«Путин мог бы купить Крым и Донбасс за небольшие деньги»

Бывший зам Коломойского о том, как можно было избежать «кошмара»
23/03/2015 - 21:07 (по МСК) Тимур Олевский

Интервью Тимура Олевского с народным депутатом Верховной Рады VIII созыва, бывшим зампредседателя Днепропетровской администрации Борисом Филатовым. Говорили о том, как война изменила Украину, почему страна идет по сценарию Израиля, переживет ли Виктор Янукович смерть сына, а также о борьбе за нефтяные активы и скандале с Укрнафтой и Укртранснафтой.

Олевский: Борис Альбертович, мы видим, что сейчас происходят яркие события, в том числе с подачи журналистов. Мы видим, на улицы приезжает к разным зданиям — «Укрнафт», «Укртранснафт» — Игорь Коломойский, в Раде обсуждают приватизацию и реприватизацию. Что происходит? В Украине меняется система? Почему в публичном поле это все так ярко заметно? В России такого давно мы не видим в публичном поле: посадят человека на десять лет — и все, с бизнесом решили.

Филатов: Я постараюсь провести вам небольшой экскурс, тем более, что очень много в информационном пространстве по поводу «Укрнафты» и «Укртранснафты» спекуляций, лжи и просто непонимания ситуации. Если вы говорите, меняется система, ну нельзя сказать, что она меняется, если это только первые поступательные шаги. В том числе, и принятие Верховной Радой закона о снижении кворума. Это и есть первый объективно серьезный шаг по изменению системы. А все остальное, что сейчас происходит — так называемые захваты, забеги — это больше информационный шум.

Ситуация, связанная с «Укрнефтью» и «Укртранснефтью» — это две разные истории, в которых разные действующие лица и участники, которые между собой могут быть связаны исключительно жадностью и амбициями участников. То есть это никоим образом не пересекается. В массовом сознании, особенно с подачи журналистов, которые не хотят разбираться в происходящем, а только гоняются за сенсациями, для людей что «Укрнафта», что «Укртранснафта» — это все один субъект. А там вообще совершенно разные причины происходящего. Если мы вернемся к «Укртранснафте», то это государственное предприятие, в котором у государства стопроцентный контроль. И там был менеджмент, который был близок группе «Приват». Его постаралась сместить другая группировка, Еремеева, которая воспользовалась своими связями в высоких кабинетах и пыталась перехватить оперативный контроль.

Олевский: А Еремеев — это, в том числе, и народный депутат Украины?

Филатов: Да, в том числе, и народный депутат. Он имеет серьезные интересы в нефтяном бизнесе, он там кое с кем договорился и попытался перехватить оперативный контроль. Господин Коломойский не дал ему этого сделать. Был небольшой скандал по этому поводу. Но при этом объективная пресса до сих пор не интересуется, кого представлял назначенный директор, почему он является генералом луганского СБУ, ни дня не проработавший в нефтяной отрасли, его туда назначили.

Олевский: А почему, кстати?

Филатов: Вы же прекрасно понимаете, какая роль была ему отведена. Ему была отведена роль попугая, который позволил бы оперативно управлять конкурентам в нефтяной отрасли. С этим должны разбираться соответствующие органы. Я уже не говорю о том, что там не было соответствующих протокольных решений Кабмина и Нефтегаза Украины. То есть они попытались это сделать, как говорится, под шум мотора.

Знаете, в чем еще заключается парадокс этой ситуации? В тот день, когда Верховная Рада приняла закон по «Укрнафте», в массовом сознании произошла подмена понятий. Все думали, что государство восстановило контроль за «Укрнафтой», тогда, когда это был просто конфликт вокруг «Укртатнафты», которая не имеет к «Укрнафте» никакого отношения. В результате Петр Алексеевич все стороны развел по углам.

Олевский: Петр Алексеевич Порошенко — хороший модератор, на ваш взгляд?

Филатов: Думаю да, с этой точки зрения он хороший модератор. В компании будет проведен международный аудит. Там будет назначен, условно говоря, третий директор. Конфликт, в общем, исчерпан.

