Максим Кононенко: Якеменко пойдет в «Сколково» начальником охраны

Самсонова: Максим, кто ты такой? Журналистом тебя язык не поворачивается назвать. Тролль, клоунист?

Кононенко: У меня сложности с профессиональной самоидентификацией очень давно, лет 7. Я всем говорю, что я – создатель текстов. Любых.

Самсонова: Откуда ты получаешь свой основной доход?

Кононенко: Радио, гонорары. Я консультирую, у меня есть доходы, связанные с моими предыдущими делами вроде программирования. Структура доходов очень сложная.

Самсонова: Консультант Максим Кононенко.

Кононенко: Можно так сказать.

Самсонова: Кого вы консультируете, Максим?

Кононенко: Я не могу сказать. Я пишу книжки за других людей, я консультирую других людей. Это такая деятельность, в которой очень трудно выделить что-то основное. Мне нравится на радио, я могу назвать себя работником радио. Хотя у меня там успехи невелики, но мне это интересно.

Самсонова: Мы с тобой заранее договорились: я должна найти какие-то черные пятна на твоей биографии, а ты должен оправдываться. Но ты довольно обтекаемый человек, тебе предъявить довольно сложно что-либо, какую-то объективную историю, от которой тебе бы пришлось отпираться. По-другому спрошу – ты можешь рассказать о всех своих доходах публично?

Кононенко: Нет, конечно, не могу.

Самсонова: Я могу рассказать все источники своих доходов.

Кононенко: Когда тебе будет 40 лет, ты тоже вряд ли сможешь рассказать обо всех своих доходах публично. Мне кажется так.

Самсонова: А ты чего не можешь рассказать?

Кононенко: Потому что у человека с возрастом накапливается груз ответственности. Это может тянуться с 2000-го года, с конца 90-х, об этом ты не можешь рассказывать.

Самсонова: Почему? Тебе кто-то дает деньги, а ты не можешь об этом сказать публично?

Кононенко: Да.

Самсонова: Это же очень плохо.

Кононенко: Почему? Я могу об этом рассказать налоговой, но не публично.

Самсонова: Тебе есть что скрывать от нашего советского общества, ты не до конца честен с народом.

Кононенко: Я честен, я не обманываю. Но я что-то могу скрывать.

Самсонова: Ты же понимаешь, что это неправильно.

Кононенко: Почему? Если я работаю на кандидата Х, я не могу рассказывать публично о том, чем мы с ним занимаемся, потому что этим воспользуется кандидат Y.

Самсонова: Но ты можешь сказать, что у вас контрактные отношения.

Кононенко: Даже факт моих контрактных отношений с кем-то уже может повредить человеку.

Самсонова: В бизнесе по-другому. Ты раскрываешь своих клиентов, если ты консалтинговая компания. А тут, значит, не так.

Кононенко: Как говорит Владислав Юрьевич Сурков, я – одиозная фигура, поэтому признание в том, что я на кого-то работаю, может повредить тому человеку.

Самсонова: Как дела у Суркова?

Кононенко: Не знаю. Мы с ним последний раз разговаривали через два дня после его отставки. С тех пор я с ним не разговаривал и его не видел. Вернее, не отставки, а его перевода на новое место работы.

Самсонова: Его перевели, потому что он плохо справился?

Кононенко: Нет. Я думаю, что он ушел сам. Во-первых, и ситуация в тот момент казалась плохо исправимой, зачем было портить себе репутацию? Во-вторых, он тоже мог помешать этой ситуации своим присутствием внутри нее именно потому, что он – одиозная фигура. Слава богу, все как-то образовалось. Потом, думаю, Владислав Юрьевич просто устал. Он занимался этим делом больше 10 лет, он был самый старый сотрудник в администрации по стажу. В Сколково ему, наверное, интереснее.

Самсонова: Ты тоже из тех, что считает, что Сурков – гений, такой интеллектуал, столько прочитал?

Кононенко: Гениев нет.

Самсонова: Ну не гений – суперменеджер.

