Таратута: Валерий, мы продолжаем в некотором смысле наш сериал про выборы в Московскую городскую Думу. У нас в прошлом эфире на вашем месте и в этом кресле сидел Михаил Барщевский. Вы тоже каким-то образом участвуете в этом проекте, насколько я понимаю, вы входили в инициативную группу «Моя Москва». Задам вам тот же вопрос. Как вас туда занесло, и зачем вам это понадобилось? Сюткин: Меня туда занесло даже чуть раньше, чем Михаила Юрьевича. У меня есть близкий друг, человек, которого я люблю и уважаю, Михаил Эрнестович Куснирович, который сказал: «Есть ли у тебя, Валера, немного времени для того, чтобы сделать жизнь в Москве получше еще?». Я говорю: «А что случилось?», - «Есть инициативное движение «Моя Москва». Тебе вообще нравится, что происходит не в политическом поле, а в бытовом, как выглядит центр, в котором ты родился и живешь?». Я говорю: «В целом да». Несмотря на некоторые, я житель центрального округа и пользуюсь резидентским разрешением на парковку, но там сбои тоже есть, но идея и как это воплощено в жизнь мне очень нравится. Хочу в качестве гордости сказать, что этого нигде нет, ни в одной стране мира, сидя в кафе, вы не можете продлить парковку автомобиля с помощью СМС или приложения. Вы должны побежать, купить талончик, положить за стекло, во-первых, не факт, что он у нас останется, даже если вам квитанцию штрафную повесят, у нас немножко другой менталитет, могут вырвать, поменять. Задумка замечательная. Таратута: Мы тут все не стесняемся говорить, мы считаем, что это дико прогрессивно. Сюткин: Это очень прогрессивно. Я вам скажу больше: мои французские приятели увидели, что… Таратута: Даже непонятно, почему московское правительство на это пошло, потому что это страшно непопулярная мера, но удивительный случай. Сюткин: Я ярый сторонник того, чтобы жить было поудобнее, особенно я ценю обезличенные услуги, то есть когда никакие наделенные властью или полномочиями люди не могут изменить ход событий. Вы остановились в неположенном месте, вас считал, назовем это компьютер, и вы должны платить. Вы можете кричать, что вы третьего созыва или второго, но ничего не изменится. Вот это мне очень нравится. Поэтому когда прозвучало, я говорю: «А что такое?», - «Там разные будут начинания, но, в частности, речь о выборах». Таратута: Давайте остановимся. Это все красивая история про то, что вы думаете о Москве, о центре. Сюткин: Я прямо отвечаю на ваш вопрос. Я пришел, он говорит: «Ты можешь завтра прийти и поговорить?». Я пришел, был Михаил Эрнестович, был господин Кузовлев, очень интеллигентный и образованный человек, был Ремчуков Константин, была Швецова Людмила. Я со всеми в принципе знаком, не близко, но, по крайней мере, знал, чем занимаются эти люди. Я вижу, говорят: «А как сделать? Нам нужно, чтобы пришли инициативные ребята такие же, которые изобретают новые ходы. Нам нужно что-то менять, нам нужно найти, помочь». И я говорю: «Если это сделать, я помогу». Мне очень понравилось наличие доктора по фамилии Рошаль, человек, который говорил: «Стоп, моя репутация на кону, давайте будем обсуждать». Таратута: А в какой момент он так говорил? Сюткин: Когда возникает – а не будет ли это воспринято, а это было так воспринято, как очередная попытка правящей партии пролоббировать своих кандидатов куда-то. На самом деле главная задача этой акции – праймериз, дать возможность найти новое. Я говорил, что если это даст новые имена, пусть даже это имя будет Леонид Исаакович Ярмольник не потому, что это мой близкий приятель, а потому что нам нужны люди, которые идут во власть не для того, чтобы наши с вами бюджеты класть себе в карман, а действовать. Пусть это будет тщеславие, не знаю. Вот мой движет следующий вариант – работать туда никогда, то есть быть депутатом Госдумы ни за что, это вообще не мое, но потратить раз в неделю на то, чтобы придумать, если есть какой-то проект, и высказать свое… Таратута: Это хороший поворот… Сюткин: Никаких материальных заинтересованностей, честно скажу. Таратута: Да, мне кажется, никто вас в этом и не подозревает. Сюткин: Чтобы