Что будет дальше? Я не думаю, что леопард способен сбросить свой мех, вы понимаете, отказаться от своих пятен. Поэтому сколько ни говорят, что «Единая Россия» обновится, или ее заменит другая партия, это невозможно по определению. Что реально можно было бы сделать, я не знаю, пойдут ли на это, решатся ли, это отказаться от модели с доминирующей партией, то есть когда у «Единой России» всегда конституционное большинство, и перейти к модели некоего гибкого лидерства с созданием коалиций. Но здесь возникла серьезная проблема, которой не было, наверное, последние лет десять. Коммунисты и ЛДПР подняли головы, они не хотят слушать мудрых советов, которые исходят из Кремля.
Когда у них даже статисты выходят во второй тур.
Совершенно верно. И они вдруг почувствовали кураж.
Значит, надо заменить коммунистов и ЛДПР.
Ну, по крайней мере, наверное, на этом фланге, на левом, потому что растет и это приобретет скоро массовый характер, собственно, уже приобрело, но будет более радикальный, запрос на левый популизм растет. Это естественно.
Мы это видим, естественный вопрос в том, что Кремль будет делать. Действительно как-то переформатировать? Я, честно говоря, с трудом себе даже могу представить обсуждение возможности отказа от конституционного большинства, которое с таким трудом, я помню, собирали еще в 2007 году и с тех пор берегли, как зеницу ока.
Помните, в первой половине нулевых годов обходились же без этого, и ничего, нормально.
Да, но это был другой Путин, другой Владимир Путин.
Вы правы в том смысле, что это очень неприятно, это серьезный удар в момент, когда надо задумываться о транзите системы, о трансферте, вдруг выясняется, что позиции довольно шаткие, совсем не такие… Но это же нормально, система всегда изживает себя. Многие вещи надо было делать, когда не было никаких серьезных угроз, не было соперников, тогда казалось, что перед тобой бесконечность. Вдруг выяснилось, что это не так.
Да и про замену… Про замену КПРФ, это вот знаете…
Невозможно заменить, совершенно верно.
Знаете, есть две такие темы, как два больных зуба в российской политике — объединение на правом фланге и заменить КПРФ другой левой партией. Вот и то, и другое, про это я слышу годами.
Невозможно заменить. Нужно попытаться сформировать новую левопопулистскую партию, которая пыталась бы вот с этими двумя бороться.
И как обычно, Миронов и «Справедливая Россия», которые у нас стоят, дежурят.
Миронов готов уйти в Совет Федерации.
Где он тоже уже был.
Да, уже не в прежнем качестве. Он был рядовым сенатором, в общем, вы помните.
Он был председателем…
Совершенно верно, был председателем, уже был и в качестве рядового сенатора. Объединить, скажем, «Справедливую Россию» и «Родину», сделать новую совершенно партию, попытаться что-то объединить, уже при помощи Кремля, на либеральном фланге…
Это особенно смешно, объединить «Справедливую Россию» и «Родину», потому что «Справедливую Россию» создавали, объединяя ее с «Родиной», то есть это абсолютно «входит и выходит», из «Винни-Пуха».
Совершенно верно.
Мы это уже делали, там уже «Родина», а мы пытаемся ее еще раз включить.
Вы правы, скорее всего, дважды в эту реку войти уже не удастся, поэтому будут думать, гадать, скорее всего, ничего не сделают, потому что риски будут превышать выгоды. Хотя, может быть, какие-то движения в этом направлении будут делать, само обсуждение это уже в некотором смысле движение. Задумаются о том, чтобы «закрутить гайки», в этом у меня нет сомнений.
И мы возвращаемся к разговору о том, какие перспективы у Навального, и что его ждет.
Я не думаю, что его решаться тронуть. Я не думаю. Вот «подвесить», да, крючок, показать, что он «на крючке», что он зависим…
Это то, что было сделано последними двумя арестами?
Совершенно верно. Но я не думаю, что решатся. Потому что реакция на его арест, на уголовный, может оказаться гораздо более сильной, чем во время первой попытки, помните, и совершенно непредсказуемой. Публичность и его смелость сейчас — это его единственная защита, он еще и в этом смысле поступает совершенно правильно. Я убежден в этом.
