«В интернет нельзя будет войти без паспорта. Это я вам обещаю»: Александр Акопов о цензуре, Netflix и патриотических сериалах

Желнов: Добрый вечер, приветствую вас, зрителей Дождя. Меня зовут Антон Желнов, и это Hard Day's Night на Дожде. И приветствую нашего сегодняшнего гостя, это Александр Акопов, член правления Ассоциации продюсеров кино и телевидения и соучредитель продюсерской компании Cosmos Studio. Еще раз добрый вечер.

Акопов: Добрый вечер.

Желнов: Александр, во-первых, поздравляем с пятилетием «Амедиатеки», которой на днях исполнилось пять лет.

Акопов: Спасибо.

Желнов: Сейчас у вас уже другой бизнес производственный, вы не производите от компании «Амедиа» сериалы, как это было ранее.

Акопов: Еще другой, да.

Желнов: О разводе мы вас спросим чуть дальше. Cosmos Studio, какие у вас сейчас главные сериалы в портфеле, что вы производите, как много у вас заказов со стороны федеральных каналов, которые остаются, как я понимаю, главными заказчиками контента в России?

Акопов: Да, это правда. Но вы знаете, слишком подробно говорить на эту тему мы не можем, потому что сериалы, которые мы производим, в итоге это собственность каналов, и что будут думать телевизионные каналы об этих сериалах к моменту их выхода в эфир, мы не знаем. Мы знаем только то, что вот сейчас мы производим третий сезон сериала «Екатерина». Мы закончили проект для Первого канала, который называется «Доктор Преображенский», это интересная очень история об Институте красоты, который существовал в шестидесятые годы у нас на Калининском проспекте, ныне Новом Арбате, она частично основана на исторических фактах. У нас есть интересная очень история об адвокатах начала XX века, называется она «Победители», она лежит сейчас на… Она закончена, находится на канале НТВ. И в работе еще несколько проектов для…

Катаев: Вы сейчас перечислили немножко такие все, прошлое.

Акопов: Да.

Катаев: Почему нет сериалов про настоящее, про здесь и сейчас?

Акопов: Как говорится, благодарю вас за этот вопрос. Это непросто, о прошлом иногда, оказывается, проще снимать, чем о настоящем. Настоящее… Вообще говоря, любая история требует немножко отодвинуться, какой-то дистанции, чтобы на нее взглянуть и понять поглубже, поэтому, возможно, эта причина. Насколько я понимаю, за всю историю литературы, кино и так далее, на самом деле современного материала всегда не хватало, потому что требуется время на осмысление. Но это еще и наше субъективное, мы любим про историю, любим про прошлое, не в последнюю очередь потому, что ничего не меняется. Человечество за последние две с половиной тысячи лет не поменялось никак, поэтому любая история, произошедшая, начиная, наверное, с Афин, она вполне может быть актуальна сегодня. Так что история, с одной стороны, ничему не учит, с другой стороны, если правильно ее прочитать, то учит, конечно.

Катаев: Это не потому, что неудобно говорить про сегодняшний день по некоторым, может быть, даже политическим причинам? Что объективно говорить сложно, что сценаристам, например, не дают писать правду.

Акопов: Вы знаете, я об этом рассказывал, в том числе и в вашей студии, например, года два назад. Я бы очень хотел сделать сериал о Кремле, ровно такой же, как West Wing…

Болецкая: В смысле об администрации президента?

Катаев: «Карточный домик».

Акопов: Да, как «Карточный домик». Но, к сожалению, это все получается по знаменитой истории Михаила Михайловича Жванецкого, фраза «Мне в Париж, по делу, срочно» у наших авторов естественным образом никак не выходит. То есть как только одни начинают писать про Кремль, у них сразу монстры какие-то друг с другом начинают воевать, другие начинают писать, у них получаются бронзовые или мраморные памятники.

Болецкая: То есть фальшивят?

Акопов: Да. И фальшиво не потому, что дело, в данном случае, даже не в политических позициях, у журналистов есть, на мой взгляд, довольно непрофессиональная черта, лишать политиков заранее вообще каких бы то ни было человеческих качеств. Вот они еще, с огромным трудом, сегодняшние наши авторы, могут справиться с образом, например, богатого человека, хотя и богатые люди тоже лишены, в основном, человеческих черт в наших сериалах, они вот такие же практически монстры: летают на бизнес-джетах, живут в каких-то дворцах, соответствующих вкусу художника по костюмам или по декорациям конкретного сериала. Но эти люди, по крайней мере, хоть как-то ходят по земле, можно увидеть, что они там едят, может быть, даже любят кого-то, может быть, кого-то там не любят.

Но, надо сказать, что, начиная с богатых, наши сценаристы этот мир, может быть, просто ненавидят, я не знаю, но никаких усилий к тому, чтобы проникнуть во внутренний мир простого героя под названием «олигарх» наши сценаристы не предпринимают. Поэтому все эти персонажи человеческих качеств лишены. А уж если, не дай бог, говоришь о персонаже типа «депутат», «министр», «президент» и так далее, из-под пера наших сценаристов ничего, кроме монстров, не выходит.

Лихачев: А не может быть такого, что есть запрос аудитории на то, чтобы смотреть на демонизированных представителей власти?

Акопов: Нет, это неправда.

Лихачев: Или наоборот, на забронзовевших, может быть.

Акопов: Нет, абсолютно не так. Аудитория ищет интересных историй. Если вы заранее населили вашу историю сплошными монстрами, то, в общем, конфликта нет, о чем говорить тогда.

Милова: Трудно переплюнуть по части монструозности героев «Карточного домика», они там дикие люди.

Болецкая: Они монстры.

Акопов: Все правильно.

Милова: Которые при этом что-то едят, ходят на пробежку, что-то еще они делают.

Акопов: Да.

Милова: То есть они монстры, которые каждое утро надевают на себя костюм человека.

Акопов: Все правильно.

Милова: Здесь тоже, наверное, нет проблемы, если, может быть, они действительно монстры?

Акопов: Там этот монструозный мир, не только «Карточный домик», там «Игра престолов» и так далее, очень многие произведения большой классики тоже населены монстрами. Но это сделано таким образом, что читатель или зритель, хочешь-не хочешь, встает на чью-то сторону, он должен как-то проассоциировать…

Болецкая: В «Карточном домике» не на чью сторону вставать.

Акопов: Теоретически не на что, это если я пишу статью в либеральной прессе. А если я просто зритель, хочешь-не хочешь, я симпатизирую, причем симпатизирую самому отрицательному герою.

Желнов: А вы там кому симпатизируете?

Акопов: Я-то? А кому там еще можно симпатизировать?

Болецкая: Журналистке, конечно.

Акопов: Мы, понятно, симпатизируем герою. Почему? Потому что он все-таки наделен человеческими чертами, мы понимаем, почему он вот такой, и не в последнюю очередь он такой потому, что он там единственный монстр. Там монстры все, и мы выбираем себе того, с кем мы можем себя проассоциировать. Вот такой конструкции у наших ребят, которые пытаются об этом писать, не выходит.

Болецкая: Окей. А если зайти с другой стороны, ведь вся история с Cosmos Studio возникла потому, что вы выделили, вернее, создали с нуля историю рядом с большой «Амедиа».

Акопов: Я извиняюсь, два года назад я попросил вашу аудиторию, если у кого-то есть хоть намек, а у вас довольно большая аудитория, на что-то подобное, принесите, покажите.

Катаев: Не прислали?

Акопов: Нет.

