Ветеран разведки Юрий Кобаладзе: «Шпионы в политике — люди совершенно светские»

Почему вернулась привычка собирать на всех компромат, сколько шпионов во власти и что правда в фильмах о Джеймсе Бонде
03/02/2017 - 19:29 (по МСК) Юлия Таратута
Поддержать ДО ДЬ

В гостях у Юлии Тарутуты — ветеран разведки, журналист, профессор МГИМО Юрий Кобаладзе. Он рассказал о двух типах шпионов, какое влияние работа разведчика оказывает на бытовую жизнь, а также поделился тем, насколько правдоподобны герои шпионских сериалов и фильмов. Также обсудили группу хакеров «Шалтай-Болтая», недавние хакерские взломы и этику использования компромата.

Юрий Георгиевич Кобаладзе — журналист, генерал-майор службы внешней разведки в отставке, с 1991-й по 1999-е годы, был руководителем пресс-бюро службы внешней разведки России. Работал корреспондентом Гостелерадио СССР в Великобритании. В 1999 году стал первым заместителем генерального директора ИТАР-ТАСС. В 2000-м становится управляющим директором инвестиционной компании «Ренессанс капитал». С 2007-го — управляющий директор компании Х-5 Retail Group. В настоящее время — ведущий радиостанции «Эхо Москвы», профессор МГИМО, член совета по внешней и оборонной политике.

Кобаладзе: Я горжусь собой.

Таратута: Гордитесь? И я вами.

Таратута: Скажите, всё правда?

Кобаладзе: Всё правда.

Таратута: С разведчиками ведь никогда непонятно, что правда.

Кобаладзе: Со мной всё — правда. Я давно встал на путь исправления.

Таратута: Юра, не буду скрывать, что мы с вами давно знакомы. Смотрю на вас с глубоким восхищением, и всю ту часть жизни, что я вас знаю, меня мучает вопрос. Возможно, и зрителей Дождя он мучает. В нашем таком сознании, потребительском я бы сказала, разведчик, шпион, — я не знаю, как называются эти люди, — но  это такой очень незаметный человек, который практически не отличается от толпы, хорошо маскируется под толпу и вообще все такое. Вы самый не незаметный человек из тех, кого я знаю. Как вас туда взяли?

Кобаладзе: Сейчас я вам расскажу. Во-первых, шпион и разведчик — это одно и то же. Просто шпионы — это они, а мы — разведчики. Но на самом деле это перевод, так что я совсем не огорчаюсь, не обижаюсь, когда меня называют бывшим шпионом. Второе: разведчики, конечно, в том числе, бывают незаметные. Есть такие профессии внутри разведки, которые требуют незаметности, умения слиться с толпой, но в той разведке, в которой я работал, там как раз нужна была яркая личность, образованная, обаятельная. Вот вы смотрите, вот такой как я. Потому что иначе невозможно работать с людьми. Разведка — это social networking. То есть установление контактов, развитие этих контактов, получение информации.

Таратута: А скажите, что это за два типа, то есть что это за такие направления, где нужны тихие и незаметные, а такие направления, где нужны яркие и заметные, и чем заметнее, тем лучше?

Кобаладзе: Я, прежде всего, имею в виду не легальную разведку, когда людей направляли под чужим флагом, то есть не русский человек, а китаец, который работает во Вьетнаме, или канадец в Америке. Такие случаи бывали, и этим людям, конечно, нужно было как-то слиться с толпой, чтобы у них на лбу не было написано: «Я русский, приехал к вам шпионить».

Таратута: Вам не нужно было?

Кобаладзе: Не нужно, потому что есть такая категория — легальная разведка, то есть люди, которые приезжают в ту или иную страну под флагом своей страны, то есть не скрывают своей принадлежности (я — к Советскому Союзу, сейчас — к России), но скрывают свою принадлежность к разведке. Но чтобы работа была успешной, и журналистская, как в моём случае, разведка, надо быть как раз ярким, интересным, привлекать к себе внимание, бегать по всяким тусовкам, заводить знакомства.

