Алиса Хазанова: «Не нужно устраивать дома гражданскую войну»

Хочу воспользоваться случаем и поздравить вас с победой, во-первых, над собой, поскольку с вами, как я понимаю, случилось все-таки новое событие — вы выпустили дебютный режиссерский фильм «Осколки», который я успела посмотреть.

Ура.

И хочу сказать, что это очень круто, очень вас с этим поздравляю.

Страшно приятно.

Для того, чтобы наш разговор дальше тек по какому-то сценарию, я спрошу вас: как вы отнеслись к спойлерам?

В случае моего фильма, мне кажется, спойлеры не имеют никакого значения, потому что, как мне кажется, это фильм, который все равно каждый воспринимает по-своему, и для кого-то это фильм про отношения, а для кого-то — квантовая физика. Поэтому, в общем, нормально.

Коль скоро мы уже заговорили, мы вернемся к фильму, мы все публикуем, а я работаю в разной прессе, рецензии на фильмы. Надо сказать, что рецензенты, кинокритики так устроены, что некоторые из них пересказывают половину фильма и совершенно ни в чем себе не отказывают. Вы вообще любите, когда рецензия содержит некоторое количество напоминаний о том, про что все снято? Уточню вопрос. Есть такое мнение, особенно когда сериалы появились, когда все стали в фейсбуке рассказывать друг другу, про что была предыдущая серия, появилась группа товарищей, которые говорили: да хватит вам уже говорить про спойлеры, вы переоцениваете сюжет. С этим тезисом вы согласны?

Тут, видимо, надо себя все-таки разделить на человека, который как зритель читает рецензии, и на человека, который читает рецензии на свой фильм, потому что оказалось, что это две большие разницы. И довольно странное вообще такое какое-то состояние, когда ты читаешь рецензии на свой фильм, не знаю, чем это вызвано, наверное, реакция естественная у человека. Когда я читаю рецензии на чьи-то фильмы и на сериалы, я не люблю, когда мне рассказывают сюжет, потому что для меня важно всегда самой это все для себя открыть. Даже до такой степени, что иногда предпочитаю ничего не читать о фильме или о сериале и посмотреть с чистого листа. Для меня это важное переживание творческое.

А трейлеры смотрите?

Иногда, но тоже довольно редко, если честно. Но иногда все-таки интересно. Например, «BladeRunner» сейчас когда выходил новый, посмотрела трейлер и прям ждала как-то фильм, потому что визуальная составляющая какая-то потрясающая. Что касается моего фильма, то, конечно, есть такой немножко момент, что: черт, рассказали вот так, а там же на самом деле не про это, ну ладно, хотели же, чтобы было хорошо. И вот это такие какие-то эмоции, они не то чтобы со мной оставались надолго, но в момент немножко переживается, потому что мне, опять же, хочется для зрителя оставить это поле трактовки свободное.

С другой стороны, я понимаю, что все-таки, наверное, иногда людям нужна какая-то шпаргалка, с которой они могут прийти и посмотреть кино. Я, например, точно знаю, что такие вещи помогают оперу. Потому что это две большие разницы, когда человек идет просто смотреть оперу, или когда он походил на какой-нибудь мастер-класс, типа встреча с современным зрителем, как в Перми делают, где я участвовала, или какие-то творческие встречи, и приходит уже немножко подготовленным к тому, как вообще делался спектакль, о чем это все, в каком контексте на это смотреть. И мне кажется, иногда помогает зрителю действительно как-то воспринять это ближе к тому, что имелось в виду авторами.

Я совершенно не помню, что это был за фильм, какое-то большое кино серьезное, в детстве я смотрела, не помню, кино было запутанное, и в конце вышел режиссер, не то чтобы в конце, но как-то так была устроена кассета, очевидно, и рассказал, про что он снял. Это было, я запомнила навсегда. Бывает такое кино, когда очень хочется, чтоб в конце тебе рассказали, что хотел сказать автор. На самом деле вы сами сказали о том, что чтение фильма — это серьезная история, и понятно, что всегда трактовки умножают возможности и создают объем. Но если у вас все-таки было сообщение некое, то каким оно было? Мне теперь, как человеку посмотревшему, любопытно.