Лихачев: Но ведь вышел уже сериал «Спящие». Он как бы на ту же самую тему, он, конечно, показывает все-таки в положительном ключе, может быть, не Кремль, но близких к нему силовиков.

Акопов: Наверное.

Лихачев: Но, судя по рейтингам, запрос аудитории на такой сериал есть.

Акопов: Да, безусловно.

Милова: Сейчас закончился сериал «Садовое кольцо», которое пытается рассматривать вот эту верхушку среднего класса.

Катаев: Самые богатые люди, о которых…

Акопов: Верхушка среднего класса, это еще, слава богу, люди. Смотрите, «Садовое кольцо» я, к сожалению, не видел, это было совсем недавно.

Катаев: «Спящие» знаете?

Акопов: «Спящие» я смотрел чуть-чуть, там все-таки история немножко другого типа, она больше про международное, про…

Лихачев: Это больше «Родина», чем «Карточный домик».

Акопов: Ну, наверное. Я к тому, что если есть желающие такую историю написать и предъявить, компанию Cosmos Studio легко найти.

Желнов: Все, практически открыт кастинг и тендер.

Катаев: Питчинг.

Акопов: Да, питчинг авторов.

Болецкая: Если мы уж заговорили про «Спящее кольцо», тогда я немножко смещу вопрос. Извините, «Спящее кольцо» получилось микс, «Садовое кольцо». Я, например, вижу, что сериалы, которые идут на больших федеральных каналах в последнее время, все чаще привлекают внимание аудитории фейсбука, либеральной, ее все чаще обсуждают. Вот это о чем? Все-таки сериалы стали показывать некое настоящее, некие истории поднимать, история «Спящих», которая просто взорвала фейсбук, история с «Садовым кольцом», которая тоже сейчас взрывает фейсбук. Похожую историю я вижу с авторским российским кино, то есть у нас аудитория, хотя телевизор не смотрит, но очень много обсуждает происходящее какими-то отдельными кусками. Вот о чем это говорит?

Акопов: Вы же очень тесно соприкасаетесь с социологией. Ошибка, считать, что аудитория фейсбука и аудитория телевидения — это разные люди. Это одни и те же люди. Да, в фейсбуке принято писать — я не смотрю телевизор, но люди, которые это пишут, они врут. Люди, которые говорят, у меня дома нет телевизора, поэтому я его не смотрю, врут. Они смотрят, они все равно смотрят и всегда смотрели. Другое дело, что телевизор оказался бессмертным таким чудищем, и фейсбук, либералы, не знаю, вы сами произнесли это слово, то есть люди, пытавшиеся последние двадцать лет отрицать существование телевидения, были вынуждены признать, что телевидение бессмертно, что с ним надо считаться, его надо смотреть, его надо обсуждать.

Поэтому ничего специального не произошло, телевидение выпускает очень приличный продукт давно, ровно столько, сколько существует, поэтому здесь никакого… Открытие это только для аудитории фейсбука, а телевидение всегда существовало, всегда выпускало качественный продукт. И в общем, можно сказать, слава богу, что ребята заметили, что это существует. У нас ровно такая же история, я ее все время напоминаю, когда мы выпустили «Идиот» в свое время, это 2002-2003 год, так же просвещенная общественность сказала: «Поразительно, какие высокие рейтинги! Есть у нас все-таки люди, которые посмотрели сериал по Достоевскому». Это вот в стране откуда ни возьмись взялось 25 миллионов человек, которые не смотрели телевизор, услышали, что там Достоевский, включили и потом тут же убежали.

И мы тогда объясняли, ребята, с точки зрения прогрессивной общественности на тот момент самая плохая программа была «Аншлаг», мы объясняли, что люди, которые посмотрели Достоевского и которые посмотрели «Аншлаг», это одни и те же люди. Люди, которые в фейсбуке, и люди, которые в телевизоре, это одни и те же люди, поэтому в социологии всегда, это неграмотно математически, процентов всегда больше 100. Каждый из нас принадлежит к огромному количеству групп, кругов и так далее, так что истина в том, что телевизор всегда смотрели.

Желнов: Александр, к сериалам еще вернемся. Я вас сейчас хотел про деловую часть спросить, про ваш развод с вашим партнером Леонидом Блаватником. Вы остались, как я понимаю, акционером в «Амедиатеке».

Акопов: Да.

Желнов: Это онлайн-кинотеатр, напомню зрителям, один из первых в России, пятилетие которого как раз в эти дни происходит. В чем ваш бизнес с Блаватником сохранился? И что будет происходить вот на этой большой киностудии, которая была под сериальные мощности «Амедиа» построена? Потому что были разговоры, что, возможно, она будет снесена, и будет построен какой-то элитный жилой комплекс. Вот что будет с этой огромной киноплощадкой, к которой, как я понимаю, вы уже теперь отношения не имеете? Или имеете?

Акопов: Ну, прямого не имею, но поскольку построил это я, то, понимаете, связь духовная, она сохраняется. Значит, что касается наших отношений с Леонардом Блаватником, они абсолютно нормальные по-человечески. Они существовали за 15 лет до «Амедиа» и просуществуют, я надеюсь, еще достаточное время. Просто, что касается управления конкретным бизнесом производственным, в тот момент, когда мы решили разойтись, наши представления об этом бизнесе расходились.

Желнов: Каким образом?

Акопов: Если можно, я это немножко оставлю за кадром.

Желнов: Расходились лично или профессионально? Или это одно и то же?

Акопов: Нет, чисто управленчески.

Желнов: Управленчески?

Акопов: Чисто управленчески, это касалось того, что и как мы производим, что и как мы продаем и так далее. Это чисто бизнес-вопросы, и просто, чтобы не вступать в длительные дискуссии, нам проще было разделить бизнес. Если бы у нас была сложная акционерная структура, мы бы, возможно, погрязли в каких-то дискуссиях, а тут проще было понять, что хорошо, мы занимаемся этим, а «Амедиа» занимается вот этим.

Лихачев: То есть речь не о том, что у вас не будет партнера в новой компании, нет партнера в новой компании, такого, как Леонард Блаватник?

Акопов: В данный момент у меня партнер Наташа Шнейдерова, она ровно из той же категории, что и я, она продюсер, это не финансовый партнер. И не факт, что у нас не будет когда-нибудь финансовых партнеров или стратегических, это вопрос бизнеса, это может в любую секунду поменяться. Что касается студии, это лучшая студия в Москве по-прежнему, поскольку она находится ближе всего к центру. Там предельная возможная загрузка, которая бывает для помещений такого типа, то есть там 95% павильонов заняты всегда, зимой, летом, круглосуточно. Поэтому само по себе решение построить студию вот именно там и именно в той конфигурации, в которой она была построена, совершенно правильное, этот бизнес работает, прекрасно себя чувствует. И нормально совершенно себя чувствует «Амедиа», как производственная компания, она в большей степени занимается сейчас ко-продакшном с другими студиями.

Желнов: Но у вас там пакета не осталось, в «Амедиа»?

Акопов: В производстве нет.

Желнов: Только в «Амедиатеке». А в «Амедиатеке» как распределено у вас?

Акопов: Это называется «Амедиа ТВ», там еще четыре канала.

Желнов: А там у вас какой пакет остался?

Акопов: Ну, приличный, чтобы я нервничал за то, что там происходит.

Милова: Может ли так случиться, что финансовым партнером вашей нынешней компании станет Леонард Блаватник?

Акопов: Я этого не могу исключать, вполне может быть.

