Как американцы отвоевывают российских детей в Европейском суде

Таратута: Сегодня у нас в гостях адвокат Каринна Москаленко. Я напомню нашим зрителям, что вы сейчас очень плотно занимаетесь иском, жалобой американских семей, которые прервали свой доступ к российским детям из-за «закона Димы Яковлева». Если я верно понимаю, вы сегодня ждёте результатов, ответов на коммуникацию. Чего мы должны ждать?

 Москаленко: Я хочу уточнить, мы представляем интересы не только американских пар, которые хотели усыновить российских сирот, просто жалоба построена так, что мы представляем интересы, прежде всего, российских сирот-инвалидов, которые могут оказаться без семьи. Я считаю их самыми первыми доверителями, потому что они беспомощные и не могут выразить свои интересы. Нельзя их лишать права на обращение в Европейский суд. Поэтому потенциальные родители считают, что имеют право представлять интересы этих детей. Мы так и построили свою жалобу, что эта жалоба и от такого-то мальчика, и от такой-то девочки, потому что затронуты интересы этих детей. В этой ситуации, как мы формулируем, эти потенциальные родители в наилучшем виде отражают интересы этих детей, а не официальные органы опеки и попечительства.

Таратута: Я верно понимаю, что это дело было принято к рассмотрению в рекордные сроки?

Москаленко: Да, и очень необычным способом.

Таратута: Расскажите.

Москаленко: Сроки - это очень важный вопрос для Европейского суда, вы наверняка знаете о делах, которые по 5-10 лет ожидают своего решения, и даже первая коммуникация по делу иногда поступает через 1-3 года после обращения. К сожалению, Европейский суд стал жертвой своей популярности не только в РФ.

Таратута: Я просто не закончила свой вопрос, в рекордные сроки дело было принято к рассмотрению…

Москаленко: 23 января мы обратились, а 28 января дело было уже коммуницировано, 28 января суд принял решение по нашему обращению. Оно промежуточное, и коммуникацию тоже можно считать промежуточной. В этой жалобе мы попросили не только признать эти нарушения, но прежде всего,  применить «Правило 40», которое говорит о том, что эту жалобу необходимо очень быстро коммуницировать тому правительству, о котором ставится вопрос в этой жалобе.

Таратута: То есть только сегодня суд примет решение, насколько он запускает это дело в оборот, потому что прежние итоги были промежуточные?

Москаленко:  И прежние были промежуточными, и сегодняшние тоже промежуточные, но очень важные. Мы просим о применении «Правила 40», мы говорим, что дети страдают, родители страдают, всё это у кого-то выливается просто в переживания, и тут затрагивается статья восьмая Европейской конвенции - право на частную жизнь и право на семейную жизнь, а у кого-то это бесчеловечное отношение, потому что дети нуждаются в немедленном лечении. Уже продуманы все формы лечения, всё договорено - и вдруг срыв передачи ребёнка в семью, что чревато последствиями, у нас есть заключения врачей. Поэтому мы просим это дело коммуницировать правительству, то есть сообщить правительству, что подана такая жалоба, и какие вопросы в ней ставятся. Это первая просьба наша.

Вторая просьба связана с применением срочных мер, то есть если правительство не будет исполнять, а это в январе было очень актуально, те решения судов, которые вступили в законную силу или ещё даже не вступили, и не будет выдавать детей-сирот в семьи, которые уже явились в Россию, чтоб забрать детей, то в этом случае надо срочно принять меры воздействия. И в то же время те семьи, которые начали процесс адаптации, они прошли весь долгий суд до передачи дела в суд, но решения ещё нет…  Мы говорим, что семейные отношения возникают не одномоментно, дети же уже привыкли, им каждый день показывают фотографии, говорят: «Это мама, это папа».

Главный по детям говорил чуть ли, что это водоросли, овощи, которые не понимают и не ощущают, эти дети, особенно с синдромом Дауна, настолько привыкшие, для них привыкание - это очень важный процесс, для них изменение ситуации  - это тяжёлый психотравмирующий фактор. Вы понимаете, с этими детьми очень подробно работают, им показывают фотографии их встреч с родителями, где они играли вместе, целовались, обнимались, дети ждут. Это, мы считаем, в некоторых случаях регламентируется статьёй восьмой Европейской конвенции, а в некоторых случаях уровень жестокости доходит до статьи третьей - недопустимость бесчеловечного обращения. Это наша важная позиция, которая была изложена в жалобе. Мы надеемся, что суд разделит рано или поздно эту позицию.

Таратута: А какова ситуация на сегодняшний момент?

