«„Голос“ — шоу про людей в креслах, а не про ребят, которые поют»

Таратута: Добрый вечер. В эфире программа «Говорите», я ее ведущая Юлия Таратута. Сегодня у меня, как водится, необычный гость, необычный для формата нашей программы, буду надеяться на интересный разговор. Это Антон Беляев, музыкант.

Беляев: Добрый вечер.

Таратута: Добрый вечер, спасибо, что вы пришли.

Беляев: Спасибо вам.

Таратута: Я почему, собственно, так коротко вас представила, поскольку есть подозрение, что не все, что я хотела сказать, как-то вы любите, чтобы про вас говорили.

Беляев: У меня нету таких каких-то запретных тем. Я просто предпочитаю вести всю эту историю, чтобы люди воспринимали меня, как я хочу.

Таратута: А вот представьтесь так, как вы хотите.

Беляев: Я музыкант, вы очень верно сказали. Этого достаточно.

Таратута: Достаточно? Я хочу сказать всем, что я видела этого человека и музыканта по телевизору, на обложках, даже не на обложках, на разворотах, я так сформулирую, разных глянцевых журналов. И надо сказать, что за время, пока я его не видела, он прошел какой-то совершенно потрясающий путь. Могу просто рассказать вам, что произошло, когда Антон пришел в студию. Все юношеское отделение «Дождя» выбежало ему навстречу и сделало селфи. Поэтому хочу вам задать вопрос. Вы как-то уже срослись с этой штукой, про то, что вы вот такой кумир девочек и не только?

Беляев: Это сложный вопрос. В общем-то, это никогда не было моей мечтой. Я до сих пор, мне кажется, если я не сошел с ума и не потерял связь с реальностью, я все равно больше заинтересован в том, чтобы эти девушки, и вы, например, слушали то, что я делаю. Ну, понятно, решали после этого, нравится вам это или нет, но чтобы это до вас дошло, то есть что это существует. Это в общем-то моя цель…

Таратута: До меня дошло буквально ногами…

Беляев: Это в общем-то главная цель, а все остальное это инструменты, которые помогают нам доносить. Я не скажу, что мне неприятно, что же лукавить, конечно, это приятно любому человеку, когда на него реагируют. При этом не яйца кидают, а говорят, спасибо, чувак, привет. Ну, то есть это все здорово. Но это не было целью, в общем я спокойно к этому отношусь.

Таратута: Мы обязательно вернемся к этой теме, потому что она меня очень беспокоит. Я знаете, когда-то хотела, просто мечтаю до сих пор, может, когда-нибудь мне удастся провести программу с одним или многими лидерами группы «Иванушки Интернешнл» на тему их отношений с девушками. Вот с этой ответственностью, которая ложится на тебя, когда ты становишься объектом любви большого количества маленьких девочек. Мне кажется, это какая-то удивительная штука, я мечтаю об этой программе, но может быть, вам есть, что сказать уже.

Беляев: Это действительно ответственно, то есть как относиться к этому. У меня было несколько моментов таких, ошибочных решений, вернее, я не задумывался просто о последствиях. Например, очень простая вещь — я всегда раньше в фейсбуке, в инстаграме очень свободно выражался на тему каких-то вещей, которые меня раздражают, например, тот или иной закон вышел, еще что-то. То есть я как бы изливал там душу иногда.

Таратута: А вы про какой закон говорите? Не могу вас не спросить. Про запрет мата, например?

Беляев: Я не помню, честно.

Таратута: Видимо, угадала.

Беляев: И после того, как ситуация изменилась для меня, у меня появилось какое-то количество пользователей, с которыми я лично не был знаком, то есть новые люди пришли, я как-то неосторожно где-то что-то написал. И мне написала мама одной из этих девочек, сказала, Антон, что вы себе позволяете.

Таратута: Мы любим вас всей семьей…

Беляев: Да. У меня дочь читает! И я с этого момента понял, что это все не просто так, надо следить за собой.

Таратута: Антон, а скажите, пожалуйста, вот все-таки я вернусь к представлениям. Я правильно понимаю, что вы музыкант, и вы, поправьте меня, работаете в составе…

Беляев: Группы Therr Maits. Все верно.

Таратута: Вот! А почему нельзя говорить слово группа в вашем случае? Вы меня просто извините, я не могу не спросить… Это не группа, это какая-то философия новая?

Беляев: Нет, это философия, да, больше философия.

Таратута: Расскажите. Мы люди политкорректные, мы всегда, что нам объясняют, используем.

Беляев: Все окей. Дело в том, что это было задумано, изначально название само пришло. Не было задачи создать группу. То есть придумали какого-то персонажа, какой-то псевдоним, под которым можно было бы скрываться.

Таратута: То есть все должны были быть анонимами? Как бельгийские дизайнеры?

Беляев: Да. Тут есть какая-то предыстория, ну и вообще мне не очень нравится, как это часто в пресс-релизах выглядит, когда все время жуют — группа, группа, ну это как-то странно. Понятно, что это объединение какое-то людей, нечто какое-то, немузыкальная единица это для меня. Но как бы разжевывать это постоянно не хочется. Мне хочется чтобы это, это такой бренд как бы, и хотелось чтобы…. ну, мне кажется, это вызывает привыкание некоторое.

