«Власти ждут массовых протестов»

Фишман: Давайте попробуем вкратце подвести итоги этой сессии — что вам кажется очень важным. Но перед тем, как мы это сделаем, вот вы сегодня написали несколько такой алармистский пост в социальных сетях, что сегодня стремительно был принят закон, по которому, пока Дума будет в отпуске, будет работать некая комиссия с бюджетными полномочиями. Правильно ли я вас вообще понял?

Гудков: Да, безусловно. Сегодня первый прецедент за всю историю Думы, когда законопроект был внесен прямо на пленарном заседании, а далее он был записан за полчаса, как утверждает депутат Макаров, и принят сразу же в трех чтениях. Без обсуждения на комитете, без рассылки на регионы, без каких-либо поправок сразу в трех чтениях. Вот замечательно. Это законопроект, который создает комиссию, которая будет корректировать различные бюджетные ассигнования. Но никаких деталей, никакой конкретики Дума не обсуждала.

Фишман: А что это значит? В чем смысл возможный?

Гудков: Я думаю, что власть наша прекрасно понимает, что происходит с бюджетом, что происходит с экономикой. Никто не хочет брать на себя ответственность, поэтому на всякий случай эту ответственность таким образом разделили с депутатами. Я так понимаю, что будут какие-то сокращения различных бюджетных средств, когда будут из одной сферы деньги перенаправлены в другую сферу. Но я не уверен, что это будет сделано публично. По крайней мере, я так понимаю, эти бюджетные ассигнования будут серьезно скорректированы за это лето.

Фишман: Интересная история. Давайте попробуем оценить всю эту сессию целиком: что вам кажется самым важным, когда мы говорим про работу депутатского корпуса этой весной? Что на вас самого произвело очень большое впечатление? Что нам надо выделить, что нам надо понимать? Мы уже следим за Думой очень косвенно — она превращается в такую некую «Ш».

Гудков: Я, честно говоря, думал, что меня уже трудно удивить. Но последний законопроект Яровой — это поправки в закон о полиции, которые позволяют теперь нашим стражам порядка применять огнестрельное оружие, стрелять на поражение, в том числе в женщин.

Фишман: Он, если я правильно понимаю, еще не принят, это внесенная поправка.

Гудков: Ну так, как вы понимаете, это внесено председателем комитета по безопасности. В кулуарах говорят о том, что этот законопроект будет принят. Это все говорит о том, что…вообще, в целом если проанализировать всю работу Думы за последнюю сессию, то она перешла в новый режим. Новый режим, когда вся ее работа подчинена только одной цели: предотвращение революции, предотвращение Майдана, борьба с различными внешними угрозами, с врагами государства, с «пятой колонной» и т.д. Грубо говоря, как написал политолог Пастухов, Дума и вообще наша власть перешла в режим контрреволюционного МЧС.

Ничего хорошего в этом нет, потому что, видимо, наша власть поняла, что приближается кризис, что этот кризис надолго, что санкции — это серьезно, я имею в виду западные санкции по отношению к России. Это означает, что мы, действительно, входим в такую серьезную долгую рецессию. И совершенно очевидно, что в борьбе холодильника с телевизором, а я так понимаю, что речь идет о том, что государство уже через год не сможет финансировать различные социальные программы, потому что резервы заканчиваются. И власть таким образом понимает, что будет массовый протест, и она к этому готовится. Поэтому, смотрите, ограничена свобода слова в интернете, вот этот закон о праве на забвение. Несмотря на то, что нам удалось его поправить, конечно, это серьезный удар по свободе слова в интернете и т.д. Можно любую брать инициативу — вы там увидите серьезную подготовку к массовым акциям протеста. Видимо, власть это понимает.

