно стало работать бесконфликтно? Закон вступил в силу 1 сентября, прогнозы были, что «Ну, погоди!» и Анна Каренина пропадет. Мы провели совет по массовых коммуникациям со всеми представителями отрасли непосредственно перед вступлением закона, мы каждый день встречались с различными секторами и обсуждали, как маркировать продукцию, чтобы это работало и было приемлемо для отрасли. Этот закон за прошедшие 2,5 месяца мы прошли бесконфликтно. Нарушения были. Кто-то не понимал, как маркировать продукцию, кто-то занижал возраст. В конце октября мы провели еще один совет по массовых коммуникациям, где с отраслью договорились по неясным моментам, которые не были прописаны в законе о маркировке печатной продукции, сетевых изданий. На прошлой неделе мы нашли приемлемое определение общественно-политическому изданию. Очень важно выходить от закона на саморегулирование. Дзядко: А как это работает? Например, захожу я на сайт общественно-политического издания, где написано наверху справа «18+». Что дальше? Если на этом сайте оказывается шестнадцатилетний человек, то что? Жаров: Дальше он его читает. Дзядко: А зачем тогда маркировка? Жаров: Данная маркировка для родителей, работников учреждений, где бывают дети: детские сады, поликлиники, учебные заведения. Это квалифицированное решение взрослого человека, который отвечает за своего ребенка, о том, что он будет потреблять информацию, маркированную более старшим возрастом, или нет. закон не предполагает изменения редакционной политики ни одного средства массовой информации. Горянов: Это же как история о том, что я вам скажу «Не думайте о белом слоне», и вы моментально начнете думать о белом слоне. Точно так же любой 15-летний человек моментально пойдет именно на те сайты, которые маркированы и запрещены для него. Нет ли обратной силы для этого закона? Жаров: Вы хотите, чтобы я переписал закон? Я глава надзорного органа. Горянов: Но Вы находитесь в тесной связи с депутатами. Жаров: Вы меня пугаете, с какими? Горянов: Инициаторами законопроекта. Наверное, Вы можете вынести какое-то предложение об изменении нормы закона. Макеева: По крайней мере, Вы можете пожаловаться на этот закон. Жаров: Я не собираюсь жаловаться. Я считаю, что маркировка информационной продукции существует во всем мире. Я полагаю, что данный закон работает так, как он работает. 80% населения его поддерживают, по результатам опроса ВЦИОМа. Я надеюсь, что они ориентируются на маркировку и контролируют просмотр программ своими детьми. Голицына: Была такая конспирологическая история. Когда разрабатывался закон о реестре, предполагалось, что оператором реестра будет Лига. Но в какой-то момент пошла информация о том, что премьер-министр Медведев резко против, поэтому Роскомнадзор и стал оператором, несмотря на то, что у вас не было достаточной технической базы, людей. Знаете ли Вы о том, что Медведев был против? Жаров: Не знаю об этом. Кремер: Но были планы на то, чтобы Лига была главным оператором? Жаров: Закон писал не я, постановление Правительства готовил тоже не Роскомнадзор, а Минкомсвязи. В тот момент, когда я понял то, что у нас остается очень мало времени на то, чтобы найти оператора, мы создали невидимую часть реестра, которая находится внутри информационной системы Роскомнадзора и привязана к реестру операторов связи. Видимую часть реестра, которая является точкой взаимодействия граждан и контролирующими органами, мы не писали, потому что постановление еще не вышло. Эту часть нам Лига и подарила. Макеева: А вы отказаться не могли. Жаров: Я активно участвовал в процессе, чтобы это произошло. Мы не успевали создать софт, и я пришел на попечительский совет к Лиге и получил больше, чем желал. Сейчас мы этот софт улучшаем, модернизируем, потому что по мере применения данного закона вылезают те острые углы, которые надо стачивать. До конца года появится регламент взаимодействия, и софт будет изменен лучше. Кремер: То самое прежнее руководство, которое развело по три бухгалтера и 2 кадровика в регионах… Жаров: Эти люди и сейчас работают, они руководят региональными управлениями. Кремер: Прежнее руководство Роскомнадзора. Они анонсировали создание некой автоматической системы поиска экстремистского контента. Где эта система? Жаров: Компания «Дата-центр», которая в то время выиграла данный конкурс, создала некий софт, который Роскомнадзор не устроил. Компания абсолютно уверена, что софт работает эффективно, а Роскомнадзор капризничает, и подала на Роскомнадзор в суд. Суд сейчас идет, отправил софт на экспертизу. Кремер: А вы почему капризничаете? Жаров: Капризничаю не я, это происходило до меня. Я тоже посмотрел этот софт, я считаю, что он действительно работает неэффективно. Дождемся решения суда, который идет вокруг денег: «Дата-центр» просит доплатить деньги, которые должны были быть выплачены по условиям контракта, «Роскомнадзор» требует, чтобы деньги, которые были выплачены в качестве аванса, были возвращены, поскольку работа не выполнена. Кремер: Но по факту нас никто не спасает от экстремистов, потому что не выполнено