Таратута: То есть вы хотите, чтобы этот бренд существовал как самостоятельный голос в некотором смысле, вам не хочется скрываться за какими-то словами. Трудная для меня мысль, но мы ее объяснили всем тем, кто будет вас представлять впредь. Мы тут обсуждали, случайно затронули закон о запрете мата, я так его как-то закамуфлированно назову. Вы родились в Магадане, насколько я помню. И как это на вас повлияло?

Беляев: Я закончил, перестал жить в Магадане, попав в переломный для тинейджера момент. То есть я три года, три или четыре года, находился, когда Магадан стал уже такой проблемой. То есть у меня было прекрасное детство, я ходил в театр, на концерты, но когда я достиг определенного возраста, я стал самовыражаться. А самовыражаться в этой среде, будучи музыкантом, как музыканту, очень сложно, поэтому я начал искать пути самовыражения другие, иные, которые расстраивали мою маму, милицию и всех остальных. И был момент, когда у меня был такой небольшой крен, я связываю это, понятно, что с глупостью подростковой, но и все-таки со средой, потому что на тот момент, это была середина девяностых, романтика такая бандитская, она, конечно, сильно влияла на молодых людей.

Таратута: А вы знаете, я читала в одном из ваших интервью, буквально в журнале Interview, или не в журнале Interview…

Беляев: Тавтология какая-то.

Таратута: Да, бывает журнал называется «Журналом», газета «Газетой». Я читала в одном из ваших интервью, что вы, собственно, что у вас была такая бандитская юность буквально, уличная юность.

Беляев: Не буквально бандитская, но…

Таратута: Я, честно говоря, считала, поскольку про вас в разное время писали, что вы как-то эксплуатировали, как минимум в первом конкурсе, такой хулиганский что ли, полухулиганский имидж, я решила, что это вы такую придумали легенду, коль вы из Магадана, что вы, значит, еще и хулиган из Магадана.

Беляев: Я понял.

Таратута: И так все круто. Не так? А вы сейчас рассказываете, то есть вы неправду рассказываете?

Беляев: Нет, здесь ни в моем образе, ни в этой истории нет ничего придуманного. То есть я не хотел ее эксплуатировать, просто мне начали задавать люди вопросы о детстве, и я понял, что мне в общем-то нечего рассказать, ну то есть что я делал, я учился..

Таратута: Ничего приличного вы рассказать не можете.

Беляев: Ну, это как бы все не интересно. Я учился в музыкальной школе, у меня хорошая семья, действительно. Очень интеллигентная мама, которая меня таскала по театрам, которая научила меня выбирать. Но в итоге самым запоминающимся моментом вот является как раз этот крен как бы нормальности такой, антисоциальный период моего детства.

Таратута: Но у вас там из этого интервью следует, что у вас там не просто крен, а вы чуть ли не возглавили какой-то местный коллектив, да? Группу.

Беляев: Опять же, мне все время хотелось быть лидером какой-то группы.

Таратута: Ага, но там это звучит довольно жестко. Ну я понимаю, романтика романтикой…

Беляев: Ну, там было жестко, но просто сейчас, то время было страшно даже. Я просто вспоминаю моменты, когда там вот эти грабли наступленные прилетали в лоб, и ты в какой-то момент, находясь в определенном месте, в ситуации, осознаешь, что ты просто, ты вообще уже не то совершенно делаешь, и что сейчас развилка твоей жизни возможно. То есть сейчас ты можешь пойти вот той дорогой и все.

Таратута: Послушайте, а романтика романтикой, а вы были тогда хорошим человеком или плохим?

Беляев: Это вообще очень сложно.

Таратута: Ну то есть вы тогда что-то такое делали, что в общем сделало вас человеком плохим?

Беляев: Есть поступки, за которые мне стыдно, совершенно точно. Но, слава богу, просто я не дошел до каких-то поступков, которые себе простить нельзя. То есть я совершал странные, неприятные вещи, но мне кажется, в моем случае это сформировало защиту на будущее. Потому что в общем-то можно в тюрьму сесть и в 25 по глупости. Я, слава богу, столкнулся с этим в неокрепшем возрасте, все это случилось, и стало понятно, что в общем я разобрался за счет этого всего. Слава богу, никто не пострадал от моих действий серьезно.

Таратута: Ну, слава богу. Антон, скажите, я хотела про Магадан расспросить, просто очень любопытно, я там никогда не была. Просто мне любопытно, как живет город, условно говоря, с таким брендом, с такой символикой биографической.

Беляев: Надо признать, что мы говорим сейчас о прошлом.

Таратута: Конечно, конечно, я говорю о прошлом.

Беляев: Уже сейчас это все не актуально. Я в общем интересовался, периодически интересуюсь у знакомых, как это теперь, быть подростком в Магадане. Но все не так. Слава богу, теперь люди меряются силами большей частью в соцсетях и в компьютерных играх. Нету вот этого, как я сейчас это вижу, такого кошмара, когда молодые люди одержимы какой-то агрессией, постоянно пытаются доказать, что у них есть место под солнцем, что они знают какого-то авторитета, ходят на какие-то встречи, бьют друг друга. То есть вот это все исчезло, и сам по себе город, если даже тогда закрыть глаза на вот эту неприятную сторону, в общем это маленький город с большим потенциалом, культурным. Потому что вследствие высоких зарплат во времена СССР еще, туда сливки общества какие-то ехали.

Таратута: Некоторые не по собственной воле. Я про эту биографию говорю.

