Россия и Китай — навсегда вместе. Правда ли, что Москва и Пекин заключили самый тесный военный союз из всех возможных?

Василий, здравствуйте!

Добрый вечер!

Насколько вообще для кого-то это могло стать откровением тоже? Потому что я про это ничего не знал раньше. Когда прочитал, то в этот момент узнал. Эти слова Путина стали откровением, слова о том, что до такой степени дошли военные отношения двух стран.

Первые отрывочные данные об интересе китайцев к сотрудничеству в сфере систем предупреждения о ракетном нападении появлялись раньше, но на данный момент мы имеем формальное признание этого сотрудничества на самом высоком уровне. Это, конечно, важный факт, это многое меняет. Видимо, это самое важное из всех заявлений президента на Валдайском форуме.

Что оно означает? Мы говорим о специфической вещи, о системе предупреждения о ракетном нападении, которая фиксирует пуски межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок и включает в себя два основных компонента. Первый компонент ― это большие радиолокационные станции, такие гигантские стационарные сооружения с дальностью обнаружения до шести тысяч километров удаленных целей. И второе ― это космический эшелон, это спутники с инфракрасными датчиками, которые фиксируют старт ракет.

На данный момент такие системы есть только у России и у США, причем Россия вложила очень значительные ресурсы в их обновление. Мы создали станции нового поколения и спутники нового поколения. Китай пытался создать такую систему в восьмидесятые, у него ничего не получилось, и они начали строить ее самостоятельно в начале десятых годов, было построено несколько больших стационарных радиолокационных станций, но, в общем-то, по признаниям китайцев, они не дотягивали до российского уровня и, видимо, не вполне их устраивали. Поэтому они были заинтересованы в этом сотрудничестве.

Что это значит с точки зрения возможного российско-китайского сдерживания? Тут мы находимся в несколько особой ситуации. Мы граничим друг с другом, и если представить себе ситуацию вооруженного конфликта между нами, то на первый план выходят такие системы, как ракеты средней дальности. Они есть у китайцев и скоро появятся у нас. Либо межконтинентальные ракеты, но пущенные по такой сниженной траектории, на неполную дальность, либо крылатые ракеты.

Тут друг против друга, может быть, эта система и не будет настолько нам нужна. Зато она позволяет радикально повысить устойчивость ядерных сил Китая перед лицом возможного конфликта с США. То есть для России это возможность очень серьезно осложнить жизнь Соединенным Штатам, еще и получив за это деньги.

Но при этом Россия все-таки обнажает, можно сказать, свой фланг, да?

Россия передает технологии, но тут есть еще одно важнейшее неизвестное. Более важной, чем передача технологий строительства СПРН, будет интеграция систем СПРН, то есть когда вы фиксируете ядерное нападение на вас, это дает вам предупреждения различной протяженности. Вы можете заранее получить двадцать, тридцать, сорок минут времени, чтобы либо приказать своим ракетам стартовать, либо попытаться выяснить, что происходит, либо хотя бы спрятать руководство в бункере, да, чтобы сохранить управление страной. Каждая минута на счету.

Что делают американцы? Американцы пытаются распределять элементы вот этой системы предупреждения по территориям своих союзников и интегрировать это в единую сеть. Если Россия и Китай решили обмениваться данными своих систем в режиме реального времени, то Китай получает доступ к данным российских радаров, расположенных в тысячах километров от китайских границ и смотрящих на север, откуда могут полететь американские межконтинентальные ракеты. Россия теоретически получает в этом случае доступ к данным китайских радаров, которые точно так же смотрят на юг и на юго-восток, где могут находиться американские атомные ракетные подводные лодки.

Таким образом, появляется нечто, отдаленно напоминающее вот эту американскую сеть. Мы не знаем, ― это, собственно, главное неизвестное, ― идет ли речь о системе обмена данными в реальном времени между двумя системами предупреждения. Это главный вопрос, и тут мы, конечно, движемся в этом случае к полной такой интеграции в военной сфере, но в то же время резко повышаем наши возможности в отношении Соединенных Штатов.

Я просто хочу уточнить. Понятно, что в технических деталях мы сейчас не разберемся, это ужасно интересно, но сложно вот для такого разговора. Но по смыслу. Я помню, как в 2010 году, кажется, была такая идея, Дмитрий Медведев ее изложил, американцы согласились. Идея о том, чтобы сделать систему совместной обороны, ПРО, да, в Европе. Там речь шла о том, как разделить на сектора. Из этого ничего не вышло тогда, я помню это прекрасно. А здесь что-то подобное, но вышло, получилось. По факту получается примерно так?

У нас другая природа отношений. Фактически да, это отношения, у нас нет договора о союзе, но с практической точки зрения, если мы обратим внимание на динамику военных контактов, если мы обратим внимание на количество совместных учений, уровень сотрудничества в военно-технической сфере, он, конечно, беспрецедентен и характерен, как правило, для стран, находящихся в военном союзе. То есть договора нет, а содержание…

То есть по факту речь идет о совершенно теснейшем союзе, который никак не ратифицирован, не парафирован, не подписан, не проходит через какие-то институты, через которые его было бы логично провести, потому что когда Медведев говорил про НАТО, то там всю бюрократическую процедуру, насколько я помню, старались соблюдать.

Нет, там есть один момент. Союз содержит юридическое обязательство прийти на помощь союзнику в случае войны, предпринять все меры, вплоть до применения силы. Этого у нас нет и, возможно, не будет. Мы не знаем, строго говоря, что произойдет, если Соединенные Штаты нападут на Китай.

Но у нас есть ратифицированный договор 2001 года, в котором была и есть статья №9, на которую тогда никто не обратил внимания, но она действует. Она гласит, что если одна из сторон договора подвергается агрессии, то обе стороны, то есть Россия и Китай, начинают консультации о совместных действиях по устранению источника этой угрозы.

То есть у нас по факту военный блок.

По факту да. И по факту, если говорить юридически, то он был с полным соблюдением всех процедур заключен и ратифицирован в 2001 году, просто на тот момент мир не придал этому никакого значения.

А теперь он наполнился уже практическим содержанием.

Да, а теперь вы можете теоретически, не заключая никаких новых соглашений, прийти к выводу, что, допустим, одна из сторон подвергается угрозе военной агрессии, провести консультации и согласовать совместные действия. После этого, допустим, можно обратиться к Совету Федерации. То есть определенная юридическая база, причем очень тщательно оформленная еще в начале двухтысячных годов, а подготовленная еще в период президентства Ельцина, у нас имеется для совместных военных действий.