Кононенко: Суперменеджеров тоже нет. Есть люди со стратегическим мышлением, их очень мало. Он, безусловно, им обладал. Я знаю людей со стратегическим мышлением буквально единицы – Павловский, Гельман, Эрнст, Сурков. Их очень мало.

Самсонова: А из светлой стороны силы есть?

Кононенко: Я не считаю эту сторону силой темной. Марат Гельман у нас вообще практически оппозиция. Навальный обладает стратегическим мышлением. Именно поэтому он сейчас отошел в сторону от всего происходящего.

Самсонова: Его как ни спросишь, какие планы на завтра, такое ощущение, что «утром проснусь и решу».

Кононенко: Ну конечно, он сейчас тебе расскажет.

Самсонова: Но ты видишь, какие?

Кононенко: Я, по крайней мере, вижу по его поведению, что он думает о том, что будет завтра. В отличие от остальных участников прекрасного нового мира он думает о том, что будет не только завтра, но и послезавтра, это важно.

Самсонова: До того, как отправили Багирова в тюрьму в Молдавии, я с ним разговаривала, он говорит: «Ты же понимаешь, за Лешей стоит семья, Волошин и т.д.». У вас же есть какие-то байки, кто за Навальным, кто его консультирует.

Кононенко: Я не думаю, что за Навальным кто-то стоит. Навальный сам по себе крут, конечно, очень многие люди хотят встать за него. Вопрос в том, пустит ли он.

Самсонова: Условно, кто его группа поддержки? Ты веришь в то, что у него есть какие-то люди в ФСБ, которые его крышуют?

Кононенко: У него вполне может быть поддержка в ФСБ, о которой он не просил, и, может быть, о которой он не знает.

Самсонова: Его используют в борьбе?

Кононенко: Его могут не использовать сейчас, но его могут беречь для того, чтобы использовать в будущем. Он мощная фигура, у него огромный потенциал. Реально, он может стать президентом. На месте ФСБ было бы глупо не следить за таким человеком – не в том смысле, что наружку устанавливать, а знать о его существовании, чем он дышит, вести на него досье, в каких-то ситуациях, может быть, его прикрывать, защищать. Он интересен. Никто же не знает, что будет через срок. Может быть, он договорится со всеми и будет единым кандидатом не от людей, которые на митингах, а единым кандидатом от тех людей, которых он сейчас мочит. Этого мы пока не знаем, но он всем интересен.

Самсонова: Тебе интересен?

Кононенко: Конечно.

Самсонова: А кто тебе еще интересен?

Кононенко: Мне был интересен какое-то время Яшин, но потом он остановился. Яшин последние года 3 не прогрессирует вообще, он маргинализируется. Меня это довольно сильно огорчает, потому что он тоже талантливый парень.

Самсонова: В чем его талант?

Кононенко: Талант политика. Он появляется в нужное время в нужных местах, говорит нужные вещи. Другое дело, что этому нет развития. Вот что плохо. Он замкнулся в рамках какой-то одной организации, к тому же в этой организации Борис Ефимович Немцов, который вообще человек из прошлого, и все это как-то остановилось. Удальцов – парень хороший, но он не федерального уровня чиновник.

Самсонова: Он же Зюганова может сместить.

Кононенко: Я очень смеюсь над этим. Это московский человек, он может стать депутатом Мосгордумы, например, спикером. Но это потолок. Не в том дело, что Удальцову не хватает таланта, а в том, что он не хочет. Он на федеральный уровень не выходит, за пределы Москвы вообще не выезжает. Какая смена Зюганова, вы чего? Вы представляете себе, что такое большая парламентская политическая партия?

Самсонова: Я – нет.

Кононенко: Это колоссального размера механизм. Это же по нескольку отделений в каждом городе, это недвижимость на миллиарды. Существует довольно много людей, которые имеют какие-то виды на эту недвижимость. Как он может подвинуть? Это так только кажется, что убери Жириновского – и ЛДПР развалится. Да черта с два. Это колоссальный механизм, который стоит миллиарды долларов. Он не может развалиться. Если его не раздерибанят.

