Михаил Швыдкой: «Не найдете на российской эстраде серьезных исполнителей, которые не выступали бы в Крыму»

Добрый вечер. Спасибо огромное, что вы пришли.

Спасибо вам, что позвали.

Михаил Ефимович, я буду с вами разговаривать, ожидая ответа от ваших разных ипостасей, я бы так сказала, да.

Как угодно, пожалуйста.

Как от бывшего министра культуры, как от человека, который вообще как-то имеет представление о государственной машине, с одной стороны, и культурной…

Политике.

Да, с другой. Это нормально?

Как угодно, абсолютно. Мне хорошо.

Хорошо, значит, вопрос первый. Простите, что я задам его, но вы не могли бы нам немножечко подробнее рассказать, как у нас сейчас обстоят дела с международным культурным сотрудничеством?

Вы знаете, я вам должен сказать, что всё лучше и лучше. Это выглядит совершенно, может быть, парадоксально.

Именно эту парадоксальность я и закладывала в вопрос, да.

Поскольку с целым рядом стран отношения заморожены, прежде всего, с евросоюзовскими странами, с Соединенными Штатами, с Канадой, то, естественно, есть сегменты, где это сотрудничество продолжается. Эти сегменты связаны с прагматикой. Скажем, у нас продолжается сотрудничество в космической области с американцами и европейцами. У нас продолжается с европейцами, естественно, сотрудничество, связанное с ядерной физикой, потому что в ЦЕРНе адронный коллайдер…

Я его ездила открывать.

Вот-вот. Там 25%, во-первых, русских денег, во-вторых, российских специалистов. Поэтому там есть прагматика, там продолжаются отношения. Неслучайно, скажем, нынешний президент США говорит о том, что им выгодно сотрудничать с Россией в области борьбы с терроризмом, в частности, с исламским радикализмом.

Поэтому вообще надо ко всему относиться в этом смысле, так сказать, трезво. У нас сокращалась в 2015 торговля со странами Евросоюза, а в это время увеличивался, например, товарооборот с США. Это такая тоже парадоксальная вещь. Вообще в этом смысле политика ― вещь сложная.

А вот в культурном сотрудничестве, поскольку, повторю, целый ряд отраслей заморожен, санкции, контрсанкции, то там, наоборот, всё развивается, потому что это, может быть, тот сегмент, в котором ни мы, ни наши партнеры решили не прерывать отношения. Позиция России в этом смысле очень простая. Мы готовы к самым разным культурным контактам в области художественной культуры, образования, науки, молодежных обменов и так далее.

Смотрите, в нынешнем году 13 июля будет завершаться год молодежных обменов с Федеративной Республикой Германией. У нас молодежные обмены довольно серьезные, это порядка 18 тысяч детей в год только по официальным каналам. Детей, юношества, как говорили раньше. У нас начинается сразу после этого перекрестный год региональных обменов с Федеративной Республикой Германией, это будет очень серьезный проект, с моей точки зрения, потому что города, регионы между собой будут развивать самые разные сетевые отношения, в том числе и в области культуры, науки и образования.

У нас идет перекрестный год с Великобританией. Уж казалось бы, хуже отношений нет, во всяком случае, такая риторика плохая.

Мне хочется про себя рассказать в каждом вашем пункте. Перед закрытием Британского совета в прошлый раз я попала случайно в Лондон по программе Британского совета. На мне она и закончилась, потому что выступил господин Милибэнд, отношения испортились, я очень мягко говорю, и всё, закрылся.

Я еще раз повторю. Я думаю, что сейчас отношения с Британским советом нормальные. Мы с ними вместе, сейчас идет очень активно перекрестный год обменов в области науки и образования. Он начался в Великобритании большим событием, с моей точки зрения. В Лондонском музее науки отмечали 80-летие Терешковой Валентины Владимировны, открылась огромная выставка, и она была там, это было большое событие действительно.

Поэтому по линии человеческих контактов, научных и образовательных контактов всё развивается довольно активно.

Вы знаете, Михаил Ефимович, я вас чуточку всего лишь перебью.

Перебивайте, ради бога.