Что касается «Укрнафты», то там ситуация совершенно другого плана. По «Укрнафте», а фактически по всем остальным акционерным обществам, был принят закон о снижении кворума. То есть теперь государство в любом обществе, где оно имеет 50%, может провести собрание и установить операционный контроль. Но этот закон еще даже не подписан президентом. После того, как он будет подписан президентом, после того, как будут проведены соответствующие процедуры по созыву собрания акционеров, после того, как это будет проголосовано, тогда уже в «Укрнафте», может быть, будет смещен менеджмент.

Олевский: А нужно, чтобы это происходило, на ваш взгляд?

Филатов: Я не считаю это целесообразным, особенно в таких серьезных компаниях, где 50 на 50 государство и серьезный институциональный инвестор, можно всегда договориться без скандалов.

Олевский: Когда закон о кворуме обсуждался и поставлен был на голосование, вы голосовали за него или против?

Филатов: К сожалению, я тогда заболел, у меня со спиной были проблемы. Я вам скажу честно, что по моему глубокому внутреннему убеждению, такой закон нужен.

Олевский: В обывательском представлении, особенно в России, Борис Филатов ассоциируется с «человеком Коломойского». Как может «человек Коломойского» поддерживать закон, который нарушает корпоративные интересы господина Коломойского?

Филатов: Все очень просто. Если вы обратили внимание на последнее заявление Коломойского, он вообще делает для олигарха достаточно контраверсивные заявления. Вплоть до того, что он сам готов от некоторого имущества отказаться в пользу государства, еще и дать соответствующие свидетельские показания о том, каким образом государственное имущество разворовывалось. Он — фигура достаточно контраверсивная, он еще, я думаю, будет нас всех очень много удивлять.

С другой стороны, если вы говорите обо мне, я вам скажу так: мы все живем мифами и какими-то предубеждениями. Да, действительно, я Коломойского знаю 15 лет, да, действительно, мы вместе работали, да, я действительно был его замом в Днепропетровской областной государственной администрации. Но я сам строю свою политическую карьеру. Самостоятельно. А уж попал я на должность председателя специальной контрольной комиссии Верховной Рады по приватизации совсем без его участия.

Олевский: А как вас изменила война?

Филатов: Война изменила меня очень сильно. После того, как ты собственноручно похоронил десятки людей собственными руками, ты уже понимаешь, что не можешь по-другому. Знаете, война меняет. Особенно после того, как товарищи из сопредельных территорий, временно оккупированных, постоянно стараются организовать против тебя гадости. То фугас заложить, то еще что-то. Не хочу об этом говорить, это личное. Но изменила сильно.

И, я думаю, очень многих, всех изменила. Мы стали мудрее и постарели где-то лет на 15-20 за этот год. Но это такое дело. Любая война рано или поздно заканчивается миром. И что бы ни утверждали российские средства массовой информации и политики, мы действительно настроены на мирное урегулирование процесса, весь этот кошмар нужно зак­анчивать.

Олевский: Так думают многие?

Филатов: Так думают многие и, в первую очередь, так думают те, кто с войной соприкоснулись близко. И с одной, и с другой стороны. А те, кто занимается политическими спекуляциями или в фейсбуке пишет: «Только вперед!», вы же понимаете, это публика, которая на этом либо зарабатывает политический капитал, либо просто не понимает сути происходящего. Очень просто, сидя в теплых киевских офисах, рассуждать о том, что мы всех победим и даже проедемся на танках по Красной площади. Наверное, мы бы хотели это сделать, но пока еще не пришло такое время.

Я вам скажу, по какому сценарию идет Украина. Украина идет по сценарию Израиля. Если вы знакомы с жизнью этой уникальной страны, то знаете: она такая очень странная. И очень внутри у нее много противоречий. Там есть и харедимы, и ашкенази, и сефарды. В Израиле очень много различных социальных и даже этнических групп. Как говорят сами израильтяне, «если бы у нас не было внешнего врага, мы бы уже давно все переругались». То есть Украина — это фактически Израиль. У нас есть оккупированные территории, есть свой сектор Газа. У нас есть сосед, который хочет столкнуть нас в море. У нас есть понимание гиперценности нашей страны и национальной идеи, вне зависимости от того, откуда мы приехали — из Марокко, из Германии или из Ливана.