Фишман: Итак, депутаты ссылаются, почему произошло то, что сегодня произошло — потому что Конституционный суд разрешил перенести выборы в Государственную Думу, и это совершенно поразительный и беспрецедентный для конституционного права вердикт конституционного суда. Я позволю себе процитировать: «Сокращение срока полномочий Государственной Думы в конституционно значимых целях является допустимым при соблюдении совокупности следующих условий: а) подобная мера может быть исключительно однократной; б) сокращение фактического срока полномочий депутатов по сравнению с установленным Конституцией РФ должно быть незначительным». Это буквальная цитата из решения конституционного суда. «Мам, а можно я еще чуть-чуть погуляю? Ну один раз, ну пожалуйста?». «Ну, можно». Вот примерно так это выглядит.

Как верно отметил Глеб Павловский, понятие «конституционно значимых целей», «один раз», «незначительно» — они неправовые в принципе. Конституционный суд не имеет право делать таких заключений. Конституционно значимые цели — это что такое? Они где описаны? Кто их определяет? Кто оценивает значимость? Вот такое решение конституционного суда. У меня в эфире Георгий Сатаров, президент фонда ИНДЭМ, а в прошлом — участник, один из разработчиков той самой Конституции, которую трактует Конституционный суд сегодня. Я бы попросил вас оценить это решение Конституционного суда с точки зрения его соответствия представлению о том, что такое Конституция и конституционное право в целом.

Сатаров: Вы знаете, я не вправе трактовать Конституцию — мне это было бы неловко делать, но я вправе рассчитывать на то, что я обладаю здравым смыслом. И когда формулировка «конституционно значимые цели» сопрягается с незначимостью эффекта нарушения Конституции, ну, тут имеется в виду перенос на 3 месяца в конституционно значимых целях, то это создает эффект абсолютного интеллектуального маразма. Я не знаю, чем руководствовались конституционные судьи, когда такое обоснование давали этому фантастически антиправовому решению. Но дело не в этом. Вы знаете, что самое забавное? Не было никакой необходимости насилия над Конституцией. Если есть желание пораньше устроить выборы, то есть инструменты конституционные.

Фишман: Ну да, отставка правительства.

Сатаров: Да. Медведев мог встать в третью позицию и сказать: «Требую подтверждения доверия к нашему правительству — нас все время критикуют». Дума не подтверждает доверия, президент ее распускает, и никаких проблем, все хорошо. В нашей ситуации это элементарно режиссируется, те же парашюты назначаются — и никаких проблем. Поэтому встает естественный вопрос: если это было легко сделать на 3 месяца раньше, не нарушая Конституции, зачем нужно было насилие над Конституцией ради конституционно значимых целей переноса на 3 месяца?

Фишман: Ну, решили, наверное, что так проще. У меня есть еще один вопрос. Конституция у нас не случайно возникла — она копирует образцы. Во всех этих образцах и в нашей Конституции нет права избираться президенту, который досрочно ушел в отставку, потому что тогда он будет уходить, чтобы подлаживать себе выборы под удобное ему время, когда ему хорошо переизбираться. Очень хорошо описаны эти сроки, когда органы уходят, переизбираются, вступают в сроки полномочий и т.д. и т.п. Это все очень жестко регламентируется именно для того, чтобы этим механизмом избирательная власть не могла крутить. Ведь так же?

Сатаров: Да, конечно.

Фишман: Вы не можете трактовать Конституцию и действия Конституционного суда, а я могу. Мне кажется, что Конституционный суд делает ровно обратное тому, что является защитой Конституции и конституционного права.

Сатаров: Я готов с этим согласиться, потому что я считаю, что защита Конституции не может вступать в противоречия со здравым смыслом, а когда побеждает такой маразм, говорить о защите Конституции просто невозможно. Я хотел бы вернуться к тому, на чем вы меня прервали. Единственное разумное объяснение — это создание прецедента переноса сроков в конституционно значимых целях, потому что вы правильно говорили — вдруг президент сам попросится пораньше переизбраться. Для этого надо отправиться в отставку. Он не будет подавать в отставку. Он заявит о наличии конституционно значимых целей назначения досрочных выборов. И никакой отставки. Поэтому беспокоиться за президента не надо. Нам есть за что беспокоиться, только не за Владимира Владимировича.

