«Новая Конституция — акт тотального нигилизма». Глеб Павловский о том, что транзит уже состоялся

Здравствуйте.

Здравствуйте. Учтите, я на половину ваших вопросов буду, как бы половину их буду с отвращением отметать. Так что начинайте.

Я к этому заранее готов. Но я начну с такого вопроса. Когда Путин выступил с посланием Федеральному собранию, мы это поняли в том духе, по крайней мере, я об этом поговорил неделю назад, в прошлом эфире, который собственно был посвящен разбору, так сказать, что началась атака на последний институт. Вот разрушались институты последовательно один за другим, и началась атака на последний институт, еще крепкий, институт президента. Но теперь в этих поправках мы видим, что этот институт скорее усиливается этими поправками, и власть президента следующего будет больше, чем власть президента нынешнего, если судить по тому, что внесено в Думу. И это какое-то противоречие.

Если говорить об институте президентства, то здесь как раз просто. В общем он получил тяжелую пробоину ниже ватерлинии в 2012 году, когда Путин вернулся.

Институт?

Да, институт. И после этого он только в общем деградировал. Это не значит, что деградировал Путин, упаси господи, хотя это действительно так. Но деградировал институт, перестал быть институтом, мы перестали его воспринимать как институт. И последние выборы 2018 года уже не были, как бы не работали на укрепление института, они явно были выборами Путина лично.

Я напомню, что на этих выборах Путин получил рекордный результат, и очень его потом предъявлял, этот результат, вот какое одобрение.

Но это ведь известна механика этого результата, это была создана, собрана небезынтересная всероссийская машина прихода на выборы. Были люди, сидели в корпорациях, на фабриках, на заводах, больше, между прочим, чем даже в Советском Союзе, реальная структура работы и размещения людей была превращена вся целиком в электоральную структуру по выбору Путина. Этого не было, до сих пор это было не нужно на самом деле в 2018 году, и отсюда эти цифры. Но это даже не интересно обсуждать, потому что эта система мобилизации была одноразовой, уже через две недели после этих триумфальных выборов, мы помним, что начались страшные катастрофы, начались «мусорные бунты», и все забыли просто о том, что они всего лишь месяц назад проголосовали за Владимира Владимировича, они все обратили к нему претензии.

Зато эти цифры остались как ориентир, в том числе, к этому будущему голосованию по Конституции, которое нас ждет.

Для аппарата, да. Но здесь, я думаю, что уж будет странно, если они так мало соберут на всенародном голосовании, которое состоит всего лишь, в отличие от выборов, от электоральной машины, которую очень трудно защитить от избирателей, по определению, то здесь это всенародное голосование, эксклюзивное, как сказала Памфилова.

Да-да, разовая акция.

А всенародным может быть любая группа таких эксклюзивных уникальных патриотов, она в принципе может дать вам всенародную картину, поэтому число их не важно. Оно будет, к нему можно дописать нолики, здесь даже фальсифицировать не надо.

Не очень понимаю. Явка-то нужна?

А вы ошибаетесь. Контроль предполагается только, возможен даже, теоретически ему мешают, но возможен только в выборах, в обычных выборах, федеральных, местных выборах и на референдуме, которого не будет. Почему-то все время говорят референдум, не будет референдума.

Нет, это мы уже поняли.

А всенародное голосование, не знаю, я бы его организовал так: собрали бы людей, скажем, в Крыму, чтобы не в такой мерзкой атмосфере, как в Москве, на крейсерах, и они бы выстроились бы вдоль борта, кричали и подбрасывали бы, эти самые, бескозырки. И вот вам прошло всенародное голосование, после чего вышел бы ВЦИОМ и сказал, что по телефонному опросу 99% проголосовало «за». Здесь не будет, не ждите здесь никакого правдоподобия, речь идет об акте символического участия, я бы сказал, такого мистического даже участия в неком действии, смысл которого не понятен, в данном случае, даже действующим. Потому что здесь же не Путин, они же не Путина выбирают, они выбирают детище этих самых пятидесяти филармонистов, волейболистов, я не помню, кто там был еще, литераторов.