Олевский: Но для этого нужно, чтобы, как в Израиле, появился мощный военный сектор экономики, который держит всю страну?

Филатов: ­­­Если говорить о военном секторе, Украина, по-моему, занимает восьмое или девятое место по экспорту  вооружения, если говорить откровенно. Понятно, невозможно это сравнить НПО объему ни с Россией, ни с США, но, тем не менее, российский ВПК достаточно плотно завязан на Украину и в настоящий момент тоже очень крепко страдает. Я уже не говорю о так называемом ядерном щите. Украина же прекратила обслуживание российских ядерных ракет. Это длинная история. Поэтому «Тополи», которые все время падают, и «Булавы» — это же твердотопливные ракеты. А жидкотопливные ракеты, так называемые «Сатана», они все полностью обслуживались украинскими специалистами. Они там постоянно продлевали регламентные работы, меняли резинки и прочее. Сейчас эта лавочка закрылась.

Олевский: А мы придем и купим все. Я имею в виду — украинцев купим.

Филатов: Если бы кое-кто, кто стоит у руля вашего государства, был немного поумней, он мог бы купить и Крым, и Донбасс. Не за совсем большие деньги. И не приводить этот кошмар на десятилетия вперед и взаимную ненависть обоих народов. Понимаете, о чем я говорю?

Олевский: Да.

Филатов: А есть ли сейчас возможность их купить? Понятно, что все имеет свою цену и, наверное, можно купить у каких-то непорядочных людей. Но если бы разговор шел о цене и покупке, можно было бы это сделать по-другому.

Олевский: А ваши спецслужбы поменялись?

Филатов: Меняются. Главное, меняется, в том числе, и настроение. Идет достаточно плотная работа по вычищению российской агентуры, очень много молодежи идет. Ну, условно, 30-40 лет. Патриотично настроенных офицеров. Я — человек объективно рассуждающий и позитивно смотрящий на мир. Я не страдаю шапкозакидательством. Но позитивные сдвиги однозначно присутствуют.

Олевский: Не могу не спросить о журналистах. Согласитесь, слава народного патриота досталась Коломойскому, в том числе, благодаря журналистам, которые ему не очень нравятся. Вы со мной поспорите или нет. Но когда Сергей Андрушко задает вопрос про двойное гражданство, а Коломойский отвечает про тройное, вся страна улыбается, и это работает только на губернаторский имидж. Почему этот скандал превратился в такую личную обиду, с матом и не очень понятным извинением? Как вам кажется?

Филатов: Надо просто знать этого человека, я имею в виду Коломойского. Он человек специфический и, естественно, вся эта история некрасивая, она явно происходила на эмоциях. И вы правильно сказали: весь успех Коломойского не как политика, а как председателя днепропетровской администрации, имеет большую медийную составляющую. Я просто отвечаю на это профессионально, потому что я когда работал в Днепропетровской обладминистрации, отвечал, в том числе, и за медийную политику. Мы были максимально открыты, и даже наши критики могли приходить, задавать любые вопросы, сидеть на совещаниях и видеть, что в этой обладминистрации стараются что-то исправить к лучшему, не воруют и не берут взяток. Медиа нам сильно помогли для получения того имиджа, который у нас есть сегодня. Поэтому нельзя сказать, что Коломойский не любит журналистов или журналистское сообщество. Он — специфический человек, он — эксцентрик. А с господином Андрушко, я думаю, конфликт достаточно персонифицирован. В том числе, он персонифицирован точно так же, как и с господином Лещенко. Я понимаю, что нельзя государственному служащему смешивать общественное и личное...

Олевский: Разве может журналист, даже если Коломойский подозревает его в связях с другими олигархами, не вцепиться в эту тему? Это же в крови журналиста...

Филатов: Вы имеете в виду Андрушко?

Олевский: И Андрушко, и Лещенко.