Сообщения, такого прям манифеста, честно могу сказать, у меня не было. Я могу сейчас как-то сидеть и пытаться что-то такое высказать, но нет. Там есть, как бы сказать, обсуждение каких-то вещей, которые мне кажутся важными. В первую очередь, это то, что люди все очень странные и никто не совершенен, но при этом все люди со своими плюсами и минусами, и это и составляет эту ткань отношений, которая такая часто очень зыбкая и зависит от каких-то очень хрупких деталей. А еще мне хотелось действительно поговорить о времени, о субстанции времени в контексте человеческих отношений и о том, что оно для каждого по-разному течет.

Поскольку вы были в гостях у Натальи Синдеевой, надо сказать, еще тогда фильм в широкий прокат не вышел, у вас был разговор про время, я тогда еще кино не смотрела, вы говорили о том, что мир так несправедливо устроен, что счастливое время длится быстро, а несчастливое длится очень медленно. И это правдивый был разговор, это передано в вашем кино. Насколько я понимаю, его основная тема, может быть, самая обсуждаемая — это возможность этого разговора или некоторой фантазии, которая присуща каждому человеку, о неком альтернативном сценарии жизни. Я верно понимаю, что вокруг него все?

Это точно совершенно одна из тем и точно совершенно одна из возможностей выбора, который человек может сделать либо не сделать. И одно дело, когда мы живем, у нас жизнь, она привычная, часто понятная, иногда вдруг вообще непонятная, но, так или иначе, у нас какой-то определенный поток временной существует. И мне просто захотелось подумать на тему того, что вдруг если от этого всего есть какое-то ответвление, по которому тоже можно пойти, что мы только гипотетически себе представляем такую возможность, а захотелось немножко в это ощущение окунуться. Я при этом понимаю, что далеко не всем близка эта тема для исследования, и поэтому это просто маленький такой фильм, который в эту сторону предлагает поразмышлять.

Я могу немножко приоткрыть тайну?

Это уже не тайна, это везде написано.

Есть некая пара, которая проживает жизнь. И вот сценарий предлагает эту альтернативную жизнь для главной героини. А дальше смотрите.

Смотрите, пожалуйста, мы тут затем, чтобы призвать все-таки людей в кино пойти.

На самом, как минимум, вы проверьте, вам такой способ мысли свойственен или нет, как говорит Алиса. Скажите, а вам он свойственен? Потому что я, например, когда смотрела, когда я поняла, куда ветер дует, я поняла, что это довольно опасный угол психологический. То есть когда ты начинаешь туда заходить, там довольно опасно.

 Ну да. Но ведь, знаете, есть такое выражение, что жизнь начинается за зоной комфорта. В нем на самом деле есть какая-то доля правды, как мне кажется, что иногда только сам себя ты можешь подтолкнуть, выйти из своей зоны комфорта для того, чтобы получить какой-то новый опыт или новые ощущения, безусловно, набить шишки и совершить ошибки, но они в идеальном каком-то раскладе тебя чему-то научат. Это мы сейчас не обсуждаем какие-то экстремальные поступки в жизни, но, по крайней мере, мне кажется, размышление может как-то разнообразить жизнь человека, что ли, мне кажется, что это имеет право на существование, какие-то размышления на разные темы.

Другое дело, что мне в принципе близок этот способ нелинейности рассказа, то есть, грубо говоря, есть люди, которые могут читать Вирджинию Вульф, и им это близко, мне близко, и я при этом понимаю прекрасно, что есть много людей, которым это не близко, они не понимают такой способ изложения, и для них это все похоже на какой-то такой хаос. Поэтому тут просто разное людям нужно, правда.

Мне просто всегда казалось, что поиск гармонии, он как раз в некоторой попытке зафиксироваться и не искать альтернативных сценариев. В этом смысл проекта. То есть ты можешь их искать до бесконечности, можешь искать себя в разных формах, а устаканиваешься только в той точке, в которой ты прекращаешь на эту тему рефлексировать.

Это ни в коем случае не надо рассматривать как инструкцию к действию, этот фильм. Это, скорее, просто попытка показать ситуацию со стороны, может быть, кому-то это в чем-то поможет и наведет на какие-то мысли, которые помогут справиться с какой-то ситуацией, просто со стороны на это все посмотреть. Потому что много же говорится о том, что неудовлетворенность ситуацией, которая у тебя есть, все время попытка изменить ситуацию — это, в принципе, поиск, признак незрелости личности, то есть какого-то такого состояния, в котором ты еще суетлив и не вырос.