Я цепляюсь за буквально ваши же слова про то, что нужно относиться ко всему трезво. Если смотреть на всё трезво и цивилизованно, то совершенно непонятно, зачем общаться со страной, которая ― не потому что у нее нет Пушкинского музея или ракет, науки, сейчас не об этом ― не производит впечатления культурной глобально?

Например?

Я считаю, что некий политический жест ― его сложно назвать культурным.

Вы кого имеете в виду? Россию, что ли?

Россию, ее руководство и, собственно, всё символическое значение каждого политического действия.

Еще раз говорю, вы поймите меня. Во-первых, в какой-то степени я являюсь представителем, как вы считаете, нецивилизованного руководства.

Именно. Я вам об этом и говорю, да.

Давайте посмотрим, что вы имеете в виду. Если вы имеете в виду украинскую проблематику, то у меня по ней абсолютно своя позиция.

А какая, кстати?

Очень простая. Я был в Киеве в январе 2014 года, в частности, да. В Киеве я жил в гостинице, я был, по-моему, один там русский. Я приехал поговорить с коллегами. Я был там один русский, там все были западники, причем не журналисты. Я же все-таки отличаю журналистов от не журналистов уж совсем.

По походке?

Я милую узнаю по походке, естественно. И было ясно, что там такой мощный десант, я даже приехал в Москву и сказал: «Ребята, ощущения непонятные для меня. Почему-то там столько сидит народу западного и так немного народу незападного». Это во-первых.

Во-вторых, понимаете, то, что произошло, с моей точки зрения, всё равно было, строго говоря, нелегитимно. Сам процесс, который произошел после того, как сначала три гаранта западных подписали декларацию, которая предполагала, что Янукович пойдет на какой-то компромисс с оппозицией, а потом они же ее и отобрали. Гаранты были неслабые, между прочим. Наш представитель был наблюдателем в этой ситуации.

И то, что потом произошло, было нелегитимно с точки зрения процедуры. Она была не выполнена, там не было полноценного импичмента.

В отличие от совершенно легитимной передачи Крыма путем референдума.

Там был переворот. Про Крым, вы знаете, вот я вам скажу так. Я могу на эту тему говорить долго.

А могу коротко.

А могу коротко. Но поскольку программа недлинная, то могу сказать так. Начнем с того, что если бы Киев хотел договариваться действительно с востоком, то никто не поднимал бы вопрос языка. Один из первых взрывов, как вы помните, на востоке был связан с вопросом языка.

Михаил Ефимович, вы себе не представляете, насколько я с вами в этом месте согласна. Я считаю, что если бы украинский запад разговаривал с востоком, были бы другие разные события. Но это украинская история, а мы говорим про российскую.

Вы говорите про Россию? Я еще раз хочу сказать, что я не вижу, чтобы наше руководство вело себя чем-то, скажем, хуже, чем руководство других стран. Поскольку я сталкиваюсь со многими разными коллегами, я могу сказать одно. Вы знаете, как я сказал в ответ на некое заявление: «Это же двойные стандарты», на что мой собеседник на меня внимательно посмотрел и сказал: «Какие двойные? Это тройные».

Вы, такие романтически настроенные люди, считаете, что наша политика плохая, а их ― просто потрясающая.

Ну, не настолько романтически настроенные, как вам кажется. Мы просто никогда не сталкивались с тем, чтобы какая-то территория была частью одной страны в поствоенном пространстве при заключении международных договоров и просто…

Перетекла, скажем так.

Перетекла, очень хорошее слово.

Давайте возьмем ситуацию, скажем, постюгославскую. Не слабая, между прочим, ситуация с Косово, с сербским населением в Косово и так далее. Я вам скажу одну вещь: вообще после того, как была разрушена Берлинская стена, чему мы все радовались, и я радовался, в эту ночь я снимал в Берлине, потому что я снимал фильм про Петера Штайна, приехали ночью в то место, где мы снимали, сказали мне: «Кончай снимать всякую ерунду ― извините, что они сказали так про великого режиссера, ― поехали снимать стену».