Желнов: Вы довольны теми мощностями, которые на сегодняшний день у вашей студии, у Cosmos Studio, есть, по производству, по загрузке?

Акопов: У нас нет мощностей.

Желнов: Я имею в виду заказы, да.

Акопов: Что касается заказов, их никогда не бывает слишком много. Мы, понятное дело, можем больше, но мы понимаем, что мы не единственные на рынке. Смеем надеяться, что мы, наверное, все-таки одни из лучших в этом деле, но мы не единственные точно, поэтому, соответственно, да, это каждый раз борьба за то, чтобы убедить канал, убедить заказчика. Мы считаем своим плюсом то, что мы работаем со всеми каналами, сейчас наши проекты лежат на ТНТ, лежат на ТВ-3, на СТС, и, соответственно, на классических больших каналах, на Первом, на «России» и на НТВ.

Болецкая: Что касается сериалов, с одной стороны, телеканалы рассказывают, что им регулярно не хватает контента, с другой стороны, как я вижу по разговорам с продюсерами, вы немножко как-то вначале тоже про это заикнулись, что увеличивается срок между тем, что сериал уже готов, и когда он реально выходит в эфир, то есть сериалы дольше лежат на полке.

Акопов: Да.

Болецкая: Это одна история. Вторая история происходит, увеличивается срок между собственно сдачей сериала и получением денег за него. Я права? Почему происходит это отлеживание на полке, как вы думаете? И про деньги, вот это получение…

Акопов: Это немножко другая наука, это наука программирования телевизионного канала. Такое бывает, знаете, хозяйка держит в шкафу что-то, говорит, это для гостей, а это вот сегодня, ну и так далее. Это вопрос программирования, и канал, в общем, вправе выпускать продукт в тот момент, когда он считает это правильным, потому что проект не существует в эфире изолированно, до него, после него, напротив него что-то идет. Иногда проект могут держать, потому что знают, что у другого канала в такой-то месяц в этот момент выйдет что-то, и было бы неплохо поставить против него вот это. Это конкуренция.

Иногда продукт, бывает, не стыкуется с тем, что идет на самом канале, он мог стилистически не подходить, он может по аудитории разойтись чуть-чуть. Поэтому, да, выбор правильного момента для эфира уже существующего продукта — это задача небанальная, поэтому, конечно, продукт задерживается. Что касается финансовых сложностей, они время от времени бывают у всех каналов. К счастью, в целом на рынке сегодня ситуация стабильная, больше того, даже компании типа нашей вполне себе могут получать даже кредиты, что в общем говорит об устойчивости определенной рынка в целом.

Милова: Такое устройство, когда сериал отправляется на полку и может пролежать там какое угодно количество времени…

Акопов: Какое, ну, пару лет. Если нет, он дальше уже черствеет.

Милова: Вот. Эта модель не превращает ли наш сериалостроительный бизнес в некую игру…

Катаев: Престолов.

Милова: И вовсе даже не престолов, при которой вроде бы артисты заняты, режиссеры заняты, сценаристы заняты, и даже получают какие-то свои гонорары. Но выйдет-не выйдет, получит продюсер деньги, не получит, все равно решает некий «папа».

Акопов: Нет, там получит деньги, не получит, такого вопроса нет. Если есть подписанный контракт, то деньги получат.

Желнов: Да, но могут не показать, что вдвойне абсурдно.

Милова: Вроде все получили деньги, но все это такие, немножко игрушки…

Акопов: Это исключительные случаи. В итоге показывают все.

Болецкая: Я знаю, что некоторые сериалы по пять лет лежат.

Акопов: По тем же финансовым соображениям, у каждого канала есть политика амортизации продукта, хочешь-не хочешь, когда-нибудь покажем. Так что такого, чтобы продукт совсем не показали, я такого не помню.

Болецкая: Но лет по пять лежат, согласитесь.

Акопов: По пять?

Болецкая: Да, я знаю пару ситуаций, когда лежали по пять.

Акопов: Ну, может быть.

Желнов: Пять лет, да, картины лежат, и никто их не достает с полки.

Болецкая: Сериалы.

Катаев: Про индустрию хотел спросить. Вот у нас Федор Бондарчук создал школу под названием «Индустрия». Вот хотел спросить, появились ли хотя бы какие-то признаки того, что сериальная хотя бы индустрия у нас появляется? Можем ли мы когда-нибудь приблизится к состоянию Netflix хоть как-то? То есть получить такую компанию, которая будет производить свои сериалы и их распространять по всему миру. И они будут, что самое главное, вот мы сейчас все обсуждаем «Садовое кольцо», но оно все равно неконвертируемое, оно все внутренний герметичный довольно продукт, как и все наши сериалы. Есть ли возможность на открытость, на выход на международную арену?

Акопов: Смотрите, Netflix это финансовая пирамида, генерирующая восемь миллиардов долларов в год убытков. Убитков. Это надо понимать. Она строится, естественно, в расчете на некий фантастический рост аудитории, но в общем, если тратить, там восемь миллиардов убытков, если не ошибаюсь, общий размер расходов порядка 12 миллиардов в год. Это, чтобы вы понимали, это даже больше объема кинорынка, это, я думаю, примерно равняется расходам трех основных американских телеканалов в год. Уже по этому понятно, что это чудовище, которое, в общем, честно говоря, не очень с точки зрения экономики имеет право на существование.

Но тем не менее, как вы совершенно справедливо заметили, если выбросить на рынок такое количество денег, то особенно в условиях американского рынка, народу там много, люди, которые начинают снимать сериалы, находятся. И они нашлись. Некоторые из них оказались качественными. Это два совершенно разных вопроса. То есть, умеют ли американцы снимать качественные сериалы? Да, умеют.

Является ли Netflix какой бы то ни было моделью для всего остального мира, это большой вопрос. Это мы узнаем года через четыре, лет через пять, когда вот эти кривые где-то там сойдутся, и будет понятно, что именно такая модель работает. Она должна работать, но конкретно эта история, на мой взгляд, слишком агрессивна. Что касается наших сериалов, здесь я не вижу никаких проблем, потому что они проникают на все рынки, в том числе, может быть, не в Netflix, но в Amazon русского продукта полно, дублированного на английский язык или на русском языке.

Катаев: Смотрят? Кому нужно «Садовое кольцо»?

Акопов: Ну, в данном случае смотрит кто-то. Я могу говорить про свое, у нас, к сожалению, нет общей статистики, мы только узнаем фрагментарно, где что. Ну, вот «Екатерина», например, вышла в Японии, на канале, который занимается историческими сериалами, Ginga. Это был первый русский продукт, который в Японии на телевидении появился. В Восточной Европе, в Юго-Восточной Азии и так далее стабильный спрос на российские телевизионные…

Катаев: Но вы же не будете спорить, что даже визуально, с индустриальной точки зрения, наши сериалы проигрывают очень сильно, хотя бы по картинке. Я уже не беру сценарные какие-то истории.

Лихачев: С другой стороны, есть Александр Цекало, у которого компания «Среда» выпустила «Метод» и «Мажоры», продавая их Netflix.

Катаев: Это тоже исключительный случай. Я хотел спросить все-таки тенденциозно, что называется. Что же происходит, почему мы не можем открыться? Почему мы все внутренний продукт создаем?

Акопов: Смотрите, открыться мы можем. Я вас уверяю, что если вы говорите об американском рынке, в тот же год, когда в Соединенных Штатах Америки на массовом телевизионном канале покажут немецкий, французский, английский или японский сериал, в этот же чудесный год там же появится и русский сериал. На американском рынке появиться нельзя, он для посторонних закрыт, сколько бы у вас не было денег и как бы вы не разговаривали на американском варианте английского языка. Этот рынок полностью закрыт.