Беляев: Некоторые не по собственной воле. Но например, я, конечно, не вспомню сейчас фамилии, но фактом является то, что в театре магаданском, совершенно маленьком театре, было порядка пяти скрипачей в оркестре, которые работали в Большом. Ну то есть я к тому, что там были какие-то преподаватели совершенно умопомрачительные, к которым я ходил. У меня была основная учительница в музыкальной школе, и я ходил в училище, на какой-то  спецкурс к какому-то такому мэтру, тоже который жил когда-то в Москве и знал того и того. Я даже не играл на фортепиано, он просто вещал мне про музыку, про отношение. Я понимал, что я в абсолютном гипнозе. Что это все очень настоящее, оно вот в таком маленьком пространстве замкнуто, как в общем-то и преступность, и все вот эти остальные вещи.

Таратута: А скажите, пожалуйста, вот это очень любопытно, то что вы рассказываете. Понятно, биография она такая, тюремно-ссыльная условно, с таким сильным налетом и криминального постфактум и вот этого ссылочного, того, о чем я говорю. И очень любопытно то, что вы рассказываете про культуру, про то, что там оказались лучшие люди.

Беляев: На секунду. Там Козин жил, например, есть такой, веселый парень.

Таратута: И вопрос мой такой. Я не знаю, как спросить вас об этом. Ну вот, условно говоря, ваш музыкальный вектор, он от того, что вы там родились?

Беляев: Я думаю, он связан на 100% с тем, что я родился там, но это как раз вопрос, я не знаю, откуда это во мне, но в общем-то я все время, понимая среду вокруг себя и изучив ее, начинаю двигаться в противоположную сторону. Естественно, весело это, хорошо или плохо, я в 12 лет работал в ресторане, и двенадцатилетним мальчиком изображал голос зэка и пел песню «Ушаночка», в 12 лет.

Таратута: Вот об этом я хотела спросить.

Беляев: Естественно, это все есть. Но как только ты с этим соприкоснулся, понял, как это работает, что это вообще, понятно, что я не все понял там до 15 лет, но у меня сразу началось отторжение и какое-то противодействие.

Таратута: То есть вы стали отстраиваться от этого образа?

Беляев: У меня, опять же, вследствие не знаю каких движений, у меня была прекрасная преподавательница в музыкальной школе и потом я встретил человека, который великолепно владел инструментом, был джазовым пианистом. Такого в общем-то, не во всех городах России такие есть. И тут мне повезло опять.

Таратута: Мне просто очень любопытно, песня «Ушаночка», это же круто. Я хотела спросить буквально, а вы могли бы стать исполнителем шансона, или такое технически невозможно было бы с вами?

Беляев: Я не чувствую в себе…

Таратута: В себе сил? Потенциала?

Беляев: Я не чувствую в себе сил, вы знаете, надо любить это. Я как-то вследствие опять же семейного внутреннего образования не мог этого полюбить, потому что у меня там мама и отец слушали немножко другую музыку. Появление первого хита «Ласкового мая» на меня сильного впечатления не произвело, потому что я все равно был немножко…

Таратута: То есть родители с хорошим музыкальным вкусом.

Беляев: Да.

Таратута: Я спрошу вас про шоу «Голос».

Беляев: А что же нет?

Таратута: Говорить вы про него, как я понимаю, не любите.

Беляев: Нет, почему же.

Таратута: Так же от него отстраиваетесь, как от магаданского прошлого с «Ушаночкой».

Беляев: Нет.

Таратута: Нет? А расскажите, что вы чувствуете.

Беляев: Это технология, то есть придя в шоу, ты становишься его частью, и потом нужно доказать людям, что ты отдельная единица. Потому что это немножко инкубатор как бы, и можно сравняться с этим, а сезон закончится, начнется новый, новые люди, потом и их забудут, потом следующих забудут. И в итоге ты похоронен под грудой тел как бы. Я только об этом думал, как только вышел оттуда, главным моим беспокойством было ну просто вот оказаться в этой…

Таратута: Есть ли жизнь после жизни?

Беляев: Да-да. В братской этой могиле. Вот и все. Я не испытываю никакого стыда за то, что я там участвовал, потому что в общем-то это было интересным таким экспириенсом для меня, мне, в общем-то не 18 было, когда я туда пошел. И меня это хорошо встряхнуло, потому что все-таки человек, когда занимается, я умею только музыкой заниматься, и занимаясь в каком-то узком своем кругу, ты варишься в своем соку и немножко сходишь с ума от этого. А тут я, благодаря моим друзьям, жене и советам людей, пришел туда и меня так с ног на голову поставили, и опять превратили в мальчика в какого-то. И я был вынужден проходить экзамен перед людьми, с которыми в общем я не чувствую, что это мои кумиры. Это просто мои коллеги, которые тоже занимаются музыкой. Вопрос известности, это уже другая история. И вот с этим ощущением…

Таратута: То есть если бы они вас не выбрали, если бы не повернулись, вы бы сказали, какого черта вообще, кто вы такие.

Беляев: Было бы ужасно, конечно.

Таратута: Я вообще не рос на ваших песнях.