то обещание, которое дало руководство Роскомнадзора. Жаров: До того с экстремизмом как-то боролись, и достаточно эффективно. Я полагаю, что предыдущее руководство «Роскомнадзора» хотело процесс автоматизировать, дабы освободить людей. Все равно все мониторится на тему поиска экстремистского контента, помогает нам прокуратура, компетентные органы. Но в настоящий момент мы подготовили пилот по поводу мониторинга электронных СМИ, телевидения и радио, в том числе аппаратно-программный комплекс будет выявлять семантических конструкций экстремистский контент. Полагаю, что он заработает. До середины 14-ого года сделаем в городах населением 100 тысяч человек и более. Горянов: А кто занимается разработкой? Не компания «Медиалогия»? Жаров: Нет. Это группа компаний. Горянов: А компания-разработчик не занимается тем же самым для мониторинга соцсетей? Жаров: Нет, это другая компания. Горянов: Расскажите, пожалуйста, про компанию, которая занимается разработкой технологии по мониторингу за соцсетями, о которой писали? Жаров: Это не мы. Мы соцсетями вообще не занимаемся, только если по выявлению порнографии и наркотиков. Горянов: В соцсетях такого контента может быть очень много. Жаров: У нас есть 4 заявки, которые касаются живого журнала, и две, касающиеся твиттера. Уведомления хостинг-провайдерам отправлены. Я надеюсь, в течение трех дней, как положено по закону, данный контент будет удален. Конечно, такая информация появляется. Голицына: А если нет? Жаров: Эстафетная палочка перейдет операторам связи, с ними мы еженедельно встречаемся и беседуем на тему того, как добиться блокировки не по IP-адресу, а по URL или DNS. Проблема заключается в том, что для крупных и средних операторов соответствующий софт, который сортирует контент, купить по силам, для малых операторов – нет. Решения находятся в плоскости, поскольку все равно малые и средние операторы присоединяются через крупных операторов. То решение, которое мы с ними обсуждаем, - чтобы крупные операторы отфильтрованный контент отправляли и присоединенным операторам. Голицына: Фильтрация трафика будет платной услугой для мелких провайдеров? Жаров: Мы настаиваем, что нет. Крупный оператор связи свою работу уже сделал. Макеева: Действия Луркмора Вы не рассматриваете как самопиар? Жаров: Рассматриваю. Там началось все с несчастья, поскольку в пятницу ушло уведомление хостинг-провайдеру, который находится в Голландии, суббота и воскресенье, трое суток истекли, в понедельник возникла ситуация, когда должен был быть заблокирован IP-адрес. В дальнейшем со стороны Луркмора началась грамотная маркетинговая кампания, которая завершилась гуляниями в Москве и Питере, блокировкой ресурса и последующими гуляниями по поводу разблокировки. Дзядко: Сколько всего у вас заявок на блокировку? Жаров: Точную цифру не скажу. Больше 16 тысяч. Имеется в виду и спам, и не спам. В реестре находится более 500 заявок, информация каждый час обновляется. На вчерашнюю полночь было 591 ресурс, который внесен в реестр. Из них больше 50 были уже заблокированы операторами связи, 49 ресурсов были вынесены из реестра, поскольку информация была полностью удалена из кэша и интернета. Горянов: У меня вопрос философский, касающийся ваших двух специальностей. Вы по первому образованию врач-реаниматолог, защищали кандидатскую о пропаганде здорового образа жизни. Жаров: Это было в переходный период, когда я из врачей уходил в средства массовой информации. Горянов: Как Вам кажется, чем должны заниматься средства массовой информации? Лечить, пропагандировать, информировать? Жаров: Реаниматологи не философы, они люди действия. Средства массовой информации должны информировать. В связи с тем, что информация сейчас генерируется не только СМИ, но и юзерами, единственное отличие средств массовой информации от средств массовой коммуникации – это ответственность за свой контент. Если в СМИ появляется ложь, подают в суд, суд выигравают. Со средствами массовой коммуникации не так, поскольку пишут анонимусы. Объективно информировать. Типы СМИ в зависимости от того времени, в котором оно находится, отличаются. СМИ – это зеркало, в котором отражается общество. Если обществу не хватает аналитики, то идет много рекомендаций: доллар падает, вот как надо поступать. Яркий пример – НТВ 90-ых. Дзядко: А НТВ сегодняшнего дня – это отражение какого общества? Жаров: Это отражение определенной части общества, которая НТВ смотрит, поскольку рейтинг НТВ в последнее время растет. Порядка полутора месяцев НТВ находилось на первой позиции. Значит, есть большое количество зрителей, которые хотят потреблять эту информацию. Дзядко: А что первично – спрос или предложение? Жаров: Совершенно точно, спрос. Все СМИ живут по рекламной модели. Продается внимание зрителей рекламодателю. Если не будет зрителей, рекламодатели не будут платить денег. Макеева: Вы в свое время общественным телевидением занимались? Каким оно должно быть? Есть ли на это спрос? Жаров: Общественным телевидением я занимался как чиновник в Минкомсвязи. Работал как сотрудник ВГТРК. Общественное