У десятков, даже сотен тысяч людей в России стук в дверь теперь автоматически ассоциируется с полицией и тюрьмой. Активист и студент, журналист и учитель, блогер и врач, правозащитник и обычный пенсионер, даже лауреат Государственной премии — попасть за решетку, ну или хотя бы быть оштрафован может теперь любой. Год за годом Владимир Путин повторяет одно и то же: у нас не 37-й год. Не будем возвращаться в 37-й год. Никаких чисток не будет, как в 37-м году. И черных воронков не будет. Однажды даже объяснил, почему в 37-й год никогда не вернется:
Что-то не припомню, чтобы в 1937-м году интернет присутствовал
Правильно. Есть и другие нестыковки: строительство БАМа силами заключенных, стройка называлась Бамлаг — и это то, что обсуждают сегодня правительство и ФСИН, — так вот Бамлаг начался в 32-м году, а не в 37-м. Опять не сходится. Парада победы тоже не было в 37-м году. Но дело, конечно, не в этом. Если уж на то пошло, в 37-й год вообще нельзя вернуться: он давным-давно кончился, в прошлое попасть нельзя. Дело не в том, что снова наступил 37-й год. Дело в том, что 37-й год является мерой вещей — уже давно для Владимира Путина, а теперь в полной мере и для нас с вами. Но обо всем по порядку.
Команда Навального объявлена вне закона. Сотрудник штаба Навального может сесть в тюрьму или за призыв к экстремизму, как оператор Павел Зеленский, или даже за клип Rammstein, как координатор штаба в Архангельске Боровиков, но так или иначе — он сядет. Даже сделать граффити с Навальным — это уголовное преступление, вандализм по мотивам политической ненависти, 214 статья УК часть 2, если найдут авторов, то посадят, и это в чистом виде антиутопия, я на такое в кино ходил.
Команда Навального объявлена экстремистским сообществом, его штабы закрыты прокуратурой еще до суда, при этом сам иск прокурора Москвы подан в суд под грифом «секретно», его содержание — предмет государственной тайны. Как говорят адвокаты, в этом иске команда Навального обвиняется в том, что она выступает за сменяемость власти.
А в пятницу, 30 апреля, пришли и за адвокатами. Адвокат «Команды 29» Иван Павлов, который в этот день должен был идти в суд на продление меры пресечения журналиста Ивана Сафронова — тот уже 10 месяцев сидит в СИЗО по опять-таки секретному делу о госизмене, — был задержан по 310 статье УК: разглашение тайны предварительного следствия. Обыски прошли и у его родственников, и у других адвокатов «Команды 29». Потом выяснилось, что Павлова взяли именно в связи с делом Сафронова — как он объяснил сам, ему вменяют то, что он передал в газету «Ведомости» постановление о привлечении Сафронова обвиняемым по уголовному делу, и то, что он сообщил о появлении в деле нового анонимного и секретного свидетеля. С Леонидом Волковым я говорил еще до того, как выяснились эти подробности, но Волков и тогда был убежден — это Павлову за то, что он и «Команда 29» представляют интересы Навального и его соратников в деле об экстремизме:
Сейчас, когда мы с вами разговариваем, я еще не знаю, за что именно адвоката Павлова преследуют, но моя гипотеза — проверим через несколько часов — заключается в том, что формально ему будут предъявлять какое-нибудь там разглашение данных следствия по Сафронову, но реально, конечно, абсолютно точно, это реакция на его сильную защиту и его позицию по делу о признании ФБК и штабов экстремистскими организациями.
Это практически прецедент. Преследований адвокатов по 310 статье — разглашение тайны следствия — в России меньше, чем пальцев одной руки. И уж тем более речь никогда не шла о реальном сроке, хотя эта статья УК допускает арест до трех месяцев. Проблема в том, что человек с непогашенной судимостью не имеет право заниматься адвокатской деятельностью — а значит, Павлова выведут из игры. В Беларуси как минимум два адвоката сидят в тюрьме по статьям о призывах к захвату власти, и других массово лишают лицензий — просто за комментарии в прессе.
Это, конечно, чистая белорусизация. Очень быстро наша электричка едет в Минск. Ну, чуть-чуть еще осталось. А в Беларуси уже был случай, когда задерживали адвоката адвоката оппозиционера — вторая производная, так сказать. В России сейчас пока ситуация, когда задерживают адвоката оппозиционера.
Как известно, посмотри на Беларусь — и увидишь завтрашнюю Россию. Волков уверен: гриф «секретно» над частью материалов по делу об экстремизме нужен только для того, чтобы вести судебный процесс в закрытом режиме.