Филатов: Андрушко мог делать все, что он хочет. Он действительно журналист. Хороший, плохой — я не хочу оценивать его профессиональные качества, но он имел право задавать любые вопросы, и Коломойский не имел права его оскорблять. И я неоднократно, в том числе, и коллегам вашим, журналистам, говорил, что Коломойский должен извиниться, и я буду его в этом убеждать.

А что касается Лещенко, то с ним есть проблемы. Лещенко — не журналист. Он — депутат парламента. Он не имеет права вести себя так, как он ведет себя сейчас, постоянно забрасывать фейки. Очень много шума вокруг «Укрнафты» и «Укртранснафты» — это буря в стакане воды, которая инспирируется, в том числе, и Лещенко. Взять хотя бы заявление о наличии там батальона «Днепр», о том, что офис «Укртранснафты» захватил Коломойский с автоматчиками. Самое интересное, что потом никто не видит автоматчиков, никто их не ищет. Выясняется, что батальона «Днепр» там тоже не было. Но извинений никто не приносит. Все делают вид, что так оно и было.

Олевский: Борис Альбертович, когда государство, а такое вполне возможно, реприватизирует, поставит под свой контроль часть серьезных активов, договорится с олигархами, Украина превратится в очень крупного собственника. Не изменится ли отношение к президенту, не станут ли выборы еще грязнее, чем были сейчас? Ведь до сих пор все вопросы удавалось решать в бизнес-поле, а теперь это выльется в политическое пространство. То есть Порошенко теперь — президент, владелец крупнейшей госкорпорации, так?

Филатов: Тут, в первую очередь, зависит все от Порошенко. Думает ли он об обогачении или о том, чтобы записать свое имя в историю. Во многих странах мира государственный сектор экономики присутствует в полной мере, но это не значит, что этим всем руководит президент и с этого стрижет шерсть, получает дивиденды какие-то. Если вы хотите мое мнение, на самом деле, когда идет речь о реприватизации или приватизации, я вам скажу профессиональное мнение специальной контрольной комиссии Верховной Рады. Если мы говорим о приватизации, то в стране, где идет война, приватизация, скорее всего, преждевременна. Для начала надо навести порядок в государственном секторе, провести аудит, назначить нормальный менеджмент, повычищать коррупционные схемы. А дальше все это уже продавать за хорошие деньги на аукционе. Но тогда для этого будут соответствующие экономические предпосылки, нормальный будет инвестиционный климат.

Что касается реприватизации, понимаете, нельзя уходить в шариковщину: давайте у частных все отнимем и передадим государству, а государство будет этим управлять. Государство никогда не было эффективным собственником. Опять же, сейчас очень много идет шума. Давайте говорить конкретно. В настоящий момент идет речь о том, чтобы государство имело полноценное представительство при получении дивидендов в предприятиях, которые управляются частными собственниками, при этом у государства там есть соответствующая доля, но его интерес особо частные собственники не замечают.

Причем речь идет не только об «Укрнафте». У нас есть такие предприятия — Сумыхимпром, «Хартрон», Облэнерго. Там тоже везде присутствует государство, но как-то Фирташи и все остальные государства в упор не видят.

Олевский: А что с ними вообще? Что будет с Фирташем, с Пинчуком? Какие у них претензии? Или они договариваются?

Филатов: По Виктору Пинчуку ситуация очень простая. Не мне считать чужие деньги, но он, по-моему, еще в эпоху господина Януковича перешел из разряда миллиардеров в разряд миллионеров. Там есть сложный комплекс проблем, связанных с бывшей российской торговой войной по трубам, в общем, у него дела еще тогда шли не очень хорошо. Если же он проиграет господину Коломойскому суд в Лондоне, то, я думаю, дела у него пойдут еще хуже. С другой стороны, господин Пинчук является зятем бывшего президента Кучмы, и там есть определенного рода скандал. Но к преступлениям режима Януковича он имеет на самом деле опосредованное отношение. Я думаю, что его общественное мнение особо и не замечает. Он у нас меценат, с Элтоном Джоном общается, сейчас он сидит в кустах.