телевидение должно представлять всю палитру мнений, которые существуют в обществе, и объективную палитру мнений. Если большинство общества хочет смотреть НТВ, значит, превалирующее мнение в общественном телевидении должно быть вот такое. Если большинство общества хочет смотреть Дождь, то превалирующая масса информации должна быть такая. Макеева: А существующих каналов недостаточно? Зачем еще какая-то дополнительная площадка? Жаров: Мне сложно ответить, потому что идея создания общественного телевидения была не моя, это была идея Президента. Кремер: И она Вам не нравится, судя по тому, как Вы неохотно отвечаете на этот вопрос. Жаров: Отличие общественного телевидения от всех существующих телеканалов в том, что оно будет жить не по рекламной модели, а на деньги частично от государства, частично в виде кредитов, соответственно, не будет зависеть от рейтинга и, наверное, будет более объективным. Кремер: То есть оно примерно будет заниматься пропагандой здорового образа жизни. Жаров: Я не знаю, чем оно будет заниматься. Это вопрос к Лысенко. Кремер: В Госдуме сейчас регулярно поднимается вопрос о создании совета по нравственности. Вам как человеку, который занимался пропагандой здорового образа жизни, как кажется, нужен такой совет? Жаров: Нет, потому что я убежден, что СМИ – это зеркало. Если общество глубоко нравственно, а СМИ безнравственно, значит, общество от этих СМИ отвернется. Все каналы и газеты подстраиваются под свою аудиторию. Начинает падать рейтинг, кончаются деньги. Дзядко: Получается, что если какому-то количеству населения Российской Федерации нравится смотреть «чернуху и желтуху», то ее становится еще больше, и такой аудитории становится больше. Жаров: История конечна. Если часть общества смотри чернуху и желтуху, она на новую чернуху и желтуху не пойдет смотреть, у нее уже есть. Аудитория конечна, если у нее уже свое СМИ есть, новое СМИ сразу не пойдет. Кремер: Сколько каналов сейчас претендует на второй мультиплекс? Жаров: Завтра последний день подачи заявок. На сегодня на 10 позиций в мультплексе подано 12 заявок, конкурс состоится. У меня есть основания полагать, что еще 4-5 заявок появится завтра. Голицына: Хотела задать вопрос о персональных данных. Известно, что Роскомнадзор подготовил поправки, там подразумеваются достаточно серьезные ужесточения за нарушение этого закона. Жаров: Неправда. Мы в исходной версии писали про оборотные штрафы, нам эту позицию не согласовали. Сейчас финальная версия практически согласована со всеми и прошла экспертизу, регулирующую воздействие Минэкономразвития, предполагает высокие штрафы – от 200 до 500 тыс. рублей. Голицына: Насколько они выше, чем в нынешней версии закона? Жаров: Практически в 10 раз. Голицына: Почему вы решили, что надо ужесточить? Жаров: Потому что 20-50 тыс., которые были актуальны какое-то количество лет назад, сейчас уже для юридических лиц, которые работают с персональными данными, не те деньги, на которые они обращают внимание. Наказание должно быть достаточно ощутимым для того, чтобы субъект персональных данных защищал их достаточно эффективно. Макеева: В чем опасность? Жаров: Опасность утечки. Горянов: Одновременно есть общественное ограничение. Теоретически СМИ не могут писать о широком списке персональных данных о чиновниках, депутатах, их родственниках. Это огромное ограничение их информационного поля. Жаров: Про родственников любого человека СМИ без согласия писать не могут. Но в любом случае СМИ показывают, пишут, и поскольку информация не является компрометирующей и не провоцирует на подачу исков в суд, таких судов и нет. Если про родственников любого человека написать без его согласия, то это может быть прецедентом для подачи иска в суд. Горянов: Депутат Костунов сегодня меня сильно испугал. Согласно его данным, чиновникам не слишком рекомендуется пользоваться смартфонами или планшетами. Это является незащищенной системой, и информация из них может куда-то утечь. Как будет развиваться эта ситуация? Потеряем ли мы из эфира айпады? Отдадут ли чиновники Московской области подаренные им айпады? Жаров: Пока это ни в какую форму рекомендации, постановления, закона не облеклось, очевидно, угрозы такой нет. Как уверенный пользователь смартфонов, айпадов я уверен, что любой гражданин может четко делить то, что он не хочет, что это стало публичным. Макеева: Не всегда от желания зависит. Вы входите в рабочую группу, которая стратегию кибербезопасности разрабатывает. Приехал чиновник на отдых за границу, включил телефон, получил смс от местного оператора, и тут же все данные из этого телефона стали известны третьим лицам, в том числе рабочие, государственной важности. Жаров: Зачем их хранить в смартфоне. За это наказывают людей, что они на устройствах, которые не защищены специальными криптографическими методами, хранят информацию, которая имеет государственную важность. Они даже могут под уголовную ответственность попасть. Макеева: А есть стопроцентно защищенные устройства? Жаров: Да, есть телефоны с криптозащитой для конфиденциальной связи.