Но они даже не успели поучаствовать, их даже не успели толком предъявить.

Не важно, но они подписались, теперь эти подписи уже не выскоблишь. Поэтому здесь все это даже не фальсификация, понимаете, это очень интересный такой театр. Театр, в котором можно участвовать с экстазом, зная, что ты врешь, вот просто непрерывно.

Но все-таки будут избирательные участки, будут урны, туда можно будет пойти.

Урны, вот урны будут точно. Все остальное я вам не обещаю. Конечно, эта система навеки зафиксирует комизм этой процедуры, независимо, повторяю, от комизма этих поправок. И проблемы с этими поправками это серьезные проблемы. И правительство, которое искусственно склеено, реформа, реорганизация правительства намечалась, но оно искусственно было склеено с этими делами.

Вот Медведев объяснил это тем, что мы не будем вам мешать, вы такие перемены затеяли во власти, мы должны подать в отставку. И это не имеет никакого смысла, это объяснение.

Да-да. К сожалению, Дмитрий Анатольевич упустил хороший момент, как и многие упустили, заявить это раньше. Если бы он это сделал в 2011 году, я думаю, это способствовало бы расчистке в политической атмосфере.

В 2011 году он, наоборот, как я понимаю, настоял на том, чтобы остаться.

Ну вот если бы он сказал, настоял на том, он мог тогда сказать, ребята, избиратели Российской Федерации, выбирайте между мной и Путиным. Выбрали бы Путина, но это была бы честная история сравнительно.

Мы разговариваем в очень условном наклонении, потому что даже если отмотать назад, в сентябрь 2011 года, очень трудно представить себе эту сцену.

Да-да. А так в каком-то смысле, в одном отношении аналог есть. Вот рыбалка августа 2011 года, она в принципе конгениальна всенародному голосованию 2020 года, это в принципе одно и то же.

С кем рыбачил Путин в 2011 году, мы понимаем, а с кем он рыбачит сейчас?

А мы не знаем, кто там был рыбой и кого они там ловили.

В этом и проблема. Что на самом деле, давайте перейдем к сути того, что предложено.

Перейдем к сути. Есть отдельно, давайте разделять мухи и котлеты. Правительство, скажем, муха, но она отдельно от вот этих конституционных поправок, которые упраздняют Конституцию просто, ту Конституцию, которая худо-бедно существовала. А это некая котлета, это разные вещи.

Так мы правительство сейчас не обсуждаем, мы обсуждаем Конституцию.

Мы не обсуждаем, да, мы обсуждаем Конституцию. Во-первых, мы уже сказали, что сама процедура, как бы вотирование этой Конституции, которую, замечу, никто ведь не требовал, изменение Конституции не было запросом, волей политической даже какой-либо сильной заметной группы общества на изменение Конституции.

Вячеслав Володин время от времени говорил, раз в полгода.

Ну, да, не было такой. Теперь изменения удивительные, потому что, как говорится, ведь многие ждали ужесточения режима, а мы увидели поразительное унижение режима. Это такой какой-то авторитаризм, который себя унизил чрезвычайно, который особенно унизил правительство, и показал, что он боится собственных институтов. Это вообще, по-моему, не знаю, есть ли такое, было ли такое в истории других тиранических режимов, потому что обычно авторитаризм, диктатура, хунта выступает с как бы уверенных позиций.

Мы, это наш народ правит. А мы воля народа.

Да, народ правит, а эти институты вот крепки, и не подходи близко. Тут же…
Советский режим так был устроен.

Ну, советский режим, не будем трогать старые тоталитарные дорогие многим сердцам воспоминания, но есть, в конце концов, очень много, Сальвадор, Чили, Центрально-Африканская республика времен Бокассы и так далее. Вопрос в другом. Смотрите, в этих поправках выступает ярко и очевидно глубочайшее недоверие главы государства к его собственным институтам его собственной системы. Теперь он превращается в «мистера вето», он может ветировать, остановить любое действие любой власти в стране.

Он, президент?