сразу было ясно. Вы знаете, многие сказали, что я, оказывается, иду на выборы в Мосгордуму. Таратута: Тут понятно, что не финансовая история движет, но это проект государственный и само наличие Швецовой, и Куснирович не скрывает, что он близок мэрии, он в свое время входил в инициативную группу, которая выдвигала самого Сергея Собянина. Сюткин: поскольку мы много с ним сотрудничаем с Михаилом Эрнестовичем, он рекомендовал меня как человека, может быть, чтобы было интересно… Таратута: Популярного. Сюткин: Не в этом дело. Он сказал, что нужны люди, за которыми нет шлейфа такого участия во всем, где можно проявить лицо или набрать какие-то баллы на будущее. Таратута: Валерий, меня интересует политическая составляющая этого вопроса. Вы сами начали говорить о том, что репутация на кону и прочее. Для вас этот проект репутационно чистый? Ваша инициативная группа проводила праймериз, тут сидел Михаил Барщевский, надо сказать, что мы не так жестко разговаривали, он очень подробно рассказывал про то, как клево все посчитали, как замечательно любимая его Маша Гайдар набрала в округе третье место. Сюткин: Я Михаила Юрьевича, кстати, рекомендовал. Когда стали думать, кто будет председателем Счетной палаты, там было несколько кандидатур, и мы как раз с Михаилом Эрнестовичем сказали: «А не позвать ли нам Михаила Юрьевича Барщевского?». Таратута: К чему я веду. Никто не спорит, что он посчитал то, что было, справедливо. Но есть же история, совершенно очевидно, что «Единая Россия», по мнению политологов, была заинтересована в том, чтобы праймериз были неким доказательством того, что будет на выборах. В этом смысле праймериз проводились по тем же правилам, по которым обычно проходят выборы. То есть, скорее всего, так говорят, туда пришли те же бюджетники, которые приходят и на выборы. И вот этот список праймериз фактически дублирует будущий список, то есть это более изящная схема, но, с другой стороны, она и более обманная. Сюткин: Кто-то же мог попробовать, Леонид Исаакович, я даже не знаю результата, да простит меня Леня, не знаю результат Надежды Бабкиной, это из нашего цеха. Надежда давно себя зарекомендовала как деятель. Я в принципе в политическую жизнь страны окунаюсь накануне выборов, потому что мне надо понять, за кого я. А здесь мне хотелось, чтобы мы постепенно начали, а, может, не постепенно, нащупали новый инструмент. Я сам залез, посмотрел в своем округе, что за люди… Таратута: И что? Сюткин: Хоть стало понятно. Таратута: А кто у вас? Что вы там нащупали? Сюткин: Это же каждый за себя. Там не было такого, что партия двигала, человек может быть в «Единой России», но он себя должен был спозиционировать. Я могу сказать итоги пользы, не будем говорить об эмоциональном, но очень коротко и точно. Итог моего участия там – я предложил сделать похожую на будку гласности форму, не снимать их предвыборных клипов, а вот камеру поставили, 3 минуты, пусть каждый изложит. Я попросил, один из инициаторов был, собственно, может, меня позволяли, потому что я люблю короткими обмениваться, точными тезисами. Я сказал: «Давайте обяжем всех участвующих в праймериз не говорить, что у нас плохо, мы и так это знаем. Пусть они коротко скажут, как кони видят улучшение нашей с вами жизни». Таратута: То есть у вас не было ощущения, что это политически для вас рискованно? Несмотря на то, что это какая-то хитрая схема, в которой… Сюткин: Если честно, когда я шел на заседание, я думал, что мы будем более приземленные вопросы обсуждать. Я, например, живу в уникальном старом доме, и, несмотря на то, что я вхожу в инициативную группу, это ничего мне не дало, чтобы решить простую проблему. Дом страхового общества «Россия», красавец, Сретенский бульвар, небесной красоты, никакого порядка: крыша течет. Мы искали таких ребят инициативных, которые могли от дома, от комитета что-то здесь менять. Но эти большие политические игры, я в них, во-первых, не очень разбираюсь. Во-вторых, я вам скажу честно: власть без злоупотребления теряет всякую привлекательность, поэтому я к этим людям отношусь, как ни