«Запад на понты не покупается»: три условия для Путина, чтобы помириться с США

Валерий, за последние несколько дней, во-первых, Валдай, который мы только что обсуждали… Вы что, с ума сошли? — так Bloomberg цитирует реплику Путина в адрес военных, которые проводили маневры рядом, в опасной близости от американцев. Сегодня же Песков, пресс-секретарь президента, подтверждает, что гуманитарная пауза в Алеппо продолжится. Это что у нас происходит?

Это осознание Россией того, что имитация холодной войны, а Россия именно имитировала холодную войну, чтобы прощупать западного супостата на разрывы, не удалась. Запад ясно дал понять, что он готов отвечать ударом на удар, на некоторые удары он ответил, симметрично, а на некоторые удары он ответил асимметрично. Я имею в виду и хакерские атаки, и такая неприятная вещь как…

Какой был симметричный ответ на хакерские атаки?

На хакерские атаки они ответили хакерскими атаками. Я думаю, что и взлом бумаг Суркова — это тоже не дело украинцев.

Мы еще обсудим сегодня.

Асимметричный ответ — это то, что начала делать Великобритания, это сбор свидетельств о военных преступлениях в Сирии, на что она получила согласие от Совета по правам человека при ООН. Если к этому еще присовокупить то, что дело по малазийскому боингу продвигается и в довольно неприятном для России, для российского руководства направлении, то все это создает не очень хорошую общую атмосферу. Поэтому лучше отступить. Отступить вербально, я подчеркну. Речь не идет об изменении политики, потому что пауза под Алеппо вызвана в том числе военно-технической необходимостью. Там нужны ресурсы, в том числе и живая сила, нужна техника, нужна перегруппировка.

Поэтому пауза?

Я склонен полагать, что это одна из главных причин.

То есть скоро бомбардировка возобновится?

Это вполне вероятно.

Но там речь идет о том, что за это время должны разойтись террористы с мирными людьми, что, как мы понимаем, невозможно.

Мы объявим, точнее, сирийские власти объявят о том, что размежевание произошло. Потому что без взятия Алеппо нельзя заявить о том, что в Сирии достигнут стратегический успех, и только взятие Алеппо сделает с точки зрения и сирийского руководства, и самой России позицию Асада на переговорах очень сильной.

И это неизбежность?

Я бы сказал, что это более вероятно, чем другой исход.

То есть мы имеем дело сейчас с таким риторическим отступлением, за которым реальной смены стратегии, даже тактики действий, в общем, нет? Это просто несколько слов, которые были произнесены.

Это перегруппировка, нет, это означает, что мы не будем переходить некую красную черту во взаимоотношениях с Западом, потому что мы подошли к этой красной черте очень близко. Но вряд ли мы изменим курс, по очень простой причине — лично сам Путин не верит в то, что с Западом можно договориться, пока он у власти. Вот это его твердое личное убеждение. Соответственно, какой курс может быть?

Есть точка зрения, и в связи с хакерскими атаками она, в частности, обсуждается везде, что на самом деле Москва реально делала ставку на Трампа, что был расчет, чем черт не шутит, как говорится. И тогда это будет уже другая совершенно структура мировых отношений, другой глобальный порядок, и, собственно, можно праздновать победу. Теперь становится ясно, что эта вероятность победы становится близка…

К нулю, да.

Очень-очень низка. В Кремле это осознали, наконец. И соответственно, вдруг стали думать о том, как налаживать отношения с будущей администрацией в лице Хиллари Клинтон, и уже тогда приходится думать о том, как быть. И то, что мы видим, это результат этих раздумий.

И да, я думаю, что это соображение несомненно надо принимать в учет, потому что победа Трампа, может быть, гипотетически, не означала бы, что Россия и США бросятся в объятия, она означала бы для нас окно возможностей. Неопределенность это всегда…

Конечно. Просто беспорядок вокруг.

Абсолютно верно. Второе очень важное обстоятельство — это осознание ограниченности наших ресурсов. Кстати, первыми тревогу стали бить именно военные, не политическое руководство. Военные первыми заявили политическому руководству, что наши ресурсы не столь значительны для того, чтобы поддерживать напряжение. И МЧС тоже не очень спешило играть во все эти общенациональные тревоги, оно имитировало, за что у МЧС были проблемы.

Так что военные как раз реалисты. Они иногда любят побравировать, но соотношение сил на глобальной шахматной доске именно военных потенциалов они осознают очень хорошо. И отказ Испании под давлением НАТО заправлять авианосец «Кузнецов» в Сеуте — доказательство того, что Запад не готов отступать, что он, извините, на понты не покупается, это не тот Запад, который был в 2014 году, весной 2014 года, это уже другая ситуация.