Он президент, а это его власти, он их сформировал. Все кадровое обновление идет только через президента, только через приемную №1.

До прокуроров региональных.

Всех, да. Но при этом каждое их действие, без исключения. И самое поразительное, чего не было, я вам гарантирую, ни в одной диктатуре, президент теперь может остановить даже номинальное вето собственного Федерального собрания, которое им сформировано и так далее, вето конституционное.

Запрос в Конституционный суд.

Запрос, через Конституционный суд. А Конституционный суд тоже обычно диктатуры не трогают, они назначают, формируют состав суда, и дальше это просто их состав, он работает на них, это часть их банды. Но в данном случае и эта банда тоже не вызывает доверия президента. Президент не доверяет ни одному управленцу в стране, это очень интересное обстоятельство. Оно не чисто психологическое, оно, я бы сказал, конституционное, теперь оно закреплено в Конституции. В центре государственности находится человек, который не верит, видит потенциальных изменников в каждом из людей, которых он же сам назначил. Это удивительное явление, и это, конечно, тяжелый финал человеческий, это печальный финал биографии политической и человеческой Владимира Путина.

Мы возвращаемся к тому, с чего я начал, к моему первому вопросу, то есть создается суперпрезидентская республика, в которой это даже не президент, а вот такой некий квазимонарх…

Ультрапрезидент.

Ультрапрезидент, да.

Его полномочиям позавидовал бы царь Николай I, потому что не было у того таких полномочий.

С которым Путина сейчас часто сравнивают.

Да, он как бы сложные судебные кейсы, он отправлял в свой Госсовет. Не тот, о котором говорят, а в свой, и они там как-то разбирались, решались, там секретарь Модест Корф, которому доверял (доверял!) Николай I. А своим Корфам Владимир Путин не доверяет. То есть здесь получается, с одной стороны, ультрапрезидентство, я назначаю каждого служащего в стране, более того, еще более ярко, я любого из них в любой момент могу уволить. Результат — появляется правительство, все обсуждают, какое оно, из каких замечательных людей состоит. Даже вы их хоть из одних Махатм Ганди сформируйте, премьер в этом якобы авторитарном государстве, я не считаю, что это авторитарная система, потому что она вступила в фазу саморазжижения, премьер не имеет права самостоятельно выбрать себе вице-премьеров, выбрать структуру правительства. Вот, предположим, он предложил президенту, президент принял, потом вечером позвонил, знаешь, старик, уходи, я передумал, ты не будешь премьером. Он имеет на это теперь конституционное право.

Да-да, это мы сегодня обсуждали, но что касается вице-премьеров, то…

А еще смешнее, что следующий премьер за этим, кстати, неизвестно, это тайна, откуда они вообще берутся, оставим это в стороне, следующий премьер вынужден принять структуру правительства, выбранную своим предшественником, и в ней работать. Это полное управленческое безумие.

Да-да, он такой менеджер в ресторане, директор ресторана, которого можно уволить и оставить персонал.

Да. Я думаю, что это даже не менеджер, это метрдотель.

Да-да, может быть, даже такой уровень.

Значит, он может быть замечательным управленцем, просто он никто. И вот это одна из самых интересных вещей. Все остальные авторитарные режимы обычно усиливали правительство свое, они как бы в центре выдвигали вперед, а могла быть хунта сзади, за спиной, но в центр они выдвигали правительство и давали ему очень широкие полномочия. А здесь наоборот, эта хунта, которая называется ультрапрезидентством, унижает собственное правительство, поэтому я говорю, это не ужесточение режима, а унижение режима. Зачем?

Да, вопрос. Главный вопрос, который у всех — это под кого? Что же это за президент такой?

Под кого, простите, это ложный вопрос, потому что, что значит — под кого? Неужели вы думаете, что Путин может предоставить этот объем полномочий, этот в общем какой-то термоядерный объем полномочий кому бы то ни было?

В это невозможно поверить.

