«Президент же не мог ошибиться»: как новый министр будет менять экономику, ничего не меняя
1 декабря на место Алексея Улюкаева, который сейчас находится под домашним арестом, министром экономического развития был назначен Максим Орешкин. Новому министру всего 34 года, до назначения он учился в Высшей школе экономики, работал в Центробанке, «РОСБАНКе», был главным экономистом «ВТБ Капитала». В марте 2015 года занял пост замминистра финансов. Чего ждать от сменщика Улюкаева, Дождь обсудил с экономистом, президентом ACI Russia Сергеем Романчуком.
Кто это ― новый министр экономического развития?
Что касается банковских кругов, откуда, собственно, пришел Максим, он является достаточно известным человеком. Он готовил прекрасные аналитические отчеты, очень часто выступал на конференциях. Профессиональное сообщество высоко оценивает его качества и как аналитика, и как рассказчика, и как человека, который действительно профессионально занимается стратегическим прогнозированием ― тем, что он делал, будучи на последней позиции в Министерстве финансов.
Если говорить о министерстве и о том, что там будет делать Орешкин, то первая реакция, которую я увидел, заключалась в том, что ― и это очень логично ― человек приходит из Минфина. У Минфина и Минэкономразвития институциональное противостояние, если угодно: Минфин за то, чтобы собрать деньги, а Минэкономразвития за то, чтобы развивать экономику, Минфин за высокие налоги, Минэкономразвития ― за низкие. И так далее по списку, то есть у них разные интересы, они все время находятся друг с другом в борьбе.
Теперь, после того, как из «бухгалтерии» в департамент развития перешел чиновник, говорят о том, что теперь Минэкономразвития, по сути, находится под Минфином и его повесткой.
Действительно, есть такая гипотеза. Она подтверждается тем же высказыванием Силуанова, который заявил, что вот теперь-то находить общий язык с Министерством экономики будет гораздо проще, решения приниматься будут быстрее.
С другой стороны, мы видим и на примере того же Улюкаева, когда он перешел из Центрального Банка в Минэкономразвития, что его взгляды несколько поменялись.
Да, это правда.
Если он выступал за одну политику, то на новой позиции положение, может быть, обязывало.
С другой стороны, если говорить о личности именно Максима Орешкина и делать выводы из того, что был назначен именно он, а не какой-нибудь другой заместитель министра финансов, там достаточно много…
Скамейка на самом деле не широкая же?
Почему? Там есть и другие достаточно молодые люди, относительно недавно перешедшие из банка ВТБ в Минфин, может быть, даже с большим административным опытом.
Так вот, возвращаясь к тому, какие выводы можно сделать, исходя из взглядов того же Максима и из его опыта, все-таки он гораздо в меньшей степени чиновник-администратор. Он человек, который профессионально занимался изучением того, что является драйверами роста в экономиках по всему миру. Он занимался стратегией и анализировал ситуацию в глобальном контексте. Если почитать его последние статьи и высказывания, видно, что он профессионально разбирается в том, как разные страны проходили ситуацию с ловушкой среднего дохода, что у нас глобально наблюдается.
В связи с этим его назначение может быть попыткой нащупать при существующих политических ограничениях какие-то источники роста, увеличив эффективность, но не меняя парадигмы, не меняя ничего по существу. В этой связи именно с точки зрения взаимодействия, скажем, трех ведомств ― Центрального Банка, Минфина и Минэкономразвития ― может быть, вопрос с того, чтобы они спорили о макроэкономике, о больших подходах, что сделать с денежной политикой, насколько она должна быть жесткой… Этот фокус, очевидно, смещает ЦБ, а Минэкономразвития, несмотря на то, что сам Орешкин ― макроэкономист, скорее смещается в сторону микроэкономики с точки зрения поиска возможности для тех самых структурных реформ, которые нужны.
Поясните последнюю мысль. Где структурные реформы в микроэкономике? О чем речь?
Речь идет о том, что невозможно поменять структуру экономики макроэкономическими методами, например, держа процентную ставку высокой или низкой. Нужны какие-то меры, которые воздействовали бы на изменение структуры экономики. Чтобы вам было выгоднее быть IT-производителем, нежели качать нефть. Подобного рода стимулы и их разработка, по всей видимости, и будет задачей.
То есть, например, в дебатах, которые уже идут, о том, как должны быть устроены налоги после 2018 года, Минэкономразвития не будет принимать участия?
2: Наоборот, как раз будет, потому что налоги и будут тем самым инструментом, который позволить менять структуру экономики. Как раз налоговая конфигурация может сделать какую-то отрасль более выгодной, а какую-то ― менее выгодной. Пример ― IT-индустрия. Я думаю, президент недаром остановился достаточно подробно именно на ней в своем послании: вот, посмотрите, получился рост в IT. Другой пример ― Путин сослался на антисанкции как на одну из мер, которые позволили вырасти сельскому хозяйству.