Это одна история, и фильм этот он ни в коем случае не является призывом к поиску, он является, наоборот, неким таким отражателем этой ситуации, чтобы можно было посмотреть со стороны на какие-то вещи. И, может быть, знаете как, если эмоциональный отклик какой-то находится у людей, то это является отправной точкой для того, чтобы внутренне от себя какую-то дистанцию взять и посмотреть на себя со стороны. Мне такие вещи помогают в плане того, что если я могу посмотреть со стороны на ситуацию, я могу успокоиться и принять какое-то решение, которое, наоборот, мне подарит состояние спокойствия, а не этого суетливого выбора какого-то.

В какой степени вообще это кино, вы говорили в разных интервью, что это не автобиографическая история, эмоционально насколько она автобиографическая? То есть насколько вам приходилось вообще каким-то образом осмыслять какие-то разные собственные  возможности?

Нет, я, конечно, человек рефлексирующий, этого не отнимешь. И, безусловно, я была в каких-то ситуациях, которые в этом фильме показаны. То есть, например, ситуация, когда все сидят за столом, об этом я тоже говорила, какие-то идут эти пустые формальные разговоры, и они бесконечные, и вроде живые люди, а обсуждают они какую-то полную ерунду, и это является основной темой обсуждения. То есть эти ситуации мне очень знакомы, и они для меня в какой-то момент стали таким очень некомфортным отрезком времени в моей жизни. Я подумала: «Боже мой, что это, зачем вообще на это тратить время и что такое происходит?». И это так зафиксировалось в моей голове, и мне захотелось потом это показать ситуативно в фильме.

Дальше, я уже тоже об этом говорила, но это действительно так, что это какие-то эмоциональные мои впечатления от людей рядом во многом, какие-то ситуации, которые я наблюдаю. Мне, наверное, свойственна такая чуть-чуть тихая манера наблюдения. Я действительно иногда наблюдаю за какими-то ситуациями, я часто сопереживаю людям. И понятно, что ты не можешь в эту ситуацию как-то воткнуться, потому что это происходит между двумя людьми, и тебе вообще там нет места, твои советы не нужны, это самое последнее дело — советы давать, но свои какие-то эмоциональные ощущения и переживания от этого можно попробовать выразить, в том числе и в кино.

Скажите, есть распространенное стереотипное представление о женской прозе. Этот женский голос в прозе, в литературе. А в режиссуре?

Мне кажется, есть вообще стереотипное представление о многих вещах в нашей жизни. Я не разделяю их на женское и мужское, потому что стереотипов хватает и на женщин, и на мужчин, и там мало не покажется никому, если начинаешь оперировать стереотипами.

Но потом они же стороны одной медали обычно.

Да. Безусловно, всегда есть стереотипы. Вообще, мне кажется, что с того момента, когда ты активно начинаешь что-то делать, тебя обязательно будут к каким-то течениям или стереотипам прикреплять, от этого никуда деться нельзя, но можно на это не обращать внимания. Мне кажется это тоже какой-то такой выбор, который человек может сам сделать.

Но вас уже вставили в это клише женского кино, женского голоса в режиссуре?

Периодически как-то или задают вопросы на эту тему, или что-то говорят, но я включаю режим водопада и я пока в это все не подключаюсь, потому что на самом деле это все упирается в то, что ты делаешь, то, что тебе интересно, ты хочешь это сделать, ты это делаешь. Дальше уже ты от этого отделяешься, отстраняешься, и дальше уже получается эта ответная реакция от людей. И это нормально совершенно, но это проекция других людей на то, что ты сделал, зачастую.

Я читала какую-то рецензию, честно говоря, плохо помню, в каком издании. Там была такая мысль, что от вас ожидали женского «Мементо», а получилось не женское «Мементо», а что-то другое, неважно, какое-то там стилистическое упражнение.

Эти все сравнения с Ноланом, они, конечно, льстят.

Да, я поэтому дословно пересказываю. Отсюда этот вопрос. То есть, очевидно, вас уже куда-то вставили. Планировали ли вы на старте делать то, что ожидал от вас этот критик?