Значит, просто дело не в личном отношении. Да, он может влюбиться и своей любимой отдать пост президента. Он может, он имеет полную возможность. Но при этом все равно, так сказать, он никуда не может деться из этой системы, вот тут самый интересный момент. Знаете, такой образ из времен, когда я еще странствовал по лесам и рубил леса, санитарные рубки леса называлось, я как-то столкнулся, огромная стрекоза, большая, я взял ее, она сидела на ветке, то есть как живая, я приблизился, взял ее, и увидел, что внутри нее бегает, суетится и не может вылезти сквозь ее жвалы маленький паучок. То есть, его туда инкорпорировали, он съел ее всю и застрял в ней. И погибал.

Фильм «Чужой» немножко.

В отличие от «Чужого», он в ней и погиб.

Не смог выйти, да.

Вот здесь такая ситуация у нас с президентом. Президент, последовательно наращивая свои полномочия перед мнимыми, в общем, как выяснилось теперь, угрозами, он лишил возможности управленческий класс и все уровни управления действовать эффективно. Они не могут управлять. Правительство не может управлять, губернатор не может управлять, они все, в разной степени, конечно, должны или думать о том, с чем они, скаким «сидором», с торбой они пойдут на посадку, как губернатор Коми или Улюкаев, или как изобразить действия, чтобы ничего не делать такого, за что их можно посадить. Страна парализована, эта страна.

Но это сейчас так.

Да, но это вот, мы пришли к этому моменту. У нас суверен десуверенизатор, понимаете, получился, он уничтожил любую возможность маневра для себя самого. Теперь такая интересная ситуация, он будет бегать по кругу между полупарализованными институтами и объяснять каждому из них, что он может и что он не может действовать. Он сам создал эту ситуацию, понимаете. Единственное, что решено, я думаю, это судьба ближнего круга. Он перейдет в Госсовет, получит статусы и кабинеты, и успокоится.

Это, собственно, государственная олигархия…

Да, придворные вот эти получат такую возможность мнимой достаточно, но легализации.

Так это они пролоббировали эту схему.

Я думаю, что, понимаете, там нет единого такого лоббирующего субъекта, но он должен был решить, это же решали с 2011 года, почти десять лет, что делать с этими людьми, которые безо всяких оснований находятся в Кремле, получают контракты, исполняют их известным способом, а при уходе президента они уйдут уже в нехорошем смысле слова, ведь это они не пустили, собственно говоря, Путина мирно, так сказать, отойти от дел. Теперь они связаны.

Он придумал, наверно, такую форму, Госсовет. Они будут ходить в ливреях, с позументами. Представляете, Ротенберги с позументами, Ковальчуки с позументами. У них будут аксельбанты, все они красавцы, все они поэты, все имеют по три Крымских моста, так сказать, заказов на будущее.

Это прекрасно, это все красивая картина, но непонятно, как эта система будет функционировать с точки зрения самого Путина сегодня. Я не понимаю, каким образом он… Мы все знаем, что нам дано, что Путин не может уйти без гарантии, что он должен сохранить контроль…

Смотрите, вы начали с первой ошибки. Ничто в этой стране, которую само население считает путинской Россией, Ельцин забыт полностью в этом отношении, ему ничего не угрожает. Горбачеву ничего не угрожает, которого очень не любит большинство населения.

Это не значит, что он не опасается.

Это все из разряда фиктивных страхов, которые, конечно, усиливаются. То, что его окружение пугает непрерывно, я начал видеть еще с конца нулевых. Уже тогда его запугивали, Сурков запугивал, другие запугивали его всякого рода угрозами, которые ему грозят, если не контролировать электоральный и другой процесс.

Собственно говоря, Путин меньше, я думаю, своего окружения виноват в том, что его совращали. Он совращенный президент. Но дело не в этом. Мы имеем дело с реальностью, а реальность такова: президент не управляет, не исполняет даже своих обязательств, при этом создает какой-то институт, Госсовет, которому переданы его полномочия.

Определение приоритетов внешней и внутренней политики.

Не шутка, основных направлений внешней и внутренней политики. На каком основании? Можно подклеить к Конституции листик и написать: «А там, кстати, у нас еще есть Госсовет».

Да, вот ребята.