Самсонова: Навальный, Яшин – кто тебе еще интересен?

Кононенко: Чирикова интересная, но она тоже маргинализируется. Она была ужасно интересна два года назад, но она срубилась в эту правозащиту. И потом, у нее взгляды очень странные. Она с месяц назад написала какой-то большой пост, абсолютно троцкистский такой. Меня это очень удивило, я думал, она такая интеллигентная – нет. Там мировой пожар раздуем и все такое.

Самсонова: А почему ты не говоришь про Бурматова, Мищенко?

Кононенко: Бурматов – это вообще неинтересно. Мищенко я не знаю, для меня этот человек совершенно неизвестный. Шлегель – нормальный такой функционер, Кристина Потупчик мне очень симпатична, человек хороший. Вася Якеменко вообще-то нормальный парень.

Самсонова: У тебя хорошие отношения с Кашиным. Кашин ненавидит Потупчик, потому что он что-то в ней подозревает. Как ты это совмещаешь в себе? Как ты одновременно можешь симпатизировать двум людям, которые ненавидят друг друга?

Кононенко: Это их проблема, а не моя. Я же не заставляю их приходить ко мне на день рождения и сидеть за одним столом.

Самсонова: Ты веришь в нашисткую версию покушения на Кашина?

Кононенко: Нет.

Самсонова: А в какую ты веришь?

Кононенко: Не знаю. Версий может быть много. Кашин мог просто походя кого-нибудь в комментариях обидеть – не так, как губернатора Турчака, а вообще какого-нибудь другого человека, который даже в ответ ничего не сказал, а потом все закончилось вот так. Он довольно часто невыдержан в словах. Я, кстати, тоже. Кто его знает, кого мы можем задеть.

Самсонова: Тебя не убивают, по голове арматурой не стучат.

Кононенко: Слава богу, пока нет. Я не верю в нашистскую версию. Может быть, я мало знаю о «Наших».

Самсонова: Да ладно, я думаю, ты больше всех знаешь.

Кононенко: Я там знаю Васю много лет, но я не очень понимаю, как это все устроено.

Самсонова: А эта версия, что дескать Вася был драгдилером, а потом его пристроили – это тоже все байки?

Кононенко: Драгдилером? Насколько я помню, он был совладельцем какой-то компании, которую использовали казанские авторитеты.

Самсонова: А что Якеменко будет делать, когда из «Наших» уйдет?

Кононенко: Не знаю. Пойдет, наверное, в Сколково начальником охраны. Ну откуда я знаю.

Самсонова: Ты знаешь его много лет.

Кононенко: Ты думаешь, что за день до увольнения Суркова кто-нибудь знал о том, что его уволят?

Самсонова: Да. Собчак знала.

Кононенко: Ну хорошо, не за день, а за неделю.

Самсонова: Они написали за месяц.

Кононенко: Сейчас будет новое правительство. Какое оно будет, вообще никто не знает, потому что, во-первых, не очень понятно, куда девать существующих министров, во-вторых, как они будут работать с Медведевым, в-третьих, куда девать Прохорова. Вася не будет работать в новом правительстве, скорее всего. Где он будет работать, я не знаю.

Как вообще будет устроена администрация, как все Володин устроит, никто не знает тоже. Выборы прошли, придет Путин, и тогда, наверное, Володин начнет менять структуру под себя. Он меняет каких-то людей, но очень отдельно. В администрации остались все сурковские люди, которых он туда привел, поставил. С ними Володин работать не будет.

Самсонова: У Володина есть свои?

Кононенко: Вообще-то должны быть, потому что он довольно большой путь проделал. Какое-то количество людей, конечно, у него есть.

Самсонова: Тебе есть 40 лет уже?

Кононенко: Мне завтра 41.

Самсонова: С наступающим! Сергей Гуриев рассказывал, что когда человек достигает определенного возраста, он перестает думать только о том, как увеличить свое собственное благосостояние, начинает альтруистически действовать, совершенно нерационально, на благо всему вокруг. Это бывает у мужчин после определенного возраста. У тебя такое бывает? Что ты делаешь не для себя, не для своей семьи?