Москаленко: Тех детей, по которым были вынесены решения, даже если они не вступили в законную силу, отпустили, поэтому уменьшился объём нашей жалобы. Первая жалоба была подана от четырёх семей, сейчас официально меня одна семья попросила отозвать их жалобу. Есть трое оставшихся заявителей, и там разная степень  дела, у некоторых семей не были поданы обращения в национальный суд, но прошла вся эта процедура, у некоторых уже должно было быть вынесено решение. У одной семьи, которая у нас первая, заглавная семья, фактически в декабре должно было быть принято решение, и по чисто временным рамкам не успели и перенесли на январь, они лишились ребёнка, они переживают, и ребёнок, конечно, тоже.

Таратута: Закон принят, какое у нас сейчас настроение?

Москаленко: Я не хочу и я не вправе оспаривать те результаты, которыми обладают депутаты, и с которыми они ознакомились перед принятием этого закона. Я не хочу сводить эту проблему только  к неправоте российского правительства и к полной правоте других стран, которые не дают возможности контролировать нахождение детей в семьях, а тем более нивелировать случаи, где дети погибли.

И сразу три «но». Во-первых, закон направлен против лиц, которые никакого отношения к нарушению прав человека не имели, это несправедливо. В случаях, когда закон имеет признаки коллективного наказания людей, которые совершенно непричастны ни к каким нарушениям, это недопустимо. Принцип коллективной ответственности осуждён в современном мире давно, сейчас так вопрос не ставят. Во-вторых, к каждому вопросу, к каждой семье, к каждому ребёнку надо подходить индивидуально, естественно,  у судов не может быть никаких инструкций, пускаемых с какого-либо верха, это, во-первых, обозначает отсутствие независимости у судебной власти, а во-вторых - отсутствие индивидуального  подхода. Если родители прошли все тестирования, а они проходят серьёзнейшие тестирования, это очень хорошо, что после случаев всякого негативного свойства были устроены серьёзные испытания, подготовка для того, чтобы власти дали согласие на усыновление, и если ребёнок уже изъят из федеральной базы данных, которого уже наблюдают вместе с этими потенциальными родителями и дают позитивный отклик… Вы понимаете, как этот плачевный отклик контрастирует с принятым решением, а принятое решение – это прекращение производства по делу в связи с вступлением в действие закона.

Таратута: То есть у нас настроение теперь - запретить, не закончить производства по делам, которые были, а просто закрыть?

Москаленко: Да, и кто говорит, что это не так, говорит неправду.

Таратута: А это только по американскому усыновлению?

Москаленко: Только по американскому усыновлению.

Таратута: Вы говорили о то, что сама жалоба в ЕСПЧ нужна была для создания угрозы, чтобы люди стали хоть немножечко бояться. Вам этой цели удалось достигнуть?

Москаленко: Я меньше всего была расположена заниматься шантажом. Это не шантаж, дело в том, что Европейский суд приветствует, когда стороны находят общий язык, Европейский суд всегда заинтересован в том, чтобы вопрос решался на национальном уровне.

Таратута: Вы уже говорили о том, что если четыре человека заберут свои жалобы, все будут счастливы.

Москаленко: Да, любой из моих заявителей будет рад забрать жалобу.  Если говорить о том, кому мы в этом случае помогаем, это большая претензия, которая была выдвинута нам, что мы, дескать, помогаем американским семьям против российского государства, тем более, что эти люди не уважают россиян. Дело в том, что в законе Магнитского говорится о конкретных людях, которые нарушили права человека, скажем, привели к гибели человека. Я не обсуждаю сейчас эти действия, это политические вопросы, но с правовой точки зрения этот закон направлен против конкретных лиц.

Что касается «антимагнитского закона», что говорится в нём – это вовсе не борьба против тех, кто нарушал права человека или россиян в отдельно взятых случаях, такие параграфы в этом законе есть, но когда лишают права на усыновление российских сирот, это действует против любого американца. Вы не представляете, какие там слёзы, и какие письма они пишут, нам тяжело заниматься этим делом ещё и по моральной составляющей. Так вот, против них они направлены совершенно необоснованно.

Более того, российские власти совершают дискриминацию, статья 14-я Европейской конвенции, и это один из параграфов нашей жалобы. Дискриминировать только потому, что человек принадлежит к такой-то нации, недопустимо. Некоторые семьи, которые боятся за своего ребёнка, у нас есть ребёнок, который на кардиостимуляторе, каждый день его жизнь может оборваться, говорят: «Какое гражданство мне надо принять, чтобы этого ребёнка усыновить?». Как мы ставим вопрос, это дискриминация в отношении и этого ребёнка, которого выбрали американцы.

Таратута: Что нас интересует на выходе, нас же интересует вещь системная?