странно, не с возмущением, а как-то… Я бы не смог этим заниматься, это надо быть в политике, мне кажется, очень тщеславным для того, чтобы потом сказали: «Какой хороший человек». Потому что все остальное превратит тебя в негодяя. Там просто невозможно. Таратута: Я поняла, вы как артист перед артистами приклоняетесь в политике. Сюткин: Я приклоняюсь, знаете, перед кем? Каждый труд имеет достоинство человека, который его делает. Я, конечно, не все знаю, не могу говорить, но к той теме обсуждения, как я прикоснулся, у нас ни разу не прозвучало слова, клянусь, на этих обсуждениях, даже то, что касается бюджета на рекламу и всего, это были отчеты копеечные. Меня это даже удивило, я говорю: «А что это такое – 118 тысяч 341 рубль собрали. Ну сказали бы 119». Таратута: Так идея о том, чтобы никто не заметил эти выборы, не приходила вам в голову? Сюткин: Не знаю. Мне кажется, мы немножко усложняем. Там, по-моему, было сделано так, там звучало, как лучше сделать так, чтобы представители такой точечно настроенной оппозиции имели все: хотите ваших представителей – пожалуйста, хотите в Счетной комиссии Михаила Юрьевича спродюсировать, если можно из моего цеха жаргон применить. Он сказал: «Давайте, чтобы обязательно было как минимум из пяти два, а то и три участника, которые до этого не входили в счетную комиссию». Максимально находить инструменты. Я честно скажу, что я хочу добиться того, чтобы мы в результате перенимали эстонский опыт. Вы знаете эстонский опыт, что вся страна накрыта Wi-Fi, они научили всех пенсионеров, у нас сложнее – у нас государство большое и по территории, и по численности населения, но ход очень правильный. Буре по своей маме – объяснить компьютер страшно, приносишь iPad – три кнопки «польза», «вред», «заплатить». В этом очень быстро учатся. В Эстонии научили пенсионеров все, что касается жилищной коммуналки, все делается, не выходя из дома. Таратута: Вы хотите, чтобы и выборы были… Сюткин: Собственно говоря, надо работать над этим – не давать фальсифицировать, то же самое, что касается парковок. Нам нужно обезличенное голосование. Таратута: Любой москвич, любой, участвующий в выборах, помнит старт этой кампании. Вы сами затронули тему оппозицию, которую привлекали. У нас не так много оппозиционеров таких несистемных – из прошлой политической жизни термин, участвует в них, у каждого какие-то свои проблемы. Там с каждым что-то случилось. Помните, завели уголовное дело на Янкаускаса и Ляскина, это партия Навального условная. Сам Навальный вообще сидит под домашним арестом, хотя он был кандидатом, второе место в городе, абсолютно разрешенный в тот момент политик сидит под домашним арестом, мог бы много чего сделать. Помните угрозу Ольги Романовой по центральным каналам? Там просто в эфире одного из центральных каналов все возмущались. Сюткин: Сфера влияния, да. Таратута: Там одного из кандидатов тоже от оппозиции обвиняли в том, что он связан с «Правым сектором». Как вам эта вся история перед тем, как вы или в момент, когда вы шли на праймериз? Это как-то обсуждалось или вы как-то об этом думали? Сюткин: Нет, с точки зрения преследования это в жизни есть, я не могу это отрицать, что это один из приемов политической борьбы. Он существует во всем мире, Стросс-Кана можно вспомнить, я думаю, что все это неслучайно с Саркози происходит сейчас. Как только создается конкуренция, видимо, любые методы хороши. Но я даже не могу это прокомментировать, потому что я настолько далек от этого. Таратута: Вам кажется, что это просто такая объективная борьба, в которой все применяют друг против друга… Сюткин: К сожалению, это так. Таратута: А не то, чтобы слабых бьют, или наоборот бьют тех, кто может стать сильным. Сюткин: Знаете, что мне не хватает? Я, честно говоря, не принадлежу сегодня к оппозиции, потому что я не вижу, я не обижаю, я этих людей знаю по тому, как их характеристика звучит и различных СМИ, и пытаюсь какую-то среднюю сделать. Поэтому очень нужны такие телеканалы и такие радиостанции, как ваш, которые говорят другое мнение, потому что из двух