Кононенко: Я занимался какой-то благотворительностью. Причем довольно случайно я ей занялся и не очень понимал, зачем. Это такая штука, в которую ты влезаешь и не можешь уже отказывать. Сначала ты помогаешь каким-то фондам по конкретным случаям что-то собирать, потом тебе говорят: есть хорошая девочка, у нее ребенок с ДЦП. Это значит, нужно каждые полгода ездить куда-нибудь в Йошкар-Олу в специальную клинику. И ты просто садишься на это, тебе никуда не деться, потому что это надо делать всю жизнь.

Потом некоторые из этих людей начинают просить у тебя то, что совершенно не относится к их ребенку с ДЦП, и это самый тяжелый момент во всей благотворительности, потому что в тебе начинают видеть человека, не который помогает деньгами, а который должен решать все проблемы, включая бытовые. В общем, довольно много сил на это все уходит.

Самсонова: Когда все эти митинги сдулись, обсуждается то, что надо уходить в малые дела.

Кононенко: Это все обсуждалось, на самом деле, 5-6 лет назад.

Самсонова: Так ты за малые дела?

Кононенко: Я по мере сил пытался. Я пытался пойти в Думу с довольно идеалистическим представлением.

Самсонова: Это был какой-то коммерческий проект, по-моему.

Кононенко: Нет. Коммерции там не было совершенно никакой.

Самсонова: Я поверил Барщевскому и мы пошли делать партию.

Кононенко: Причем тут Барщевский? Я там был раньше Барщевского, сильно раньше. Я принимал участие еще в выборах в Мосгордуму, когда была «Свободная Россия».

Самсонова: Когда Шендерович выбирался?

Кононенко: Да. Если не раньше. Меня туда позвали братья Шмелевы. Это было очень давно. Были такие новые правые, они меня туда и позвали. Набор там был довольно странный. Там Холмогоров, например, был, я в том числе. Барщевский появился потом.

Самсонова: Я тебя спрашивала про хорошие дела, которые ты делаешь не для себя.

Кононенко: Тогда была эта идея, что надо пойти и что-то делать. Но вообще говоря, меня очень сильно охладило участие в кампании, потому что когда ты участвуешь в кампании как технолог, для тебя все эти люди, с которыми ты работаешь, они – мышки-кролики, которым ты капаешь пипеткой, куда надо, а они тебя не слушают и делают, что хотят.

А когда ты становишься на место этих кроликов и мышей, это очень неприятное ощущение. Ты ездишь постоянно на какие-то встречи, разговариваешь с какими-то людьми, которых ты видишь в первый раз в жизни и наверняка больше вообще никогда не увидишь, вы разговариваете на какие-то совершенно шизофренические темы. Меня это все сильно обломало, и я решил, что не буду политикой заниматься, мне неинтересно.

Самсонова: Ты же верховенство права, за то, чтобы были хорошие суды, безопасность?

Кононенко: Мне кажется, что суды – это важно, потому что должен быть какой-то независимый арбитр, который решает конфликты.

Самсонова: Ну и сходил бы на митинг.

Кононенко: Зачем? После этого появятся суды?

Самсонова: С большей вероятностью появятся, чем если ты дома посидишь.

Кононенко: Вероятность того, что митинги повлияют на суды – нулевая.

Самсонова: Что ты делаешь, чтобы решить эту проблему?

Кононенко: Я не думаю о том, чтобы сделать хорошую судебную систему, потому что я думаю о том, как сделать, чтобы моей семье было хорошо. Вот моя страна.

Самсонова: Закуклился.

Кононенко: Мне кажется, так любой нормальный человек должен делать.

Самсонова: После 40 люди начинают думать о том, чтобы сделать нормально вокруг. А ты занимаешься благотворительностью и снимаешь для себя эту проблему.

Кононенко: Я не вижу способов изменить судебную систему, я не знаю, как это сделать.

Самсонова: Ты же умный, придумай что-нибудь.

