«Кремль рассчитывает на признание Крыма Америкой де-факто»: политолог Валерий Соловей о том, что Путин будет делать с Трампом

Фишман: Большой скандал в Вашингтоне, прям большой. Меняются показания в Вашингтоне буквально изо дня в день. Как на это смотрит Москва и какие для себя делает выводы?

Соловей: Москва сделала для себя очевидный и однозначный вывод, что Трамп действительно хорошо относится к России, он хотел бы улучшить российско-американские отношения — в этом нет сомнений. Но он не может этого сделать в силу того, что он связан со своим истеблишментом, во-первых, во-вторых, он не может в силу ряда обстоятельств проводить собственную повестку. И поэтому большие надежды, которые действительно присутствовали, сменились очень осторожным подходом. То есть будут вестись и ведутся консультации. Разговоры о большой сделке на время сданы в архив, хотя сама идея никуда не исчезла, но будут работать, исходя из фактов.

И, наконец, очень важно, что Россия приняла решение — это очень важное решение — отказаться от конфронтационной риторики в отношениях с Соединенными штатами. Обратите внимание, что на заявление генерала Мэттиса последовало не столь острая, как прежде, реакция. Россия не хочет конфронтации, даже если мы с американцами сейчас не сможем ни о чем договориться, мы, по крайней мере, будем избегать ухудшения отношений, возвращения их на тот уровень, который был с президентом Обамой.

Фишман: А задача максимум какая на данный момент? Потому что она могла поменяться за последний месяц?

Соловей: Задача максимум как была, так и осталась: признание Украины сферой российского влияния и постсоветского пространства за исключением Прибалтики.

Фишман: И это важнее, чем отмена санкций?

Соловей: Предполагается, что в контексте этого признания произойдет и отмена санкций, причем Россия понимает, что признание Крыма де-юре не произойдет, де-юре нет, де факто — это то, на что мы рассчитываем и снятие санкций...

Фишман: И продолжаем рассчитывать?

Соловей: Да, безусловно. И я могу сказать, что сейчас мы, видимо, приблизились к той позиции, что конфликт в Донбассе мы не будем активизировать в той мере, в какой Россия вообще в нем участвует, он будет заморожен. То есть Россия готова ждать. Ее стратегия основывалась три последние года на ожидании, на ожидании того, что ситуация внешняя изменится к лучшему. Она стала меняться, но не так, как бы нам хотелось, не так значительно, не так радикально. Поэтому Россия готова придерживаться прежней стратегии и стратегии ожидания.

Фишман: Это для Кремля, для Путина важно с точки зрения в глобальном смысле или внутриполитически? И для него американская карта сегодня что: это...?

Соловей: Было бы очень здорово, если бы в конце этого года Владимир Путин мог бы заявить обществу, городу и миру, что: наша политика принесла плоды, мы теперь с американцами если не братья, то друзья, видите, я же был прав в 2014 году, жесткость...

Фишман: Я их заставил с нами разговаривать.

Соловей: Абсолютно. Это была бы замечательная повестка для избирательной кампании 2018 года, но не похожая...

Фишман: Его избирательная кампания?

Соловей: Конечно, да-да.

Фишман: В этом уже не остается сомнений?

Соловей: Но они все еще есть, но я бы сказал, что они уже стремятся к нулю так быстро, что уже лучше об этом не говорить, потому что нет, к сожалению для Кремля, выгодной повестки для кампании 2018 года, а внешнеполитический успех, потому что любое соглашение с Америкой...

Фишман: То есть это могло бы быть, могло бы быть?

Соловей: Это было бы, да, представлено как крупнейшая геополитическая победа.

Фишман: Трампа?

Соловей: Да.

Фишман: Мы идем на выборы с Трампом?

Соловей: Да, мы идем. Почему нет? Почему нет? Мы три последние года вообще жили под знаком внешней политики в Российской Федерации. Вся наша внутренняя повестка, на самом деле, была внешнеполитической. Украина, Сирия, Соединенные штаты, если бы мы вдруг договорились сейчас, что, на самом деле, еще не исключено. Может быть, мы достигнем какого-то соглашения о борьбе с запрещенным «ИГИЛом».

Фишман: Да, но часто звучит и, в принципе, это разумно звучит, что на выборах нужен не друг, а враг, нужно против кого-то, а не вместе с кем-то. И, собственно, все так у нас и было все последнее время, а на этот раз этот враг не просматривается, каким он будет.

Соловей: Это правда. У нас так все последнее время было. Психологический ресурс населения исчерпывается, нельзя все время людей пугать, это исчерпывает их энергетику и ослабляет — это первое. Второе — если мы хотим действительно избежать конфронтации, а мы ее хотим, мы хотим избежать конфронтации с американцами, то нельзя превращать американцев во внутреннего врага. Мы можем говорить о том, что в Америке есть враждебные силы. Помните, как в советское время: реакционный монополистический военно-промышленный комплекс? Есть такой комплекс в лице сенатора Маккейна, еще группы отщепенцев из Республиканской партии, которые мешают улучшению российско-американских отношений, но в целом американский народ и президент Трамп, конечно же, этого хотят.