А еще в одном уголовном деле лично Алексей Навальный, Леонид Волков и Иван Жданов проходят как подозреваемые в создании секты. Это та самая статья, по которой в России преследовали «Аум Синрике»*, распылившую газ зарин в токийском метро, что, согласитесь, остроумно, если вспомнить, что недавно ФСБ отравила «новичком» самого Навального. Собственно, об этом деле Волков и Жданов узнали случайно — из материалов дела об экстремизме. Волков считает, что как раз этому делу ход не дадут — иначе бы уже дали, да и слишком нелепо изображать Навального сектантом. Сама эта статья УК звучит так: создание НКО, посягающей на личность и права граждан — новая версия советского анекдота про все для блага человека, и мы даже знаем имя этого человека. И личность, на которую посягнули Навальный, Волков и Жданов мы тоже знаем. Почему все это происходит, объяснил на апелляции по ветеранскому делу сам Алексей Навальный. Навальный говорит о природе непосредственно ветеранского дела — почему его обвинили в клевете на ветерана войны, но суть от этого не меняется:
И ваш голый проворовавшийся король хочет и дальше править, до конца. Ему наплевать совершенно на страну. Он вцепился в неё и хочет держать эту власть бесконечно. Но если он и будет править дальше, на смену потерянному десятилетию придет украденное десятилетие. И поскольку это всем понятно и все больше людей видит, что король голый, вот этот голый король осознает, что он ничего сделать не может. Он не может сделать ничего, чтобы страна жила лучше. И он судорожно ищет какие-то, знаете, кусочки святости, кусочки чего-то хорошего, чтобы присвоить их себе и украсть.
Я похожую мысль излагал еще в разгар дела о ветеране: даже победу над фашизмом Кремль цинично превратил в религиозный культ, окруженный жрецами и инквизицией, которым можно придавить к земле любого внутреннего врага. Принято считать, что борьба с Навальным и его сторонниками имеет чисто практический смысл. Цели определены, задачи поставлены — как минимум 45% на выборах и конституционное большинство для «Единой России» в следующей Думе, — за работу, товарищи. Выборы уже через 4 месяца, то есть завтра, а значит, политическая оппозиция в лице Навального и его сторонников должна быть раздавлена полностью. Это все так, но в реальности дело не в выборах. Дело в том, что на фоне падающей экономики Росстат опять фиксирует падение реальных доходов населения, — и на наших глазах Путин совершает переход к следующей фазе своего правления — к правлению на штыках. И о том, кто составляет тот круг внутренних врагов, которые мешают сплочению российской нации, уже рассуждает министр иностранных дел Лавров:
Напомню высказывание, по-моему, величайшего президента США Джона Кеннеди: «Не думай о том, что твоя страна может сделать для тебя. Думай о том, что ты можешь сделать для своей страны». Это радикальное отличие от нынешних либеральных взглядов, когда только личное благополучие, личное самочувствие имеет решающее значение. Те, кто продвигают такие философские подходы, по-моему, не то что не понимают нашего генетического кода, они пытаются его всячески подрывать.
Ну, что касается Кеннеди и его самой знаменитой цитаты из инаугурационной речи 61-го года, то он имел в виду две вещи — выступить против патернализма в обществе, это первая часть цитаты, и объединить расколотую расизмом и сегрегацией нацию вокруг общих гражданских ценностей, то есть вокруг задач, противоположных тем, что решает российское правительство. Впрочем, благие намерения ведут известно куда, и эту вторую часть цитаты либералы действительно резко критиковали — и именно потому, что ее можно понять так, как ее хочет понять Лавров. Я напомню, раз уж такое дело, что сказал по этому поводу знаменитый либеральный экономист, родоначальник чикагской экономической школы Милтон Фридман:
Свободный человек не будет спрашивать ни о том, что может сделать для него его страна, ни о том, что он сам может сделать для своей страны. Вместо этого он спросит: «Что я и мои соотечественники можем сделать c помощью правительства» для того, чтобы нам легче было выполнять свои индивидуальные обязанности, добиваться своих конкретных целей и, прежде всего, защищать нашу свободу? И он задаст еще один вопрос: «Как мы не позволим нашему правительству превратиться во Франкенштейна, уничтожающего ту самую свободу, которую оно было нами призвано охранять?»