Что касается всех остальных, тут есть большой вопрос. Я не сторонник конспирологических теорий, потому что, в том числе, у господина Коломойского развелось очень много фанатов. «Петр Алексеевич, в том числе, Коломойского гнобит, потому что ему сказал об этом Путин в Минске…». Знаете, это уже приобретает характер массового психоза. На самом деле, у Петра Алексеевича с Игорем Валерьевичем достаточно конструктивные отношения. У них могут быть расхождения точек зрения по разным вопросам, но это не значит, что Петр Алексеевич выполняет заказ Путина. Но очень много, особенно в социальных сетях, различных версий. Если государство хочет наводить порядок, в том числе и с олигархами, то оно должно наводить порядок со всеми олигархами без исключений. А не тренироваться на кошках, я имею в виду на Коломойском, или на том же самом Ахметове, или на Пинчуке отдельно.

Олевский:  Но народ ведь хочет крови. Вы же видите, когда открываешь фейсбук — первое: почему Ахметова не вызвали на допрос?

Филатов: Народ хочет крови не потому, что у народа ненависть к богатым. Народ хочет задать вопросы, как хозяин Донбасса допустил то, что происходит на Донбассе в настоящий момент.

Я не люблю вешать ярлыки, тем более, я с господином Ахметовым лично знаком, но я всегда применяю такую аналогию: когда меня журналисты спрашивают, что же произошло на Донбассе, я всегда говорю, что они хотели приготовить себе ужин, жарили шашлыки, а в результате сожгли собственный дом. Вот они жарили, спички подбрасывали, бензинчик подливали, а потом полыхнуло — улица взяла свое, и еще Россия подсобила. И после этого надо было собирать руки в ноги и из Донецка переезжать жить в Киев.

Олевский: А эти люди чувствуют какую-то ответственность? Что происходит с людьми, которые знали, как все это происходило?

Филатов: Я вопросов не задаю. Я вчера по этому поводу развивал версию. Я думаю, что мы можем потерять господина Януковича. Почему? Он является очень набожным человеком. Это действительно так. Другое дело, что у него в голове православие византийского типа — вся власть от Бога, но не об этом речь. Он нереально набожный, и насколько говорят мои источники достаточно осведомленные, очень сильно переживает. Переживания у него компенсируются бесконечными молитвами и постоянным алкоголизмом. Там ваши товарищи, которые его охраняют, уже в легкой степени паники, потому что его устали ловить. После того, как погиб его сын, я думаю, что Виктор Федорович может это расценить как Божью кару или какое-то воздаяние. Поэтому вполне может быть, что его психо-физиологическое состояние может сильно усугубиться. ФСБшникам стоит за ним следить более внимательно, чтобы он, не дай Бог, руки на себя не наложил.

Я не хочу копаться в головах, пусть с ними разбирается следствие. Если у нас есть государство, которое продекларировало, что оно наведет везде порядок и стремится к справедливости, то ему есть, чем заниматься.

Олевский: Как вам кажется, сейчас есть ощущение, что эта остановка войны надолго?

Филатов: Как вам сказать... Вопрос очень сложный. Мы все этого хотим. Сейчас очень много начинают спекулировать по поводу нарушения перемирия, идет разная воинственная риторика, которая, в том числе, поджигается Лавровым и компанией. Но если раньше с обеих сторон гибли десятки людей, то сегодня может погибнуть два человека в 3 дня, иногда бывают дни, когда вообще без потерь. Я только вчера разговаривал с друзьями из Донецка, они говорят: «Ну, так, чуть-чуть постреливают в районе аэропорта, в районе Песок».

Олевский: То, что у вас там есть друзья и вы можете туда позвонить, дает вам основания надеяться, что выстроятся заново отношения и можно будет как-то реинтегрировать эти территории? Или нет? Или это все-таки отрезанная история?

Филатов: Эти территории отрезали сами себя, скорее всего, даже больше в элементарном социальном плане. Если я говорю о своих друзьях, то вы понимаете, кто мои друзья. Это необязательно украинские патриоты или правосеки. Из Донецка убежали все. Из Донецка убежали протестанты, из Донецка убежали преподаватели, из Донецка убежали предприниматели, из Донецка убежали врачи, из Донецка убежали максимально социально активные слои населения. То есть не хотелось бы оскорблять людей, но, в основном, там остались маргиналы, люмпены и пенсионеры. Понятно, что остались и нормальные люди, у которых нет родственников, кому некуда уехать. Но Донецк себя аннигилировал.