Там существует легенда о том, что американцы не выносят дубляжа, там существует легенда о том, что американцы не выносят субтитров, и так далее. Это началось в шестидесятые годы, как только Феллини с фильмом «Восемь с половиной» в 1960 году собрал в американских кинотеатрах хоть какие-то деньги, тут же все дистрибьюторы договорились и сказали: «Американцы иностранное кино не любят». То же самое на телевидении. Это часть некой идеологической концепции, триста миллионов американцев, вообще говоря, не считают, что какие-то другие страны существуют. Они об этом не знают ничего. Поэтому про американский рынок разговор закрыли.

Катаев: Только европейский остается?

Акопов: Да. А что касается европейского рынка, наши сериалы точно не хуже по качеству, чем английские, французские и немецкие, во всяком случае, это тоже по абсолютно объективным причинам, потому что у нас примерно одинаковые на сегодняшний день размеры рынка с Германией, Францией, Италией. Поэтому визуально наши сериалы сегодня ничем не хуже. Естественно, разные бывают, есть которые подороже, есть которые подешевле, но по качеству мы точно не уступаем. Ведь деньги выливаются во что, они выливаются в качество очень интересным образом, в сериалах это выражается через количество съемочных дней, которые вы можете потратить на час эфирного времени.

Скажем, если в «Игре престолов» вы можете потратить на час эфирного времени двадцать съемочных дней, на 50 минут, снимая по две минуты, две с половиной минуты в день, то мы снимаем восемь дней. Соответственно, мы должны в день снимать больше, соответственно, у нас меньше возможностей точнее поставить камеру, меньше возможностей у режиссера объяснить артисту, что нужно делать, меньше возможности проникнуть в материал, поэтому получается что, да, это снято немножко, что называется, «на коленке». Мы в этом ничего страшного не видим, потому что мы совершенствуемся.

Желнов: Я вас хотел спросить про цензурирование сериалов российских, сталкиваетесь ли вы с этим, как производитель контента? Поскольку, понятно, что само телевидение, о цензуре уже говорить смешно, она есть, просто официально не признается. Есть ли цензура в сериалах? Поскольку заказчиком выступают федеральные каналы, которые имеют свое представление о добре и зле, и о том, как сегодня нужно показать образ домохозяйки, или ура-патриота, или диссидента. Есть ли, на вашей практике, влезают ли каналы именно в творчество и в содержание?

Акопов: Антон, поскольку я нахожусь на либеральном телеканале, я вынужден ответить на очередную претензию к моей стране.

Желнов: К нашей, давайте договоримся.

Акопов: К нашей стране, хорошо, я согласен. Я готов считать эту страну общей.

Желнов: Нашу страну нашей, окей.

Акопов: Назовите, пожалуйста, страну, где на телевидении нет того, что вы называете цензурой.

Желнов: Это другой вопрос.

Акопов: Не-не. Давайте так, на дворе 2018 год от Рождества Христова, если вы говорите, в нашей стране есть цензура на телевидении. У меня к вам вопрос, пожалуйста, назовите хотя бы одну страну, где на телевидении нет того, что вы называете цензурой?

Катаев: В Америке можно снимать кино про администрацию, мы же говорили об этом. И в Америке может появиться сериал с положительным героем-геем. В России нет.

Желнов: Цензура есть, но есть полифония, есть разные точки зрения. У нас нет полифонии.

Акопов: Мы сейчас говорим про цензуру, мы говорим про то, что есть вещи, которые на телевидении любой страны могут быть исключены в силу особенностей культуры, политической культуры, которая тоже имеет особенности.

Желнов: Вопрос еще в каком объеме. Ну, согласитесь, у нас этот рынок цензурного комитета монополизирован. У нас нет много цензур, как было даже в девяностые, когда было олигархическое телевидение, у которого была своя цензура, но этих цензур было как бы много. И картина мира от этого была шире, тем не менее. Но я вас спрашивал все-таки не про телевидение, а про сериалы. Насколько в сериалы вмешиваются заказчики?

Акопов: Вы сейчас блестяще, как всегда, строите беседу, может создаться ощущение, что я с вами согласился. Я с вами не согласился, тем не менее, я готов перейти к следующему вопросу. Нет, цензура в каком-то виде, в каком вы ее себе представляете, что сидит тот самый монстр из несостоявшегося сериала «Русский карточный домик» и казнит людей, которые написали что-то плохо про Путина или там про Шойгу…

Желнов: Не про Путина, не обязательно про Путина.

Катаев: Хотя неясно, почему нельзя про Путина.

Акопов: Этого нет. Есть вещи страшнее. Есть вещи, связанные с тем, как каналы себе представляют свою аудиторию. Вот это действительно главная проблема, потому что главная проблема не только телевидения, любого средства массовой информации, заключается в том, что аудитория СМИ всегда имеет некую инерцию. И ясно, что руководство этого средства массовой информации, конечно, в каждый момент времени стремится прежде всего сохранить ту аудиторию, которая у канала, в данном случае телевизионного, уже есть. Поэтому эксперимент в чистом виде возможен там только где-то на периферии эфира, и то он достаточно опасен, если мы понимаем, что наши бюджеты ограничены, что народ может легко перескочить на соседний канал, есть конкуренция и так далее. Это проблема любого средства массовой информации, она существует…

Катаев: Вы говорите о том, что это общество заказывает такие сериалы, где положительным героем не может быть, условно, гомосексуал, а отрицательным героем ФСБшник?

Акопов: Ну, если вы посмотрите наши сериалы, у нас сколько угодно ФСБшников, которые являются отрицательными героями.

Катаев: Я не помню такого сериала.

Акопов: Ну, послушайте, посмотрите любой боевик, любой наш боевик, там обязательно будет какой-нибудь отрицательный герой из силовых структур.

Желнов: Который в результате будет храбрым, который пошел против системы, в результате, конечно, его образ будет обелен.

 

Акопов: Нет, будет обязательно, обязательно будет ещё один какой-нибудь представитель силовых структур, который совершит подвиг, который будет правильным.

Желнов: Дублер, да.

Акопов: А знаешь почему?

Желнов: Почему?

Акопов: Потому что общество обязано не просто уважать, оно обязано любить свои силовые структуры.

Милова: Хорошо. Вот, например, сериал…

Акопов: Как-то так.

Желнов: Александр, согласитесь, всё-таки… Смотрите.

Акопов: Да.

Желнов: Всё-таки я тут хочу уточнить.

Акопов: Да.

Желнов: Что значит любить силовые структуры, если мы говорим о творчестве? Да, это коммерческое производство, безусловно.

Акопов: Нет, мы сейчас говорим не про него.

Желнов: Но мы говорим о продукте, творчестве, которое не предусматривает…

Акопов: Нет. Смотрите, мы сейчас ушли в сторону тематики сериалов.

Милова: Да.

Акопов: Мы ушли в сторону того, о чем мы говорим, каких героев мы показываем, что они делают и так далее. Вы же меня всё время пытаетесь поймать на том, что я преступник, работаю с продажным нехорошим режимом.

Желнов: Совершенно нет. Совершенно нет.

Катаев: Наоборот, вы инсайдер и нам всё про них расскажете.

Акопов: Да, да. Значит, мы занимаемся все чем-то не тем на этом проклятом телевидении, которое сейчас будет заменено каким-то воздушным веселым голубоглазым интернетом, где всё будет идеально, и, значит, абсолютно чистые люди будут друг другу говорить абсолютную правду в лицо, ничего не стесняясь и не боясь, вот.