Москаленко: Я не отношу себя ни к судебной, ни к законодательной власти, пусть они решают в наилучших интересах детей. Что я точно знаю по конкретным делам, те дети, которые познакомились со своими родителями, когда начался процесс, и где есть позитивные заключения, должны быть отданы в эти семьи. Это огромный шок для ребёнка, это огромный стресс для родителей. Право, гарантированное статьёй 8-й – право на частную и семейную жизнь – не является абсолютным правом при определённых условиях, и в некоторых случаях оно должно быть иногда ограничено. То есть вмешательства в эти права допустимы, но только при условии соблюдения всех критериев, которые установлены Европейской конвенцией. Это ограничение или вмешательство должно быть прямо предусмотрено законом, но не любым законом, этот закон должен отвечать критерию качества закона при условии, что он должен преследовать легитимную законную цель, которая должна быть очевидна.

Из закона это не очевидно, то, что говорилось на самом высшем государственном уровне, это ответ на закон Магнитского, потом российские власти тут же сменили риторику, как только почувствовали проблему, и начали говорить, что это для защиты детей. И, наконец, последний критерий. Даже если такое вмешательство прямо предусмотрено законом и преследует легитимную цель, оно должно быть абсолютно необходимым  в демократическом обществе. Абсолютная необходимость - это, когда меньшими травмами, меньшими потерями, меньшими ограничениями нельзя обойтись.  Скажите, третий критерий здесь соблюдён?

Таратута: Если бы отвечала на эти вопросы…

Москаленко: Европейский суд будет отвечать. Так вот, мы попросили Европейский суд, чтобы он применил срочные, незамедлительные меры, чтобы данных детей, как минимум, не передавали в федеральный банк данных, чтобы детям пока не говорили, что родители за ними не приедут, потому что у этих детей уже было предательство в жизни. А ведь российские власти об этом забыли или та часть власти, которая не понимает опасности  этого нарушения для жизни даже детей, мы просим, чтобы они немедленно прекратили это делать. Вот это срочные меры. Сегодня российские власти должны были ответить, это последний срок, может, они уже вчера ответили на вопрос, не препятствуют ли они семейной жизни этих людей, и в зависимости от ответа РФ будет приниматься решение по вопросу о принятии срочных мер.

Таратута: Скажите, мы по-прежнему лидируем в качестве заявителей и жалоб в Европейском суде?

Москаленко: Да, мы, конечно, лидируем. Но не надо драматизировать это, вы же понимаете, что мы - громадная страна, и на тысячу человек у нас не такое большое количество жалоб. Но всё-таки жалоб очень много, особенно по таким вопросам, как пытки, незаконные аресты, это наша беда, незаконное содержание под стражей, необоснованно длительное содержание под стражей, нарушение права на справедливое судебное разбирательство. Это очень большой пласт жалоб.

Таратута: Как вам кажется, позиция российской власти и первых лиц государства, которые периодически жалуются на тему того, что Европейский суд несправедлив, что Совет Европы как-то придирается к России, европейцы смотрят на нас свысока, имеет место быть?

Москаленко: Это неправда, решения Европейского суда очень критичные, жёсткие. Они относятся к любой стране-нарушителю, и если государство выполняет эти решения, проблемы не становятся системными, тогда у государства послужной список не омрачён.

Таратута: Насколько статус коммуникации с Россией проходит быстрее, чем с другими?

Москаленко: Не быстрее и не дольше, в Европейском суде соблюдаются равномерные меры. Жалоб очень много и сейчас усиленные группы юристов брошены на рассмотрение первоначальных жалоб, очень много жалоб отсеивается на первой стадии. Из тех жалоб, которые коммуницируются, подавляющее большинство Россия проигрывает, а эти очевидно необоснованные жалобы отсеиваются очень быстро.

Таратута: Не могу у вас не спросить, как у человека, причастного к Михаилу Ходорковскому. Когда вы услышали слова президента РФ Владимира Путина в ответ на один из вопросов, выйдет ли Ходорковский на свободу, он говорил, говорил, говорил, а потом сказал: «Дай Бог ему здоровья». Что вы почувствовали в эту минуту?

Москаленко: Я в действительности желаю здоровья всем: и тем, кто желает здоровья, и тем,  у кого почти отобрали все надежды и отбирают здоровье. Я очень боюсь, что дело Михаила Борисовича Ходорковского имеет очень плохую карму, это подогревается российскими властями, я не верю ни в какие снижения сроков, я не верю ни в какой happy-end, пока российская власть не пересмотрит своего решения. Я надеюсь, что решение Европейского суда появится в этом году, и что вторая  жалоба, которую мы подавали с Михаилом Борисовичем по поводу несправедливого судебного разбирательства, вынудит российские власти пересмотреть и приговор.

Таратута: Пересмотреть своё поведение.

Москаленко: Нет, пересмотреть дело. Нам важнее всего сейчас доказать все позиции защиты Ходорковского в новом судебном разбирательстве, я думаю, что альтернативы этому нет, поэтому организуются против него и вторые, и третьи  дела. Я думаю, что эти попытки обречены, но только бы хватило у Михаила Борисовича сил и здоровья, которое ему желает не только президент, а теперь и очень большое количество наших сограждан.