Михалков и Минкульт запрещают Голливуд в России, а Кремль пишет свои сценарии

Михаил Фишман: Министерство культуры не выдало — как минимум, пока не выдало — прокатное удостоверение фильму «Хантер Киллер» с Джерардом Батлером и Гэри Олдманом в главных ролях. Сюжет фильма заключается в том, что в России произошел государственный переворот и президента России захватывают в плен коварные силовики во главе с министром обороны. На помощь, как водится, спешат американские морские котики.

На всякий случай: президент Захарин совсем не похож на Путина. Скорее, он такая более молодая версия Горбачева — а кто меньше похож на Горбачева, чем Путин? Да и сам сюжет взят как будто примерно из 70-х годов. Таких министров обороны делают обычно для фильмов про Бонда — классический злодей, — и это точно не Сергей Шойгу, который вообще не адмирал, — да и где вы вообще видели в России министров обороны-адмиралов — а до армии работал сначала спасателем, а потом личным агентом Владимира Путина по внутреннему туризму. И с тех пор, так исторически сложилось, отвечает за голый торс Путина, в прямом и переносном смысле. В общем, на злодея никак не тянет.

Ну, а тот факт, что президент Америки в фильме — женщина, потому что фильм стали снимать еще до президентских выборов, и вовсе переводит его в разряд фантастики. Мы то знаем, кто в Америке президент.

Логично предположить, что фильм про 300 спартанцев в Баренцевом море не пустили в прокат, чтобы не давать лишних аллюзий и не наводить на мысли — нельзя рисовать картину, как президент России попадает в такой переплет. То есть за правдоподобие. Тем более что есть косвенные доказательства: в Кремле часто принимают фейк за чистую монету и даже демонстрируют зарубежным гостям.

В принципе, логично. Политическая и общественная жизнь в России — это тоже такое кино, для которого сценарий в ежедневном режиме пишут прямо в Кремле: наполняют эту жизнь придуманными новостями, несуществующими проблемами, вымышленными угрозами. А затем эта жизнь развивается по своим законом — превращается в постмодернистскую виртуальную реальность вроде компьютерной игры на айфоне: сами придумывают, сами потом смотрят и сами же себе верят. Как если бы папа Карло иногда обжигал руки, помешивая угли в нарисованном очаге. В таком контексте любое кино сойдет за документальное.

Но это было бы слишком просто. На самом деле цензура в России работает по другим правилам. Прокатные удостоверения не выдают не из-за страха переворотов и революций. Помните, вдруг едва не отложили прокат фильма про медвежонка Паддингтона? Сначала решили не пустить, потом после окрика сверху все-таки передумали.

А дело было в том, что выпущенный студией Никиты Михалкова блокбастер «Движение вверх» шел на рекорд по сборам — и как это иногда случается в том числе и в баскетболе, судьи пришли на помощь талантливым ребятам. Просто тренер этой команды, Никита Михалков, очень хорошо знаком с судьями и очень влиятельный в киноиндустрии человек. И также, как мы видим, осведомленный. Он и рассказал, как все было.

Никита Михалков: Важно то, что Министерство культуры хотело протекционистски помочь отечественному фильму, который на сегодняшний день уже собрал почти три миллиарда рублей. Значит, он востребован зрителем. И для этого Министерство культуры пригласило владельцев фильма о медвежонке, компанию «Вольга», предложив им перенести свой релиз на первое февраля.

Михаил Фишман: Михалков еще объяснял, что министр культуры Мединский на словах договорился с прокатчиком, компанией «Вольга», что та перенесет премьеру«Паддингтона», а та не перенесла, и так не делают, вот Мединский и вскипел, — но проверить, так это или нет, в любом случае невозможно. Зато главная мысль Михалкова понятна: на этом рынке у патриотического кино должно быть привилегированное положение. А что люди уже купили билеты, и вообще кинопрокат — это бизнес, в том числе и его собственный, — это для его логики несущественная деталь.