И мы поехали тогда на стену. Все жутко радовались. Но в тот момент, когда воссоединилась Германия, все разговоры о том, что сохраняется такая послевоенная география Европы, закончились, с моей точки зрения. Когда распался Советский Союз, была закончена некая поствоенная география европейская и даже азиатская.

Что касается Крыма, в отличие от многих, я был в Крыму в 2014 году. Про Крым могу сказать следующую вещь, очень простую. Действительно, в 1954 году это не Хрущев передал, это иллюзии некоторые. Тогда Хрущев не обладал такой властью, чтобы передать единолично Крым. Там был такой большой триумвират как минимум. Это решалось по совершенно экономическим причинам: чтобы не было двойного бюджетирования из Украины и России, вопросы водоснабжения.

Это была чисто прагматическая история во многом, плюс Крыму недоставало рабочих рук. Их недоставало центральной России, Сибири. Поэтому там было такое абсолютно прагматичное решение, это не был подарок Хрущева украинцам. Но вот что интересно: украинцы, приехавшие в Крым, заговорили по-русски. И это тоже важно понять.

Михаил Ефимович, я как человек, который жил на Украине, могу вам сказать, как люди начинали говорить на разных языках, как политически это было действительно не очень показательно.

Я сам учился в украинской школе в Одессе, поэтому не надо мне рассказывать.

А, поэтому не буду ничего вам рассказывать.

Я могу сказать одно: в каком-то смысле менталитет Крыма все-таки иной, чем менталитет даже восточной Украины, с моей точки зрения. Я сейчас не обсуждаю, такой или сякой. Но когда мы там выступали, ― меня теперь уже не пустят окончательно на Украину, я так понимаю, ― мы приехали с моим театром туда, с Московским театром мюзикла. Приехали просто по просьбе коллег выступить со спектаклем.

У нас есть такая программа «Жизнь прекрасна», мы ее показывали и пели песню, естественно, мы не могли им не спеть песню «Мы вернулись домой в Севастополь родной», то зал в тысячу с лишним человек встал, пел вместе с нами и плакал. Я говорю это как свидетель, да. Люди не пришли туда специально, понимаете?

С этим я тоже не спорю, и большинство не будет спорить. Ведь не спорит никто, на каком языке люди говорят в Крыму, с чем они себя эмоционально связывают.

С точки зрения эмоциональной это было абсолютно так.

Мы же не про это говорим.

Понимаете, в чем дело? Я вам еще одну вещь скажу. Не судите, да не судимы будете. Я просто понимаю, даже крымчане это понимают, они очень не хотели, чтобы у них была донбасская ситуация. Они этого не хотели. Тогда же все были перепуганы «Правым сектором», Ярошем. / Верховный суд РФ признал «Правый сектор» террористической организацией. Ее деятельность на территории РФ запрещена. /

Это же была такая еще эмоциональная история. То, что произошло, произошло. Политика же не имеет таких сослагательных наклонений. Понятно, что нужно будет время. Я вам скажу больше, вы знаете, я недавно выступал в английском парламенте. Они спрашивали приблизительно то же самое, что и вы, хотя я пришел к ним по культурному сотрудничеству. Начали мило с культурного сотрудничества, закончили как полагается: Украиной, коррупцией и прочим.

А вы знаете, довольно сложно разговаривать про культурное сотрудничество, если есть вещи, которые как бы над ним стоят.

Да не стоят над ним.

Михаил Ефимович, вот вы говорите, что вы выступали в Крыму, при этом учились в Одессе. А вы, кстати, в это время в Одессе выступали, например?

Видите ли, в чем дело, меня не пустили на Украину. В этом вся история смешная. Не потому что я в каких-то санкционных списках, нет.

Я абсолютно, я просто интересуюсь, да.

Дело в том, что мы начали такую инициативу года два назад уже, чуть меньше. Полтора. Инициативу, которая называется Минская инициатива. Поскольку я понимал, что украинцам с нами тяжело общаться напрямую, то я предложил тогда белорусским и украинским коллегам встретиться в Минске. Причем приехали люди самые разные. Приехал секретарь украинского Союза писателей, приехал сын Василя Стуса Дмитрий, директор Института Шевченко.