Беляев: Да. У меня были в общем-то всякие мысли перед тем, как я шел на эту сцену пластиковую, где нужно было это сделать, но так бы я, конечно, не позволил себе сказать, потому что все равно, проникая внутрь, это как смотреть шоу «Голос» примерно. То есть ты смотришь шоу «Голос», и у тебя есть соображения на тему, кто как туда попал, что они там делают, почему этот вот оказался там, дошел до полуфинала. То есть у людей всегда есть история своя, они знают, там все заплачено, этого тянут, этот давно знал их. Когда ты начинаешь внутри жить, ты как бы, толерантность вырабатывается определенная. Так что у меня нету никаких негативных воспоминаний, мне нечего сказать плохого.

Таратута: Вы вот говорите про то, что эти люди, несмотря на то, что эти люди не были вашими музыкальными какими-то вершинами, которые нужно достичь, как вам кажется, в чем вот этот секрет этого абсолютного успеха шоу «Голос» среди населения? Могу вам рассказать свою версию.

Беляев: Мне интересно вашу послушать.

Таратута: Почему я начала с того, что они не кумиры ваши, потому что я не знаю, уж как Константин Львич Эрнст отбирает людей, я говорила это в одном из эфиров, мне кажется, он отбирает людей, возможно, исходя из какого-то профессионального уважения или чего-то такого, своего какого-то ранга. Мне кажется, он выбирает персонажей, которые могут сделать ему программу.

Беляев: Ну это правильно.

Таратута: То есть он выбирает жюри. В этом смысле совершенно не важно, кто бы участвовал с вашей стороны, а вот, например, Градский в сочетании в тот момент с Биланом, с Агутиным и с Пелагеей, если я верно понимаю, причем главная роль была у Градского, создавало вот это драматическое напряжение. Он как-то то нахально себя вел, то деликатно, то кого-то миловал, то казнил. То есть вообще в этом смысле жюри было гораздо более важным элементом программы, чем участники. Теперь ваша версия.

Беляев: Я согласен полностью. Вообще «Голос», с точки зрения телевидения, изнутри, это шоу про людей в креслах, а не про ребят, которые там приходят и что-то поют. И это в общем-то правильно. Потому что мы можем посчитать эфирное время это пресловутое, за которым мы туда все идем. То есть, вот меня за все время, а я до полуфинала, по-моему, дошел, то есть у меня не было в одной программе, и то мне дали в последней программе микрофон и я что-то говорил от лица участников. То есть я за все время, за практически 4 месяца, был в эфире около 30 минут. То есть, понимаете, целая жизнь.

Таратута: Мы сейчас на пару минут прервемся и поговорим про эти 30 минут, которые изменили жизнь Антона Беляева. Это программа «Говорите», и я ее ведущая Юлия Таратута. Оставайтесь, очень любопытный гость у меня сегодня.

Таратута: Итак это снова я, Юлия Таратута, программа «Говорите». Мой гость — музыкант Антон Беляев. Мы говорили про 30 минут эфирного времени, которое досталось Антону, как участнику шоу «Голос» на Первом канале, вот за вот эти месяцы. Сколько шло шоу?

Беляев: Четыре месяца, по-моему.

Таратута: Четыре месяца.

Беляев: Да, четыре.

Таратута: На такого вот знаменитого участника впоследствии пришлось всего 30 минут. Мы обсуждали на самом деле с вами вопрос…

Беляев: Роль наставников.

Таратута: Да. Нет, даже не роль наставников мы обсуждали, мы обсуждали, что, по-вашему, в чем секрет этой популярности программы. По моей версии, в драматичности наставников.

Беляев: Я в общем, согласен. Во-первых, мы выяснили, что это шоу больше про них, и безусловно химия между первым составом жюри, конечно, она была совершенно специальная, потому что это как в хорошем развлекательном кино должен быть, условно, Шрек, осел должен быть обязательно. То есть кто-то, кто двигает сценарий, кто-то, кто смеется, кто-то, кто неадекватно иногда реагирует. То есть это все… Таратута: Мы не будем показывать пальцем.

Беляев: Мы ни на кого сейчас не показываем пальцами, это было действительно увлекательно. И я, и в первый сезон, и в свой сезон, смотрел в общем-то увлеченно. Участники безусловно играют роль, потому что…

Таратута: Я на самом деле, я же совершенно не хотела вас умалять.

Беляев: Я не про себя, в частности. Но просто…

Таратута: Попробуй вас умалить.

Беляев: Баталии должны разгораться вокруг чего-то. То есть они все равно должны месить друг друга топорами как бы, когда на сцене что-то происходит интересное. Это тоже составляющая. Я считаю, что вообще шоу интересное. Потому что сама вот эта фишка — поворот, петь спиной, ну то есть это явное неуважение к человеку. Тут много всяких моментов, которые заставляют людей смотреть, это интересно, что будет.

Таратута: То есть провокация. На грани уважение-неуважение,

Беляев: Да. Ну и надо сказать, что…

Таратута: Ой, потом люди так любят, когда кого-то выгоняют.

Беляев: Конечно. А это и есть, надо же людей рубить в мясо, чтобы куски.

Таратута: Помните, «Последний герой»? Это же невозможно было, просто какая-то…

Беляев: Я не смотрел, честно говоря.

Таратута: Не смотрели? Ну это на самом деле, это очень смешно, потому что это какая-то очень человеколюбивая программа, про остров, и вообще все там дружат, влюбляются красиво. Только все время кого-то выгоняют, и мне кажется, людям это нравится больше всего смотреть за вот этим процессом.

Беляев: Мне кажется, это вообще для людей является главным. Это как, я не знаю, это неприятно говорить, но как автомобильная авария, знаете, на youtube. То есть это ужасно все, но люди смотрят же это, смотрят и смотрят. То есть это странно. Ну как странно? В этом, мне кажется, есть природа отчасти телевидения.