Это, конечно, переворот. Это, безусловно, в чистом смысле слова измена государству, это государственная измена. Но сказать, кто стоит у истоков этой идеи… Я не знаю, это трудно понять.

Но еще интереснее, кто же этот президент. Владимир Путин еще сознательно усложняет картину для всех, потому что он все время задает сам себе вопрос, на который отвечает так, что все еще больше запутываются и не понимают, что происходит. Он говорит: «Нет, на третий срок»… Или какой там уже? Седьмой? Мы запутались. «На следующий не пойду, ухожу, не хотим как в восьмидесятых».

Да он, может, и уйдет. Внутри.

Наставники президенту следующему не нужны и так далее. Все это продолжает накапливаться, вот этот ворох слов.

Простите, так это ведь неважно, уйдет он или не уйдет. Смотрите, какой смысл был у этих бесконечных, всем надоевших на самом деле втайне рассуждений: когда же Путин уйдет, вот тогда мы начнем действовать политически? Да, мы сколько раз это слышали. Тогда все, значит… А чего вы ждете? Мы ждем, когда Путин уйдет. На чем это базировалось? На данной Конституции. Когда Путин уходит, в качестве переходного регламента начинает работать эта Конституция. Потом, может быть, ее переделают, созовут конституционную ассамблею, но пока у нас есть какая-то опора. Можно провести выборы по этой Конституции открытые.

А теперь уже нет, простите, эта Конституция перестает быть таким опорным документом. И у нас «мистер вето» одновременно является «мистером хунта». Это театральная хунта, понимаете? Комическая. Если бы хунту играли Трус, Балбес и кто там был? Бывалый, да. Трус, Балбес и Бывалый. Они прекрасно сыграли бы хунту, я думаю, особенно хунту Путина.

Реально Путин ничего не работает, он даже функции хунты не выполняет, вот в чем дело. Фактически предоставляет возможность действовать распыленным отрядам исполнительной власти. Раньше говорили о двуглавой исполнительной власти, есть президент, есть правительство.

Хотя по Конституции это не совсем так.

Да, это не совсем так, потому что по Конституции правительство возглавляет исполнительную власть. Теперь об этом даже смешно говорить. В итоге появится Госсовет, еще что-то, то есть появится некое сложное кольцо переотсылок друг к другу. Что это значит? А я вам скажу, что это значит. Это значит, что наверху исполнительной власти находится проходная комната у вас. Вы ждете, всё думаете: вот там я найду наконец, где принимаются решения.

Значит, это не суперпрезидентский вариант.

И вы попадаете в очень хитрый лабиринт, где рядом, за стенкой, сидит президент и хохочет.

Такую логику я понимаю, я понимаю такую задачу.

А я не понимаю этой логики, потому что речь идет о том, что он становится кем? Он кто здесь? Он здесь, в сущности, никто, но он должен следить очень внимательно, чтобы не возникла коалиция, допустим, из правительства и части Госсовета, из конституционных судей и части Федерального собрания. То есть он из арбитра позапрошлого десятилетия превращается в разрушителя коалиций. Все эти поправки направлены на разрушение коалиций.

Если вы спрашиваете, может ли Путин уйти, да, я кричу: «Да». Он нигилист, вот эти поправки к Конституции ― это акт тотального нигилизма государственного, антигосударственного в точном смысле слова. Ни один государственник не может согласиться с этим. Именно государственник, кстати, поэтому заметьте, как ошизели, даже больше, чем либералы, ошизели эти самые патриоты, так называемые государственники, потому что они не понимают, куда они попали вообще.

Они попали в игру, и эта игра обострилась. И теперь в игре будут только радикальные варианты. К сожалению, все центристские варианты какой-то позиции, сценарии устранены. Это, кстати, почувствовал первым Навальный и обострил, так сказать, игру.

Я как раз хотел спросить именно про эту точку зрения, что нынешнюю Конституцию, которая, напомним, рождалась в ходе противостояния президента и Съезда народных депутатов, которое превратилось фактически в гражданскую войну, в результате президент победил и Конституция несет в себе черты этой победы.