Мой вопрос про выступления был, конечно, довоенный. Я понимаю, что послевоенные невозможны, да.

Нет, я просто договорю. Я вам рассказываю просто, да.

Да-да-да.

Я прекрасно понимаю, что вообще вне контакта с Украиной… То, что происходит, это трагедия для меня, чтобы вы понимали. У меня эйфории-то нет. Трагедия, потому что два народа, которые очень близки на самом деле, украинцы и русские, находятся в таком сложном, тяжелом, я бы сказал, состоянии. При том что я не считаю, что в России есть украинофобия, как и нет полонофобии, например. Я всё время нашим друзья-полякам говорю: «Мы не просыпаемся каждое утро, думая о Польше, у нас этого нет». А на Украине она существует тем не менее.

Совершенно естественным образом.

Подождите, я сейчас закончу.

Да-да.

Я решил, что надо какую-то сделать историю, чтобы хоть какой-то ручеек связи был, который бы не поносили ни с одной, ни с другой стороны, что, в общем, не очень удалось. Но мы тогда встретились в Минске на большой площадке, встретились тогда и писатели, и деятели музеев, и историки. Тогда мы создали вот эту Минскую инициативу, некий проект, который позволяет деятелям культуры Украины, Белоруссии и России общаться между собой. С украинской стороны выступил Фонд культуры, Борис Олейник со своими коллегами как такой наш партнер.

Мы провели еще пару таких встреч уже по ядерной физике, это было связано с Чернобылем, с тридцатилетием Чернобыльской катастрофы. Мы выпустили сейчас сборник трехъязычный молодых поэтов Украины, Белоруссии и России, презентация была в Минске, Киеве и будет сейчас в Москве.

Сейчас мы развиваем несколько проектов. «Особенный театр для особенных детей» ― это три кукольных театра Москвы, Киева и Минска делают такую особенную программу для особенных детей. Мы сейчас делаем музейный проект довольно серьезный, «Моя родина», вот такой вот детский тоже. И продолжаем развивать литературные все связи плюс исторические.

Я разговаривал с моими украинскими коллегами, может быть, мы сделаем еще одну площадку, которая будет посвящена общим проблемам, которые существуют между Донбассом, Киевом и, как ни странно, Россией. Например, проблема экологии, которая очень серьезна.

Я понимаю. Что еще может связывать, да, все эти три точки.

Во время военных конфликтов экология рушится. Эта часть Украины вообще на грани экологической катастрофы. Естественно, это затрагивает Ростовскую область, юг России. Это всё непростые вещи. То есть мы ищем какие-то проекты, где мы можем сидеть рядом, говорить об общих вещах и не кидать друг в друга стаканами воды.

Михаил Ефимович, к слову, вы сами затронули проекты, которые связаны с особенными детьми и прочее. Вот у нас есть история с «Евровидением», которое тоже про международное культурное сотрудничество более-менее. И вот такая история, которая случилась. Юлия Самойлова, девушка, которая передвигается на инвалидной коляске, немножко ограничена в передвижении. Мы все знаем ее историю, я не буду зрителям рассказывать, я думаю, все вообще в курсе, как развивались события.

Позиция Украины примерно понятна.

Она не примерно понятна, она понятна. Она мне чужда абсолютно, но с точки зрения украинской логики я ее слышу, да.

Понимаете? Что «Россия с нами воюет».

Они приняли закон. Поймите, во-первых, Россия не воюет с Украиной, надо с этого начать. У нас нет состояния войны с Украиной, мы являемся посредниками в урегулировании внутриукраинской проблематики.

Мне важно, как вы это чувствуете.

Я как нормальный человек не понимаю, почему нельзя было договориться с Донбассом в 2014 году. Для меня это загадка большая. И я не понимаю, почему… Понимаете, когда начинается гражданская война, а это гражданская война, потому что надо понять, что с одной стороны воюют русские и русские, с другой стороны, воюют украинцы и украинцы. Я имею в виду Донбасс, потому что там и русские, и украинцы. Это не война украинцев с русскими, чтобы было понятно. Это война одной территории Украины с другой территорией.