Таратута: Совершенно точно. Скажите, к слову о том, как кого-то выгнали. Вы уже говорили о том, что вы, когда шли на это шоу, по крайней мере в конце, вы стали себе довольно разумно представлять свою жизнь после телевизора. Ну это Познер, Владимир Познер, очень любит повторять шутку про то, что если лошадиную, как он, цитата, задницу, показывать по телевизору каждый день, то она станет…

Беляев: Это было недавно в интервью у Земфиры.

Таратута: Мне кажется, что он это довольно часто повторяет. Да-да-да, просто интервью с Земфирой все посмотрели.

Беляев: Да-да, это невозможно было не посмотреть.

Таратута: Это разумно с вашей стороны, очевидно, что вы стали готовиться к выходу. А что случается с человеком, который участвует в общем-то в реалити-шоу, то есть это шоу такого, типа реалити-шоу? То, что вы поете, это какое-то квалифицированное участие, вы показываете себя как талантливые люди, но все-таки. Когда их больше не показывают по телевизору?

Беляев: Это главная опасность. То есть за время шоу очень важно идентифицировать себя как отдельную единицу, и к сожалению, ну я, грубо говоря, если говорить про мой набор, меня окружали исключительно талантливые люди, и я в общем, на тот момент в большей степени специализировался на аранжировках, то есть я могу сказать, что я разбираюсь в музыке и умею ее делать, но сказать, что я классный певец, язык у меня в общем и ни тогда поворачивался, ни сейчас. Я пришел, вокруг меня 150 прекрасных человек, которые с потенциалом, некоторые с высочайшим просто. И к сожалению, большая часть этих людей, мы уже не знаем, что с ними происходит, то есть оно естественно, происходит, у них у всех улучшилась карьера, то есть она выросла, там есть какой-то прогресс, но не в той степени, чтобы мы все об этом знали. Вот это как раз то, с чего мы начали. Это просто отсутствие идентификации. То есть ты не можешь понять, это человек из «Голоса». А есть еще один человек из «Голоса» и еще.

Таратута: Я поняла. То есть вам хотелось быть самим собой, а не человеком, которого вот отличают таким образом. Но вы туда пошли. Вы, очевидно, пошли участвовать в довольно специфическом для вашего музыкального развития проекте, правильно я понимаю?

Беляев: Безусловно.

Таратута: Который вас маркирует. Вы при этом пошли туда. Зачем? Чтобы вас потом узнавали и вы могли участвовать в корпоративах? Я жестко задаю вопрос? Да, но правда в этом или нет?

Беляев: Можно и так сказать. Вы понимаете, то, чем мы занимаемся, музыка, она требует вливаний финансовых. Кто-то хочет построить домик с флигельком, мне на данном этапе необходимо кормить это чудовище, то есть эго свое, свою музыкальную потребность. И я хочу давать концерты в больших залах, я хочу писаться там, где мне нравится, я хочу привозить музыкантов, скрипачей например, каких я хочу. И на это все, естественно, требуются деньги. То есть это все мои мечты. То есть мне хочется, чтобы этот организм функционировал полноценно. А не чтобы я сидел на маленьком компьютере, делал музычку, выкладывал на страницу Вконтакте, три человека лайкнуло и все.

Таратута: И вам предложили бесплатную рекламу на Первом канале. По сути так.

Беляев: Вообще это шоу это и делает в общем-то.

Таратута: Скажите, а там все по-честному? Вот как отбирают людей?

Беляев: Абсолютно.

Таратута: Расскажите.

Беляев: Во-первых, относительно честности, я думаю, надо просто сказать, это вообще поможет многим и музыкантам, и изготовителям подобных шоу, тут есть один элемент простой. Реклама на Первом, ну как бы мы понимаем, что…

Таратута: Дорогое удовольствие.

Беляев: В общем-то вся эта история, она вокруг рекламных роликов. И канал в общем-то, любой, он все равно живет и говорит о том, о чем он хочет говорить за счет денег рекламодателей. То есть брать за какие-то деньги, ну там сколько можно заплатить за человека, чтобы провести его, например, во второй тур «Голоса»? Сколько? 200 тысяч долларов? Что это по сравнению с рекламным бюджетом? То есть это смешно. Поэтому коррупция и какой-то подлог там просто маловозможны, потому что из-за… Мысль просто в чем? Если начать внутри такого шоу хитрить, что-то двигать…

Таратута: Нет, ну, может быть, знаете, вы говорите сейчас о прямолинейной коррупции, я на самом деле вообще, мне не хотелось бы обвинять никого в этом. Это чистая, светлая, такая красивая картинка. Нет, ну существует представление народное.

Беляев: Нет, она цинично светлая, то есть суть в чем? Если не будет настоящей драки, то не будет интересно смотреть, следовательно.

Таратута: Я про другое говорила, мне кажется, я не говорила про то, что за кого-то платят, и вообще, честно говоря, я сейчас не свои мысли транслирую, я некоторые страхи…

Беляев: Вам кто-то в ухо говорит?

Таратута: Нет, народ мне говорит в ухо. Нет, я просто транслирую некоторое недоверие людей, которые говорят, вот, конечно, все понятно.

Беляев: Это понятно мне.

