Интервью с Навальным. О том, кто мог стоять за убийством Немцова

Михаил Фишман: Алексей, привет!

Алексей Навальный: Привет!

Фишман: Есть несколько вопросов. Вот, подходит к какому-то логическому итогу выборная кампания региональная сентябрьская, в том смысле, что везде, где можно, кандидаты от Демкоалиции не могут в результате преодолеть барьер. Ситуация выглядит довольно чистой, еще нет (конкретно на тот момент, когда мы разговариваем) решения Центризбиркома по ситуации в Новосибирске, но у меня лично нет иллюзий по этому поводу. Буду рад ошибиться. Давай какие-то вот эти предварительные итоги этой кампании подведем.

Навальный: Мне кажется, главный политический итог этой кампании заключается в том, что мы, собственно говоря, обнаружили стратегию Кремля, заставили раскрыть стратегию Кремля, которую он готовит на выборы 2016 года, и которая заключается в том, чтобы просто никого не пустить. Если раньше было много статей, обсуждений, каких-то дискуссий на тему того, что нужно ли Кремлю, чтобы кто-то изображал оппозицию? Допустит ли он каких-то людей для того, чтобы показывать на них пальцем и говорить: «Вот оппозиция». Сейчас, мне кажется, по результатам того, что происходит (действительно, еще пока нет ответа ни по Новосибирску, ни по Магадану, ни по Костроме), тем не менее, тенденция идет такая, что никакая им оппозиция, даже какая-то игрушечная, не нужна. Это крайне важный итог. И крайне важный итог номер два – то, что, мне кажется, Кремль достаточно публично согласился признать, что…

Фишман: А почему игрушечная? Чтобы было понятно, я прошу прощения, что перебиваю, Демкоалиция – это не игрушечная оппозиция.

Навальный: Демкоалиция – это, безусловно, не игрушечная оппозиция, может быть, «игрушечная» неправильно слово выбрал, да? Скажем так, даже в неопасных форматах. В конце концов, что бы с Путиным, с Кремлем случилось и с этим режимом, если бы два депутата в Новосибирске стали заниматься расследованием коррупции в Новосибирской области? Прямо скажем, Кремль бы от этого не рухнул, и миллионы людей на улицы бы не хлынули. То есть, это самый такой беспроблемный формат. Кремль же в течение многих лет говорил, ну, зачем оппозиция требует Кремль себе? Или Москву? Ну, пусть они будут в регионах, пусть они займутся какими-то мелкими региональными делами, пусть пойдут в глубинки. Ну, так вот, мы выяснили, что в глубинке: в Магадане, в Новосибирске и в Костроме – это три совершенно разных региона – ни в одном из этих регионов Кремль не рискует сойтись с нами в выборах хотя бы конкурентных, нечестных, но хотя бы конкурентных. Это тоже очень важно, потому что они показали, что они сами не верят в свои 86%. Их нет.

Фишман: Твои товарищи сейчас еще, пока мы разговариваем, голодают в Новосибирске. Очевидно, у них есть причины, судя по тому, что мы знаем. Это действительно мы уже много раз видели, мы это видели в 2011 году. Тогда это были фальсификации, здесь это просто ложь в глаза – неважно, как угодно можно назвать. Но причины понятны. А дальше что? Появится это решение, еще раз скажут «нет», что потом?

Навальный: У политической борьбы нет какой-то точки. Во вторник каким-то образом или в четверг политическая борьба наша изменится. У нас есть главное политическое требование, которое мы выдвигаем сейчас. Его поддерживают наши товарищи, которые держат головку в Новосибирске. Будем выдвигать его завтра, и оно является ключевым требованием, и в том числе к 2016 году. Мы требуем доступа на участие в выборах. В этом смысле забавно наблюдать, как под влиянием обстоятельств или под влиянием того, как видоизменился режим в России, происходила эволюция требований. Если когда-то мы требовали равного доступа к СМИ, потом мы требовали выборов, были фальсификации, сейчас мы требуем выборов вообще. Но это уже сейчас, мне кажется, совсем понятное требование, которое должны поддержать, мне кажется, любые уже нормальные люди. И мы видим, что даже в том же самом Новосибирске, и в Костроме, и в Калуге люди, которые, ну, в общем-то, наверное, и не рассчитывали голосовать за «Парнас» или поддерживать демократическую оппозицию, но они возмущены тем, что, ну, почему кто-то в Москве за меня решает? Пусть они будут в бюллетене. Я проголосую за других, но пусть эти пойдут и попытаются что-то у нас получить. Поэтому доступ к выборам вообще, право на борьбу за политические…

Фишман: Регистрируйте нас.