В Донецке еще все хорошо. А если вы поедете в Шахтерск или еще куда-то, или даже в Луганск, то это реально Сомали. Это Сомали возникло не только потому, что там вооруженные банды и Россия туда гонит оружие и поставляет наемников, а это Сомали возникло потому, что тому были социально-экономические причины. Поэтому есть очень серьезные вопросы. Реинтеграция, наверное, возможна, но я бы, допустим, на месте мелкого или среднего предпринимателя туда уже не вернулся бы. И у нас, в том числе в Днепропетровске, создано специальное «единое окно» для предпринимателей из Донецка. Если у человека есть 200-300 тысяч, он хочет открыть в Днепропетровске ларек, мы его принимаем здесь, в Днепропетровске, с распростертыми объятиями. Поэтому все ларечники переехали в Днепропетровск.

Олевский: А кто воюет? У меня сложилось впечатление, что Восток воюет больше, чем Запад. И вообще для Востока это история личная, а для Запада — далекая. Днепропетровск, Сумы, Николаев — вот кого я видел на войне.

Филатов: Допустим, у меня много знакомых с Волыни, которые тоже там присутствуют. Я буквально позавчера разговаривал со славянами, которые стоят в части. Мне достаточно тяжело понимать демографическую составляющую, кто воюет больше. Украина-то, по большому счету, на две трети — русскоязычная страна. Российская пропаганда внушила нам всем совсем другие матрицы. Украина на две трети — русскоязычная страна, где никогда русскоязычных не обижали, не зажимали и не заставляли говорить... Мы воюем за свое. За свой дом, за то, чтобы нам не рассказывали, как нам жить, за то, чтобы КГБисты здесь не командовали, это если уже совсем-совсем упрощенно. Поэтому у нас нет особого разделения.

С другой стороны, есть же мобилизация, которая идет по принципу воинских специальностей и, условно, по количеству населения. Если мы, допустим, сравним Днепропетровскую область, то, естественно, в ней больше населения, чем в Тернопольской. Поэтому когда из Тернопольской области призывают 10 призывников, а из Днепропетровской — 100, понятно, что на фронте создается впечатление, что воюет один Днепропетровск.

Олевский: А сколько у вас есть времени на устройство процедур, которые, что называется, восстанавливали страну? Сколько времени на реформы. Эта процедура ведь самая важная, что есть в государстве.

Филатов: Все говорят: уже вчера надо было этим заниматься. Парламент достаточно живо штампует законы, которые двигают вперед реформы — и по улучшению инвестиционного климата, и по облегчению ведения предпринимательской деятельности. Я не люблю, как очень часто любят кивать наш премьер-министр, и вообще власть имущие, на то, что в стране война, поэтому мы только войной и будем заниматься. Я вот даже смотрю по работе парламента, как мы принимаем законы — у нас половина законов касается войны. То мобилизации, то повышения ответственности, то социальных льгот для демобилизованных...

Олевский: Кстати, что с ними будет? Эти люди вернутся, с ними надо будет как-то работать, чтобы не захлестнуло Украину волной криминала.

Филатов: Первое, однозначно — это люди, которые воевали. Их никто не собирается отодвигать на обочину, потому что это костяк будущей армии.

Олевский: Инвалидов прятать будут, как Сталин на Соловках?

Филатов: Это надо вам приехать, прочувствовать. Я вам абсолютно четко, ответственно заявляю: это не первая и не вторая Чечня. Так, как у нас относятся к людям, которые потеряли здоровье и получили увечья на фронте, надо просто зайти в больницу и посмотреть это количество волонтеров. Естественно, к сожалению, очень много людей травмировано, но только я отправлял 2 или 3 самолета на реабилитацию в Литву, в Эстонию, в Великобританию. Наши инвалиды, в том числе при помощи наших западных союзников, получают соответствующую нормальную медицинскую помощь. И я считаю, что это наш долг, наша святая обязанность, чтобы все получили соответствующее лечение, протезирование и социальную реабилитацию. И над этим мы очень плотно работаем. Это надо просто увидеть и прочувствовать. Я не хотел бы произносить декларации. Понятно, что есть, конечно, проблемы везде. Но матрицы Соловков, как Сталин вывозил туда безруких и безногих, или когда сидели калеки после Чечни в подземных переходах в Москве — этого не будет однозначно. Мы вытянем каждого нашего человека.