Таратута: История, скорее, про шоу на центральных каналах, история про продюсеров. Существует некоторая потребность продюсеров в том, чтобы раскручивать потом людей в своих продюсерских компаниях. Такие разговоры шли про «Фабрику», что эти ребята набирались из потенциальных кандидатов в продюсерские команды. Я просто спрашиваю исключительно…

Беляев: Ну «Фабрика» имеет, ну в общем, они по-честному об этом там и говорят, продюсер набирает людей, это в общем-то то же самое можно сказать про не такое большое шоу, но подобное, «Главная сцена». То же самое, продюсеры сидят и как бы набирают команду, которую они хотят реализовать потом. Это в общем-то хорошо и честно. Но в «Голосе», в частности, эта составляющая отсутствует. Потому что тренер в «Голосе» — это все-таки… у них своя битва просто, у тренеров. То есть они соревнуются, кто лучше выберет песню, кто лучше поставит номер, у кого будет больше рейтинг. То есть они сиюминутно это делают. Поэтому это рубилово, оно все равно в момент как бы шоу происходит. То есть это не ради какой-то, потом я вот этого парня, сейчас из него сделаю звезду. Из человека невозможно искусственно, как бы придуманного сделать что-то. Потому что мы видим…

Таратута: Его же изначально кто-то придумывает, как…

Беляев: Нет, вы понимаете, можно обмануть людей, когда присутствуют… Элементарные музыкальные вещи возьмем, то есть есть фонограмма, к примеру, которая делает в общем-то из просто симпатичной девочки или симпатичного мальчика уже интересного певца. То есть допустим, если хорошая фонограмма, если все сделано качественно. Там такой возможности нет. То есть люди ведут себя нервически на этой сцене, никто не поет на 100% своих возможностей, несмотря на то, что рядом со мной были настоящие певцы, никто, ни я, ни они не смогли реализовать это в контексте этой…

Таратута: Ну это же соревнование, нервно.

Беляев: Это соревнование, это нервы, это не предназначенное для музыки место, это все-таки место, предназначенное для съемок телешоу. То есть как сейчас, там знаете, аппаратура где-то, не очень удобно это все. То есть ты в таком стрессе находишься, что все твои неблаго…, ну вот эти вот…

Таратута: Все выползает.

Беляев: Да, все наружу.

Таратута: Скажите, а это стоило того? Ну то есть вы получили вот это рекламное 30-минутное время за 4 месяца, оно оказалось достаточным для вашего последующего самопродвижения?

Беляев: Ну вроде как да.

Таратута: Потому что на самом деле это любопытно, не все, это справедливо, и вы намекали на это, не все участники шоу становятся потом самостоятельными музыкантами.

Беляев: Во-первых, опять же, есть вопрос подготовки до. То есть у меня в общем-то было что показывать и до, просто я не мог достучаться до аудитории. Мы собирали концерты, ходили люди, они были рады. И это все расширялось с каждым месяцем, после каждого концерта появлялось там плюс 20 человек, плюс 40, но просто это очень медленно.

Таратута: А что произошло? Вот как это произошло? Вот вы закончили выступать на Первом канале, а дальше вам позвонили и сказали, что вот к твоим ногам другая цена?

Беляев: Это случилось мгновенно после первого эфира.

Таратута: После первого?

Беляев: Да.

Таратута: Вы стали стоить дороже?

Беляев: Дело не в стоимости. Дело просто в интересе к тебе.

Таратута: Нет, ну это и есть «стали стоить дороже», извините, что я уж так.

Беляев: Нет, просто на первом месте все равно стоит распространение. Понятно, что потом, со временем, стоимость…

Таратута: То есть после первого эфира вы что? Вам позвонили люди и сказали, что концерт…

Беляев: Через полтора часа позвонили люди и попросили на следующий день уже у них где-то отыграть. Еще через полтора позвонили люди и сказали, что хотят поставить открытый концерт где-то там в Улан-Уде, допустим.

Таратута: А потом через четыре месяца что было?

Беляев: Все продолжается по-прежнему.

Таратута: По восходящей?

Беляев: Да-да. Ну восходящую сложно понять, то есть мы делаем, понятно, что было, выравнялся этот источник, он стабилизировался, и теперь в общем-то нестрашно. То есть делая новые какие-то вещи, ну все равно жизнь артиста такая штука, надо все время что-то подкидывать людям. То есть мы выпускаем новый клип и видим новую аудиторию.

Таратута: Слушайте, а правда, что вы стоите 2 миллиона? Или это вы стоили несколько лет назад?

Беляев: На корпоратив?

Таратута: Да.

Беляев: Мы всегда стоили очень дорого, и до «Голоса».

Таратута: А как это рассчитывается? Цена в соотношении спрос-предложение.

Беляев: А я просто не люблю выступать на неприятных мероприятиях. Мне нравится, когда мы нужны людям, мы ездим…

Таратута: А что такое приятное или неприятное мероприятие?

Беляев: Сейчас расскажу. Мы легко совершенно садимся в автобус, у нас было несколько таких случаев, и едем за 150 тысяч рублей, которые толком даже не покрывают зарплаты музыкантов. Мы едем в город, 400 километров или 300 отсюда на автобусе, и играем вот в таком примерно зале, для 16 человек, потому что нам просто парень пишет о своей любви к нам, к своей женщине, которая любит тоже очень нас, и как он мечтает, чтобы мы у них на свадьбе отыграли. И мы собираемся в итоге, я говорю: «Ну слушайте, ну давайте». Ну ладно, давайте. И мы едем туда. Вот это приятно.