Таратута: Чем вы с успехом, очевидно, и занимались.

Кобаладзе: Я просто с упоением этим занимался.

Таратута: Юрий, я обязательно вернусь к вам. Ваша биография требует специального осмысления. Но, признаюсь, что в гости я вас позвала неслучайно, вы, наверное, сами понимаете почему. Потому что у нас сейчас нет, более актуальной темы и более интересной, темы из повестки, как шпионские скандалы, скандалы с прослушками, с документами, которые всё время попадают в медиа, и журналисты начинают спорить, имеют ли они право их публиковать и прочее. Хочу с вами разобрать, буквально, всё, что с нами происходит, поскольку каждый день какие-то новости. Например, следите ли вы за историей про группировку «Шалтая-Болтая»?

Кобаладзе: Отчасти, да, конечно. Это сейчас очень звонкая история.

Таратута: Вопрос у меня простой. Вас удивляет ситуация, при которой фамилии и имена сотрудников ФСБ (тут говорят, что и ГРУ замешано, и ФСО замешано — кто только не замешан) вообще так называют вслух? Это что вообще за новое правило?

Кобаладзе: Это новое правило. Действительно, мы живём в совершенно новом мире, в котором мне не довелось жить. Я всегда вспоминаю, когда в разведке работал некий Митрохин, он был сотрудник архива, и он в течение 20 или 30 лет каждый день приходил на работу, запирался в своем кабинете, брал какое-то дело и выписывал из него информацию. За 30 лет он скопил несколько чемоданов, зарыл их в землю. Зачем он это делал, он объяснить не мог. Потом вдруг, когда вдруг распался Советский Союз, он решил: «Да у меня же клад зарыт». Он выкопал этот клад, приехал в Англию какими-то сложными путями и этот клад продал англичанам. Они опубликовали по этому поводу книгу. Вы представляете? 30 лет каждый день кропотливая работа. Сейчас это делается в течение нескольких секунд, понимаете? То есть компьютерный мир, совершенно новый, необычный, компьютерный мир, даёт какие-то совершенно фантастические возможности.

Таратута: Нет, компьютерный мир компьютерным миром, но это же не значит, что если компьютерный мир может быстро найти человека, ФСБ должно опубликовать его имя. Это что за новая искренность?

Кобаладзе: Но я тут всех деталей не знаю, но, очевидно, это не ФСБ опубликовало, а это следственные органы. То есть эти ребята почему-то, по-моему, запутались и попали в сложную ситуацию, но в любом случае я с вами согласен, это все очень необычно, этого раньше никогда такого не было.

Таратута: Я сейчас не схожу с ума, что имена сотрудников ФСБ не публиковали? То есть только кроме...

Кобаладзе: Не публиковали. Потом такое, если все правда, что пишет пресса, и они действительно передавали ту информацию, способствовали этим махинациям, то это вообще нетипично для сотрудников спецслужб. То есть или люди, которые на это идет, они прекрасно понимают, что сколько бы веревочка ни вилась, все равно они попадутся. Что их побуждало этим заниматься — или абсолютная убежденность своей безнаказанности, что мы сами все контролируем и никто к нам вообще на хромой козе не подъедет и всех мы обманем, и всех мы обведем вокруг пальца, но не срослось.

Таратута: Но ведь тут же совершенно удивительная история. Совершенно очевидно, что коль скоро компромат собирался на довольно серьезных чиновников, а мы теперь понимаем, что весь, собственно, этот блок и вся информация, которая была опубликована «Анонимным интернационалом», который, собственно, курировался «Шалтаем-Болтаем», а значит, если верить следствию, ФСБ напрямую, какими-то его сотрудниками, конкретным, который арестован, это значит, что у нас просто на каждого чиновника кто-то собирает компромат?

