Немцов. Начало. Как молодой физик стал губернатором и любимцем Бориса Ельцина

Город Горький второй половины 70‑х годов — апогей брежневского застоя, серые унылые будни советского социализма. Это закрытый от иностранцев город, который представляет собой, по сути, огромный военный секретный завод, а внутри небольшая резервация для научной интеллигенции — рассадники вольнодумства, несколько научных институтов, в том числе два радиотехнических. Потому что город Горький — родина советской радиофизики. А что, если вы оканчиваете школу в этом городе, вам 16 лет, и вы даже не комсомолец, а в вашей выпускной характеристике написано «политически неустойчив». Кто вы? Политический активист — хотя в 70‑х нельзя было быть политическим активистом? Антикоммунист и борец с режимом? Начинающий диссидент? Самое удивительное, что Борис Немцов в юности был ни тем, ни другим, ни третьим. Более того, он не очень‑то интересовался политикой. Уже потом, весной 1990 года Немцов объяснит в одном из интервью: «Я не коммунист по убеждениям. Но антикоммунист — это уж слишком свирепо и предполагает активное противодействие».

Действительно, ни в школе, ни в студенческие годы, ни даже позже, когда Немцов уже был кандидатом физмат наук и старшим научным сотрудником Научно‑исследовательского радиофизического института города Горького, он не видел себя и не считал себя политическим активистом. Его гораздо больше интересовали наука, спорт и, конечно, девушки. Ту свою школьную характеристику, «неустойчив», он получил вовсе не за активную политическую позицию, не за продвижение антикоммунистической идеологии в школьные массы, а за отсутствие самоцензуры, за свободу, за то, что говорил то, что думал. Просто такой у него был характер: самоуверенный, очень раскованный, очень свободный внутренне человек, не умеющий держать почтительную интонацию, причем настолько, что иногда это граничило с наглостью, если не сказать с хамством. Это верно и в школе, и в институте, и в политике. Будет даже верным сказать, что эта черта характера стоила ему жизни.

Физик и тогда коллега Немцова Маргарита Рютова вспомнила, как 26‑летний Немцов возражал Исааку Халатникову, преподавателю Физтеха и основателю Института теоретической физики им. Ландау в Черноголовке, на научной конференции в Сочи в 1986 году: 

«Плавно текущий доклад спокойно переплетался с вопросами, на которые Халат отвечал четко и вежливо, пока в игру не вступил Немцов:

— Исаак Маркович, вы хоть понимаете, что вы там пишете?

Халатников, очень вежливо:

— Да, Боря, это компоненты пятимерного метрического тензора.

— Небось, когда пользуешься пятимерным пространством, думать надо».

К этой конференции в Сочи Немцова привлек опекавший его знаменитый ученый академик, впоследствии лауреат Нобелевской премии, академик Виталий Гинзбург. И он же свел талантливого молодого специалиста по радиволнам и физике плазмы Бориса Немцова с академиком Сахаровым.

Встреча дома на кухне у Сахарова в Москве в октябре 1988 года имела большое значение для карьеры Немцова. Но стоит вспомнить, что такое 1988 год: это гласность, это начало расцвета перестройки, это 19-я партконференция, где впервые начинается политическая дискуссия и где впервые заявляет о себе как о политике опальный замглавы Госстроя Борис Ельцин. По всей стране, как грибы после дождя, растут неформальные политические кружки — от демократических до монархических — появляется даже первая настоящая партия «Демократический Союз» с участием Валерии Новодворской и Владимира Жириновского. Заявляют о себе активисты самого разного толка: экологи, борцы за культурное наследие, градозащитники. Люди выходят на улицу: идут первые пикеты, первые митинги, возникает первая открытая фронда. И это, кстати, становится заметно во время первомайских демонстраций. В городе Горький активисты выходят на улицу, протестуя против строительства открытым способом метро в центре города и на площади Горького: чтобы власти не разрушали площадь и сквер. Там на площади вырастают палатки, которые теперь в России являются символом майдана, а одновременно в городе все громче звучат голоса за ядерную безопасность, потому что тогда же, в начале 1988 года, в Горьком возобновляется строительство заброшенной после Чернобыля атомной котельной.

Маму Немцова Дину Яковлевну очень волнует эта тема. И она идет на эту же площадь Горького со своим антиядерным плакатом.

Раиса Немцова, бывшая жена Бориса Немцова: Мама — педиатр, она была страшно против. Тем более после чернобыльской аварии, она была вне себя от этого. И она первой вышла на улицу. Она села где-то на площади Свободы или Горького и стала собирать подписи.