Поэтому, понимаете, понятно, что вы можете задавать такие вопросы, у вас такая работа, вы журналисты. Мы, соответственно, можем давать ответы.

Желнов: Вот я вас спросил.

Болецкая: А вы попали в свою собственную ловушку!

Желнов: Я вас спросил, входит ли в обязательную творческую программу воспитание чувств. Вот вы сказали, что зритель должен уважать силовые органы.

Акопов: Да.

Желнов: Я спрашиваю, а при чем здесь творчество и уважение к силовым органам, если мы говорим о сериале?

Акопов: Очень просто. Я, во-первых, считаю, что, например, писатель такой был русский, Лев Николаевич Толстой, он написал огромную книгу, которая считается, в общем, довольно приличным произведением мировой литературы. У меня есть ощущение, что она написана с глубоким уважением к миссии силовых структур. Я имею в виду, например, «Войну и мир», да, и так далее.

Вот эти все, значит, разговорчики, к сожалению, не имеют отношения к сути вопроса. Если мы признаем существование, необходимость существования такой штуки, как государство, если мы в ней живем, мы обязаны те вещи, из которых это государство состоит, хотя бы уважать.

Катаев: Институты.

Акопов: Институты, да, совершенно верно. Мы обязаны уважать гаишника, потому что гаишник ― я сейчас даже не про ФСБ ― состоит не только из людей, которые берут взятки, как многим кажется. Гаишник ― это человек, который приезжает ночью, в четыре часа ночи, и там видит следующую картину: вот тут лежит голова, из неё кровь течет… Я можно так, да, девочкам, чтобы было приятно? Тут рука оторванная, а там нога лежит. И этот человек…

Вы согласитесь на такую работу? Вы готовы работать этим человеком? А он работает.

Катаев: Вы же говорите про институты.

Желнов: Безусловно, Александр, я по поводу того, что творчество что-то кому-то чем-то обязано. Я об этом вас спросил, да.

Акопов: Стоп-стоп-стоп.

Милова: Государство должно уважать своих граждан, и тогда, возможно, это работает.

Желнов: Насколько как бы творчество должно пропагандировать те или иные ценности?

Акопов: Пропагандировать ― не знаю, но разговаривать о ― точно. Мы живем в обществе, мы работаем в средствах массовой информации, мы однозначно должны понимать, что на нас действительно лежит ответственность даже не за то, какую позицию конкретно мы занимаем, а за то, в каком тоне мы разговариваем о тех или иных вещах или о тех или иных людях. Вот и всё.

Мне очень часто задают вопрос: «Вот, у вас был сериал „Бригада“, где бандиты и так далее, и потом многие дети захотели стать бандитами». Во-первых, это неправда. Во-вторых, мы как авторы этой истории чувствовали себя обязанными всех убить в конце, хотя Саша Белый там в конце появляется в кадре. Вот.

Вот это наше отношение к материалу, да. То есть мы могли всех оставить в живых и отправить в Латвию или ещё куда-нибудь, но их всех убили, подло и жестоко, потому что мы считаем, что этим должна заканчиваться деятельность бандитов типа тех, которые фигурировали в «Бригаде».

Лихачев: Позвольте с вами поспорить.

Акопов: Да.

Лихачев: Вы говорите про то, что есть миссия на то, чтобы воспитывать определенные, допустим, патриотические, назовем так эти чувства. Но в творчестве есть некая свобода занимать те или иные позиции.

Акопов: Да.

Лихачев: Допустим, есть творческий коллектив, который хочет иметь другую позицию.

Акопов: Это пожалуйста.

Лихачев: Например, он хочет рассказывать о каких-то недостатках или каких-то промахах власти.

Акопов: Сейчас я вам всё объясню.

Лихачев: Вы говорите вот как раз о голубом интернете, в котором всё будет воздушно, чисто и так далее.

Акопов: Да.

Лихачев: С намеком на то, что там такого не будет. Я так понимаю, всё-таки вопрос Антона был связан с тем, что поскольку у нас есть ключевые федеральные каналы, которые так или иначе контролируются государством, то всё-таки у них свободы в том, чтобы выбирать ту или иную позицию, нет. И перетекает эта дискуссия как раз к интернету плавно, потому что в интернете всё-таки ещё не всё контролируется государством.

Желнов: И всё-таки никто не знал, что такое НКВД, если говорить про силовые органы.

Катаев: Про аристократию и людей чести, которые берегли честь смолоду.

Желнов: Да, Денис, понятно.

Катаев: А нынешние гаишники у нас, к сожалению, по-другому себя ведут.

Акопов: Смотрите, значит, в интернете цензура будет обязательно. Там обязательно будут паспорта, обязательно. Туда нельзя будет зайти, не предъявляя удостоверение личности. Это я вам обещаю как человек, который учил философию. Если вы знаете…

Болецкая: Вы этого хотите или вы думаете, так произойдет?

Акопов: Я абсолютно убежден в том, что это произойдет, и я абсолютно убежден, что это правильно.

Лихачев: Вы считаете, что паспорт будет один на весь мир и контролироваться всеми государствами одновременно?

Акопов: Я считаю, что в интернет в том виде, в котором он будет существовать лет через десять-пятнадцать, нельзя будет войти без удостоверения личности.

Лихачев: В России.

Акопов: Не только в России, везде.

Лихачев: То есть по общему удостоверению будем входить.

Акопов: Да. Вот. Это будет обязательно, и тут невозможно с этим спорить, это смешно. По-другому просто не может быть.

Я вернусь вот по поводу творческого коллектива и так далее. На дворе 2018 год. Каждая страна проходит какие-то свои этапы развития. Вы в Соединенных Штатах Америки бывали?

Лихачев: Бывал.

Акопов: Бывали. Количество американских флагов на улицах видели?

Лихачев: Не так уж и много.

Акопов: Вот. Ну, телевидение американское смотрели?

Лихачев: Конечно.

Акопов: Да. И вот «Карточный домик» в стране появляется после того, как в течение ста лет выходят фильмы про то, какой хороший американский солдат.

Болецкая: И параллельно с сериалом Survivor, да.

Акопов: Про то, какой хороший американский полицейский. Про то, какой хороший американский президент. И после того, как у вас сто лет с одной и той же страной, с одной и той же политической системой сто лет подряд вам объясняют, какой хороший американский флаг, потом может появиться «Апокалипсис» Копполы.

Лихачев: То есть нам осталось ещё подождать 82 года.

Акопов: Или может появиться «Карточный домик» и так далее. Эти вещи могут появляться там, где даже не народ, я вот как раз за народ не беспокоюсь. У нас проблема как раз с нашими коллегами, понимаете? У нас, к сожалению, вот та самая замечательная «оппозиция» тому, что происходит в стране, существует не на улице, хотя на улицы там тоже кто-то выбегает. Она, к сожалению, в умах наших коллег. У нас телефонная линия между различными точками общества хандрит, связь хандрит, искажает то, что происходит на самом деле.

Катаев: Позвольте возразить про Америку.

Акопов: Да.

Катаев: Там всё-таки выходят фильмы, и достаточно большое количество я вижу на фестивалях, на Каннском, на «Сандэнсе» и так далее, критикующих современное положение дел в правоохранительных структурах, например, что касается избиений и убийств чернокожего населения.

Акопов: Да.