Нет. Я вообще с такой точки зрения даже не могу подойти к какому-то, пардон за большие слова, творческому высказыванию, потому что ты делаешь совершенно по другим причинам, а куда тебя потом ставят — это уже постпродакшн такой, который ты получаешь в ответ. Другое дело, что, конечно, способ изложения, понятно, что мы все вдохновляемся какими-то вещами, которые даже просто ты иногда не можешь сформулировать, но уже это где-то в воздухе витает и что-то ты где-то услышал и увидел, эти все обрывки они складываются в какую-то твою историю.

И я думаю, что в данном случае откуда пришел Нолан? Потому что рассуждения на тему памяти, времени и зыбкости всего этого, их куда-то надо вписать, впишем их сюда — ну нормально. И таким образом и журналист получился насмотренный и знает, о чем говорить, и вроде как и я тоже получилась в каком-то контексте и ничего. И ничего в этом плохого нет. Я, правда, пока не знаю, как к этому относиться, у меня нет к этому отношения.

А скажите, вы же читали, вам же там приписывают множество цитат. Вы со всеми согласны ссылками?

Нет.

То есть вы это не имели в виду или вас просто как-то?..

Для меня это было, честно говоря, какой-то сюрприз. Мы смеялись, у нас была дискуссия в кинотеатре «Пионер» после премьерного показа фильма, и мы все там сидели, отвечали на вопросы. И там тоже начали говорить про Линч, про Кубрика и про Нолана, и я думаю, что, в основном, это связано с визуальным рядом. Но я уже тоже говорила про это, честно, у нас не было визуальных референсов, которыми мы бы оперировали с оператором-постановщиком Федей Ляссом, или на площадке, или давали бы задачу: а давайте снимем как там. У нас этого не было. И если какие-то эмоции совпадают, я думаю, что мне надо этому порадоваться.

Это сложно на самом деле называть, наверное, случайным совпадением, потому что люди все насмотрены, но, скорее...

Люди насмотрены, но я на самом деле не такая насмотренная, как мне приписывают, и это очень смешно, но это отдельная тема для какого-нибудь отдельного разговора. Я могу, мне кажется, только отойти в сторону от этого, и пусть оно само там все происходит, потому что это не моя функция, мне кажется. Сознательно у нас не было отсылок к Терренсу Малику или к Нолану, правда, их не было.

То есть это не было прямыми цитатами?

Нет. Потому что прямых цитат-то никто найти и не может. Они как-то все говорят, что это напоминает. Но дальше это просто уже, правда, мне кажется, не мой, как бы это сказать?

Не ваше дело, это уже дело критиков — искать аллюзии, я понимаю.

Да, не совсем мое дело просто. Я сделала что-то, оно, в общем, в довольно беззащитном виде вышло на суд зрителей.

Алиса, я понимаю, я сейчас еще и женским журналом руковожу, хоть онлайн, но...

Да, он прекрасен.

Да, спасибо большое. Но у меня, может, профдеформация, но я еще поговорю с вами о женском. Все-таки сам факт того, что ваша героиня — женщина. Какое это имеет значение для этого, условно, сюжета, для этого ракурса? Потому что все равно это история пары, это история возможных пар, и она рассказана как бы женским голосом, она рассказана как бы женскими глазами. Вопрос: насколько это было умышленно, что ли?

Но поскольку я все-таки женщина, тут мы не будем отрицать того, что я женщина, то, естественно, и взгляд мой, безусловно, женский. Чем он отличается — не мне судить. Мне кажется, что в женщинах иногда больше эмпатии по отношению к людям совершенно разным, им проще почувствовать это несовершенство, хрупкость и понять, в чем проблема человека на самом деле, если уж как-то пытаться это обсудить.

В данном случае я вообще считаю, что мужчины — главные герои этого фильма, а женщина служит неким таким, правда, тоже отражателем, и действительно во многом ее глазами мы на это смотрим. Часто это было еще и потому, что физически очень тяжело было на съемках войти в кадр, потому что смены были ночные, и я на себя взяла много, и, в общем, все было бы нормально, если бы твое нахождение в кадре просто не требовало от тебя энергии на самом деле.