Тогда что такое «закручивание гаек»? И кого и где будут закручивать?
Ну, давайте. Отказаться от выборов губернаторов, скажем.
Так.
Отказаться от выборов губернаторов, отказаться от выборов мэров, что фактически и происходит.
Да, де-факто это и так происходит.
Возможно, осуществить конституционную реформу, в ходе которой под каким-то предлогом можно отказаться, даже если ситуация будет выглядеть угрожающей, от выборов Госдумы.
Это так мы подходим к конституционной реформе…
Да.
Но сначала я бы хотел спросить про губернаторов. Пока мы видим попытки эту систему выборов, заново внедренную в 2012 году, сохранить, причем такими совершенно лицемерными паллиативами, когда они сейчас массово все снимаются один за другим и уходят в никуда, чтобы вставали эти временно исполняющие обязанности, и они должны… То есть пока это попытка превратить выборы в «невыборы», но тем не менее все-таки сохранить хотя бы структуру…
Говорят, что Владимир Владимирович не хочет отказываться от вольностей и свобод, дарованных в 2012 году.
Широкая душа.
Но выясняется, что даже если вы выдвигаете статистов, даже статисты начинают выигрывать. Поэтому, я думаю, что рано или поздно, а скорее раньше, чем позже, власть окажется перед дилеммой: или помогать играть на дуду, помогать фактически статистам, своим оппонентам, или все-таки отказаться от выборов под тем или иным предлогом.
Как она будет, на что она будет обращать внимание, когда она будет принимать это решение? На то, как сейчас пройдут выборы в Приморье? Или на то, как пройдут выборы через год, потому что будет новая волна этих выборов? Или как?
Я думаю, будут все-таки выжидать и наблюдать за динамикой. Потому что очень важна динамика, которая развернется скорее уже в следующем году. Не в этом, а в следующем, когда будет очередная волна социально-экономического кризиса, скорее всего, с очень высокой вероятностью, ухудшится социальное положение общества, и как общество будет реагировать на это. И если эта реакция окажется очень жесткой со стороны общества, то, наверное, постараются «закрутить гайки».
Но, всегда говорю, если вы имеете дело с ржавыми гайками, с ржавой резьбой, когда вы их начинаете закручивать, резьбу может сорвать к чертям. И это, в общем, тоже, по крайней мере, часть людей, которые принимают решения или влияют на их принятие, понимают. Поэтому и сохранять статус-кво невозможно, и осуществлять любые перемены, в том числе, жесткие, или, условно, демократические, рискованно, и ничего не делать нельзя. Полагаю, как в старом советском анекдоте, будем имитировать активность, может быть, это сработает.
Владимир Путин не видит в этом проблемы, на сегодняшний момент, видимо, никакой, судя по его реакции на Валдайском клубе.
Я думаю, это не совсем так. Его обеспокоили результаты выборов. Вы помните, его первая реакция была это назначение губернаторов, собственноручно, причем без всякого участия кураторов от администрации. Помните, губернаторов сразу стал назначать? Это реакция на выборы. Его это обеспокоило, потому что он воспринимает это не так, как нам подает пропаганда, что это вызов «Единой России». Нет, он воспринимает это как вызов лично себе.
Просто мы привыкли к тому, что он вообще мало обращает внимания на то, что тут проходит. Он уже давно, давно не здесь.
Да. Но тем не менее, он считает, что это угроза не носит некоего кардинального характера, что в общем и целом ситуация все-таки под контролем. И конечно, его всегда интересовала и продолжает больше интересовать внешняя политика, оборонное строительство.
А это пока такие какие-то волнения в пределах нормы, видимо, может быть, так он на это смотрит. Вы упомянули про отмену возможную выборов в Государственную Думу. Это что, и такая бумага тоже лежит на столе сегодня?
Нет, насколько я знаю, такой бумаги нет, она появится в последнюю очередь, но я бы ничего не исключал. Понимаете, когда начинает развиваться кризис, а мы сейчас находимся только в самой начальной фазе даже не партийного, политического кризиса, его развитие всегда непредсказуемо. И путь зависит от ситуации. Мы можем оказаться в такой ситуации, когда потребуется принимать, поскольку все более-менее мягкие варианты будут, как обычно, пропущены, как в России бывает, останутся только плохие и очень плохие. И будут выбирать между плохим и очень плохим.