Кобаладзе: Думаю, что нет.

Таратута: По высокой указке?

Кобаладзе: Дело в том, что вообще компромат — оно не новое слово, старое, и давно уже в ходу в противостоянии разведок и спецслужб, но в этом году как-то оно зазвучало с новой силой, особенно по делу Трампа. Но смешно собирать компромат на всех.

Таратута: Смешно?

Кобаладзе: Конечно.

Таратута: У меня, например, ощущение, что не смешно, потому что когда в какой-то момент всплывает папка с компроматом, который ложится в основу следственных работ на какого-то очередного губернатора или замгубернатора, кажется, что силовики на местах только этим и занимаются.

Кобаладзе: Ну а что? Совсем недавно, не так давно Иосиф Виссарионович очень любил компромат на всех на всякий случай.

Таратута: То есть все-таки не смешно?

Кобаладзе: Нет, это не смешно, конечно, это серьезно. Но, к сожалению, так устроен мир, что уж очень любим мы все компромат. Говорят, что если один раз человеку дать, самому большому начальнику материалы по прослушке или компромат — сажаешь его на иглу, и потом хочется постоянно это читать: а что там сказал Пупкин, а что делает губернатор, а что происходит там. Но таковы правила игры. Но сейчас они почему-то, не почему-то — понятно почему, они выхлестываются, но ведь долгое время вообще ничего не слышали об этом компромате. Это появилось, наверное, при Березовском, что ли, тогда, помните, первые эти записи?

Таратута: Причем такой компромат особого рода, очень компрометирующий, потому что компромат может быть экономическим, финансовым, очень серьезным для карьеры человека. Юра, а я как раз хотела спросить: у меня было ощущение в разговорах, возможно, не с вашими коллегами, я даже не знаю, как их назвать, в широком смысле. Мне казалось раньше, что когда стали появляться эти первые компроматы серьезного типа или вторые, говорили, что это низкий жанр. Публиковать сильно компрометирующий личную жизнь человека или бытовую часть его жизни человека, в общем, даже внутри ФСБ, внутри спецслужб это считается очень неприличным жанром и очень редко используется.

Кобаладзе: Абсолютно точно. Потом надо понимать, что теперь эти всякие звукозаписывающие устройства их легко приобрести. Раньше их просто не было в магазинах. Я не мог пойти в Москве в магазин и купить там какой-то направленный микрофон, который записывал разговор через стекло. Сейчас — пожалуйста, плати деньги. Я в свое время, когда работал в Лондоне, мы там искали какой-то микрофон, и я попал в такой маленький магазинчик, сейчас это огромный магазин, где можно купить все, что угодно: и прослушка, и подсматривать, и подслушивать, и эти дроны, которые летают. То есть все это стало доступно. Раньше этим занимались спецслужбы, для того, чтобы кого-то прослушать, нужна была высочайшая санкция, сейчас этим может заниматься каждый. В каждой организации, в каждой компании есть своя служба безопасности, которой нечего делать, и они начинают слушать всех и вся. И если раньше это все контролировалось, и очень трудно было какому-то сотруднику КГБ взять и бухнуть в газету какой-то материал, то сейчас не представляет никакого труда. И это начинается бесконечная игра компромата: ах, ты на меня — а мы про тебя. И мы просто все уже настолько привыкли, что без компромата не можем прожить и день.

Таратута: Юр, скажите, а как защититься от прослушки? У вас есть лайфхаки какие-то?

Кобаладзе: Как? Вам?

Таратута: Да, мне, например. То есть меня никто не слушает, я уверена.

Кобаладзе: Расслабьтесь.

Таратута: Но вдруг кто-нибудь сидит за столом или я захочу посадить за стол.

Кобаладзе: Это невозможно. Если это делают профессионалы, вы все равно не сможете защититься.