Я всегда говорил своим украинским товарищам и коллегам, которых у меня много там, вы поймите, я вырос с ним, у меня могилы все на Украине, большая часть могил. Я всегда говорил: «Двуязычие, наличие русского и украинского этноса внутри украинской нации» ― мы же говорим о российской нации, где русские, украинцы, болгары, татары, кто угодно. Так же на Украине украинская нация состоит из украинцев, русских, венгров, понимаете?

Да, совершенно верно.

Я просто говорю, чтобы было понятно. Это война не Украины с Россией, это внутриукраинский конфликт, который можно было бы развязать совершенно другим путем.

С вами многие поспорят. Я поняла, вы и сначала сказали, что вы все-таки спецпредставитель этого государства, а не другого. Я от вас какой-то специальной другой позиции и не хочу добиваться.

У меня та позиция, которая есть.

Да, она та, которая есть, и вы имеете на нее полное право. Я просто хочу вернуться к «Евровидению». Давайте оставим Украину, выведем ее за скобки.

Нет, вы меня спросили, чтобы потом не сказали, что я понимаю украинскую позицию. Я понимаю ее логику. Они приняли внутренний закон, что люди, которые выступали в Крыму и вообще приезжали в Крым, являются людьми, которые незаконно пересекали территорию Украины, посещали ее и поэтому могут быть наказаны. Вот как я, например.

Я поняла. Я просто имею в виду, что я идеологически… С этим люди могут соглашаться или не соглашаться, идеологически я понимаю позицию, она довольно последовательна. Примерно, очевидно, по этому принципу прекращено вещание телеканала Дождь и прочее, что для вас просто неприятно.

Можно я еще одну вещь простую скажу?

Да.

Когда проводились межпарламентские мероприятия в странах, которые приняли законодательно санкции против России, тем не менее наших руководителей парламента и людей, которые находились в парламенте под санкциями, на эти межпарламентские мероприятия пускали, потому что есть нормы права. Если страна проводит некое мероприятие международное, она должна обеспечить доступ всех участников.

Да, я видела, Нарышкина пускали, Суркова пустили.

Да-да-да. Вы понимаете, да? И в принципе, это нормально. Если вы берете на себя обязательства провести международное мероприятие, вы должны пустить человека. Давайте так: либо на это время делается исключение из закона… Есть масса способов не потерять лица и провести это мероприятие.

Вы знаете, я поняла вашу позицию, но мне интересна другая часть вопроса. Тут уж, мне кажется, невозможно отвертеться.

Да я с вами не спорю.

Вот смотрите, есть российская ситуация. У нас выдвигают в качестве представителя России девушку Юлию Самойлову. Я просто не знаю человека... Есть люди, которые радуются этому, например, я знаю массу людей из благотворительных организаций, которые говорят: «Слушайте, ладно, давайте отметем вообще всё, что мы думаем по этому поводу, но вообще сам факт того, что этот человек будет на всех каналах, что это девушка, которая поет, с амбициями и вообще с какими-то чаяниями, и еще при этом в некотором смысле будет привлечено внимание к разным важным вопросам ― ради этого стоит всё забыть». Я знаю такую позицию.

Вам известен человек, который считает это выдвижение не циничным? Вы его встречали? Может быть, вы сами такой человек? Не манипулятивным с российской стороны.

Я еще раз хочу сказать одну вещь. Вы сами привели аргументы тех организаций, которые к этому относятся положительно.

Они не относятся к этому положительно. Они считают, что это манипулятивно и цинично, но если уж такая манипуляция, такая неприятная история случилась, то кто сказал, что будет легко, что называется.

Видите ли, тут проблема только в одном. Поскольку всегда для меня загадочно, как выдвигают на «Евровидение», для меня это большая загадка всегда. В данном случае я моих коллег-телевизионщиков не хочу критиковать, но я никогда не понимаю, как это происходит. Идут какие-то конкурсы, что-то там происходит, какой-то внутренний рейтинг.

Здесь конкурса не было, да.