Некоторое изменение правил игры приводит к росту в каких-то секторах. Вот такая попытка вытащить экономику из болота, дергая за разные волосы, будет продолжаться. Очевидно, что две недели выбора закончились тем, что был поставлен человек, в профессиональных качествах которого нет сомнений, но у которого очень мало политического капитала, какого-то опыта, его никто не знает. Поэтому меры будут какие-то технологические. Совершенно новой программы, парадигмы экономического роста мы не увидим, а если увидим, она будет сделана незаметным образом, как будто ее и нет. Президент же не может ошибаться, всё было правильно сделано.
Если возвращаться к налогам, допустим, Минэкономразвития будет поддерживать идею введения прогрессивной ставки подоходного налога или нет?
Думаю, что нет. По моим представлениям, если нового министра экономического развития будут слушать, то, скорее всего, он будет принимать решения, оптимальные в данной ситуации. По крайней мере, со стороны кажется, что введение прогрессивной шкалы чисто экономически ― если мы не решаем политические задачи по восстановлению социальной справедливости ― в условиях нашей страны сейчас вряд ли приведет к значительным положительным изменениям. Все-таки усложнение администрирования и вымывание доходов среднего класса этим изменением на самом деле вредно.
Я думаю, что у нас есть шанс надеяться на то, что новый министр экономического развития все-таки будет стараться придерживаться каких-то реалистических, объективно обусловленных вещей, а не пытаться быть максимально лояльным. По крайней мере, такая надежда остается, посмотрим, как это будет.
Путин нам говорит в послании: 2019–2020 год ― темпы роста выше мировых. Он имеет в виду среднемировые, очевидно. Это довольно амбициозная задача, ее вообще в принципе можно выполнить?
В принципе, конечно, можно было бы, но для этого недостаточно чуть-чуть поменять налоги.
То есть здесь министр экономического развития нам не поможет.
Вряд ли, потому что, если обобщать, главная проблема российской экономики на самом деле в доверии в самом общем смысле этого слова. Чтобы потекли сюда деньги, чтобы был бизнес-климат, необходимо доверие между всеми участниками рынка. А можно ли это сделать чисто техническими мерами? Вряд ли, скорее это все-таки политический вопрос.
Новому министру перейдет по наследству та история, которой занимался и Алексей Улюкаев, а именно приватизация. Ему предстоит, видимо, вести дальше компанию «Роснефть» по ее пути… даже не знаю, куда он приведет, но скоро нам должна стать понятна схема приватизации «Роснефти». Как вы считаете, ему вообще страшно или нет?
Я думаю, что любому человеку было бы хотя бы чуть-чуть страшно после того, что случилось. Объективно говоря, вряд ли ему что-то угрожает в этом контексте.
Я понимаю, я иронизирую. Это шутка.
Но что касается этой истории, одно из объяснений того, что случилось с бывшим министром экономразвития, состоит в том, что он был против, «вот возникли сложности, давайте мы его уберем именно из-за этой сделки». Мне кажется, вряд ли, потому что даже в том виде, как происходят утечки относительно того, что же там произошло на самом деле, мы видим, что речь не идет о том, что министр экономического развития решает вопросы приватизации сущностно, именно компании «Роснефть».
Да, это понятно.
Он решается на более высшем уровне. Роль Минэкономразвития в данном случае чисто технологическая. Конечно, можно будет всегда сказать: «Нового министра поставили только для того, чтобы не было никаких преград». На мой взгляд, это вряд ли имеет под собой такого рода основания.
А сама схема? Этот вопрос у нас горящий, прямо сейчас стоит на повестке дня. Буквально на днях мы должны понять, как происходит приватизация пакета, 19,5% акций «Роснефти», которые перейдут к самой «Роснефти». Как это понимать?
Это нужно понимать таким образом, что, по сути дела, это как раз и есть бухгалтерский трюк, по большому счету. Объем денег очень большой для рынка, рыночно такую сделку не проведешь. Скорее всего, будет какое-то рефинансирование из Центрального Банка под выпущенный долг.
В конечном счете получается, что деньги перетекут из одного кармана ― Центральный Банк ― в другой, ― правительство, ― несколько уменьшив дефицит бюджета. При этом назвать это приватизацией, конечно, невозможно. У вас не меняется структура собственности, не происходит демонополизации рынка, ― того, что может вызвать экономический рост.
Исходя из этого, Орешкин должен был бы быть против, но, скорее всего, он тут вряд ли что-то может решать. Тем более, что если все-таки объективно посмотреть на вещи, довольно сложно сейчас по-настоящему приватизировать «Роснефть» именно ввиду того, что доверие среди участников рынка отсутствует. Они закладывают очень большой дисконт в те активы, которые можно продавать. Тот же самый «Лукойл», если его рассмотреть как возможного кандидата, был не готов заплатить такие деньги.
Настоящая, масштабная приватизация ― вопрос политический и не решается на уровне одного министерства.
На первью: Виталий Белоусов / РИА Новости