Таратута: А неприятно?

Беляев: А неприятно, это когда люди зовут тебя на мероприятие, потому что ты в неком тренде находишься. И эти люди пускай платят просто и все. Все очень просто.

Таратута: Это неприятно?

Беляев: Это, ну вы понимаете, когда ты приходишь…

Таратута: Или они что делают, они что-то неприятное в процессе делают?

Беляев: Они ничего не делают, для них это просто, приятен сам факт того, что они могут тебя купить. Ну грубо говоря. Могут тебя позвать.

Таратута: И вы это всегда чувствуете?

Беляев: Я это всегда чувствую, потому что я не могу даже…

Таратута: То есть у вас вот это слово, на самом деле мне кажется, вы так говорите эмоционально, то есть вы чувствуете, когда вас зовут, неважно за деньги или за маленькие деньги, но вас при этом любят и отличают, а второе — это когда вас буквально покупают для мероприятия. Вы такие мероприятия не любите.

Беляев: Да, конечно. Просто я не могу, я не научился до сих пор просто чесать. То есть для меня, даже если у меня три концерта в день, что для живой группы большая проблема, я все равно на каждом, после каждого вынужден менять костюм, потому что я как собака мокрый, и мне в общем-то было весело. То есть я все равно внутри сцены, распространяется ли это на людей, которые жуют салаты, это уже неважно для меня. Я все равно убиваюсь каждый раз как на концерте для зрителей.

Таратута: А у вас был какой-то концерт, помимо того свадебного, с его очень симпатичной историей, которую вы рассказали, который, вроде за вас как бы много заплатили, а при этом люди были приличные?

Беляев: Было, конечно. Да, вот мы недавно приехали откуда-то, я не помню откуда. В Минске мы были. Удивительно было.

Таратута: Слушайте, я уже не первый раз слышу о каком-то благодатном минском настроении. Просто за последние три дня что-то такое.

Беляев: Это кстати были какие-то друзья журнала Interview. Мы тоже, мы с таким напряжением туда ехали, потому что, знаете, денег много, и ты все время думаешь, что ну кто его знает, что там, непонятно. Тут приехали, совершенно какой-то праздник просто. То есть мы на самом деле, мы играли, у нас заложено 45 минут, но мы никогда не укладываемся в 45 минут, и играли полтора часа, и сидя на сцене, даже в моменты, когда, например у меня какая-то второстепенная функция, я не скучал ни разу. Потому что в зале было шоу. Они танцевали очень красиво.

Таратута: А что это за тип людей? Это, я не знаю, банк?

Беляев: Это наши какие-то люди, знаете, вот такие, ваши и мои. То есть они светлые, простые, но при этом видно, что они чего-то добились. И в них нет вот этого… Очень показательная история, мы выпустили видео вчера, которое я снял вместе со своей женой. У него такая длинная история. И мы, как это принято у артистов, мы его транслируем, раскидываем в разных группах, как-то оно привлекает к себе аудиторию. И вот мы первый раз сделали это Вконтакте. И вы не представляете с каким шквалом неприятных отзывов мы столкнулись. То есть когда музыка не попадает в аудиторию, то есть наша аудитория, понятно, что…

Таратута: Не там.

Беляев: Она меньше, чем вся наша страна, понятно. И значительно меньше, чем у Стаса Михайлова, например. Потому что так принято.

Таратута: Аккуратнее.

Беляев: Черт.

Таратута: Давайте дальше.

Беляев: Мы просто путем вот этого шквального огня как бы выясняем, где наши люди. То есть мы их ищем. Понятно, что я не хочу заставить всех любителей пива «Балтика» слушать мои песни. То есть я и не верю в то, что им понравится всем. Но в итоге, мы вынуждены через это проходить. И вот оно. То есть мы такой вчера стресс пережили, просто нам столько неприятного, знаете, просто таргетирование, неверное…

Таратута: Знаете, вы никогда не работали журналистом. Хочу вам сказать.

Беляев: Знаете, да.

Таратута: Вы никогда не читали комментарии к своим заметкам. Если бы вы были журналистом, вы бы знали, что такое, когда ты читаешь, особенно, если заметка удалась, то есть ее много народа прочитало, и ты читаешь 166 тысяч комментариев к твоей заметке, из которых каждый второй комментарий сообщает тебе, что ты идиотка, грязная тварь и вообще что-то вот такое.

Беляев: Кто ты есть.

Таратута: Я запретила, как минимум родным, читать вообще комментарии. А многие сейчас отключили комментарии поскольку боты везде, и в этом смысле не очень понятно, чья реакция. То есть это реакция аудитории или это реакция людей, которые специально посажены для того, чтобы это читать. Вы знаете, я вас слушаю на самом деле, вы довольно, мне кажется, хорошо готовы к будущему разных видов. То есть с одной стороны вы как-то блюдете в себе эту вот модность и отвечаете сейчас всем тем, кто вас любит и восторженно к вам относится. С другой стороны, мне кажется, что вы чувствуете, что мода — это вещь такая капризная.

Беляев: Я не чувствую себя модным на самом деле. Я знаю, что пройдя через этот этап, понятно, что я не все время буду ходить в этой юбке-шортах, мы все равно трансформируемся все, и скакать на сцене в 45 лет я не буду, под песни, которые я написал в 30. Я не буду этого делать. Я готов к трансформации, мне важно, я осознаю свое место в пищевой цепочке. Я не пытаюсь стать здесь всем, как у нас принято в общем-то в поп-музыке.