И оба варианта, и плохой, и очень плохой, так или иначе коснутся Конституции?
Вы знаете, можно не менять, наверное, букву Конституции, но изменить ее дух каким-то образом.
Это мы уже давно умеем делать. Это мы так в России давно уже живем.
Так Россия превратилась из федерации в де-факто унитарное государство, причем изменения в Конституцию не вносились. Посмотрим. Хотя я знаю, что изменения в Конституцию, конституционные законы разрабатываются с осени прошлого года, по нескольким направлениям. Но, конечно, главное — это изменение конфигурации государственной власти, ее правления, фактически переучреждение республики.
Да, это все звучит очень внушительно, но сколько я ни думаю, как это может выглядеть, это упирается на самом деле в одну проблему. Если мы говорим о транзите, а про это Путин, понятное дело, думает, это его действительно беспокоит.
Конечно.
Там Кожемяко как-нибудь, он надеется, разберется, а вот это уже серьезно. И это упирается в силовиков. Все остальное как-то можно обложить правильным образом, перераспределить, может быть, но главная проблема — это силовики, их формальное подчинение ему после его отставки с поста президента. Может быть, так, наверное, имеет смысл смотреть на эту проблему.
Можно смотреть и так, вот с этой инструментальной точки зрения, которая действительно очень важна, но мне кажется, как только мы вступим в период любой перестройки, вот в этой ситуации, в которой мы сейчас оказались, система не выдержит. Она просто не выдержит этого давления и этих рисков. И мне говорили многие люди, что пока мы ничего не делаем, пока мы ничего не меняем, это вроде как существует, как только мы начнем что-то менять, резко возрастают риски и угрозы.
Как в России обычно, если вы хотите заменить плитку в ванной, в результате вам приходится менять все, понимаете. Вот не трогайте плитку, не пытайтесь заменить кран, иначе вам придется менять всю систему, все трубы. В этом есть большой смысл в России. Но менять все равно придется, нельзя уже ничего не делать. Вот продолжать имитацию, ресурс, который был, у путинского правления, он подходит к концу, он исчерпан.
Да, но просто надо понимать, что мы понимаем, что вы понимаете в данном случае, под словом «перемены». Точнее, что под ними понимают в Кремле, потому что мы понимаем под переменами на самом деле, видимо, что-то нечто противоположное. Они, когда говорят и думают про перемены, они соответственно будут думать про отмену того фасада, за которым, собственно…
Вы знаете, да, об этом говорят. И в частных беседах говорят, зря мы в свое время такую демократическую Конституцию принимали, к чему все эти экивоки, выкрутасы…
Да, это мы тут обсуждаем, что она чересчур авторитарная, слишком большой перекос исполнительной власти…
Да, перед кем нам показывать себя, уже понятно, отношения с Западом плохие. Ну и что, переходить к такому беззастенчивому правлению, эта точка зрения есть тоже, у нее есть очень влиятельные сторонники. Ресурсов нет, нет ресурсов, даже ресурса насилия. Когда один из ведущих силовиков становится смешным в глазах общества, это самое последнее, что себе власть может позволить. Страшной — да, это для них хорошо, когда она становится смешной, это очень для нее опасно.
Я такой делаю вывод из того, что вы говорите, что самый возможный сценарий из всех, которые есть, это инерционный сценарий.
Совершенно верно.
То есть эта машина продолжает ехать вперед, от нее отваливается то одно колесо, то другое, все постепенно приходит в негодность, но она продолжает как-то по колдобинам…
И вдруг она останавливается.
И в какой-то момент просто остановится.
Опа, и начинает рассыпаться.
Вопрос в том, когда это произойдет.
Я думаю, что это произойдет быстрее, чем кажется, потому что даже скорость перемен, которые мы переживаем после президентских выборов, согласитесь, оказалась довольно высокой.
То есть мы говорим не о шестилетней перспективе…
Нет.
А о чем-то гораздо более близком.
Я уверен, что это произойдет раньше.
Валерий Соловей, политолог и специалист по переменам, в ожидании этих самых, стихийных, можно сказать, перемен.