«Украли у нас право врать и делают это бездарно»: режиссер Красовский о преследовании Сокурова, своей комедии про блокаду и запугивании силовиками

Это на самом деле любопытно, потому что про Сокурова на самом деле не надо глубоко копать, чтобы понять, что там есть, президент как минимум знает, кто это такой, что он, может быть, не отмахнется от этого дела или даже не повернет его в нужное русло, как это было, я считаю, с Серебренниковым. А тут авторитет. И это такая заявка, что авторитетов нет на самом деле?

Кроме тех, кто вселяет страх, ужас и так далее, да, других авторитетов они не хотят признавать. Но есть еще общество, которое считает иначе, и повлиять на него они пытаются всячески через вот такие перформансы, не знаю, как это назвать, этапы, неудачные вполне абсолютно.

Вы тоже уже, можно сказать, страдаете, да, по долгу службы, потому что, если я правильно понимаю, ваш фильм «Праздник», который вы недавно сделали, поправьте, если я ошибаюсь, Минкульт уже говорит, что не даст вам прокатного удостоверения, или уже отказал в нем.

Там, кажется, депутаты предлагали не давать.

Сначала, да, «Единая Россия» выступила, по-моему, прямо буквально председатель Генсовета Турчак. Не уверен, что он видел ваш фильм, но он против решительно.

Я ему не показывал.

Потому что там дело идет… Его в кино, естественно, не было. Там дело идет, мы напомним просто нашим зрителям, о событиях, сюжет разворачивается во время блокады Ленинграда, есть те, кто больше ест, и есть те, кто меньше ест. Правильно? Такой примерно сюжет.

Так вот, у вас уже проблемы. Это проблемы именно на уровне таком вот запретов и пропаганды? Потому что центральное телевидение вами тоже занималось активно. Или вы испытываете какие-то еще сложности?

Смотрите, все те люди, я имею в виду тех, кто пытается сейчас запретить кино, несколько опоздали. Когда это все началось, они думали, что я еще не снял фильм, поэтому хотели запретить кино на подступах. Когда уже узнали, что снял, дальше появились попытки запретить в результате давления, начали звонить всевозможные персонажи, представляясь отделом по борьбе с экономическими преступлениями или следователями, ведущими дела по экстремизму и терроризму. Все это, естественно, мы вселяем в людей страх.

Вы знаете, где-то это по-крупному было, когда начинают запугивать людей, которые мне очень сильно помогали снять это кино.

Начинают запугивать людей, которые вам помогали?

Да, которые помогали. То есть получается так, что сейчас…

Кто?

Я думаю, эти люди, которые представлялись этими людьми. То есть эти следователи, прокуроры, начальники и так далее. Они по-мелкому иногда делают, а иногда по-крупному. По-мелкому ― это значит, что вам присылают какой-нибудь несуществующий штраф от налоговой, ваш бухгалтер говорит: «Его не может быть», но вам блокируют счет. Соответственно, вести какие-то платежи, получать или распределять вам становится чуть труднее, чем обычно Михаилу Боярскому, например, который считает, что у нас в стране все легко и свободно дышится. Нам чуть сложнее в этом смысле.

Маловато цензуры, да, он считает.

Да, маловато.

Да.

Переживем, что называется.

То есть это не только внешне видное, заметное давление, которое вот, собственно, мы все наблюдаем и обсуждаем, но и буквально приходят силовики.

Пока еще не пришли. Они хотят, судя по тем звонкам, которые совершают эти люди, представляясь ими, они хотят увидеть сценарий, они хотят посмотреть фильм первыми, получить все материалы, не понимая совершенно, что есть частная собственность, что я снял фильм за собственный счет и это не их дело вообще. Я мог снять фильм, мог снять видео, где купается мой ребенок, и желать его посмотреть могут только те люди, которым я это разрешу. Так я считаю, в общем. А со мной, думаю, соглашается Конституция Российской Федерации. Разочарую их в этом смысле.