Милтон Фридман, «Капитализм и свобода», 1962
История России убедительно показала, что не на все вопросы Фридмана у нее есть ответы, но вернемся в родные пенаты к Сергею Лаврову. Во-первых, он прямым текстом говорит: хватит ждать милостей от государства, пора затягивать пояса и идти к нему в услужение. Во-вторых, примечательно, согласитесь, что формулу общественной мобилизации вокруг государства — скажем еще проще: вокруг Путина — произносит не кто-нибудь, а министр иностранных дел. Просто в России внешняя политика стала внутренней, а внутренняя стала внешней, и вопрос лишь в том, какой открывать фронт — внешний или внутренний, — какого, внешнего или внутреннего, бить врага. Война или репрессии, репрессии или война — к весне 2021-го года вся государственная политика сводится к такой альтернативе. И в этом смысле это тоже не 37-й год, а 1952-й, когда после строительства железного занавеса и военной авантюры в Корее Сталин внезапно смягчает внешнеполитический курс — высказывается в пользу встречи глав великих держав и заявляет, что мирное сосуществование капитализма и коммунизма вполне возможно, и так началась холодная война — уже как холодная, а не горячая война. Ничего не напоминает?
Мы хотим иметь добрые отношения со всеми участниками международного общения.
Владимир Путин, из послания Федеральному Собранию
Сталин тогда, в 52-м, как раз готовил новую волну репрессий — дело врачей должно было принять масштабный характер. А в апреле 2021-го репрессии резко усиливаются как раз в тот момент, когда российские войска отходят от украинской границы. Показательное совпадение. Вполне возможно — и даже очень вероятно, — что еще пару недель назад мы с вами стояли на грани большой войны: Путину достаточно было щелкнуть пальцами, и беспрецедентные по своему масштабы военные маневры превратились бы в операцию по принуждению к миру украинских агрессоров в Донбассе. План и расчет такой очевидно были: Кремль ждал от Белого дома жестких санкций, а любая война сплачивает вокруг власти. Посмотрите на свежие опросы. Это феноменальные цифры — 68% считают, что в обострении на востоке Украины виноваты Америка, страны НАТО или сама Украина, и лишь 4% возлагают ответственность на Россию. А что было бы, начнись не дай бог война? Но Путин не решился сделать последний шаг — вместо этого он, как Сталин в 1952-м, открыл внутренний фронт.
Война действительно началась — только внутри страны. Войну вовне ведут Министерство обороны и Генштаб, войну внутри — ФСБ и Генеральная прокуратура. Хотя люди уже реально путаются: выезжают на репетицию парада победы танки — а они думают, это в помощь ОМОНу, для обеспечения уличного порядка и уничтожения точек массового скопления противника. Навальный на апелляции по делу о ветеране говорит о прокуроре Москвы Попове — это прокуратура Москвы подала иск о признании структур Навального экстремистскими, а сам Навальный нашел у него недвижимость в Черногории. Но главнокомандующий внутренним фронтом — это его начальник, генеральный прокурор Игорь Краснов, великолепный, как про него говорили, следователь и бескомпромиссный проводник генеральной линии партии. Это он вел дело об убийстве Немцова и передал его своему заместителю так, что заказчики растворились в воздухе. Это он потом уже в чине замглавы следственного комитета вел все политические дела:
[Краснов] курировал расследование дел в отношении бывших губернаторов Сахалинской области Александра Хорошавина, Кировской области Никиты Белых, Республики Коми Вячеслава Гайзера, экс-министра экономического развития Алексея Улюкаева. Ему же из ФСБ перенаправили жалобу на американского инвестора Майкла Калви, который затем стал обвиняемым по делу о мошенничестве. Краснов курировал работу российских следователей в Сирии, дело Арашуковых, а также дело об убийстве российских журналистов Орхана Джемаля, Александра Расторгуева и Кирилла Радченко в Центральноафриканской Республике.