Таратута: А, знаете, когда-то кто-то меня учил из, видимо, необразованных людей, что нужно сесть на телефон или включить, например, какой-то шум воды.

Кобаладзе: Но если вы включите шум воды раньше, вам включат что-то такое, что шум воды заглушит. Но нету, понимаете, это как охотник, который бегает за зайцем. Заяц — в одну сторону... Это вечное, что ли, противостояние...

Таратута: Технологий.

Кобаладзе: Конечно.

Таратута: Я, на самом деле, задаю очень наивные вопросы, но, собственно...

Кобаладзе: Нет, они совсем не наивные, они то, что интересует общественность.

Таратута: Скажите, пожалуйста, а вас удивляет, что спецслужбы стали задействовать хакеров в качестве основных сотрудников, буквально штатных сотрудников?

Кобаладзе: Но это вы их называете хакеры. Вообще на самом деле радиотехническая разведка — это одно из направлений работы любой разведки — и советской, и российской, и английской, и какой угодно.

Таратута: Расскажите, какие были хакеры до хакеров?

Кобаладзе: Но я сам не большой специалист, но дело в том, что как я понимаю, любой телефон и любой гаджет, который излучает, его можно прослушать. Любой. Люди, которые занимаются этим профессионально, они это понимают, они придумывают какую-то защиту. Невозможно прослушать, наверное, телефон Путина, потому что существует система.

Таратута: У него нет телефона.

Кобаладзе: Условно говорю, или есть специальная защищенная правительственная связь, или она как-то шифруется. То есть это идет уже долгие годы — борьба разведок, спецслужб: одни прослушивают, другие делают все, чтобы защитить себя от прослушивания. Конечно, обычному гражданину, который не располагает такими средствами, у него нет ни материальных, ни технических возможностей, его очень легко и прослушать, и посмотреть. И если потребуется на вас компромат, его с удовольствием где-нибудь на канале на каком-нибудь запустят, что Таратута такое говорит, что просто ужас.

Таратута: Вы смотрите сериалы про шпионов?

Кобаладзе: Обожаю.

Таратута: А все смотрите?

Кобаладзе: Не все, конечно, но этот сериал я считаю просто шедевром.

Таратута: Какой?

Кобаладзе: «Родина». Не «Родина», а «Американцы».

Таратута: «Американцы». Как раз про него я хотела с вами поговорить. Первый вопрос такой: понятно, что там ретроспектива, то есть эти шпионы возникли не сейчас, это не современная история, а такая позднесоветская, условно, позднесоветская с нашей стороны. Скажите, меня интересует: действительно ли шпионы используют парики, грим, переодевание и все это?

Кобаладзе: В том числе, почему нет? Это же вообще-то реальная история. Не так давно, может, вы не помните, когда из Америки выдворили 10 человек наших, мы тогда признали их причастность к российской разведке, тогда Обама, президентом был Медведев, они договорились, и когда мы признали то, что они наши граждане, их выпустили из тюрьмы, они же были все арестованы. И сюжетная линия этих двух главных героев — это реально существующие люди. Да, конечно, это вымысел во многом, это художественная обработка, но, в принципе, прототипы у этих героев из «Американцев» есть.

Таратута: А расскажите, я, правда, только первый сезон посмотрела, а что там вымысел, а что правда? Условно говоря, что карикатура? Чего не бывает?

Кобаладзе: Вы знаете, дело в том, что если показывать фильмы про шпионов так, как они есть — вы умрете со скуки. Интересует Джеймс Бонд, чтобы он стрелял, плавал, нырял, ездил на всех машинах, нужно обязательно шпионскую историю разукрасить вымыслом, иначе это никого не будет интересовать.

Таратута: То есть все гораздо более скучно?

Кобаладзе: Конечно, гораздо все прозаичнее и не так есть.

Таратута: Но парики есть?