Фишман: А может ли ситуация развиваться, мы не знаем, как ситуация будет развиваться в Америке, но можно ли предположить, что «Раша гейт» дойдет до действительно серьезных, дойдет дальше? То, что мы обсуждали вначале нашей программы с Машей Липман, что начнется уголовное какое-то преследование.

Соловей: Я сомневаюсь, что это возможно по очень простой причине. У республиканцев большинство, и если Трамп не бросит перчатку своей же собственной партии, но он, может быть, и авантюрист, и эксцентрик, но он все-таки не идиот и не самоубийца, то, конечно, никакого «Трампа гейта», скандала дальнейшего просто не будет.

Фишман: Чуть-чуть вопреки тому, что вы говорите, пишут некоторые комментаторы в американской прессе, что поскольку Трамп такой неумеха, поскольку он ничего не умеет, не умеет быть президентом…

Соловей: То он может пойти на такой скандал, да?

Фишман: То его все пытаются развести, все стоят в очереди, ждут, пока им что-нибудь, и с ним договориться на выгодных для себя условиях — китайцы, японцы и так далее по списку, вплоть до Москвы. И, например, история с кораблем, который недавно у берегов Коннектикута был замечен, эта история с ракетой довольно громкая, которая начала звучать на прошлой неделе, на самом деле, баллистической, которая в нарушении договора, старт и так далее, что это первые признаки того, что на самом деле российский медведь начинает показывать зубы, что он добился этой мягкости, и теперь постепенно начнет...

Соловей: Конечно, это пропагандистская интерпретация, но на самом деле американцы ведь сами, это действующей администрации было выгодно сказать России, что мы знаем о вашей ракете, мы посылаем вам сигнал. Потому что Трамп сейчас должен демонстрировать после скандала со своим недавним советником по нацбезопасности жесткость в отношении России, он должен демонстрировать — он демонстрирует. Но тем не менее он отчаянно пытается сохранить хотя бы какую-то видимость, намек на возможность улучшения российско-американских отношений, он пытается, но если его будут припирать к стенке — не будет улучшения российско-американских отношений. Но не будет значит и ухудшения, сохранится статус-кво — и слава Богу, по крайней мере, мы, может быть, избежим этой пропагандистской войны, которая еще недавно присутствовала.

Фишман: Тиллерсон, Мэттис, Пенс — делегация, которая едет в Мюнхен, они все-таки кто в большей, кто в меньшей степени, но все-таки они представители истеблишмента, они не выскочки, как Трамп, у них более солидная позиция по этим вопросам, видимо, у всех троих. У Мэттиса более жесткая, у Тиллерсона помягче, но тем не менее. Как с ними будет МИД, аппарат Путина, Кремль строить диалог? Где будут те точки, по которым может быть получится договориться уже сейчас?

Соловей: Я вряд ли открою секрет, сказав, что уже с середины, с конца ноября эмиссары из Москвы постоянно посещают Вашингтон и Нью-Йорк, пытаясь говорить с членами республиканского истеблишмента, но просто устанавливать какие-то контакты, восстанавливать старые связи. Да, Москве понятно, что ближе Тиллерсон, он все-таки орденоносец Ордена Дружбы народов.

Фишман: Что, впрочем, ничего специально не гарантирует, да?

Соловей: Нет, это вовсе ничего не гарантирует. Но очень возможно, что будут разыгрываться истории в доброго и злого следователя, где Мэттис будет играть роль злого следователя, которая ему приписана его служебным положением, его бэкграундом, а Тиллерсон будет играть роль доброго следователя, он будет протягивать какую-то пальмовую ветвь в надежде на договоренность. В общем, попытается все равно договариваться, попытается, безусловно.

Фишман: А у вас есть свой личный ответ на вопрос, почему такая странная страсть у Дональда Трампа к Российской Федерации и Владимиру Путину? Почему все упирается все время в него, почему он так настаивает на том, что нужно с ним сохранить хорошие отношения? Почему бы не отправить...?

Соловей: Я не верю в пресловутое досье Трампа. Нет, я не верю в это.

Фишман: Но компрометирующие связи.

Соловей: Возможно, связи, но возможно и, полагаю, что, может быть, это даже самое простое объяснение и самое поэтому реалистичное, что Трамп ощущает некую изоморфность, сходство психологической структуры своей и Путина. Знаете, Путин очень многим нравится, но просто не все решаются об этом говорить. Он нравится многим, потому что он бросает вызов всем. Он правит так, как многие даже в демократических странах, видимо, бы мечтали, но им институты и масс-медиа не позволяют. А Трамп не стесняется эту симпатию хотя бы на таком уровне высказывать.

Фишман: То есть это родство душ, вот в чем дело?

Соловей: Видите, да. И это дает надежду на то, что они, может быть, договорятся. И из этого следует, что последуют какие-то соглашения.

Фишман: Я не знаю, кто от этого выигрывает, но, допустим.

Соловей: Вы знаете, мир, как ни странно, может от этого несколько выиграть, мир в целом и в прямом, и в переносном смысле.

Фишман: Трамп и Путин — родные души, и именно поэтому они к друг другу тянутся, говорит Валерий Соловей. Спасибо большое.

Соловей: Спасибо вам.

Фото на превью: Pavel Rebrov / Reuters