Катаев: Вот был замечательный фильм Fruitvale Station, про тот самый случай, когда на станции метро в Нью-Йорке во время Нового года убили подростка чернокожего, который выиграл много призов, где активно предается обструкции вообще вся правоохранительная система и полицейские Соединенных Штатов.

Акопов: Да.

Катаев: И это большое количество фильмов, которые там выходят. У нас таких фильмов, выходящий на мировой уровень, даже на общероссийский, очень мало.

Акопов: Не путайте. Мы когда говорим «вышел такой фильм, работает телеканал» и так далее, мы должны четко совершенно различать, кто видел этот фильм. Если мы говорим о чем-то, что выходит на центральных каналах, а их четыре: ABC, NBC, CBS и Fox. Вот это четыре центральных канала, которые определяют, что думают 80%, что видят, во всяком случае, 80–90% населения Соединенных Штатов.

Если вы говорите про фильм против полицейского, на одном из этих каналов этот фильм мог выйти только после согласования в вашингтонском обкоме или хотя бы при наличии консенсуса о том, что 51% вашингтонского обкома, например, только демократы или только республиканцы, считают…

Лихачев: Но у этих же 90% есть не только телевизор. У них есть и Netflix, в конце концов, и все остальные сервисы.

Акопов: Сейчас, дайте я договорю. Такой фильм на большом американском канале мог выйти только в том случае, если хотя бы 51% вашингтонского истеблишмента на этот момент эту точку зрения разделяют. Если это было не так, он бы никогда в жизни ни на одном центральном канале не появился бы и с большим удовольствием участвовал бы в фестивале фильм про полицейских где-нибудь в Варшаве.

Лихачев: Бог с ними, с каналами. Речь идет о цензуре в творчестве. Если я правильно понимаю Дениса, речь идет о цензуре в творчестве. В США есть возможность появиться такому фильму, его могут показать, где угодно. Допустим, его не покажут на телеканалах, есть фестивали, есть интернет-платформы.

Акопов: Зачем он тогда существует, если его не покажут на главном телеканале?

Лихачев: Но вы же говорите про вашингтонский обком.

Акопов: Да.

Лихачев: Допустим, он существует, допустим, он этот фильм запрещает. Пожалуйста, вы покажете его в интернете тем, кто хочет его смотреть. Почему в России этого не происходит? У нас нет такой достаточной аудитории, чтобы она смотрела это в интернете?

Акопов: Я не знаю. Кто мешает вам в интернете показывать у нас в стране всё, что вы считаете нужным?

Лихачев: Вы же сказали про паспорта только что.

Акопов: Это будет. Это будет, я надеюсь, что это будет.

Лихачев: Хорошо, тот же самый вопрос: кто мешает? Почему не появляется?

Акопов: Я не знаю, кто вам мешает это делать.

Милова: Может ли так случиться, что вы, со всей своей любовью и уважением к власти, снимаете сериал, не знаю, «Доктор Преображенский» и сдаете его на «Первый канал».

Акопов: Послушайте, послушайте. «Уважением к власти». Уважать власть должен каждый нормальный человек. Я уважаю прежде всего объективную реальность, существующую в мире в 2018 году от рождества Христова.

Милова: Прекрасно. Вот со всеми этими чувствами вы сдаете на «Первый канал» сериал, речь в котором идет о шестидесятых годах прошлого века.

Акопов: Да.

Милова: И там вдруг, не знаю, к вам возвращаются с комментариями: «А вот что-то здесь, вот что-то… Вот тут диссидентов как-то много и какие-то они у вас все симпатичные. А вот тут, значит, герой слишком много рефлексирует о репрессированном дедушке, и как-то это не так». Или там об отце, понятно, шестидесятые. «Вот, слушайте, всё бы ничего»… Так может быть или нет?

Акопов: Неужели вы думаете, что это выглядит настолько просто и примитивно? Во-первых, у нас в наших сериалах есть и репрессированные, есть и диссиденты и так далее, это всё не является никакой там запретной темой, обсуждается и так далее.

Милова: Да. Но могут сказать: «Слишком много диссидентов»?

Желнов: Или «Нужно больше патриотизма».

Милова: Или «Если у вас вот столько-то диссидентов, то добавьте нам положительного КГБиста».

Акопов: Нет.

Желнов: Как в ток-шоу, вы же знаете, распределяют гостей. Один блок отвечает, один хоровод, за оппозицию, но обязательно её перекрикнут ура-патриоты.

Акопов: Смотрите, значит… Если вы думаете, что можно обмануть телезрителя, это ошибка. Телезрителя обмануть нельзя.

Желнов: В ток-шоу же обманывают.

Акопов: Нет. Всё, что происходит, точно абсолютно отвечает потребностям того, что хотят слышать телезрители. Вы можете снять не патриотический и антипатриотический фильм. Он не будет пользоваться успехом. Вы почему-то затихли. Потому что вы понимаете, что это правда. Он просто не будет пользоваться успехом. Не потому что кого-то обрабатывала путинская пропаганда, а потому что 150 миллионов населения России, органически каждый из этих людей является патриотом, каждый. Так?

Есть определенные товарищи, которые имеют глупость называть себя не патриотами в публичном пространстве. Это чистый идиотизм. Есть люди, которых я хорошо знаю, которые действительно болеют за страну, но не умеют выбрать правильные слова, потому что если ты хочешь что-то сказать о вещах фундаментальных в своей стране, по твоему лицу должно быть видно, что ты эту страну любишь.

Желнов: Но любовь и патриотизм ― это всё-таки разные вещи, Александр.

Катаев: Тем более уважение к власти.

Акопов: Нет.

Желнов: Ну как?

Акопов: Патриотизм ― это простейшая вещь. Это просто любовь к маме, папе, месту, где родился, и всё. Без всяких лишних обоснований.

Желнов: Но это не обязательно заявлять, это и так понятно.

Акопов: Не обязательно заявлять. Это должно быть видно по человеку. Послушайте.

Катаев: А власть можно не любить?

Лихачев: Можно не любить конкретного человека во власти, но любить власть в целом?

Катаев: Конкретную власть.

Акопов: Смотрите.

Лихачев: Путина можно не любить?

Акопов: Пожалуйста.

Лихачев: Так почему мы не снимем фильм-то против Путина?

Акопов: Против Путина? Снимайте, пожалуйста, снимайте, да. Но просто будьте готовы к тому, что…

Лихачев: Это же не будет не патриотическим фильмом.

Акопов: Ради бога.

Лихачев: Он может даже воспевать.

Акопов: Ради бога, просто будьте готовы к тому…

Лихачев: Допустить критику какую-то.

Акопов: Нет, вы снимайте фильм против Путина, только будьте готовы к тому, что если 89% населения ваш фильм не посмотрят, то виноват в этом будет не Путин, а вы.

Лихачев: Если посмотрит 11%, это уже будет неплохой результат.

Болецкая: Я бы, наверно, с вами согласилась, если бы я не была в довольно сознательном возрасте во время перестройка, я не видела бы, что происходило с фильмами «Авария ― дочь мента», «Маленькая Вера» и так далее.

Акопов: А что там происходило?

Болецкая: Понимаете, это фильмы, которые не были абсолютно… Эти фильмы были антисоветскими.

Акопов: Так.

Болецкая: Довольно антипатриотическими. Но это фильмы, которые поднимали на ноги всю страну. Я видела, что происходило, как приходили на эти фильмы огромные кинозалы, на «Маленькую Веру» приходили девятилетние дети с бабушками, дедушками и так далее.

Акопов: Да.