Ну, неважно. Я скажу так: как угодно это можно называть. Не случайно один из проектов, который мы делаем по Минской инициативе, называется «Особенный театр для особенных детей», понимаете? У нас плохо относятся в обществе к инвалидам. Я называю это слово, не называю их людьми с ограниченными возможностями, особенными людьми. У нас плохо общество относится к этим людям, плохо. Вообще мы друг к другу относимся неважно все, а вот к этим людям относятся ужасно, с моей точки зрения. Если это хоть как-то привлечет внимание, изменит хоть на йоту отношение к людям с ограниченными вопросами, это будет здорово.

А заметили вообще, что даже не поднимается вопрос об ограниченных возможностях? С момента этого выдвижения сама девушка стала предметом… на самом деле она существует где-то там, с ней уже мало кто разговаривает, а все обсуждают, какие сволочи украинцы, которые не пустили девушку, правильно ли поступил Первый канал и прочее. А «Минута славы» связана с этим или нет?

Можно я одну вещь скажу? Всё это пустое.

Что значит пустое?

В этой ситуации мне кажется, что надо максимально оградить саму героиню от вот этой всей дребедени, да.

Абсолютно с вами согласна. Зачем же ее поставили в эту точку, где она не может быть ограждена, где она находится просто в жерле вулкана? И это предсказуемо.

Любая певица, любой певец, любой человек, который выходит на сцену, уже публичен и не огражден ни от чего.

Да, я не спорю.

В принципе, мне всё это крайне досадно, скажем так. Потому что и украинцы могли себя повести иначе, и вокруг этого не нужно устраивать такую бессмысленную, с моей точки зрения, свистопляску. Есть нормы любого международного мероприятия.

Да, кто спорит? Если тебя провоцируют, не надо провоцироваться.

Если вы проводите мероприятие, то вы обязаны допустить человека. Я еще раз скажу, понятно, что Украина принимает свои законы. Не моего ума это всё дело, хотя сейчас там лежит закон о жесточайшем ограничении русского языка вообще в публичном пространстве. Но не мое дело, это чужая, другая страна.

Да-да.

Но в принципе я еще раз хочу сказать, что эта ситуация для меня крайне болезненная. Она выявила целый ряд болезней общества, самых разных. И об этом надо думать больше, чем, может быть, обо всем остальном. Я считаю, что Юлю надо просто оградить от всей этой ерунды, потому что это для любого человека было бы болезненно. Понимаете, для любого. Вы не найдете сегодня на российской эстраде серьезных исполнителей, которые не выступали бы в Крыму. Понимаете, вот же в чем проблема.

Кто спорит? Выбор каждого. Каждый выбирает, где ему выступать и где выступать потом.

Те ограничения сегодняшние, которые украинцы в отношении русской культуры вводят вообще в целом, в отношении русских фильмов, русских телевизионных программ, русских книг… Мне кажется, что это всё больно и жалко, понимаете.

Михаил Ефимович, я говорю, совершенно не моя задача здесь сидеть и преобразовать вашу позицию в комфортную для части нашей аудитории.

Поскольку я занимался много лет армяно-азербайджанским общественным диалогом, я знаю, как это тяжело, больно и трудно. Но всё равно надо думать о том, как мы будем жить потом, чтобы потом никому не было бы стыдно.

Я хочу чуть-чуть поменять тему, хотя она всё та же. Всё, что у нас происходит, примерно то же самое. Вы были много лет посетителем «Ники», были в числе гостей.

Я ходил на «Нику» всегда.

Да-да. В этом году я просто не знаю.

Я не был, меня не было в Москве, я был в Ташкенте в это время.

Вот. Но, с одной стороны, вы имеете непосредственное отношение к деятелям культуры, как я уже говорила, с другой стороны, к российскому телевидению просто биографически, руководили одним из крупнейших телевизионных холдингов.

Выступил Сокуров по разным поводам, по поводу режиссера Олега Сенцова, это опять же Украина, по поводу митингов и вообще ситуации, которая была совсем сейчас. Как вы относитесь хотя бы к этой ситуации?