Олевский: Это да, это серьезно.

Филатов: Я только вчера говорил с друзьями из Донецка, они приезжали. Это война такая, очень странная. Они говорят: у нас работал охранник в магазине, пошел в ополчение в Дебальцево, получил осколок в глаз, глаз вырезали, сказали: «Все, спасибо». На Украине такое невозможно априори. На Украине все будут носиться, думать, какой вставить глаз — из Прибалтики или из Одессы, или из Латвии. И как провести реабилитацию, а может, сохранить нерв, а может быть, отправить во Львов — там тоже есть специалисты. Будут по этому поводу собирать консилиумы по скайпу и разбираться. То есть такое, как происходит там, в Украине априори невозможно.

Олевский: Раз уж начали мы с красивых медийных историй, то, если можно, мы ими и закончим. Как вам кажется, как вы выглядите со стороны? Как открытое общество, как люди, которые непонятно чем на улицах занимаются? Как вы сами оцениваете? То есть это достоинство, что все это происходит публично, или недостаток?

Филатов: Хороший вопрос. Я вам скажу так: все зависит от того, как человек смотрит на мир. То есть если он живет желудком, скепсисом и пустотой, как живет 85% избирателей господина Путина, то, естественно, это выглядит, что москали скачут... Ой, Господи, извините, хохлы скачут на площадях и доскакались уже до того, что опозорились на весь мир.

А если вы живете надеждой, желанием что-то изменить к лучшему и пониманием того, что история происходит на твоих глазах, и на твоих глазах рождается новая нация, вне зависимости от национальности, вероисповедания и языка, на котором говорят эти люди, то, естественно, это все воспринимается чуть-чуть по-другому.

В действительности, наверно, мы чуть-чуть перевдохнули кислорода. У нас, знаете, такое отравление кислородное, в том числе в медийном поле. Все эти скандалы, крики, запикивания... Я смотрю по парламенту, он — экстраполяция общества. Те подрались, те поругались и все остальное. Но все, что касается страны, ее гиперценности — это вещи, которые не подлежат никакому сомнению. То есть у нас все в парламенте, в том числе, даже когда морды друг другу бьют, доказывают, кто из них круче патриот. Я как бы упрощаю, но тем не менее. Мне, допустим, в парламенте дышится легко. Я был очень большим критиком того же самого Ляшко, Юлии Владимировны Тимошенко. Но у нас у всех нормальные отношения, это политика. Это не потому, что мы там все между собой договорились. Все при своих интересах. Просто есть вопросы, которые не подлежат даже обсуждению или сомнению. Ну, естественно, за редким исключением, потому что прокрались туда и подонки в оппозиционном блоке. Но это такое дело, зачем мы сейчас будем разбирать парламент — на это нет времени.

Опять же, возвращаясь к вашему вопросу, как мы выглядим в глазах других. Все зависит от того, как глаза хотят посмотреть и что они хотят увидеть. Если они хотят увидеть молодую, пытающуюся навести порядок страну, которая пытается сбросить с себя оковы «совка», то, наверное, люди увидят это. Те, кто хочет увидеть беснующихся хохлов, которые все вокруг себя подожгли, разбили, разломали — он увидит это. Все равно есть объективная реальность. И есть исторический процесс, который невозможно задержать ни духовными скрепами, ни «Булавой», ни 85%-м рейтингом, ни впервые в истории Европы аннексией чужой территории после окончания Второй мировой войны. Вот как ты ни дуйся, а объективное поступательное движение истории невозможно остановить. Поэтому мы просто свидетели исторического процесса, мы надеемся, что рано или поздно позитивные изменения придут, в том числе, и в Россию.

Также по теме
    Другие выпуски