Почему у оппозиции только после провала на выборах появился шанс

Фишман: Глеб Олегович, насколько эти господа убедительны и кто виноват, что такой провал?

Павловский: Потому что мы слышим, видно, что обсуждение, на самом деле, еще не началось, оно впереди, потому что это, в конце концов, понятные стоны раздавленного. Смотрите, ни с кем нельзя согласиться. Навальный говорит: «25% демократического электората, вы его не взяли», но, простите, если он демократический, он разный. И Дмитрий Каменщик, например, и нищая учительница — они не могут иметь одинаковых интересов. В чем проблема? Существует ли связь, коммуникация между лидерами и демократическим электоратом или они строят односторонние вещания так же, как Путин строит? Только, увы, Путин имеет более мощные каналы и он более мощный, притягательный лидер. Проблема, смотрите, в чем...

Фишман: Это что надо делать: ходить по домам, по улицам?

Павловский: Смотрите, жалуются, что там не объединились, а у демократического избирателя была возможность повлиять на выбор лидера? Нет, ему не дали такой возможности, ему предложили, у него не было возможности сказать: нас не устраивает.

Фишман: Там проводили праймериз, ПАРНАС проводил.

Павловский: Не было, не было. Демократический избиратель, оценив то, что перед ним, ушел просто, так же, как ушел, в другом количестве, конечно…

Фишман: А если то есть перед ним могло бы быть нечто, что бы его мобилизовало, и он бы пошел голосовать?

Павловский: Он не услышал ничего о своих интересах. Он услышал о ценностях, о которых не спорят.

Фишман: А это было возможно? Было возможно построить такой разговор?

Павловский: Да, но таким образом могут быть одинаковые интересы у бюджетников, предпринимателей, каких-то фермеров, допустим, они есть, и просто лиц свободной профессии вроде меня. Разные интересы, разные предложения должны быть, они были? Их не было — вот в чем дело. И я думаю, надо анализировать это, надо дать возможность, в частности, участвовать в этих дебатах демократическому избирателю, потому что он и сегодня даже не имеет голоса в этих дебатах.

Фишман: Я просто не понимаю, как это технически работает в той системе, в которой мы находимся. Потому что те избиратели, о которых идет речь, если они объединены чем-то, то желанием хоть как-то себя показать, что еще можно сделать в текущей обстановке, хоть чтобы какой-то голос был, чтобы не было буквально консолидированных голосований большинства и оппозиции в Думе, как это сейчас происходит и будет происходить дальше, чтобы кто-то голосовал против по ключевым вопросам.

Павловский: Нет, если повестка такова, то эта повестка звезд эстрады 70-х годов, они еще раз хотят попасть хотя бы в последний тур. Нет, это не пройдет, надо забыть просто, отодвинуть прежнюю повестку и посмотреть, действительно, из кого состоит страна. Эти самые меньшинства, притом, действительно, у них тоже в голове миф большинства, они действительно верят, что существует это на самом деле никем не считанное какое-то большинство, в котором они могут претендовать на маленький-маленький кусок. Это чепуха. Существуют группы с сильными интересами, они не попытались понять, что это за группы и им что-то предложить, потому что я уверен, они нашли бы своих в каждой, в каждой из социальных групп страны. Потому что сегодня у людей начинается страх уже перед будущим, они начинают понимать, что у них ничего, кроме Путина, никакого ответа на будущее нет, а Путина уже немножко недостаточно в качестве ответа. Я думаю, что теперь, именно теперь после поражения, которое очень хороший учитель, лучше, чем победа мнимая, после поражения можно начать серьезные общенациональные дебаты. Коммуникационных инструментов для этого сегодня, простите, значительно больше, чем у нас было в 70-х годах в Советском союзе.