И мало кто удивился, когда того же прокатчика наказали во второй раз — вообще не пустили в прокат фильм «Смерть Сталина» уже по цензурным соображениям, — потому что он оскорбляет Россию и ее великую историю, а это то ли незаконно, то ли безнравственно, а что именно в точности, разобраться не удалось. Министр культуры Мединский тогда так и сказал: у нас цензуры нет, но все-таки есть.

Владимир Мединский: У нас нет цензуры. Мы не боимся критических и нелицеприятных оценок нашей истории. В этом деле мы сами фору дадим кому угодно. Более того, требовательность, даже категоричность в самооценке — традиция нашей культуры. Но есть нравственная граница между критическим анализом истории и глумлением над ней.

Михаил Фишман: В общем, цензура — это как мед в горшочке у Винни-Пуха. Если он есть, то его сразу нет. Только наоборот. Таков сегодня контекст вокруг скандала с фильмом Алексея Красовского «Праздник», которого тоже нет — не готов еще, никто его не видел, — но для цензоров это, понятно, знакомый случай. Сюжет фильма«Праздник» развивается в блокадном Ленинграде, и не мне вам тут на Дожде рассказывать, насколько чувствительная, важная и удобная эта тема. Я напомню: важная и удобная настолько, что ее цинично использовали как предлог для того, чтобы по совершенно другим причинам отключить от кабельных сетей телеканал Дождь.

«Праздник» — это комедия. Речь в ней идет о привилегиях: в очень голодное время одни герои питаются лучше других и при этом стремятся это скрыть. Судя по словам самого режиссера, в месте действия узнается блокадный Ленинград, хотя это не говорится впрямую.

Алексей Красовский: Это история о том, как привилегированная семья, живущая на особом положении, встречает новый 1942 год. На праздник к ученому, его жене и двум взрослым детям приходят два посторонних человека. И начинается… извините, комедия. Потому что сначала хозяевам приходится скрывать свое благосостояние, а потом заключить с гостями некое соглашение.

Михаил Фишман: И тут, как по щелчку, начинается истерика, а истерики такого рода в России начинаются исключительно по щелчку. Секретарь «Единой России» Андрей Турчак просит министра культуры «ни при каких обстоятельствах» не пускать фильм в прокат, потому что есть темы, над которыми шутить нельзя. Вот вам опять пример мерцающей российской цензуры, которая умеет выдавать себя за то, чем не является.

Потому что про что на деле так переживает Турчак: про тему блокады или про тему привилегий, которую, конечно, остро чувствуешь кожей, если работаешь высокопоставленным функционером «Единой России». Что именно беспокоит Турчака, лучше спрашивать у тех самых кремлевских сценаристов и режиссеров той самой виртуальной реальности, которая как положено не имеет отношения к настоящей повестке дня. И вот уже здравствуйте давайте поприветствуем на сцене телеведущего Дмитрия Киселева с тем же шикарным тезисом: цензуры нет, но цензура есть:

Дмитрий Киселев, из эфира «России 1»: Придуманная комедия для того контекста искажает пропорции восприятия блокады. Это попытка сделать главным — второстепенное, подраспустить, подразобрать, измельчить и обесценить огромный массовый подвиг. а это уже действительно запрещенный прием. Цензура? Нет. Запрет? Да.

Михаил Фишман: Киселев перечисляет культурные табу, внутренние запреты в здоровых обществах на вольное обращение к тем или иным трагическим сюжетам национальной истории. В Америке не выпустили бы на экраны комедию про Перл Харбор, в Японии про Нагасаки и Хиросиму, в Армении про геноцид. Невозможно представить себе, продолжает Киселев, в Израиле комедию про Холокост.

Дмитрий Киселев, из эфира «России 1»: В Израиле режиссер Красовский не смог бы даже и заикнуться о комедии про те или иные страницы Холокоста.

Михаил Фишман: Поздравляю вас гражданин соврамши, как говорили у Булгакова. Не только итальянская комедия про Холокост, лауреат Каннского фестиваля «Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи вышла в прокат в Израиле. На кинофестивале в Иерусалиме фильм встретили овацией, а сам Бениньи получил специальный приз из рук мэра Иерусалима Эхуда Ольмерта.

Другой пример от Дмитрия Киселева: сталинская депортация чеченцев и ингушей в 1994 году.

