Сказка об Умной Эльзе. Как Путин и СПЧ искали верный баланс насилия, а нашли мнимые угрозы

Против лома нет приема, — под таким девизом, можно сказать, прошел круглый стол Владимира Путина с адвокатом Генри Резником, кинорежиссером Александром Сокуровым и журналистом Николаем Сванидзе. Официально он назывался Совет по правам человека, но поскольку теперь возглавляет Валерий «вон отсюда» Фадеев, то и название расшифровывается строго по анекдоту: права человека, и вы даже знаете, как его зовут. 

Валерий Фадеев: В этом году наиболее резонансные политические акции проходили в Москве в июле‑августе. Несогласованное шествие 27 июля привело к массовым беспорядкам. Были случаи применения насилия в отношении представителей органов правопорядка, заведены уголовные дела, некоторые участники акций уже осуждены.

Как говорится, мы славно поработали и славно отдохнем. Фадеев видит массовые беспорядки там, где их не видит следственный комитет и возможно даже Владимир Путин. Совет по правам человека расширил зону прав человека, распространив это понятие кроме президента России на избивавших мирных демонстрантов сотрудников Росгвардии. Что закономерно и обоснованно, потому что как показали научные исследования, российский полицейский хрупок и беззащитен. Известны даже случаи, когда одному сотруднику Росгвардии сильно повредили внутренние органы воздушным поцелуем,  у другого пошла носом кровь, когда он погладил кота, а третий упал в обморок просто посмотрев в зеркало, причем даже говорят, что это был Виктор Золотов. В таких обстоятельствах просить об амнистии для заключенных по московскому делу, значит обрекать на мучения и нарушать права всех российских силовиков. 

Однако от Совета по правам человека, а точнее от разговора Путина с Резником, Сокуровым и Сванидзе была и другая большая польза. Этот разговор позволил взвесить на общих весах и наконец найти правильный баланс взаимного насилия между государством и обществом. Формула «Око за око и зуб за зуб» устарела и вообще, ее нет в Уголовном кодексе. 

Владимир Путин: Нам с вами просто нужно найти эту золотую середину: можно ли женщину бить в живот? И можно ли полицейского бить? Нельзя, конечно, женщину бить в живот. Но если кто-то бьёт женщину в живот, это не значит, что кто-то получает право бить полицейского. Такие тонкие вещи.

Николай Сванидзе: И наоборот.

Путин: И наоборот то же самое. Полностью с Вами согласен.

И наоборот, конечно. Ну вы поняли? Главная мысль ответа Путина в том, что все очень неоднозначно. Можно ли ударить полицейского, если кто-то получил право бить женщин в живот? Может ли женщина жаловаться на то что ее бьют в живот, если она против Путина? Можно ли фальсифицировать выборы если протестующих не избивают и не сажают в тюрьму? И наоборот. Здесь масса нюансов. Но опять-таки, главное, четко сформулирован подход к проблеме: если смотреть на насилие глазами бюрократа измученного нарзаном, то есть как на чисто синтаксическую конструкцию, то ее элементы можно менять произвольным образом с полным сохранением содержания: если так, то так, а если этак, то этак и одновременно наоборот. Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель в реке провалился в забор. Иван как бревно перепрыгнул болото, а пудель вприпрыжку попал на топор. То есть правильный вопрос должен звучать так: стоит ли вообще искать золотую середину, если диалог с государством на эту тему превращается в театр абсурда? Ответ: нет, лучше сидеть дома и не высовываться. 

Вторую важнейшую установку Владимир Путин сформулировал в ответ на предложение Сокурова пригласить узников Московского дела в Кремль и напоить их чаем. И это даже больше чем установка, потому что это честное признание: сам по себе бросок пластиковым стаканчиком не способен нанести вред полицейскому, но дашь им палец — рано или поздно откусят руку: 

Владимир Путин: Вы знаете, в чём дело? Здесь коллега тоже выступал, по-моему, это коллега Резник сказал: бросил какой-то пластиковый стаканчик в представителя органов власти. Бросил – ничего. Потом пластиковую бутылку – опять ничего. Потом уже бросит и стеклянную бутылку, а потом и камень, а потом стрелять начнут и громить магазины. Мы не должны допустить вот этого. 