Кобаладзе: Бывают, в том числе. Совсем недавно, это и описано в литературе, когда американцы, например, ЦРУ в Москве изобрели куклу механическую, которая, вот выезжает сотрудник посольства из посольства, сидит вроде бы рядом с ним эта кукла, переодетая под его жену. Потом он кнопочку нажимает и эта кукла — бац, и...

Таратута: Подождите, а это разве изобрели? Это не начало из сериала или начало какой-то книги? У меня ощущение, что кукла...

Кобаладзе: Это описано, да. То есть тут выдумывают всякие способы, чтобы тайно вывезти человека из посольства или поехать на какую-то операцию, с переодеваниями. Тут тоже совсем недавно реально сотрудника ЦРУ на этом поймали в каком-то месте.

Таратута: А вы когда-нибудь участвовали в такого рода операции в жизни или вы были легальным разведчиком?

Кобаладзе: Нет, я не участвовал, не переодевался. Я все делал гласно и легально.

Таратута: Юр, скажите, а там еще на самом деле очень интересная история в этом сериале, которая касается личной жизни и вообще такого бытового существования разведчика. Мне просто любопытно по-человечески. Простите уж нас за спойлеры, но мне кажется, мы не очень рассказываем сюжет, а просто заинтересовываем всех тех, кто готов по нашей с Юрой рекомендации посмотреть.

Кобаладзе: Нет, те, кто интересуется шпионажем, это обязательно должен посмотреть.

Таратута: Обязательно посмотрите. Собственно, семья, о которой идет речь, она на протяжении сериала выясняет, помимо того, что она занимается шпионскими делами, и очень увлекательно, она еще и живет своей личной жизнью, то есть существует в браке официальном, дети, брак. И, собственно, начинается история с того, что люди рассказывают нам о том, что они не настоящие муж и жена, а они существуют как прикрытие друг друга. То есть их заслали в Америку, и они там играют в мужа и жену, при этом рожая совершенно настоящих детей и прочее. Это тоже правда? Это распространенная история?

Кобаладзе: Бывает и так, бывает иначе, когда люди действительно познакомились и полюбили друг друга не потому, что получили приказ из разведки, а бывает, что когда сводят... Но это очень деликатная сфера деятельности разведки. Нелегальная разведка, она менее открыта, менее изучена, о ней меньше книг, но этот фильм показывает, что возможно и такое.

Таратута: А скажите, а как человек, работающий в разведке, а что он говорит жене, если она не разведчик?

Кобаладзе: Дело в том, что есть...

Таратута: Не как в фильме «Американцы».

Кобаладзе: Но если как в жизни бывает, есть две школы. Одна, я к ней принадлежу: чем меньше ты рассказываешь жене, детям, тем лучше. Не надо пудрить мозги близким, чтобы они тряслись от страха, когда ты выходишь из дома. Есть другая школа, которая считает, что жене, детям надо все рассказать. Мои дети вообще не знали, они считали меня журналистом. И только когда мы вернулись в Москву, и я стал руководителем пресс-бюро, где-то на телевидении появился, старшая моя дочь затащила младшую в ванную и говорит: «Я тебе сейчас такой секрет раскрою» — «Да не может быть».

Таратута: Мы дети шпиона.

Кобаладзе: А у моих друзей у некоторых вообще дети с малых лет знали, что папа шпион. Ничего.

Таратута: И как они себя чувствовали?

Кобаладзе: Как? По-разному чувствовали.

Таратута: Подождите, и ребенок знает, что папа шпион? И как он должен себя вести?

Кобаладзе: Ребенок я имею в виду не трехлетний, а уже когда в сознательном возрасте. Как бы папа им объясняет, что смотри, только никому ни слова. Я считаю, что это глупо, не надо этого делать.

Таратута: А вас не убили дети за то, что вы им раньше не рассказали, или для них была настолько сказочная конструкция?

Кобаладзе: Они просто меня зауважали со страшной силой.