мнений ты получаешь наиболее объективную картину. Если мы будем иметь только одну, с нами будут делать вообще все, что хотят. В этом я согласен, но я пока не вижу ни одного лидера, который наработал бы мускулы. Это мне напоминает, как в шоу-бизнесе, политика – это большой шоу-бизнес, только что появился и сразу вперед. Я на своем опыте скажу, я думаю, что я бы не добился того, что я добился, если бы у меня не было восьми лет работы по глубинке, по селам, плацкартных вагонов с 54-м местом. Это дает мышцы, силу. Таратута: Существует такое распространенное мнение, что оппозиция должна себя попробовать на разных уровнях мелкого управления, на мелких выборах, на государственных должностях. Но проблема заключается в том, что они даже не сумеют поучаствовать в выборах, они до них не все дойдут. Сюткин: Пока выглядит мелко, да. А второе, что мне тоже понравилось, я говорил, что если праймериз помогут заранее увидеть как раз не конкурента… видите, в связи с тяжелыми днями, происходящими сейчас между нашей страной и дружественной Украиной, я крайне заинтересован, чтобы у нас не процветали ультракандидаты, чтобы их было видно сразу, а то так проглядишь. Таратута:Как вы лично воспринимали историю с Крымом и ситуацию вокруг Украины? Как я понимаю, вы в прошлом году не в первый раз учавствовали в фестивале «Авто-радио» в Крыму? Сюткин: Нет я туда не ездил. Я вам расскажу о моем человеческом впечатление: я выставляю на второй день (я был послом Олимпийских игр в Сочи, поскольку все это происходило во время Олимпиады, большая часть моего времени посвещена была Олимпиаде в этот момент)? когда это произошло во время Олимпиады я в одной из своих фотогоафических соцсетей опубликовал смешную фотографию, где я лежу в 1964 году на пляже, и крупные женские ноги. Я написал: мне всегда нравились крупные женские ноги, снова здравствуй, Крым. Я думал, что ноги направят в правильный смысл моего тонкого, ироничного зрителя. Но мой тонкий, ироничный зритель написал столько гадостей на это фото, я понял, что прикасаясь к этой теме… знаете, напоминает, когда ты начинаешь говорить любые слова о человеке, с которым ты раньше соединял свою жизнь, ты обязательно его чем-то обижаешь. Таратута: Подождите, а в чем вас обвинили? В том, что вы считаете, что Крым наш? Сюткин: «Снова здавствуй, Крым», «мы тебе покажем, где твой Крым», или другие. На моем скромном социальном пространстве я увидел… Я сегодня давал интервью одному украинскому каналу, мне задали вопрос, я говорю: для меня это абсолютная человеческая боль, как сделать, чтобы это прекратить, я не знаю, но я знаю одно, чтобы я ни говорил, это только во вред. Таратута: От чего вы чувствуете большую угрозу, от того, что вы пишете, что-то про Крым - осторожное или остроумное - и на вас нападают украинские соцсети или здешние революционно-настроенные люди, или вы понимаете, что вам, как российскому музыканту, опасно что-то говорить не очень патриотическое про Крым в России? Сюткин: С точки зрения, чтобы не слушать неприятного, вообще лучше молчать всегда. Молчать - это неплохо, неплохо, когда человек обладает чувством - вовремя замолчать. Перед собой задачу ставлю еще более важную и деликатную: если есть что-то конструктивное сказать, понятно, что нужен мир как можно скорее и, может быть, даже любой ценой сейчас, чтобы это прекратить, потому что это все скатывается в ту же длинную историю, что между Израилем и Палестиной. Это не за год решается. И все будет на руинах, как в Сирии. Трагедия, сейчас это уже очень далеко зашло. Любая потеря человеческой жизни - это уже далеко, а там они уже десятками идут. Ожидается разруха. Для Европы тоже ничего хорошего, потому что они получат то, что албанцы творят на Лазурном берегу. Нынешняя Украина - это кузница кадров для противоправных действий в рамках свободной Европы. Там будет много негатива. Но распутывать могут те люди, у которых в руках эти инструменты. Таратута: То есть, если ты что-то говоришь лишнее, то ты подыгрываешь какой-то стороне и разжигаешь. Сюткин: У меня есть близкий приятель, что