Да. Заметьте, очень интересно, кто-то, не помню, кажется, Кирилл Рогов, очень справедливо сказал, что, вообще-то говоря, главный аргумент ― то, что Путин избирался по этой Конституции и держал руку на этой Конституции, а не на другой. Поэтому он не может в нее подклеивать листики добавочные какие-то.

Это правильная мысль, но то же самое можно сказать Навальному. Если Навальный был так не согласен с ельцинской Конституцией, я-то в 1993 году против нее демонстрации устраивал, но это неважно. Если он так был не согласен, почему он не сказал пять или десять лет назад, что всё, что он делает, направлено на ниспровержение этой Конституции? Он же этого не говорил, он об этом вспомнил только теперь, так же как Путин вспомнил только теперь, что в Конституцию можно внести поправки.

Поэтому это некрасиво, но политически это понятно: Навальный почувствовал, что в игре будут только радикалы, и он начинает радикализовать свою позицию. Там у него есть смешные вообще места, он говорит, что теперь мы все должны только ненавидеть. У него там есть идея, что надо только ненавидеть, все, что не есть ненависть к режиму, является сотрудничеством с ним. Такая профессия, ненависть как профессия.

Придут другие радикалы другого типа, и это будет война радикалов. Здесь уже нет места конституционалистам, потому что самая мягкая позиция, которая здесь возможна теперь, после того, как это все будет, так сказать, принято, что давайте учреждать Россию заново.

Вы говорите так, что ожидаете кризиса на самом деле.

Кризиса?

Да.

Я ничего не ожидаю, мы в нем, мы в центре.

Мы в центре, но пока еще система функционирует, продолжает функционировать.

Так это уже вопрос, кто как устроился.

Да.

А она и будет функционировать.

Вопрос в том, как долго мы проживем по этим новым правилам и когда вообще начинать отсчет. Вот сейчас Дума проголосует, это произойдет буквально на днях, или все-таки с 2024 года?

Нет. Какая идея 2024 года? В чем состоит идея 2024 года?

Этой точки больше нет, да?

Этой точки больше нет. Повторяю, Путин как нигилист вполне может уйти 10 мая. 9 мая он объявит, что мы, товарищи, победили во Второй мировой войне, к которой ни один из нас, кроме ветеранов, не имеет отношения, включая его самого, а 10-го он вполне может уйти, оставить вот эту взломанную им ситуацию.

Это уже не играет роли и не имеет значения.

Да. Она даже более удобна в этом случае, поэтому он-то может, как такой партизанский отряд Дэн Сяопина, бродить по этим лесам, по схронам между Конституционным судом, Федеральным собранием и пудрить мозги. Вообще-то говоря, у нас есть работающий сектор экономики, который объединяет профицит со стагнацией. Кстати, полный аналог Испании XVII века: остановилась вся экономика, а золото из Латинской Америки все шло, шло, шло.

Да, есть такое сравнение, золото тогда и нефть сегодня.

Да, кстати, известно, чем закончилось. Во время гражданской войны в Испании товарищ Сталин предложил правительству защитить испанское золото, они передали весь золотой запас в Москву.

Этого я не знал.

А потом его… И всё. Франко просил, но кто ж Франко отдаст-то республиканское золото.

Перед этим сначала Испания проиграла битву за мировое господство Англии, как мы помним.

Да. Но у них был гигантский золотой запас, второй в мире, между прочим, в тридцатые годы второй в мире по величине золотой запас. И он растаял.

У нас действует это, правительство будет работать как такой вот частный стабилизатор или жироскоп, трудно сказать, в этой болтанке. Я думаю, пока есть деньги, оно может их тратить и вообще оно сформировано в значительной степени под идею тратить деньги, оно может… Иногда оно будет подкармливать плебс, иногда гладиаторов и тому подобные вещи.

Спасибо большое! Глеб Павловский, по сути, говорит, что транзит уже произошел, мы уже живем в этой новой реальности, которую нам объявили две недели назад. Теперь она на самом деле, по сути, уже наступила. Про 2024 год уже можно не думать.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.