Таким образом, честное признание Путина заключается в том, что узники московского дела сидят в тюрьме, не потому что они совершили преступление, а потому что враг должен быть остановлен на дальних подступах. В этом смысле экстремистское дело Егора Жукова является чистым воплощением этой же установки. Жуков размышлял о демонтаже режима и совершил мыслепреступление, а от мысли до действия один шаг. Мысль — пластиковый стаканчик — пластиковая бутылка — стеклянная бутылка — консерватория — суд — Сибирь. При Сталине еще была нулевая стадия: людей расстреливали не за то, что они что-то подумали, а за то, что они могли что-то подумать в принципе. То есть логика абсолютно та же, и главное что — правильно, найти золотую середину, смотри пункт первый.  

На самом деле, если говорить языком политологии и психологии, это называется формирование ложных угроз и вызовов. Не только не существует доказательств, что если ты бросил в полицейского пластиковый стаканчик, когда он без причин избивает безоружного человека, то послезавтра ты возьмешь в руки автомат, — это вообще ниоткуда никак не следует, но именно на таких логических цепочках построена работа всей государственной машины на всех направлениях. О том, что государство не имеет права произвольно указывать на наличие этих угроз, исходя из которых оно ограничивает конституционное права граждан, в феврале этого года в своем особом мнении заявил судья Конституционного суда Константин Арановский, уж простите ему его сухой правовой язык: 

Защита конституционных ценностей возможна как таковая лишь в

паре с опасностью, т.е. в упреждение угроз и рисков на перспективу либо в

ретроактивном исполнении – в ответ на причиняемый или причиненный

вред, который нужно снизить, пресечь, возместить, может быть, с наказанием

виновных. Следовательно, угрозу охраняемым ценностям и нужно выяснять

в первую очередь. Если угроза и опасность не самоочевидны, их нужно установить и

доказать в конституционном судопроизводстве, причем в реально

существующих опасностях, в действительных источниках риска. Иначе

ограничения прав и свобод, не обусловленные целями и потребностями

соответствующей защиты, изначально выйдут за допустимые

конституционные рамки.

Из Особого мнения Константина Арановского в Постановлении КС по делу о конституционности статьи 19 Закона «О СМИ», 17 января 2019

Это было сказано по другому поводу и про работу законодателей, но суть дела не меняется: вы не имеете права определять правила исходя из недоказанных угроз. Нормальная жизнь в принципе невозможна, если исходить из теоретически возможных сценариев. 

Это еще со времен братьев Гримм известно, когда умная Эльза пошла за пивом, увидела кирку, и так и осталась там сидеть и плакать: 

— Эльза, чего ты плачешь? — спрашивает работница.

— Ох, — отвечает она, — да как же мне не плакать? Коли выйду я замуж за Ганса, и родится у нас ребенок, вырастет он большой, и придется ему пойти в погреб пива нацедить, то вдруг невзначай может упасть ему на голову кирка и убить его насмерть…

И сказала работница:

— Вот какая у нас Эльза умная!

Братья Гримм, сказка «Умная Эльза» 

Владимир Путин и есть умная Эльза. Неважно даже, каковы его мотивы — в модном жанре постправды придумать хоть какой-нибудь ответ Сокурову, Резнику и Сванидзе на их резонный вопрос, почему надо сажать ни в чем не виновных людей в тюрьму, или он так переживает за судьбу страны, или, что самое вероятное, одно уже давно нельзя отделить от другого. Просто мир, нарисованный, придуманный Умной Эльзой, представляет собой сплошное и очень жестокое пространство всеобщей паники, где все уничтожают всех при первой представившейся возможности, и только постоянный поиск золотой середины — разумеется недостижимой, потому что золотая середина это предмет веры и служения, — способен провести корабль российского государства между ураганов и скал. 

Фото: пресс-служба президента России

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.