Таратута: А что изменилось в вашей жизни с тех пор, как дети узнали, что вы шпион?

Кобаладзе: Ничего не изменилось. Они не изменили ко мне никак отношение, для них было это необычно и необычайно, и, конечно, очень романтично, но отношение ко мне никак не изменилось.

Таратута: Юр, но это мы, конечно, шутим, но это такой, опять же, наивный рисунок, но довольно любопытные детали. Какие ограничения исключительно бытовые? Вы сейчас рассказали о том, что только вернувшись на Родину буквально, все узнали кто вы. А, собственно, как изменилась ваша жизнь и как она менялась с этими ограничениями или без них?

Кобаладзе: Никак не менялась. Конечно, тот факт, что я вынужден был скрывать свою принадлежность к разведке, я же не ходил с табличкой: я — сотрудник разведки. И поскольку приходилось лукавить как угодно, врать, скрывать, то это все отражается на лице. Вы знаете, человек, который много врет или что-то скрывает, и он правша, у него ярко выражена правая морщина эта, видите?

Таратута: Это вы сейчас свою показываете?

Кобаладзе: Я свою, да. И у вас вижу. Вы любите привирать или нет?

Таратута: Нет, неправда, неправда. У меня все равномерно.

Кобаладзе: Это правда.

Таратута: Скажите, а правда, что вы когда-то шутили на тему того, что в жизни разведчика разведчик всегда смотрит, есть ли за ним хвост? Неужели вы избавились от этой привычки?

Кобаладзе: Ну если доводить все до крайности и вообще посвятить свою жизнь выявлению, можно сойти с ума, и такие случаи бывали, когда эта мнительность — за мной следят, меня хотят похитить, детей похитить, жену убить — это доводило до нервных срывов, это реальные истории. Но когда разведчик в поле, как мы говорим, он выполняет какое-то задание и ему нужно на какую-то встречу прийти, чтобы не было, как вы говорите, хвоста или наружного наблюдения, тогда, конечно, смотришь, едут за тобой, идут за тобой. И твоя задача — не привести на эту встречу этот хвост.

Таратута: Но вы совершенно освободились от этой истории?

Кобаладзе: Абсолютно. Я совершенно не смотрю, а иногда даже мне говорят: «Ну ты и шпион, и мы за тобой идем уже…». И я говорю: «Вот мне делать нечего, еще смотреть, кто за мной в Москве ходит».

Таратута: Скажите, а вы чувствуете просто физиогномически, что в российской власти много сотрудников спецслужб?

Кобаладзе: Ой, это очень интересный вопрос. Просто я сам жертва этих обвинений. Когда, я помню, пришел Примаков, его обвиняли, что он чуть ли не привел во власть огромное количество разведки, что неправда. Там буквально были единицы. Потом, естественно, Путин и его прошлая биография, это периодически возникает. Для меня, вы понимаете, что принадлежность к разведке или к спецслужбам не является обвинением, там все зависит от квалификации, от качества человека. И может быть и разведчик дурак, а может быть умным. Если он умный, я как раз с одним с таким сегодня встречался, разведчик очень умный и занимает очень высокую государственную должность, и никто никогда его не упрекнул в том, что он неквалифицированный, что он вообще дилетант, что он не выполняет...

Таратута: Но здесь дело не в том, что люди дилетанты. Дело в том, мне кажется, что разведка и вообще работа в спецслужбах налагает на людей, как мы говорили, определенные ограничения и воспитывает в них определенные свойства. Как минимум, если человек, правда, всю жизнь ждет, какое-то время своей жизни следит есть ли за ним хвост, то он и работая в политике, в бизнесе и в прочих местах тоже продолжит более-менее этим заниматься. Но я сейчас очень упрощаю.