Тогда вопрос — что дальше? Есть ощущение, я бы так сказал, что сейчас наступает некая довольно важная точка, в которой… Вот меняется власть в Америке, новая администрация, новая метла, которая будет как-то по-новому мести, год до президентских выборов, по сути, в России, в которых Владимир Путин понимает, что он оказывается, в общем, в кольце врагов, куда ни посмотри, везде враждебные силы. И дальше вопрос встает ребром, что делать? Либо отступать, либо, наоборот, нападать, как он писал в своей книжке знаменитой «От первого лица».

Вы знаете, вы довольно точно обрисовали ситуацию. Но дело в том, что у России нет сил нападать. Поэтому стратегия России…

Как он и сказал, собственно, сейчас.

Да, абсолютно. Стратегия России строится на предпосылке выжидания. Мы будем выжидать, может быть, что-то обернется для нас к лучшему, это один путь. И второй путь — попробовать, если вдруг на президентские выборы пойдет не Путин, а другой человек, чего сейчас…

Вы считаете, что это в принципе возможно?

Это возможно. Пойдет человек, который может…

Вы один из немногих, кто так считает.

Ну, у меня есть для этого основания. И не только безудержный оптимизм или пессимизм. Что может пойти человек, который готов, которому Запад может довериться в налаживании отношений. И это будет не силовик, это понятно.

Да, я понимаю примерно, о чем вы говорите.

Да, совершенно верно.

Я понимаю, про что речь. И в этом смысле вашу гипотезу разделяю, если угодно. Я просто думаю, что, наверное, то, что сейчас мы видим на Валдае, то, что сейчас мы увидим после того, как, судя по всему, Хиллари Клинтон станет президентом, во многом будет определять ту повестку, в которой Россия будет жить через год. Как вы считаете?

Я думаю, да. Но у нас сейчас есть пауза, до формирования новой администрации, какой бы она ни была. И расчет, кстати, России был на то, что до конца января надо проблему Алеппо решить. Вот что. Пока появится новая администрация, так что подождем еще немножко. В зависимости от того, как быстро Россия решит или, наоборот, не сможет решить эту проблему Алеппо, будут развиваться российско-американские отношения. Мы ведь можем сказать, смотрите, мы решили проблему Алеппо, Асад укрепился, давайте-ка мы начнем сейчас переговоры с чистого листа. Для этого будут основания, американцы прекрасно понимают, что решить проблему в Сирии без русских уже невозможно. Будем переговариваться с администрацией, достигнем ли мы каких-то соглашений или нет, с точки зрения Кремля, может быть, неважно, важно втянуться в процесс переговоров. Потому что переговоры, худой мир, хоть какие-то переговоры, лучше доброй ссоры. Это не исключенный путь, по которому мы можем пойти.

Подытоживая, все-таки речь идет не о риторической деэскалации, а о содержательной. Нет сил…

Эта возможность заложена в ситуации. А мы не собирались идти на реальную эскалацию, мы знали, что ресурсов не так много. Мы пытались припугнуть. Не купились, они не купились.

Что требуется от Белого дома, условно, Вашингтона, чтобы события развивались в таком конструктивном ключе? Как должна действовать в этом смысле новая администрация, потому что это же все-таки от них тоже зависит, как они.

Вы знаете, зависит, но вот все, что они говорят, вне зависимости от того, на чьей стороне симпатии американских экспертов, вы, русские, должны сделать какие-то шаги. Вы должны показать, что вы готовы договариваться в Сирии, и вы должны выполнить Минские соглашения. Как только эти условия будут реализованы, мы понимаем, что отношения можно выстраивать. Наконец, третье условие, о чем они не говорят, но из чего исходит Путин, что пока он у власти, никакая стратегическая сделка невозможна, это его личное убеждение. Поэтому он и исходит, предполагает следующую позицию — мы можем переговариваться, но мы не можем договориться. По крайней мере, серьезно договориться.

Да, но по крайней мере, можно…

Но можем вести переговоры тем не менее.

И он считает, что есть этот политический ресурс у него? Последний вопрос. Без серьезной эскалации, без войны, если угодно, потому что у нас же войну продают по телевизору в том числе, можно без этого жить дальше?

Да, без этого можно жить дальше, и придется жить дальше во внешней политике, но вряд ли без этого удастся обойтись в политике внутренней.

Ну а как решить эту проблему?

Я думаю, что наши масс-медиа, машина пропаганды попытается пройти между этой Сциллой и Харибдой. Я думаю, что она найдет способ, у меня нет сомнений.

Спасибо большое.

Фото: дискуссионный клуб «Валдай»