Я посмотрел фильм.

Я знаю!

Да. Я просто сообщаю нашим зрителям, что вы мне дали посмотреть, поэтому я смог это сделать еще до его возможного выхода на экраны, потенциального. И у меня, конечно, возникает… Да, там совершенно очевидно, что речь идет о блокаде, совершенно очевидно, что вы сознательно обсуждаете эту тему. Дальше действие как-то разворачивается, это камерная и, в общем, действительно, местами довольно смешная история.

Я убежден глубоко, что совершенно любые фильмы имеют право на существование, имеют право на прокат, и в этом не надо меня убеждать. Но когда смотришь, то возникает вопрос, насколько реалистичен сегодня ваш расчет на то, что этот фильм пройдет систему идеологических запретов, цензуры, сопротивления в Минкульте и вот в итоге прокуратуры и так далее? То есть такое ощущение, что… Притом что мы все знаем, что было с телеканалом Дождь не так давно, как легко эту тему превратить в оскорбление всех основ и так далее, и тому подобное. То есть чем вы руководствовались, когда брались за этот сюжет?

Здравым смыслом.

Было понятно, что вам будет трудно.

Смотрите, я не умею добывать пищу, кроме как рассказывая истории у костра, в общем, если так обернуться в каменный век. Поэтому моя задача ― рассказать вам увлекательную историю, получить свой кусок мяса и не бегать, не охотиться на мамонтов. Мы показываем фокусы, рассказываем удивительные истории, и поэтому я понимал, что сочетание несочетаемого, комедия и блокада, привлечет чуть больший интерес. Будем говорить сейчас так откровенно, раз уж там посмели посмеяться над этой картиной.

Давайте.

Это, да, несочетаемые вещи. Но опять же я не высмеиваю то, что мне пытались инкриминировать вот эти сумасшедшие, которые выступали. Они создали там свой собственный фильм, который принялись обсуждать. Я снял то кино, которое видели теперь вы. И это два разных фильма.

Я руководствовался тем, что то, что происходит сейчас, то разобщение в обществе, то разделение на людей, которые не могут, им очень мало 380, кажется, тысяч рублей в качестве зарплаты. Была такая, помните, депутат, которая сообщила о том, что ей очень мало денег.

Депутат, да.

Есть люди, которые с трудом выживают на 13 тысяч пенсии. Есть люди, которые продолжают врать об этом активно, ярко и так далее. Собственно…

Там есть эта социальная сатира, сатирическая составляющая, безусловно, в этом фильме.

Для меня самая, пожалуй, главная была тема… Смотрите, у нас вот эти люди, единицы измерения пустоты, депутаты Государственной Думы, они украли у нас право врать просто откровенно. Мы думали раньше, что это театралы, художники, в общем, это наше право ― заниматься ложью во благо для заработка.

Они украли это право и делают это бездарно, очень плохо просто. Поэтому во многом хотелось показать…

Тут, кстати, многие с вами поспорят и скажут, что у них на самом деле очень хорошо получается, потому что, судя по опросам и одобрению действий, эти фильмы работают прекрасно.

Какие?

Которые показывают по телевидению, про которые говорят депутаты, которые, собственно, являются таким пропагандистским обеспечением принимаемых решений.

Через полчаса они потом говорят: «Вы знаете, это был не украинец, а белорус, который играл украинца». Это тоже кино, в общем. Словом, во многом эта история и о лжи, и об умении, мастер-классах врать. В общем, хочется немножко их тоже поучить в этом смысле.

А возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, удастся ли преодолеть вот это сопротивление, я думаю, удастся, и более того…

Вопрос скорее был в том, понимали ли вы, что это сопротивление вас ждет? Мне кажется, наверно, на старте это должно было быть понятно.