Болецкая: Эти фильмы для того времени… Тоже тогда казалось, что все мы любим советскую власть, все мы патриоты исключительно.

Акопов: Нет, ничего подобного.

Болецкая: И взрывали фильмы, вот именно такие фильмы огромную аудиторию. То есть я согласна…

Акопов: Ничего подобного. Смотрите, в истории обществ, в истории любых человеческих обществ бывают моменты, когда нужно действительно сознание миллионов людей каким-то образом перестроить.

Болецкая: Окей.

Акопов: Даже не будем говорить по примеру нашей страны и перестройки, а это был действительно именно такой момент, когда надо было выдергиваться из-под большевиков и стать нормальной страной.

В истории тех же Соединенных Штатов Америки это был знаменитый период вьетнамской войны. Там миллионы людей маршировали на улицах, снимались мощнейшие антивоенные фильмы, породившие огромную новую…

Болецкая: Антипрезидентские фильмы.

Акопов: Антипрезидентские фильмы, да, антиистеблишмент-фильмы.

Болецкая: Да.

Акопов: Как вы сейчас сказали, против власти. Не против конкретного человека, против власти вообще, да. Это был довольно длительный период, это конец 60-х ― начало 70-х годов.

Почему это всё происходило? Это происходило потому, что внутри американского истеблишмента на тот момент существовал вот такой вот хрупкий баланс, примерно 50/50 за и против вьетнамской войны. Это примерно то же самое, что происходит сегодня с Трампом, потому что две Америки. Одна Америка ― вот та, которая пролетарская и которая целиком за Трампа, а вторая Америка ― это либеральные интеллектуалы из города Нью-Йорка и их друзья по всей Америке, которые тоже в достаточном количестве присутствуют, и особенно в политическом истеблишменте, и особенно в средствах массовой информации.

Для того, чтобы посмотреть, как это реально происходит, можно, кстати, посмотреть очень приличный сериал на HBO ― Newsroom.

Желнов: Да, конечно.

Акопов: Там видно прямо, каким образом команды из вашингтонского обкома проходят до редактора вот за столом, как в вашем ньюсруме.

Болецкая: Вот возвращаясь к истории про некие ограничения, которые присутствуют на федеральных каналах. Мы не будем говорить дальше про политику, мы это довольно хорошо обсудили. А вот обычные ограничения, связанные с показом сцен секса, с курением, с матом, с историями, которые присутствуют… не знаю, с геями и так далее.

Ведь есть истории, которые сейчас очень активно обсуждают внутри себя продюсеры.

Акопов: Да.

Болецкая: Они очень надеются на производство сериалов, именно интернет-сериалов, которые показывают на интернет-площадках. То есть я часто от них слышу сейчас, что эта история нам позволит делать какие-то вещи, которые федеральные каналы не покажут, в том числе из-за инерции, которую вы тоже тут упоминали. То есть когда федеральные каналы нам говорят: «Нет, это нашим зрителям не интересно», а продюсер чувствует, он просто чувствует нутром, что это история, которая будет интересна публике. Он говорит: «Окей, тогда вот есть интернет. Возможно, там этот риск допустим».

Вот можете про это нам рассказать? Действительно ли это история, которая может сработать?

Акопов: Она, конечно, может сработать. Я считаю, что успех у аудитории точно определяется не бюджетом фильма, а его содержанием, его драматургией. Я абсолютно убежден в том, что один и тот же фильм можно снять за 100 миллионов долларов, можно за 10, а можно за 1. А можно вообще за 1 доллар, просто бесплатно найти друзей, знакомых, снять фильм, и если он будет потрясающим по своему содержанию, точно попадать прямо в сердце 150 миллионов людей, вы очень быстро увидите, как он распространился по интернету и достиг ровно того результата, которого вы желаете.

Просто, к сожалению, невозможно одновременно сделать и то, и другое ― иметь бюджет художественного фильма «Титаник» и при этом, значит, постараться сделать так, чтобы он окупился через интернет. Пока это невозможно.

Желнов: Александр, я хотел спросить вас про Андрея Звягинцева в контексте, что повторяется такая модель восьмидесятых, поздних восьмидесятых годов, когда к нам наши же режиссеры часто, да, приходят не отсюда, а оттуда. Возможно, это маркетинговый ход, стратегия, но тем не менее первый приз Андрея Звягинцева в его карьере ― это Венеция, премьера «Левиафана» состоялась тоже не здесь, а там, и оттуда уже картина пришла сюда.

Как вам кажется, почему это происходит и почему именно Звягинцев стал тем самым медиумом, соединяющим русскую современную актуальную кинокультуру, киноязык с западной? Что он понятен, в общем-то, во всех странах мира, хотя режиссер русский, использующий русские темы.

Акопов: Я не очень понимаю, каким образом Звягинцев соединяет одну культуру с другой. Он просто очень хороший режиссер. Единственная проблема заключается в том, что почему-то на сегодняшний день он такой в стране один. Или мы так считаем, что он в стране один.

Желнов: Почему его на Западе поняли?

Акопов: Это, опять же, свойство любого сообщества, в том числе и просвещенного, и либерального. Осмелюсь заметить, в любой стране. Поверьте мне, что пока французский режиссер не становится известным в Германии, во Франции его тоже коллеги ненавидят, да. История английского вокально-инструментального ансамбля The Beatles началась в Германии. В Швеции ненавидят вокально-инструментальный ансамбль ABBA и так далее.

Эти примеры совершенно очевидны. Культурная прогрессивная либеральная общественность устроена таким образом: прежде чем собраться всем вместе ругать Путина, она друг друга ненавидит. Ну, так устроен этот мир, вот. Поэтому на этот вопрос ответить проще всего. Пророка в своем отечестве нет, но это тоже было написано две тысячи лет назад.

Что касается актуальности, проблема только в одном: к сожалению, вот этот рынок или там сегмент рынка, ― я это могу так назвать, сегмент артхаусного, фестивального кино, ― конечно, страшно замусорен. Он замусорен огромным количеством амбиций, денег, людей, которые просто непрофессиональные и снимают фильмы, когда не могут объяснить, про что кино, объявляют его фестивальным, артхаусным и так далее. Когда они не могут объяснить, почему к ним не пришла аудитория, они говорят: «Мы сняли кино против Путина, нам не дали показать».

Желнов: Понятно. Но к Андрею пришла аудитория, она не против Путина.

Акопов: Да.

Желнов: Почему сработало?

Акопов: Сработало, потому что это просто качественное кино, просто хорошее.

Желнов: Ну, качественного много кино всё-таки сейчас в России, слава богу, стало.

Акопов: Да. Но, опять же, Звягинцев работает в определенном сегменте, да. То есть да, его могут показать на большом канале в прайм-тайм, но он не соберет столько же аудитории, сколько собирают другие вещи. Это кино довольно сложное для восприятия, и тем самым оно, в общем, отделяет себя от того продукта, которым занимаюсь я, потому что у меня совершенно противоположная задача. Я пытаюсь максимально упростить то, о чем мы говорим, для того, чтобы это было понятно максимально большему количеству людей.

Что касается Звягинцева, он задает вопросы себе, он задает вопросы аудитории, а аудитория, в общем, не очень любит, когда ты смотришь кино, то есть как бы развлекаешься, и в этот момент кто-то ещё донимает тебя вопросами бытия, сознания и так далее. Вот. Поэтому это такое особенное кино, это ниша. Она всегда будет существовать. Я говорю, единственная проблема, что желательно, чтобы в стране было пять, семь, двенадцать Звягинцевых.