Многие думают, что войти в кадр, выйти из кадра — что такого, на самом деле это большая энергетически такая затратная штука. И в какие-то моменты я честно говорила оператору Федору Ляссу, что просто ты, пожалуйста, давай сейчас эту женщину не снимай, давай моими глазами. То есть в какие-то моменты это было творческое решение в моменте съемок, потому что было понятно, что никак по-другому сейчас сцену мы просто не снимем.

То же самое было на монтаже, когда мы с Ромой Волобуевым монтировали это кино, я там часто говорила так: а эту женщину сейчас убираем, отрезаем, давай взгляд, взгляд, взгляд. И мне кажется, что это придало фильму в каком-то смысле чуть больше человечности именно такой, взгляда такого не осуждающего, а, наоборот, как-то понимающего со стороны. Мне так хочется думать, опять же, не мне судить.

И это, повторюсь, просто автоматически: чьими глазами ты смотришь, тот и есть субъект, так выходит. И в этом смысле, знаете, я раньше не обращала внимания, но сейчас я теперь делю рецензии на те, на которые обращают внимание на эту женскую роль, и которые не обращают. Но как принято сейчас говорить, что появляется кино, в котором там женщина не объектна, в том смысле, что ее глазами что-то такое происходит. Не могу не спросить вас в связи с тем, что мы про это заговорили: вы следите немножко за скандалом в Голливуде и вообще за тем, что там происходит?

За этим невозможно не следить, даже когда хочешь за этим не следить. Но я не слежу, но оно периодически как-то появляется в моем пространстве, да.

Тут есть вещи очень сложные, очень много споров, и все перессорились совсем в русском фейсбуке. Но у вас есть ощущение, вы все-таки какое-то время снимали в Штатах и вообще как-то немножко живете, я думаю, ощущая разные страны, у вас есть ощущение, что мы очень по-разному воспринимаем истории такого рода?

Очень по-разному воспринимаем, да, совсем по-разному. Можно долго говорить о причинах. Я их, наверное, не смогу сформулировать так точно, но я вижу, что, правда, совсем по-разному реагируют люди, и степень ярости этой реакции меня иногда прям даже в ступор вводит, потому что я...

Там или здесь?

С двух сторон. И это абсолютное, знаете, когда люди вообще не хотят услышать другую сторону. Я, честно говоря, обычно сразу в такой растерянности нахожусь, когда такого рода диалоги происходят. Причем я понимаю, что и те, и другие говорят от души и, правда, про то, что думают, но тяжело это вообще, когда так все.

Мы шутим, что ваш, собственно, я даже не знаю, как назвать Романа Волобуева в этом смысле…

Креативный продюсер — это совершенно какая-то странная такая штука придуманная. На самом деле Рома был человеком, который, во-первых, был первым, кому понравился сценарий «Middleground», был человеком, который его очень четко отредактировал, и был он со мной, в общем, рядом во время процесса съемочного. И еще мы с ним монтировали эту картину по той причине, что, опять же, оба знали ее изнутри, и это очень помогало. Да, это я описала сейчас функцию.

Да, собственно говоря, что хотелось и по этому поводу услышать. Он взял на себя совершенно несладкую такую миссию быть тем самым редким мужчиной, который находится не на абсолютно такой, даже не знаю, мачистской стороне в этом сборе. Он очень как-то тонко, остроумно говорит на эту тему, очень смешно шутит, и когда не шутит, , в общем, говорит об этом как-то умно. Но надо сказать, что меня совершенно поразила дискуссия российская, мне просто как-то было неожиданно узнать, что она такая примитивная, то есть...

Типа: зачем ты к нему в гостиницу, в отель шла, если не знала…

То есть я, честно говоря, как-то не ожидала, что мы с этого места начнем обсуждать, потому что дальше я могу представить себе некоторое обсуждение нынешнее. Сейчас все уже начинают шутить, кто сломается на каком актере, кто для кого культовый персонаж. Совершенно очевидно, что там, например, история про комика Луи Си Кея — это какая-то совершенно удивительная история, она уже и, правда, там пересекается и с жизнью, с искусством, много чего, просто какой-то интересный художественный случай, помимо морального. Но я совершенно не ожидала, я говорю, что мы будем обсуждать: надо шлепать женщину, не надо. Как мне казалось, это уже обсуждено.