Что касается того, о чем говорил Александр Сокуров, я считаю, что вообще… Я сейчас не беру Сенцова, на этот счет президент ответил, не мне его комментировать. А вот что касается диалога, то диалог нужен. Нужен диалог с молодежью, разумный диалог.

С немолодежью.

Да и с немолодежью нужен диалог. Он всегда нужен. Всё равно общество состоит из большинство и меньшинства. Меньшинство тоже имеет свои права, это вообще даже не обсуждаемо.

Что касается несанкционированных митингов, то это всегда некая провокативность, которая существует. Она существует. Призывать на несанкционированные митинги людей, которые на это могут повестись и попасть в сложное положение, я считаю, неправильно.

Михаил Ефимович, как человек, который занимается международным сотрудничеством, вы должны знать, что только у нас они санкционируются более-менее.

Вы совершенно справедливо сказали «более или менее». Потому что если бы вы захотели пройтись вдруг по Трафальгарской площади или выйти на Унтер-ден-Линден, не известив власти, были бы проблемы.

Не будем с вами пускаться в тонкости уведомительного и разрешительного принципа, потому что у нас он, конечно, разрешительный, а везде уведомительный.

Когда перекрывается движение в США, скажем, в Нью-Йорке перекрывается движение и проходит нечто…

Вы же согласны со мной про уведомительность и разрешительность? Мне кажется, это бесспорно.

Иногда власти имеют право предпринять.

Иногда.

Вот смотрите, вы говорите, законы Украины вы принимаете. Ее не пускают потому, что она была в Крыму.

Это совсем не так. Я сказала, что вы понимаете логику, и объясняю ее зрителям.

Существует такой закон. Его не надо нарушать, с моей точки зрения.

Есть и такая точка зрения, да.

При том, что я еще раз хочу сказать. Юля, вы поймите, я считаю, что происходило в консерватории, когда велели читать списки ― это вообще всё безобразие. Это от беспомощности на самом деле. К сожалению, у нас не так много людей, которые могут разговаривать с молодежью на нормальном языке.

Как кто-то совершенно справедливо сказал, у нас, во-первых, мало людей, которые могут разговаривать, во-вторых, знаете, мы вам не дети. Это я про молодежь говорю.

Нужен диалог нормальный. Я вам сразу скажу: к герою этого события я отношусь… Он не герой моего романа, скажем так, хотя в России принято любить страдающих людей, и в этом смысле я русский человек, но он не герой моего романа совсем. Ну совсем не герой моего романа. В этом смысле я думаю, что эти молодые ребята вышли не только потому что вышли его поддержать, а просто вышли потому что вышли. Раз есть такая энергетика, такой запрос у какой-то части общества, то об этом надо просто думать, больше ничего.

Михаил Ефимович, вообще не осталось времени. Конечно, мы могли бы проговорить еще столько же, и было бы неплохо, если бы нам это удалось.

С вами ― всегда.

Я хотела, чтобы в последнюю оставшуюся минуту нашего эфира вы пригласили наших зрителей туда же, куда вы пригласили меня.

У нас сегодня большое событие. Мы играем спектакль, который называется «Принцесса цирка». Это первый случай, когда людям, которые сделали русский мюзикл, ― а это русский мюзикл, хотя музыка Кальмана, но Кальман же русский автор, как известно, ― сегодня как раз канадско-американские продюсеры приехали рассматривать вопрос о приобретении лицензии у нас. То есть не мы покупаем лицензию у американцев на Бродвей или у англичан, а сегодня приехали рассматривать вопрос, вести переговоры о покупке у нас лицензии.

Поэтому приходите, это хорошая история. Московский театр мюзикла в Филях ― это абсолютный субъект международного культурного сотрудничества.

Это была дарованная мною буквально минута очень справедливой рекламы Михаила Ефимовича и театра. Я хотела сказать, что у моего сегодняшнего гостя есть необратимо государственное лицо, а есть лицо творческое и счастливое.

Можем спеть дуэт Мистера Икс и Теодоры.

Это было бы замечательно. Давайте вы начнете.

Все помнят, «Цветы роняют лепестки на песок»…

Это была программа «Говорите». Я ее ведущая Юля Таратута. Скоро встретимся.