Кононенко: Я умный. Ты же умный, поди в президенты сходи. Для этого мало ума, еще кое-что нужно. Я попробовал, у меня это не получается. Я вот буду статьи писать, детей растить, помогать окружающим меня людям. А решать глобальные проблемы…

Самсонова: Ты считаешь себя хорошим человеком?

Кононенко: Да, я считаю себя хорошим человеком.

Самсонова: Порядочным?

Кононенко: Порядочным.

Самсонова: Честным.

Кононенко: Точно.

Самсонова: Прозрачным?

Кононенко: Нет, не прозрачным. Мы уже это выяснили. Вряд ли можно найти человека, который бы смог сказать, что я сделал ему конкретно какую-нибудь гадость или подлость.

Самсонова: Бесланские матери.

Кононенко: С бесланскими матерями я встречался, разговаривал, и они говорили, что я совершенно прав. Этот тезис, который я тогда выдал, что хорошо бы им родить новых детей, они все с ним согласились и родили детей.

Самсонова: Я всех коллег спрашивала: «Мне нужно с Кононенко разговаривать. Что ему предъявить?». «Что предъявить, не знаем, но он гад страшный». Тебе ведь не предъявишь то, что ты на Путина все время работаешь, но все равно какой-то осадок остается, что ты нечестно все делаешь. Откуда он?

Кононенко: Я уже сказал, что я очень хороший человек. И довольно долгое время так и считалось, что я очень хороший человек. Мне это довольно сильно наскучило, особенно когда первые 2-3 года меня в масле купали и сахарной пудрой обсыпали, звали на какие-то закрытые клубы. Туда приходили какие-то люди, обсуждали, как обустроить Россию. Мне захотелось стать плохим. Был такой момент в году 2004-м,и я стал довольно последовательно становиться плохим в этом виртуальном мире, где я живу. У меня получилось.

Ты знаешь, меня это ужасно забавляет, потому что есть ощущение внутреннего драйва, когда тебя начинают говном поливать. В первый раз я это ощутил, когда эту знаменитую статью про Игоря Талькова написал и получил в ответ 500 писем, где писали, что я гнида, хохол и жид. Это же было в черт знает каком году, 2001-м или 2002-м. Когда тебя хвалят – это не интересно, интересно, когда тебя ругают.

Самсонова: Как чувак, который должен был играть в группе The Beatles, а потом не стал там играть. Через 20 лет он дал интервью и сказал: это хорошо, что я не стал играть в этой группе, жизнь моя сложилась лучше. Человек всегда себе объясняет, что он сам так хотел.

Кононенко: Может, его жизнь сложилась лучше. Он не заработал каких-то денег, но зато не участвовал во всем этом говне, в котором купалась группа The Beatles в последний год своего существования.

Самсонова: Список 5 людей, которых ты считаешь очень хорошими. Публичных людей.

Кононенко: Я не оцениваю людей по тому, хорошие они или нет.

Самсонова: Честные, порядочные, интересные и нужные стране.

Кононенко: Мне плевать на честность и порядочность.

Самсонова: Герои твои. Мы сейчас говорим про моральные качество. Добро – у тебя же плохо с добром и злом?

Кононенко: С добром, пожалуйста - Катя Чистякова. Чулпан Хаматова. Можно перечислить пять сотрудников Фонда «Подари жизнь».

Самсонова: Пять человек-зло.

Кононенко: Я не верю в абсолютное зло, вообще.

Самсонова: У тебя просто категории сбиты.

Кононенко: Да неважно это все. Я не верю в абсолютное зло. Мне кажется, все люди расположены друг к другу доброжелательно. Может быть, я не знаю об этом. Сейчас происходит эта история с девками Pussy Riot, за которых я вступился просто потому, что жестоко сажать на два месяца в тюрьму практически ни за что, я опять получил огромное количество дерьма в свой адрес. Меня иногда пугает, когда я сталкиваюсь с этой колоссальной силой, о которой я не имею никакого понятия. На самом деле, страна темная, дремучая, жестокая, и лучше я не буду про нее ничего знать, буду жить в своей каморке, растить своих детей, а страна пусть сама по себе.