Что такое будет сумасшедшее, не мог предугадать, да. У меня нет пиар-отдела, чтобы, знаете, сейчас шепнули мне в ухо и сказали: «Соображаешь, будут вот эти, вот эти люди». Нет, конечно же, я не представлял. В то же время я осознавал, что, возможно, это будет. Я знал вашу судьбу, конечно.

В смысле Дождя, вы имеете это в виду.

Конечно же, да. В смысле Дождя. И логично было ожидать, что примерно что-то подобное может произойти и с нами.

Притом что мы понимаем прекрасно, и об этом уже говорили в связи с фильмом «Праздник», что тогда, конечно, это был просто цинично использованный повод для того, чтобы отключить телеканал Дождь. Я в этом глубоко совершенно убежден. То есть кто тут спекулирует на теме блокады, вопрос, в общем, открытый.

Для меня понятно, что они. Я в меньшей степени. Повторяю, мы рассказываем фокусы, мы обязаны выйти на сцену и сказать, что сейчас появится женщина, мы накроем ее, она исчезнет, понимаете?

Но российское кино перестало удивлять в этом смысле. Мы не даем ни женщину, ни даже платка. Мы просто обещаем, что в следующем году мы все-таки ее приведем, а еще через год накроем, просто нам очень вредят. Нам нужно убрать американцев, которые делают это сейчас классно, и вот когда мы со всеми справимся, тогда мы можем это сделать.

Не мешайте. У меня единственная вот была просьба в прошлом году к этим людям министерским. Мы все сделаем, в общем, на табуретках, с шестью актерами.

Что примерно, да, это же такая камерная очень история.

Ну да.

Где действие разворачивается в двух комнатах, кажется. И на самом деле он же не очень даже длинный. То есть это такое не масштабное полотно в любом случае.

Не Никита Сергеевич, да.

Да-да.

Скромнее, конечно же.

Вы все-таки за прокатным удостоверением пойдете?

Нет.

А как? Я просто не понимаю, как, уже вся страна знает про ваш фильм.

Так.

А дальше что будет-то? Я его посмотрел.

Я покажу стране этот фильм. Как вот вам я смог же показать этот фильм.

Да.

Так же я смогу показать этот фильм и стране, любимой, родной. Поймите, задача этих людей ― с одной стороны, они пытаются нас запугать, с другой стороны, объяснить людям, что мы все, я имею в виду художников, такие же обожатели денег и вот всех этих привилегий, понтов и льгот. Вот хочется доказать им обратное, в том числе и нашим зрителям, чтобы они попытались побороться с общественным мнением, убедить людей, что это кино что-то там разжигает, что я экстремист, террорист и так далее.

Поэтому способов сегодня доставить контент людям огромное количество, поэтому я всеми ими постараюсь воспользоваться и донести.

Это уже похоже не просто на фильм, а на некоторую такую концептуальную… То есть это, если угодно, акт борьбы. Здесь не столько важен уже сам фильм, сколько все, что вы, как вы боретесь за его существование.

Я же не только за него. Я борюсь за право нас как художников снимать то, о чем мы хотим.

Да, это жест, это жест больший, чем, собственно, сама пленка, которая сейчас существует. Я так уже это понимаю теперь.

Я не знаю, мне остается только кивнуть, наверно. Хорошо, пусть это будет называться жестом, но для меня это просто желание поделиться своими мыслями со зрителями. И повторяю, коммерческая составляющая, да, конечно, нас волновала, но не до такой степени, как пытаются сейчас внушить людям, что мы именно спекулировали. Я докажу, что не спекулировали, и у каждого зрителя, включая бабушек, дедушек, у которых совсем нет денег, появится возможность посмотреть это кино бесплатно.

Вы ждете увеличения давления на вас? Все-таки, например, я не знаю, тьфу-тьфу-тьфу, но может появиться уголовное дело, например, вот как оно чуть не появилось, едва не появилось только что у Сокурова.