бы он не сказал, мое мнение о нем и уважение к нему не изменится. Я говорю о Макаревиче Андрее Вадимовиче. Это его право так сказать и видеть, но в принципе, лучше бы он мне сказал, выпустил пар, и все. А он как-то эмоционально выпустил - пользы, помоему это никому не принесло, включая Андрея Вадимовича. Таратута: А вам кажется, эти нападки объективны? Сюткин: Нет. Он имеет полное право сказать. Я вам тоже скажу: я не знаю, что происходит. Я когда нахожусь в России, я вижу конфликт - вот так, когда я вылетаю на место конфликта, он вообще другой. Чтобы об этом говорить, нужно знать, что происходит. Если я был бы жителем Львова - воспитанный и элегантный Сюткин родился бы во Львове - другая речь у меня была. Поэтому Святослав Вакарчук не вызывает у меня никаких претензий. Я не имею права говорить, я знаю только то, что показывают мне центральные каналы, и как я на эмоциональном уровне воспринимаю. Исторически, если сказать о Крыме, там ошибка была раньше, когда Никита Сергеевич его с легкой руки присвоил. Как проведена операция Владимиром Владимировичем? Блестяще. Без крови, красиво и историческая справедливость может быть восторжествовала. Кому-то это не нравится? Думаю, что да. Почему я считаю, что надо говорить меньше? Я сейчас себя прям сдерживаю. Потому что, когда у тебя кото-то из близких попадает в эту мясорубку, ты становишься, как Монтекки и Капулетти. Я уже видел, как мой товарищ Саша Вулых не разговаривает с моим другим товарищем Игорем Артеньевым. Вот чего я не хочу. Если мои друзья Татьяна Лазарева и Михаил Шац участвуют активно, а я не участвую, это не значит, что мы не должны общаться. Интеллигентный и воспитанный человек хочет, чтобы все жили в мире и всем было чуть-чуть побольше справедливости. Таратута: К сожалению, иногда справедливость не восстанавливается, если в чем-то не участвовать и не говорить. Но ваша позиция абсолютно ясна. Сюткин: Позиция вот такая. Могу вам еще сказать: эта позиция была еще Наполеоном доказана, такие конфликты и войны выигрываются либо в два дня, либо никогда. Дальше все это превращается в тяготы простых людей, потому что 5-6 человек, которые разделяют финансовые потоки и манипулирует ситуациями в мире, к сожалению, это самые большие и бессовестные люди. Таратута: Валерий, вы сказали, что были в Крыму на этом фестивале «Авторадио», а с тех пор не были. Сюткин: Нет, я в Крыму был последний раз 5-6 лет назад, даже не в прошлом году. Фестиваль «Авторадио» в Москве – да, а на Украине – нет. Таратута: Как раз после сообщения о том, что Крым перешел в состав России, готовилось большое музыкальное мероприятие, многих приглашали. У вас было приглашение или вы не помните? Сюткин: У меня достаточно плотно был расписан график на это время, на постолимпийское, скажем, я уже заранее знал, что у меня происходит. Я вообще стараюсь не участвовать в том, где даже бессловесное мое участие воспринимается широким зрителем, как какая-то моя позиция. У меня нет однозначной позиции по происходящим действиям. У меня есть колоссальное сожаление, что невинные люди гибнут, у меня есть понимание, что я это изменить не могу. Потому что я еще по Курту Воннегуту, которого я в детстве читал, там было так: «Господи, дай мне терпения принимать то, чего я изменить не могу. Дай мне силы, чтобы изменить ситуацию к лучшему, а самое главное – дай мне мудрость отличать первое от второго». Опираясь на свое понятие мудрости, это знать, на что не обращать внимания, я понимаю, что не обратить на это внимание я не могу, но у меня нет решения. А раз нет решения – нечего участвовать в революции. Таратута: Валерий, в какие минуты вы себя чувствуете патриотом? Сюткин: Очень часто прилив есть. Олимпиада – последний пример, я потрясен, я туда ехал с таким сожалением, что они не где-нибудь в месте, потому что для меня Олимпийские игры – это я знаю, как утишать и чествовать, поэтому я ангажирован все время олимпийским движением, общение со спортсменами, колоссальное наслаждение от спорта, и всегда есть туристическая составляющая. Поскольку я Сочи знаю, был там