Ну а сын, во‑первых, просто не может оставить там свою мать одну, а во‑вторых, поддавшись ее уговорам, пишет статью в газету «Горьковский рабочий» под названием «Почему я против атомной станции». Я — это ученый‑физик Борис Немцов. Антиядерное движение прочитало статью и воскликнуло: «О! Теперь же у нас есть физик!»

Раиса Немцова, бывшая жена Бориса Немцова: Потом началось это время митинговое, митинговали против всего. И, естественно, Боря в этом участвовал — во всех митингах против атомной станции, против чего-то еще. Я редко ходила на эти митинги, мне было не до этого, мне нужно было готовить и кормить толпу людей, которые приходили после этого домой.

Немцова начинают звать на митинги, на дискуссии, на экспертные собрания. Так он становится городской знаменитостью, хотя по‑прежнему не думает о том, чтобы делать политическую карьеру. Он ученый, а не политик.

Борис Немцов в своей книге «Исповедь бунтаря»: К этом времени я уже защитил кандидатскую и начал писать докторскую и даже не помышлял о какой-то общественной карьере. Но меня стали включать во всякие экологические проекты, приглашать на собрания, акции. В конце концов, я просто не мог оставить маму на площади в одиночестве. Так и втянулся.

И вот на этой волне в октябре 1988 года Немцов попадает к Сахарову — и тот соглашается с его доводами против строительства атомной станции: человеческий фактор — это риск, наземные ядерные реакторы надо запретить. И вот как завершается это интервью молодого физика с уже непререкаемым моральным авторитетом и одним из самых известных людей на планете: 

Борис Немцов: Несмотря на то, что многие горьковчане против АСТ, ее строительство продолжается.

Академик Андрей Сахаров: Надеюсь, что вам удастся переломить ход событий. Я целиком на вашей стороне.

С этой минуты Немцов не просто талантливый ученый, агитирующий против мирного атома —  за его спиной стоит академик Сахаров. Но и в этот момент Немцов и не думает бросать науку. Он живет своей привычной жизнью. Но его друзья‑активисты, те, которые уже всерьез увлеклись политикой, уговаривают его выдвинуться в депутаты на первый съезд народных депутатов СССР. С их точки зрения, Немцов — идеальный кандидат: известный, успешный, талантливый, адекватный, коммуникабельный, любимец женщин, ученый. Лучше и не найти.

Предвыборная кампания начинается зимой 1989 года, сам Съезд намечен на конец мая, и все прекрасно понимают, что шансов у Немцова нет. Это 1989 год: перестройка в самом разгаре, но первые выборы проходят под контролем КПСС. Инструмент контроля — так называемые окружные собрания, которые либо регистрируют вас кандидатом, либо нет: что‑то вроде муниципального фильтра сегодня. Преодолеть этот фильтр у Немцова шансы, наверное, больше, чем сегодня у Ильи Яшина, но все равно мизерные. Зато пошуметь можно. Ради этого вся затея. 

Виктор Лысов, политолог: Тогда Немцов молодой, красивый, кудрявый. Выступал с либеральной программой, говорил о частной собственности, говорил о многопартийности. Все эти вещи звучали очень резко, необычно, и все это вместе с его видом молодого и кудрявого без пиджака и в свитере — как оказалось потом, это была его единственная одежда — хорошо и просто излагающего эти мысли, действительно было очень необычно.

Конечно, Немцова заворачивают. В начале 1989 года еще существуют и даже чувствуют свою силу (хотя и уже обманываются на этот счет) отделы КГБ в институтах, еще вызывают на ковер в партком. Конечно, юный беспартийный кудрявый кандидат в свитере, рассуждающий о частной собственности, да еще и с температурой, и все это на фоне взрослых солидных мужчин в пиджаках и с прическами — это вызов системе. Но тогда время движется с такой скоростью, что то, что еще вчера казалось невозможным, становится нормой на следующий день. Меньше чем через год та же сцена уже в порядке вещей. 

Плотину окончательно прорывает первый Съезд народных депутатов СССР. Агрессивно‑послушное большинство, появляется первая полноценная демократическая сила, так называемая Межрегиональная депутатская группа, и, конечно же, Андрей Сахаров. Его «захлопывает» то самое агрессивно‑послушное большинство, ему Горбачев отключает микрофон, но он все равно произносит свои исторические слова: «мой мандат выше мандата этого съезда».