Дмитрий Киселев, из эфира «России 1»: Невозможна у нас, скажем, комедия про делати операции «Чечевица» — март-февраль 44-го, массовая депортация чеченцев и ингушей в Киргизию.

Михаил Фишман: Опять возражу. Не только не невозможна — это и происходит. Прославление Сталина, который не только депортировал чеченцев и ингушей, но и расстрелял 700 000 человек в 37−38 годах, а всего уничтожил несколько миллионов, сегодня наоборот поощряется и происходит повсеместно. Невозможно ровно противоположное.

Тут у нас небольшая путаница. Ведь что говорит Киселев: евреи не допустят комедии про уничтожение евреев, а не про Гитлера. В фильме про блокаду нельзя смеяться над жертвами фашистов — надо прославлять их мужество. Нельзя смеяться над тем, что священно. Но в сегодняшней России священны не страдания чеченцев и ингушей 1944 году, а образ того, кто их мучил — образ Сталиным. Вот чей героический профиль должен охранять внутренний цензор. Никита Михалков объясняет, почему:

Никита Михалков: А знаете ли вы, что по опросу «Левада-центра» на вопрос «Как вы считаете, какую роль сыграл Иосиф Сталин в жизни нашей страны» 23% ответили «целиком положительную» и 62% — «скорее положительную». То есть это 85% опрошенных скорее положительно оценили роль Сталина. Они что, за репрессии? Они за ГУЛАГ, за соловки, за расстрелы? Нет! Они за страну, которая поднялась из руин, которая выжила в страшной войне.

Михаил Фишман: Цифры на самом деле неверные, но это сейчас неважно, а важно, что сталинизм безусловно существует — в частности потому что он поощряется сверху. И именно поэтому не вышел в прокат фильм «Смерть Сталина». То есть формально поэтому, а на самом деле для того, чтобы Минкульт все-таки смог почувствовать свою силу после испытанного им унижения, когда его заставили вернуть на экраны несчастного медвежонка Паддингтона. Точно так же как полемика вокруг еще не вышедшего фильма Алексея Красовского нужна для чего-то еще. В любой непонятной ситуации пускай в дело нравственный закон внутри нас, учат правила этого придуманного виртуального мира, в который его режиссеры иногда верят так же как в настоящий.

Министерство культуры уже объяснило задержку с выдачей прокатного удостоверения фильму «Хантер Киллер» тем, что прокатчик сдал в Госфильмофонд, как это положено процедурой, копию ненадлежащего качества. Ну, может быть. Зато одновременно — это наверное совпадение — в прокат выходит романтическая патриотическая и производственная комедия «Крымский мост» Тиграна Кеосаяна и Маргариты Симоньян. В ней обычная человеческая любовь побеждает на фоне социалистического соревнования между двумя бригадами — кто надежнее и быстрее построит Крымский мост, соединяющий не только Россию с отобранной у Украины территорией, но и человеческие сердца. Я честно признаюсь. Я этот фильм не видел. Но вот как описывает одну из сюжетных линий в своей рецензии критик Антон Долин:

Антон Долин, из статьи на сайте Meduza: Татарин Дамир еще в детстве говорит о собственной семье: «Выслали — значит, так надо было», а в зрелые годы постоянно поминает добрым словом Сталина. В этих эпизодах исчезает даже добрый юмор — с такими темами не шутят. Как и с геополитикой. Недаром сталинист Дамир Надырович единственный из героев фильма регулярно смотрит телевизор и одобряет спикера из безвестной аналитической программы, бубнящего важное: «Демократия западного образца не может одинаково хорошо работать во всех странах…».

Михаил Фишман: Сначала я попытался представить себе крымского татарина-сталиниста. Думаю, примерно с тем же успехом это мог быть депортированный чеченец или ингуш. Но это — можно. Так работают в современной России нравственные запреты.

Рекурсия — это когда объект является частью самого себя. Наша жизнь с ее нравственными запретами — это не просто нарисованный в Кремле виртуальный мир. Это зеркальный лабиринт. Обошел Дмитрия Киселева, открыл дверь — а там другой такой же Дмитрий Киселев сидит. Выбраться невозможно.