Теперь-то задним числом понятно, что Путин заранее укреплял позиции на внутреннем фронте: сначала специальной поправкой к Конституции переподчинил генпрокуратуру себе лично, а затем заменил Юрия Чайку, который хорошо помнит и советские, и, что важно, ельцинские времена, на Краснова, ровесника Навального, не просто лояльного, но готового искренне стоять на страже новой законности — если угодно, не коррумпированного ни памятью о прошлом, ни даже, возможно, материально — по крайней мере, про Чайку Навальный расследования делал, а про Краснова нет. Можно сказать, что красновская прокуратура смотрит на российскую государственность с чистого листа — и с точки зрения Владимира Путина. Она не увидит ни нарушения конституционных свобод в запретах и разгонах митингов — а ведь еще лет десять назад приходилось объяснять: разрешения на митинги нужны, чтобы скорая помощь могла проехать, а то мало ли, — ни конституционного же абсурда в признании политической оппозиции экстремистами. По Краснову, сегодняшний террор не просто отвечает букве закона — был бы человек, а статья найдется, — террор легитимен на более высоком уровне. А оперативную работу сделает ФСБ. Что такое террор сегодня, а не в 37-м году, когда и видеокамер не было, иллюстрирует история уже немолодой учительницы французского языка Анны Борзенко. Через неделю после митинга на Тверской 21 числа ее вычислили по камерам видеонаблюдения, пришли за ней к ней домой, она с ними не поехала, через день пришла в участок сама в сопровождении адвоката, и там на Анну Борзенко составили протокол и оставили на ночь в полиции — ни почему, потому что так надо:
Монгайт: Почему вас оставили на ночь в полиции? Как они объяснили?
Борзенко: Никак не объяснили. Они сказали: к сожалению, мы должны вас оставить в участке, а завтра у вас суд и вы поедете, мы вас проводим.
Дело Анны Борзенко на этом пока закончилось — суд вернул протокол в полицию, — но, очевидно, продолжится с новым протоколом. К корреспонденту Дождя Алексею Коростелеву пришли 27 апреля. Приходили домой, не застали, а потом вычислили по геолокации телефона и вручили повестку политику Дмитрию Гудкову. Кстати, мобильных телефонов, да еще и с геолокацией, в 37-м году тоже не было. Правозащитник Сергей Давидис тоже, как и Анна Борзенко, был задержан постфактум в подъезде своего дома, провел ночь в ОВД, а теперь сидит в изоляторе — ему дали 10 суток за ретвит анонса митинга 21 апреля, как следует из рапорта оперуполномоченного по борьбе с экстремизмом. Вышедший на митинг профессор РГГУ Александр Агаджанян тоже провел потом ночь в ОВД, но в суде отделался штрафом. Через несколько дней после митинга полицейские часами дежурили у квартиры художника Даниила Двинских, но тот им не открыл, а ночью вышел из дома, уехал из города — и пока на свободе. Где-то я про такое уже читал. В интернете, наверное, которого не было в 37-м году.
Органы чаще всего не имели глубоких оснований для выбора — какого человека арестовать, какого не трогать, а лишь достигали контрольной цифры. Заполнение цифры могло быть закономерно, могло же носить случайный характер. В 1937 году в приемную новочеркасского НКВД пришла женщина спросить: как быть с некормленным сосунком-ребенком ее арестованной соседки. «Посидите, — сказали ей, — выясним». Она посидела часа два — ее взяли из приемной и отвели в камеру: надо было спешно заполнять число, и не хватало сотрудников рассылать по городу, а эта уже была здесь! Наоборот, к латышу Андрею Павлу под Оршей пришло НКВД его арестовать; он же, не открывая двери, выскочил в окно, успел убежать и прямиком уехал в Сибирь. И хотя жил он там под своей же фамилией, и ясно было по документам, что он — из Орши, он НИКОГДА не был посажен, ни вызван в Органы, ни подвергнут какому-либо подозрению.
Александр Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»
Счастливчику, историю которого рассказывает Солженицын, повезло просто потому, что он, скорее всего, был в областном, а не всесоюзном розыске, и то же самое коснулось бы почти половины арестованных. По нынешнему террору статистики еще нет — рановато, наверное, даже нет целевых показателей, а в регионы из Москвы не спускаются цифры по количеству необходимых арестов. К тому же теперь, в отличие от 37-го года, есть интернет, и в нем не только оперативники ищут репосты твитов, но и можно делиться опытом и телефонами адвокатов. Но нынешние репрессии уже достаточно бюрократизированы и механизированы, чтобы можно было спустить на места такие установки в любой момент. Задержания продолжаются — если в вашу дверь еще не стучали, то это не значит, что не постучат через неделю, две, три, месяц. И в этом смысле террор сегодня устроен точно так же, как описывал Солженицын логику террора 37-го года: смысл арестов людей случайных и ни за что — буквально за выход на улицу — в том, что во всем обществе они подавляют волю к сопротивлению, создают чувство обреченности и представление, что от системы убежать невозможно. Сталин и Путин эту логику понимают примерно одинаково — вне зависимости от того, у кого из них есть интернет, и вне зависимости от того, какой год стоит на дворе.
По решению Минюста России ФБК включен в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента
ФСБ России внесла международную секту «Аум Синрике» в список запрещенных террористических организаций
Фото: Давид Френкель / «Медиазона»