И рядом с Сахаровым во главе оппозиции встает еще недавно кандидат в члены Политбюро, а теперь после триумфальной весенней победы на выборах в Москве народный герой Борис Ельцин. 30‑летний Немцов впервые увидит его своими глазами через полгода на похоронах Сахарова 18 декабря 1989 года. Они конечно еще не знакомы, зато в это время друзья Немцова уже уговаривают его идти в марте 1990 года на выборы теперь уже в народные депутаты РСФСР. Немцов сначала отказывается. Во‑первых, он по‑прежнему занимается наукой. Во‑вторых, это выборы немного второго сорта — политическая жизнь кипит на союзном съезде, на союзном уровне, там все звезды политики: Сахаров, Афанасьев, Попов, Собчак. Но Немцов быстро соглашается — и вот это уже первая полноценная предвыборная кампания в его жизни.

На предвыборном митинге в Горьком в феврале 1990 года Немцову дают слово одним из самых первых, потому что он уже давно известен в городе. Тогда он предлагает передать здание школы КГБ военным из Афганистана и другим инвалидам, которые пострадали за время «застоя». Кроме этого, Немцов предлагал передать общежитие партшколы малообеспеченным и перепрофилировать ту самую атомную станцию под онкологический центр. Никаких абстрактных демократических лозунгов — абсолютно конкретные вещи. Буквально через одного слово на митинге взял секретарь местного обкома комсомола 28‑летний Сергей Кириенко: он тоже идет на выборы, но в депутаты областного совета, от того же предвыборного блока, что и Немцов — «Кандидаты за демократию». У Кириенко замах пошире: он сравнил современную на то время Россию с Германией 1932-го года из-за неспособности центральной власти управлять государством и подъема демократических сил.

Выборы 90‑го года — это самые свободные выборы, возможно, за всю историю страны. Никаких окружных собраний и прочих фильтров. Полноценная избирательная кампания, трамплин в политику. Да, агитировать в цехах на заводах Немцова не пускают, но можно стоять и агитировать у проходных. КГБ все еще пытается вмешиваться, но уже способен только на мелкие провокации: например, написать в подворотне «Немцов — еврей». Конечно, Немцов уверенно побеждает. Именно на этих выборах он произносит на теледебатах свое знаменитое: «Я не буду врать».

Нина Зверева, журналист и помощник Бориса Немцова в 1991-1997 годах: Когда был этот первый эфир большой, тогда было дано законом две минуты, а их 13 человек. Прямой эфир — и вдруг он говорит через паузу: «Вы знаете, тут столько людей столько всего обещают, достойных людей все на свете обещают. А я ничего не собираюсь обещать, кроме одного: я не буду врать».

Предвыборный блок «Кандидаты за демократию» выступает за частную собственность, за разделение властей, за равноправие политических партий — то есть против диктата КПСС — и два главных лозунга, сегодня уже не очень понятные, но очень актуальные 30 лет назад: за суверенитет России и за власть — советам. Советы — это новые храмы демократии, а суверенитет России — это не запрет на отчуждение территорий, боеголовки, цензура и репрессии, как сегодня, а нечто прямо противоположное: мечта о новой стране и новой жизни, главная движущая сила всей российской политики, и наземным воплощением этой мечты становится Борис Ельцин.

Ельцин и Немцов знакомятся 14 апреля 1990 года перед Съездом, на встрече Ельцина с только что избранными депутатами‑демократами. Суверенитет — это свобода, а свобода — их главный лозунг. Ельцин и Немцов сходятся быстро. «Сходятся» —  не то слово. Вернее сказать, Ельцин сразу замечает и выделяет Немцова. Понятно, почему. Во‑первых, его нельзя не заметить: высокий, громкий, активный, общительный. Во‑вторых, Ельцину нравится, как Немцов формулирует свои мысли: просто, четко, доступно, понятно. В‑третьих, потому что Немцов не заискивает: это его основное свойство — не заискивать и говорить, как есть. Во многом по этой же причине чуть позже Ельцин остановит свой выбор на Егоре Гайдаре. Но пока Гайдар просто экономист в институте. А депутат Верховного совета Борис Немцов уже участвует в разработке земельной реформы как части программы «500 дней»: то есть в первой попытке запустить реформы в России еще совместными силами Горбачева и Ельцина, которого только что избрали председателем Верховного совета, а значит главой России. Попытка эта закончится неудачей: на Горбачева давит партхозэлита и он не готов доверить молодым неизвестным ученым во главе с Григорием Явлинским даже разваливающуюся на глазах экономику. 