Боже, какой у вас интересный фейсбук, Юль, у меня такого нет в моем фейсбуке. Но понятно, что у меня есть Рома Волобуев с прекрасным чувством юмора.

Он вам затмил просто весь остальной порочный мир.

Нет, но, честно говоря, меня немножко удивляет отсутствие видеть большую картину. Немножко, опять же, взять дистанцию и понять, что это, в общем, какой-то процесс, который происходит, а не просто маленький случай, с которого все началось. А какой процесс происходит? Индустрия точно не будет уже прежней, кажется, это 100% уже на сегодня, мне кажется, ясно. Какой будет? Посмотрим.

Скажите, у вас этот гений и злодейство — как вы для себя решаете этот вопрос? Мы сейчас не оцениваем вину, не вину, это совершенно другое. Просто представим себе, все, с чем мы сталкиваемся — это эта совместимость, условно говоря, аморальных каких-то человеческих свойств, если мы их признаем, с признанием таланта конкретного человека. Вы дальше как для себя решаете этот вопрос: надо ли плохому человеку вручать премию «Оскар» или надо ли убирать его фильмы с полки, надо ли вымарывать его из истории кинематографической?

Вообще мне в идеале хотелось бы, чтобы профессиональные заслуги были профессиональными заслугами, а неположительные стороны человека, его человеческие качества рассматривались бы в рамках юридической системы, и человек, безусловно, получал бы за это то, что ему причитается.

Тут просто еще такой момент сложный, что сейчас, допустим, отмотали и отобрали у Харви Вайнштейна все, что можно было отобрать. Но никому же не приходит в голову отмотать еще лет на 30 назад, и все люди, которые там получали какие-то награды, наверняка же не все идеальные. То есть делать вид, что это только сейчас началось на этих ребятах, а раньше этого никогда не было — ну, мне кажется, это немножко детский сад. Поэтому тут цель поездки всего этого?

Поняла. Как вы реагируете на то, (из Америки перееду в Россию) что происходит в нашем актерско-режиссерском мире? Я с разными своими собеседниками, которые сидят на вашем месте, пытаюсь обсудить этот вопрос. Все, что происходит с Кириллом Серебренниковым, частично с Алексеем Учителем, хотя это разные истории, совсем разные, до этого было выступление Константина Райкина и наезды на него, опять же, все это разные истории. Выступление даже Чулпан Хаматовой, Евгения Миронова, сидя на асфальте у суда Серебренникова. У вас какое ощущение о том, что происходит в отношениях между вашим цехом и властью?

У меня ощущение того, что раз такие люди замечательные, талантливые и творческие поднимают этот вопрос, значит, система нуждается в переделке, значит, что-то с этой системой не так. Значит, государство не выстроило отношения с творческим цехом таким образом, чтобы люди могли не переживать на тему того, что они что-то сделают не так, а завтра за ними придут, и они будут, пардон, сидеть в клетке, как будто они совершили какие-то тяжкие преступления, кого-то убили или что-то такое ужасное произошло. То есть мне кажется, что вся эта ситуация очень грустная, она требует решения. Отмотать назад базу этой системы, которая занимается распределением финансов или отчетностями, или, Бог знает, что там в этой системе не так, я фрилансер, я давно ушла из репертуарного театра и много лет не работаю в этой системе, поэтому мне, конечно, говорить об этом — это не совсем мое место, как я это понимаю. Но просто даже видя то, что происходит, мне кажется, что это совершенно очевидный факт, что система не работает таким образом, чтобы поддерживать художников в их, пардон, работе и важном деле.

Скажите, Алиса, а изнутри вам как кажется, это вообще серьезное событие? У меня такое чувство, я про это много раз говорила, что ничто так не повлияло на настроение цеха и в общественном, и в политическом смысле, вообще как-то как будто все себя осознали заново, вообще в какой стране они живут, как история с Кириллом Серебренниковым.

Конечно, это же очень близко.

Да. Но это мне кажется, что люди просто совершенно обалдели и пересмотрели себя. Или не кажется, или это все для узкого круга?