Кобаладзе: Я понимаю, но тех людей, кого я знаю и кто из разведки перешел в политику, они как раз от этого избавились, уверяю вас. И люди совершенно светские и не следят, кто за ними бегает или смотрит, это все зависит от человека. А есть люди, которые и будучи в разведке очень незаметными людьми, играют в эту игру, что мы такие-сякие. На самом деле, это от недостатка ума.

Таратута: Скажите, а вы верите, что российские спецслужбы при помощи своих хакеров хакнули почту Хиллари Клинтон?

Кобаладзе: Наверное, это не такая сложная задача. Я не специалист по хакерам и по взламыванию почты, но думаю, что при желании это сделать достаточно просто. И что? Хакнули эту почту, что? По-моему, больше разговоров, спекуляций. Но сейчас про Трампа, что компромат. И что? Даже предположим, что он есть, этот компромат. И что мы с ним можем сделать?

Таратута: А не то чтобы, например, у спецслужб есть достижение и минусы в их работе? То есть я даже не знаю, как это называется. Как называется, когда разведчик чего-то не доработал?

Кобаладзе: Провал.

Таратута: Провал. Провал. Нет, но провал — это когда его высылают, видимо. Бывает провал поменьше, да?

Кобаладзе: Это больше, чем провал.

Таратута: Да, например, я помню очень хорошо, что рассказывают, что, например, если человек плохо докладывает о вверенном ему участке. Например, на Украине как-то не так развиваются события, как считали здесь, в Кремле, — это его провал. Неважно, что дальше будет, но его за это отругают, собственно, менеджера спецслужб, который отвечал за эту историю. А, например, когда Трампа выбрали, я не шучу сейчас, это как раз...

Кобаладзе: Я понимаю.

Таратута: Наши спецслужбы считают, что это их достижение, как вам кажется?

Кобаладзе: Думаю, что нет. Но я вам скажу, что когда шла предвыборная кампания в Штатах, я со многими людьми общался, в том числе известными специалистами, политологами, которые специально ездили в Соединенные Штаты изучать, ни один из них не предсказывал победу Трампа. Сейчас задним умом они все стали ну такие умные, что все просто знали, предсказывали. Никто, ни один человек не предсказал победу Трампа. Наоборот, на мой прямой вопрос: «Ну кто все-таки?». Смешно даже спрашивать, ну конечно, Хиллари. Поэтому совершенно абсолютно неожиданно. Но спецслужбы, конечно, должны были изучать и Трампа. Изучать в том смысле, что это возможный кандидат. Каковы бы ни были его шансы, они есть, эти шансы. И если он вдруг победит, значит, мы должны представлять, с кем мы будем иметь дело. Это всегда было — и когда я работал в разведке, мы изучали политических лидеров и собирали информацию, в том числе открытую, и составляли портреты. Вот Горбачев ездил в Соединенные Штаты, мы делали портрет, допустим, он с Бушем встречался. То же самое делали англичане, когда приезжала Тэтчер в Москву. Это обычная рутинная работа спецслужб, разведки — знать вообще политических…

Таратута: С кем ты будешь иметь дело. Вы в одном из интервью рассказывали, приводили такой пример, что такое дезинформация серьезная. Вы говорили о том, что в свое время советские спецслужбы были обвинены в том, что СССР покусилось на Папу Римского.

Кобаладзе: А в ответ мы им придумали СПИД.

Таратута: А сейчас есть такая вещь, которую вы распознаете как обмен такими выстрелами?

Кобаладзе: Мы с этого начали, сейчас настолько все бурно развивается, эти всякие IT-технологии, что уже не знаю, просто голова кругом идет.

Таратута: Ковровая бомбардировка.

Кобаладзе: Абсолютно. Ковровая бомбардировка по головам не только разведчиков, а всех.

Таратута: Мне даже кажется, что сами разведчики то ли забывают, что они придумали, то ли сами уже начинают верить в свои легенды. Я бы разговаривала с Юрием Кобаладзе вечно.

Также по теме
    Другие выпуски