Весной 1991‑го депутат Верховного совета России Борис Немцов становится доверенным лицом Бориса Ельцина, когда тот идет на выборы президента — Немцов агитирует за него у себя в области. Удивительно, что даже в это время Немцов еще не переходит окончательно из науки в политику: у него по‑прежнему есть студенты, он все еще размышляет над продолжением научной карьеры. Он не лукавит, когда говорит, что интеллигенция в политике — это временно. Он сам в этот момент в это верит точно. Но еще он верит в демократию, верит в Россию, и, конечно же, верит в Бориса Ельцина.

Борис Немцов в одном из интервью: Как только он слышит предложения со стороны своих знакомых и друзей, он сразу покрывается краской. У него аллергическая реакция на диктатуру. Обратная совсем у него реакция, он не терпит этого. Кстати, иногда надо ударить по столу. А он говорит: нет, я так делал, когда был в Свердловске. Ударять не буду. Из него диктатор не получится, это я могу точно сказать, в этом вы не сомневайтесь.

Действительно, летом 1991 года в истории России впервые появился избранный народом лидер. Это был невероятно значительный и очень символический исторический момент. Вообще, 1991 год оказался богат на такие сцены. В этот момент, до путча, российское общество практически едино в том, чего оно хочет: реформ и свободы. Разумеется, вместе с Ельциным. И все это будет, если убрать Горбачева и КПСС.  

Но уже через полтора месяца в Советском Союзе происходит государственный переворот: Горбачев изолирован в Форосе, власть берет в свои руки ГКЧП, и фактор случайности тоже играет положенную ему роль в истории. Немцов случайно оказался в Москве: он приехал с женой накануне, 18 августа. Они в Москве проездом из Нижнего Новгорода — а он уже Нижний Новгород, а не Горький — в Сочи. Их разбудил телефонный звонок, звонила помощница: «Включайте телевизор, там Лебединое озеро». И вот следующие три дня Немцов провел в здании Верховного совета вместе с Ельциным и другими депутатами, пока москвичи строили вокруг них баррикады. Что было дальше — все знают, но важно, что эти три дня обороны Белого дома сыграли укрепили связь между Ельциным и Немцовым: они регулярно виделись внутри, вместе переживали одну эмоцию, вместе стояли на балконе после триумфальной победы, и в тот момент Ельцин увидел в Немцове такого же, как он сам, защитника демократии. И Немцов попал в первый же указ о назначении полномочных представителей президента на местах. 

Тем временем в Нижегородской области безвластие — прежняя власть поддержала ГКЧП и уже сметена, — и область готовится к намеченным на конец осени выборам губернатора. Областной совет, единственный источник власти, нижегородский храм демократии, рекомендует Кремлю — новой российской власти, Ельцину — чтобы Кремль на этих выборах поддержал одного из двух кандидатов в губернаторы: демократа директора радиозавода Петяшина или коммуниста Ивана Склярова. Кремль соглашается на Петяшина, но тут выясняется, что выборов не будет: новая власть их отменяет, потому что в приоритете теперь не выборы, а реформы. И вот тогда, осенью 1991 года, Немцов делает принципиальный жизненный выбор — он идет к Ельцину и предлагает в губернаторы самого себя. Он очень популярен в городе, и нижегородцы эту идею поддерживают. Областной совет соглашается довольно быстро. 

Все обошлось. И 30 ноября Ельцин утверждает Немцова главой администрации Нижегородской области. В политическом смысле он креатура непосредственно президента России. Не было между ними никогда никаких посредников. Конечно, для Ельцина это риск. Как Немцов сам вспоминал потом слова Ельцина: «Даю тебе три месяца, не справишься — сниму». Он переезжает на пятый этаж абсолютно пустого здания обкома КПСС в кабинет председателя и начинает думать, что делать дальше, а в одном из интервью отвечает на вопрос, зачем ему, «физику, подающему большие надежды», нужна политическая карьера.

Борис Немцов в одном из интервью: Как-то вопрос странно сформулирован, потому что сейчас про меня сложно сказать, что я физик, подающий большие надежды. Об этом можно было говорить лет семь назад. А политик — это вам судить, большие надежды или не большие. <…> У меня много, наверное, человеческих слабостей. Сейчас для успешной работы мне, наверное, не хватает твердости. Когда мне надо кого-то наказать, мне все время жалко человека. От этого может, кстати, страдать дело. Хотя, с другой стороны, я не считаю, что полностью превращение в робота и машину безжалостную — это качество, которое должно быть у политика. Политик — это все-таки еще и человек. Может быть, на первом месте.

Александра Астахова / Ведомости

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.