Таратута: Слушайте, это хорошие слова, но на самом деле вот представим себе ситуацию, вы сейчас, очевидно, я вот вспоминаю про ваше интервью, когда забиваешь поиск, вы даете несколько интервью каждому глянцу, который существует в России. У нас с героями, конечно, проблема. То есть глянец из него одни герои переходят…

Беляев: Им просто не хватает.

Таратута: Нет-нет. Я не то, что, вас совершенно это не умаляет. То есть вы интересны всему вот этому женскому, мужскому, внеполовому глянцу. Я видела с вами два, несколько текстов.

Беляев: Красивая очень. Я в первый раз слышу формулировку.

Таратута: Я возглавляла до последнего времени женский и мужской журнал по очереди, поэтому теперь знаю, как это да.

Беляев: Внеполовой глянец, все, я просто.

Таратута: Смотрите, вы дали интервью журналу Interview, вы, по-моему, несколько раз появлялись в GQ. Вот это я называю словом, вы говорите «в тренде», я говорю слово «модный». Вот что вы будете чувствовать, когда интервью станет меньше?

Беляев: Во-первых, это работа. Не нужно думать, что я нахожусь в каком-то состоянии волны.

Таратута: Опьянения.

Беляев: Да. Волна, во-первых, первая уже прошла. Мы спровоцировали уже вторую, третью, четвертую. Мы работаем над этим усиленно. Я трачу деньги на это. Это круговорот. На данном этапе у меня есть прекрасная жена, которая мечтает о большом доме, например, где-то в теплой стране или где-то подальше от Москвы. Но я настолько сосредоточен на карьере, что большая часть денег, которые мы зарабатываем, не то, что большая, подавляющая часть, тратится на то, чтобы эта машина…

Таратута: Воспроизведение вас.

Беляев: Эта машина дальше работала. Мы работаем на продуктом, это понятно, сейчас долго рассказывать, что мы делаем.

Таратута: Вы делаете.

Беляев: Да, мы делаем.

Таратута: И вы чувствуете, что эта ситуация, когда вы внутри, гламурный персонаж, условно говоря.

Беляев: Ну условно, я в общем, вы знаете, я не ходок. Мне не очень нравится например ходить на премии и какие-то события, то есть я в общем-то за этот год, наверное, из двухсот приглашений принял семь.

Таратута: Но было двести. Я говорю о том, что будет, если это закончится, вы готовы? Вы говорите, что вы не будете скакать на сцене и ходить в шортах. Как вы себе видите свою зрелость?

Беляев: Я очень люблю то, что я выбрал. Мне очень нравится заниматься музыкой. Неважно абсолютно, я легко переживаю, что кому-то это не нравится. Мне от этого спокойно. Я просто ищу, это процесс поиска своей аудитории. Я просто надеюсь, что к 45, например, ее будет достаточно, настолько, чтобы не заниматься этой частью работы так активно, чтобы поменьше немножко ходить в эфиры, которые я и сейчас стараюсь игнорировать, то есть для меня «Дождь» на самом деле, спасибо, что позвали. Вы знаете, что «Дождь» — это для нас первое вообще телевидение в Москве. То есть наша группа дала, это первый был приход на «Дождь», мы играли у Дубаса, по-моему, в программе фоном, это была история про «Усадьбу Джаз», и нам дали, у них было интервью с Марией Семушкиной, и мы сидели там где-то вот очень в темноте, и нам дали поиграть песню. Мы были в восторге. Потом нас позвали еще в белую студию, где музыканты все играли, ужасный звук, все было кошмарно, но это осталось для нас в общем-то таким стартом.

Таратута: То есть любите вы «Дождь». Скажите это нашему зрителю.

Беляев: Я люблю «Дождь». Мне нравится, правда. Я уверен, что если правильно направлять энергию, то можно добиться, естественно, я не говорю, что это выше моего достоинства — ходить там, но мне это должно нравится. Я не хочу ходить просто, чтобы быть.

Таратута: Я на этой ноте, у нас, к сожалению, совсем закончилось время. Антон рассказал нам только что про то, что его первое выступление было на «Дожде». Я хочу продолжить эту традицию, потому что вот прямо сейчас после окончания нашей программы вы сможете увидеть Антона Беляева опять, в музыкальном качестве, не только человека, болтающего со мной в эфире «Дождя».

Беляев: Бесконечно.

Таратута: Да. Клип Doctor.

Беляев: Doctor, да.

Таратута: Вот так он называется, смотрите, радуйтесь, запоминайте этого человека на долгие-долгие годы, он очень старается, чтобы вы его запомнили, много чего для этого сделал, и я думаю, сделает, достойного. Я хотела сказать напоследок, что я очень хотела задать Антону несколько политических вопросов, один например звучал так: нравилось ли вам, пока вы участвовали в шоу «Голос», все то, что показывал остальной Первый канал? Но не стану этого делать, потому что пусть будет хоть одна программа на «Дожде» с моим участием, в которой не было ни слова о политике. Это была программа «Говорите» и я ее ведущая Юлия Таратута, Антон Беляев. Мы оба поздравляем вас с Новым годом. Клип Doctor.

Беляев: Спасибо.