многократно, я ехал без туристической составляющей и с пониманием, что в связи с тем, что такая обстановка, там будет много желающих эту Олимпиаду усложнить. Самое яркое впечатление от Олимпиады – это не спорт даже, не наши блистательные спортсмены. Это потрясающий момент прохода в олимпийский парк, в нижний кластер, как его называют. Я был в Турине, в Пекине, на семи олимпиадах, я стоял два часа в Пекине на закрытии, еще где-то полтора, это всегда – снимайте туда, телефон сюда. Те, кто занят в спецслужбах и в охране, я думал, что там будет просто вакханалия. Какое же было у меня удивление, что я проще, чем в любом, когда ты вылетаешь в аэропорту в город, этот досмотр был абсолютно такой же - ни больше, ни меньше. «Всего доброго» - и все, ты как на ВДНХ в большом пространстве. Посмотрел одно соревнование, спокойно погулял, если есть зазор в соревнованиях, пошел без досмотра на второе. И я не видел ни одного человека, который говорил: «Первый-первый, второй, что ты делаешь? Что ты делаешь? Там пижон идет, присмотри за ним». Не было вообще, я не почувствовал на себе… Таратута: Никаких глаз. Сюткин: Это при той политической обстановке, которая была. Таратута: От Олимпиады перескакиваю к нынешнему событию. Вы, кажется, футбольный болельщик. Сюткин: Да. Таратута: Просто объясните мне, девушке, мы все смотрим футбол, сейчас это все делают, это страшно драматично и увлекательно. Сюткин: Моя любимая тоже смотрит. Таратута: Это, видимо, нельзя не делать. Что тут говорить, всем, особенно девушкам, запомнился счет 7:1. Сюткин: Ну это такое недоразумение. Таратута: Когда на твоих глазах команда бразильская проигрывает на своем поле. Сюткин: Эмоции были, спектакль, конечно. Таратута: Знаете, о чем я подумала, когда все страсти уже улеглись, и мы отошли от самого сюжета, когда на твоих глазах за 10 минут забивается 5 голов: а зачем России Чемпионат мира? Я видела Бразилию, Бразилия – не Россия… Сюткин: Я вам объясню, это будет абсолютно тот же ответ, что и зачем нам Олимпиада. К сожалению, большинство жителей нашей страны напоминают героя из анекдота, который после нарушения спортивного режима выходит в трусах на балкон, сгорбленный от того, что все плохо, а в небе такой салют красивый. А он этот бычочек докуривает и говорит: «Вот на эту фигню у них деньги есть». Таратута: Мой вопрос тоньше. Сюткин: После Олимпиады очень много людей, деньги совершенно неважно, я понимаю, что бюджет, туда-сюда… Таратута: Я говорю не про деньги. Сюткин: Я и говорю, что это ощущение, что мы это сделали, организовала лучшую в истории Олимпийских игр… Таратута: Нам не хватает праздников? Сюткин: Не праздников нам не хватаете, а уважения в мире. Вы не представляете, сколько людей поменяли к нам отношение, простых людей, которые думали, что Россия – это вот такая, Олимпиаду провели, и разговоры растут. Те, кто был, говорят: «Да вы что!», я лично видел. Я был во Франции и полетел на вторую часть Олимпиады, все европейские каналы показывали, что нестандартная ориентация возмущена, где-то они, спрятав стаканы, вдвоем говорили: «Нас тут притесняют». Я туда приехал, и 10 французов, которых я встретил во время Олимпиады, сказали: «Ну мы такого не видели, мы им устроим, вот наши привирают». Я тоже приезжаю куда-то во Францию, смотрю происходящее в России, это отличается. Любое телевидение отражает социальный заказ той аудитории, которую оно представляет. Я вас уверяю, генеральные директора телеканалов, это такие же люди, как мы с вами, но они уже забыли об этом, у них рейтинг, доля, вес, борьба за зрителя – это как азарт. Немножко ты не отдаешь себе отчет, что ты тут пережимаешь, поэтому я за объективное мнение. Я помню вопрос про Чемпионат мира по футболу. Это нужно для того, чтобы еще и еще… Таратута: На этом нельзя экономить? Сюткин: Это идеология. Мы в мире выигрываем позицию, что мы не где-то там, мы - мастера спорта. Это и есть гражданская позиция – хочется гордиться за страну. Можно я важное скажу всем нашим телезрителям? Таратута: Да. Сюткин: Ребята, жизнь коротка, поэтому прощайте быстро.