Фишман: Я понял вашу мысль, и хочу подключить к нашему эфиру политолога Александра Кынева. Вот действительно встает вопрос — зачем все это делается? Какие издержки — мы понимаем, но что, собственно, в выигрыше? Зачем ради 2,5 месяцев переноса выборов такой контролируемой системы выборов, которая у нас есть, когда мышь не проскочит, идти на такие бесконечные издержки — Конституционный суд принимает решение, которое совершенно вводит всех в полный ступор. Зачем это делать? Вот одна из версий — чтобы появилось понятие конституционно значимых целей. Вы согласны? Или, может быть, есть другие причины?

Кынев: Я думаю, что эту бредовую формулировку, которой не существует в конституционном праве, «конституционно значимые цели» придумали в процессе, когда решали, как же всю хиромантию оправдать. Я думаю, что причина этого странного решения, которое, конечно, войдет в учебники истории как абсолютная нелепость, как юридический нонсенс, надо искать в том, каковы последствия: и в минусах, и в плюсах. Реальным мотивом принятого решения могут быть как определенные плюсы, так и те самые минусы, которые оно порождает. Это парадокс, но ведь решения могут принимать ради минусов тоже. Главный фундаментальный минус, который это решение приносит — оно фактически делигитимизирует Думу как политический институт. Я не спорю, что ее доверие и так не велико. Но проблема в том, что это доверие в результате будет подорвано еще сильнее, потому что ставится под сомнение само назначение выборов. Очевидно, что снижается с высокой долей вероятности явка, потому что сентябрь крайне неудобен с точки зрения кампаний для мобилизации и агитации.

Фишман: Проходили это на выборах в Москве, да.

Кынев: Абсолютно. У нас есть статистика по сентябрьским выборам 2-х лет. Снижение, как бы ни сравнивать, в среднем по регионам — ниже. Можно брать каждый конкретный регион по отдельности и брать предыдущие выборы того же уровня в этом же регионе — опять ниже. Тренд на снижение в сентябре абсолютно однозначен. Вывод очень простой. Получается заведомо скандальное решение, которое дискредитирует выборы в принципе, которое дискредитирует Думу, которая таким образом избирается и возникает ощущение нечестной игры, мягко говоря. Это дискредитирует Конституцию тоже, как правовой инструмент и правовую систему. То есть все в итоге ослабляются.

Фишман: Удивительно. Это непонятно как объяснить.

Кынев: А вот смотрите, Михаил. В этом может быть и смысл. Почему? В принципе, в условиях кризиса какие могут быть стратегии? Стратегия первая — для того, чтобы упрочить власть включаются дополнительные механизмы расширения общественной поддержки. Согласие, компромисс, дополнительные уступки. Важно, чтобы власть максимально опиралась на дополнительные слои общества. Это разумная логика в демократических странах. Есть другая логика в странах авторитарных, когда кризис и растет паранойя, растут страхи того, что кто-то может им воспользоваться и стать оппонентом. Нужно сделать все, чтобы остальные были еще хуже и слабее. То есть возможно, что сознательное уничтожение репутации выборов и  репутации одного из основных институтов может быть целью снижения рисков для того, кто остается. Мы понимаем, о ком идет речь. Это первое соображение.

Второе соображение — как говорит наша практическая жизнь, иногда самые простые объяснения оказываются самыми правильными. Грубо говоря, когда нет общественной дискуссии, когда решения принимаются не публичным путем — кто первый встал, того и тапки, кто первый зашел с какой-то идеей, получил на нее санкцию, дал отмашку — система работает. Отменить взад невозможно, потому что для этого нужно публично выйти и выстоять против решения, которое приняла система, а это делать нельзя, потому что ты показываешь себя такой фрондой. Ты не можешь выйти из строя, ты должен идти как все. И посмотрите, что творится последние полтора года. Даже не последние полтора года — 2 года и больше. Мы видим массу непродуманных решений в самых разных сферах. Казалось бы, был бы хоть какой-то намек на дискуссию — они были бы невозможны. Они возможны только в одном единственном случае: когда кто-то один приходит и говорит: «Вот мы подумали и предлагаем». Дается санкция — и все. И после этого неважно, насколько оно безумно — оно реализуется. Вспомните реформу Академии наук.