Может, конечно. Вы знаете, я, когда все это началось, создал такого еще одного Алексея Красовского в виртуальном пространстве, который у меня отвечает за все эти страхи, опасения, переживания. Вот он есть, он читает все эти злобные комментарии, он на них как-то реагирует, я думаю, наверно, и он, конечно, отвечает за волнение. Потому что если я буду этим заниматься тоже и буду думать об этом, я не успею закончить это кино до 31 декабря 2018 года, когда мне его очень хочется показать. Вот еще один спойлер получился.

А, то есть вы хотите его показать.

Ужасно хочу. Это же правильно. Вы же видели.

Там же тоже про Новый год.

Там тоже про Новый год, что тянуть, в общем.

Конечно. Да-да-да, в общем, такое вместо Рязанова.

Спасибо за еще один комплимент. Хорошо, да, попробуем заместить, в общем, эту новогоднюю елку своей.

Вот сегодня так получилось, что эта программа, в ней как-то буквы ФСБ звучат с начала и продолжают, это как-то так вот совпало. Вы как считаете, это у нас… Одно дело ― идеологические повороты, Министерство культуры, которое видит свою миссию в том-то, считает, что оно управляет культурой, значит, оно должно хорошее в одну корзину, плохое отсеивать и так далее. Или на самом деле есть рука силовика, которая тоже начинает управлять этим процессом? Это другая рука, это не Министерство культуры, это другие люди. Вот как вы считаете?

Есть ли они там?

Да.

Я не чувствую присутствия идеологии, начнем с этого. Идеология ― это идея. Идеи нет. Ну, кроме идеи запугать всех, потому что кормушка одна, понимаете? Всех запугали, все говорят: «Окей».

Есть патриотизм. Вот это называется патриотизмом сегодня. Иногда называется консерватизмом, но мне кажется, что этот термин не очень хорошо работает. Патриотизмом называют.

Смотрите, в кино та же беда. Там тоже существуют просто слова. Все наши сюжеты в последнее время исчерпываются просто словами: это про подвиг хоккеистов, это про подвиг баскетболистов, это про подвиг в космосе. Это то же самое, это просто слово, за ним нет ничего. Нет ни плана, ни сценария, нет поэпизодного плана, нет задач для артистов.

Они каждый раз, если вы заметите, путаются в показаниях. Они говорят одно, через месяц политика меняется, они говорят совершенно другое. У них нет даже просчитанного плана хотя бы на два шага вперед. Они не знают, что они сделают. Может быть, возбудят уголовное дело, может быть, посадят. Я не знаю, это рандомно все происходит.

Даже если отвлечься от лично вашей истории, вот этого, как мне уже кажется, такого жеста, вы видите силовиков там, где вы работаете? Не обязательно непосредственно, которые приходят непосредственно за вами. Но вот сам этот тренд.

Я слабовиков чаще вижу, если честно.

Кто это? Я не понимаю.

Мои коллеги, которые боятся сказать, что прокатное удостоверение в том виде, в котором оно сегодня существует, ― это цензура.

Понятно.

Понимаете? Это всех расстраивает, но все боятся об этом говорить. Вот слабовиков больше, чем силовиков. Силовиков я не вижу.

То есть вы хотите сказать, что самоцензуры больше, чем реальной угрозы и каких-то людей с кистенями.

Больше значительно, конечно. К сожалению, да. Черт знает, может, и к счастью, потому что, знаете, антагонисты порождают интересных протагонистов в свою очередь, потому что с интересным соперником появляются интересные юрист, адвокат. Я сегодня смотрел лекцию Ильи Новикова, был просто восхищен от того, какие шаги он придумывал, чтобы защитить Савченко, например. Потрясающе просто. Это готовое кино, которое в нашей стране не очень скоро появится.

Может быть, вы этим и займетесь.

Я приложу все усилия, конечно же.

Что ж, будем ждать и того следующего кино. А этого уже, видимо, к этому Новому году, я так понимаю. Фильм «Праздник», где сюжет происходит во время блокады Ленинграда.

Фото: Петр Ковалев / ТАСС