Милова: Кроме максимально упрощенного контента, как ещё вы планируете увеличивать количество подписчиков «Амедиатеки»?

Акопов: «Амедиатека» изначально не рассчитана на оборот, она рассчитана на усложненный контент. Это прежде всего материалы HBO.

Желнов: Иностранные сериалы.

Акопов: Да. Не иностранные вообще, это материал конкретно канала HBO, который в Соединенных Штатах при населении в 330 миллионов человек имеет всего 30 миллионов подписчиков. Надо понимать, да, то есть это продукт, сложный для восприятия даже американской аудиторией. Тем более он сложен для восприятия аудиторией за пределами Соединенных Штатов.

Поэтому, что касается «Амедиатеки», мы собираемся её тоже держать в этой же нише. Там будут всегда показываться достаточно сложные вещи, американские, русские, какие угодно. Потому что мы считаем, что это вот такой правильный сегмент, здесь существует аудитория, она довольно большая, это может быть полтора, два, три, пять миллионов человек, но это абсолютно…

Лихачев: На один сервис?

Акопов: На один сервис, да.

Милова: То есть не 10%, как, например, то, что вы говорите про Америку.

Акопов: Для американских сериалов в России, конечно, не 10%, не 15 миллионов. Если мы будем производить такие же сложные продукты здесь, в России, то потенциальная аудитория такого естественного, натурального HBO, сделанного в России для русских, была бы примерно 15 миллионов подписчиков.

Лихачев: То есть речь про то, что если русские сериалы делать хорошие, то будет аудитория гораздо больше?

Акопов: Не хорошими, а сложными. Хорошие они уже сейчас.

Лихачев: А почему они не сложные сейчас?

Акопов: Они не сложные сейчас, потому что они идут на массовых телевизионных каналах.

Лихачев: Вот надо переключать.

Акопов: И для массовых телевизионных каналов это огромный риск ― усложнять содержание этих вещей.

Болецкая: Александр Завенович, а сколько подписчиков сейчас у «Амедиатеки» и какой у вас темп роста? Потому что, насколько я понимаю, темп роста у «Амедиатеки» довольно снизился, есть ощущение, что какую-то некую свою аудиторию она уже выбрала вот на этом продукте, который у неё есть.

Акопов: Мы этого не замечаем. Аудитория у нас сегодня, у самой «Амедиатеки», порядка 400 тысяч, вместе с телевизионными каналами, которые тоже платные, уже больше миллиона. И за последний год она выросла почти на 35–40%.

Болецкая: То есть вы не видите, что пока вы близки к некоему потолку уже?

Акопов: Нет, мы этого не видим. Я думаю, что нам ещё предстоит расти достаточно продолжительное время.

Болецкая: Вот у Ivi сейчас порядка миллиона пользователей уже платных.

Акопов: Ivi совершенно в другой нише.

Болецкая: Да, я понимаю, но тем не менее вы себе представляете, что вы доберетесь за какие-то два года до миллиона подписчиков?

Акопов: Я думаю, что наш потенциал… Раньше я его оценивал где-то в полтора миллиона, сейчас оцениваю примерно в два, два с половиной.

Желнов: Подросла аудитория, которая качественные сериалы смотрит, да?

Акопов: Подросла платежеспособность аудитории, которая способна на это подписываться.

Лихачев: Готовы люди сейчас уже платить за контент, да? Можно сказать?

Акопов: Да. Даже Венедиктов подписался, а он, как известно, главный сторонник пиратов в нашей стране. Даже он…

Желнов: Чему противником вы являетесь, на мой взгляд, совершенно справедливо. Но я вас хотел спросить ещё не про сериалы, а про телевидение, чего мы касались. Вот, наблюдая за современным телевидением, ― вы всё-таки возглавляли какой-то период времени канал РТР и вообще давно в телевидении, премия ТЭФИ с 2014 года, Индустриальный комитет, который вы, собственно, создали, основали.

Есть ли у вас сейчас амбиции? Наблюдая за современным телевидением, хотели бы вы возглавить один из центральных каналов? Потому что когда была смена руководства на НТВ, вы участвовали в этом тендере будущих, как бы сказать, директоров канала. А хотелось бы вам сейчас, исходя из нынешних реалий информационной политики, возглавить один из телевизионных каналов или это уже давно отжившая амбиция?

Акопов: Нет, было бы смешно говорить, что мне это не интересно. Это интересно, но это, конечно же, будет зависеть не от каких-то политических условий. Это будет зависеть прежде всего от условий ведения бизнеса. Это будет зависеть от того, кто конкретный начальник, а самое главное, какой бизнес-план.

Болецкая: А может быть альтернатива с начальником? Мне кажется, всё-таки более-менее начальник у наших телеканалов один. Нет?

Акопов: Ксения, я должен серьезно сейчас реагировать на это замечание?

Болецкая: Нет-нет, серьезно отреагировать невозможно.

Акопов: Под начальником телеканала я имею в виду, естественно, собственника.

Болецкая: Окей.

Акопов: Вот. Всё зависит от того, какой план конкретный на конкретном канале, да. Я люблю заниматься вещами, как вы говорите, на канале «Россия», когда я пришел на канал «Россия», мне сказали: «Канал на шестом месте по Москве, на четвертом по России, вот его надо вытащить». Когда я уходил, он был на втором.

Такие задачки интересны. Просто управлять телевизионным каналом, потому что он вот такой и должен оставаться таким…

Лихачев: А задача создать свой? Вы так просто говорите про бизнес-план, как будто его кто-то вам принести должен.

Акопов: Вы не переживайте, у меня есть план. Мы пять лет назад вот четыре канала запустили, «Амедиатеку» запустили. Сейчас, да, действительно есть время подумать ещё о чем-то.

Болецкая: А как вы думаете? Я просто смотрю на телеканалы. Ведь у нас есть вот эти большие каналы, которые занимаются скорее удержанием доли, потому что у них такая история.

Акопов: Да.

Болецкая: Есть какой-то второй слой телеканалов. И есть среди них лишь небольшая часть каналов, которые реально растут. Сейчас есть место телеканалу, заметному телеканалу, условно, который может собрать 5% аудитории 4+? Это реально?

Акопов: Да, это правда. Есть. Потому что, как я говорил, телевидение ― это штука очень инерционная. И если вы меня спросите, мне кажется, что сегодня наши каналы действительно немножко заигрались вот в эту пресловутую бабу Маню, то есть двадцать лет назад баба Маня ― это была совсем крестьянка такая, которая жила в деревне и из двух каналов выбирала что-то такое, вот.

Мне кажется, что не все сегодняшние телеканалы понимают, что у бабы Мани уже есть интернет, что она, в общем, росла вместе с руководителями многих наших телевизионных каналов, зачастую она даже моложе меня, например, во всяком случае. Вот. Поэтому такая типичная телезрительница баба Маня сильно поменялась, она поменялась, мне кажется, быстрее и раньше, чем меняется телевидение.

Желнов: Поздравляем вас ещё раз с пятилетием «Амедиатеки», которую мы все любим и на которую подписаны уже почти лет пять как.

Акопов: Антон, я вам очень благодарен. Вы провокатор высочайшего класса, что, собственно, и является сутью хорошей журналистики.

P. S.

Акопов: Спасибо за этот замечательный вечер. Благодаря мастерству Антона Желнова он получился действительно hard. Как и принято в хороших телевизионных ток-шоу, до конца договорить, конечно же, не удалось. Поэтому надеюсь, что дискуссия продолжится. Она была бы полезной.