Это все пока не имеет такого в масштабах страны никакого выхода. То есть кто-то, конечно, пересмотрел и, наверное, находится в ужасе, кто-то предпочитает сидеть тихо и не принимать никакого участия. Люди все разные, и кого-то осуждать или не осуждать, опять же, я этим не занимаюсь, это точно не моя функция. Я точно понимаю, что у нас очень большая страна, и многие проблемы, которые отсюда идут из Москвы, из этого места нашего, они не доходят просто, то есть людям непонятно вообще, что там где-то происходит. И это страшно на самом деле, потому что это говорит о том, что нет возможности просто объединиться и какой-то разговор начать на уровне того, что просто недовольных ситуацией очень много.

Пока что это очень яркие люди, замечательные и талантливые, они составляют костяк этой культурной составляющей нации, но это все равно, мне кажется, не доходит куда-то далеко, куда оно по идее должно было бы дойти. И в данном случае это просто показатель того, что эта ужасная вещь происходит с нашим другом Кириллом Серебренниковым. Непонятно, почему его надо увозить со съемок, об этом много уже говорилось, непонятно, почему ему нельзя давать работать, что он такого сделал, почему его надо в наручниках везти в Москву и сажать в клетку. И это просто говорит о том, что если с Кириллом такое происходит, сколько еще есть людей других, с которыми это происходит, и это все происходит у нас в стране, и никто об этом не говорит, потому что где-то тихо вот так вот, чтобы только меня это не коснулось.

Алиса, у меня такой вопрос напоследок. Когда я только начинала вести эту программу какое-то количество лет назад, у меня, кажется, во втором эфире на вашем месте сидел ваш отец, и это были совсем первые эфиры у меня, я была страшно благодарна за то, как он артистично, как водится, себя вел и вообще как он сделал эту программу. Это был очень увлекательный разговор, и мы, я помню, тогда говорили, собственно, понятно, что мы всегда говорим про политику, я его что-то расспрашивала. И я помню, что я его спросила про вас или как-то разговор зашел. И он сказал: да, у нас с дочкой разные политические взгляды. Ну и как-то я пошутила эту ситуацию, и это было довольно как-то откровенно, мне казалось, он говорил, что думает в тот момент. Они сейчас по-прежнему разные и сходятся ли они?

Давайте Геннадия Хазанова, посадим на мое место, спросим, и он нам расскажет.

В том смысле мы уже дошли до такой точки общественной, в которой уже все люди в семье начинают сходиться обратно?

Я тут недавно где-то в интервью говорила о том, что я, в принципе, не считаю нужным дома гражданскую войну устраивать, и у каждого может быть свое мнение, и это говорит о том, что есть толерантность в обществе, когда люди в принципе могут друг друга услышать. Что касается позиции моего отца, я предпочитаю никогда за него не говорить, потому что на то он и публичный человек, чтобы самому прийти и озвучить какую-то свою позицию, поэтому буду придерживаться этого.

Да-да, но, собственно, вопрос был ровно о гражданской войне и ее...

Нет, дома у нас гражданской войны не было.

Потому что это вопрос, который в последнее время, мне кажется, возникает во всех семьях этой страны.

Я вообще войну не люблю, честно, ни в каком виде войну не люблю. Война — это зло.

Последний вопрос: скажите, как вы ощущаете перспективы вашего проката и верите вы в успех, как вы вообще его оцениваете?

Для меня это вообще большой сюрприз, что фильм идет в прокате довольно широко, то есть для такого рода фильма на английском языке, авторское кино маленькое, и для меня это уже большой подарок судьбы, если честно. Он по-прежнему в прокате, еще даже какое-то время будет там находиться. Поэтому, конечно, хочется призвать зрителей, чтобы они пошли и поддержали авторское кино. Но, честно говоря, это очень новое в моей жизни ощущение, когда ты что-то сделал, и оно отдельно от тебя существует, и люди выбирают, идти смотреть на это или не идти на это смотреть, и как-то на это реагируют. Это новый большой опыт в моей жизни, сродни, наверное, рождение моего ребенка первого, какая-то такая похожая на это вещь.

Желаю вам, чтобы все получилось в каком-то самом оптимистичном из сценариев.

Спасибо большое.

Алиса Хазанова: «Мне было интересно поразмышлять о том, что время для каждого человека течет по-разному»

Синдеева

10:56