Навальный: Регистрируйте нас! Регистрируйте нас – это главный политический лозунг, который выдвигает оппозиция, структурированная в политические партии. Поэтому на самом деле ничего не изменится. Что касается, голодовки, Миш, я не знаю, что делать с этой голодовкой дальше, потому что люди голодают за те идеи, в которые они верят. Я очень сильно надеюсь, что это не приведет к каким-то там последствиям для их здоровья или чему-то еще худшему, но я, конечно, отношусь к тому, что они делают (без всякой иронии) как к подвигу. Они бьются за права для всех.

Фишман: Вот это требование «Регистрируйте!», оно очень понятное, но, с другой стороны, ничего неожиданного не происходит. Для меня в этом смысле показателем была кампания по выборам в Мосгордуму, просто она прошла гораздо тише, чем в Новосибирске. Как-то удалось отрезать всех спокойно, без скандала. Но результат стопроцентный. И в Москве стопроцентный, и он в Новосибирске, видимо, будет стопроцентный, и так далее. И с таким же целеполаганием мы подойдем к выборам в Государственную думу в 2016 году. Как вы будете действовать в 2016 году? Точно так же?

Навальный: Для этого мы сейчас в Новосибирске занимаемся тем, чтобы мобилизовать общественное мнение не только жителей Новосибирска. Мы ведем эту разъяснительную работу по всей стране для того, чтобы к 2016 году мобилизовать общественное мнение до такой отметки, когда люди, в том числе выйдя на улицы, скажут: «Мы требуем регистрации политической партии!» Не может быть такого, чтобы до 30% жителей крупных городов остались не просто без политического представительства, а остались вообще без партии, за которую можно было бы проголосовать. Именно поэтому та работа, которая идет сейчас, ее нельзя недооценить. Мы через Новосибирск, через Калугу, через вот эти видеозаписи, где люди приходят в Избирательную комиссию и говорят: «Вот же мы подписались, вот наши фамилии!», а им говорят: «Мы не знаем. Несмотря на то, что вы стоите перед нами во плоти, мы ваши подписи признаем недействительными». Вот эти примеры должны помочь нам всем, не просто каким-то оппозиционерам, а всем нормальным гражданам России мобилизовать общественное мнение и заставить эту власть зарегистрировать оппозицию в 2016 году, иначе мы еще на один политический цикл останемся без единого нормального депутата в Госдуме.

Фишман: Вот здесь у меня возникает вопрос. Мне кажется, что ситуация в этом смысле изменилась. В Новосибирске можно ли сейчас рассчитывать на то, что будет большая поддержка?

Навальный: Мы все должны понимать, что вот Крым, высокий рейтинг Путина и все остальное – это вещи, существующие в одной реальности. В Новосибирск, Магадан и конкретные выборы – это все другая реальность, где оппозиция вполне себе эффективно может побеждать, может участвовать в выборах и добиваться значительного представительства. Ровно для этого нас на выборы сейчас и не пускают, потому что, ну, представляешь? Как же так? после всего этого Крыма и всех этих замечательных вещей тут - бах! – и лишиться большинства в Костроме. Это же смерти подобно и для Путина, и для «Единой России», поэтому нас и не пустили! Именно поэтому наш поход был так важен.

Фишман: Даже вот Новосибирск. Новосибирск – не последний город в России, большой, много образованных людей там живет. Даже за оперу люди выходят на улицу в Новосибирске, а вот сейчас я что-то не видел…

Навальный: Ты повторяешь достаточно известный и разумный тезис о том, что если за вас подписались 17 тысяч человек, почему же эти 17 тысяч человек не выходят на улицы Новосибирска? Во-первых, в Москве, когда были абсолютно фальсифицированы последние выборы в Мосгордуму, тоже особо никто не выходил. Во-вторых, мы видим, что сейчас мы подаем одну за другой заявку на проведение массового мероприятия в Новосибирске, нам ни одну из них не согласуют самым незаконным образом. Может быть, выйдут, может быть, не выйдут. Может быть, выйдет 20 тысяч человек, а, может быть, 200 человек. Но наших идей и нашей позиции это не меняет. Вопрос в том, что вот общественное мнение, оно сейчас скорее вытолкнет людей на улицы, или они будут возмущаться, сидя дома? Но то, что они возмущаются – у меня в этом нет ни малейших сомнений, в том числе и после моих поездок в Новосибирск.

Фишман: Например, у нас антиамериканские настроения – это такой главный вообще просто, против НАТО, против Запада, против Америки. Это вот такой теперь столп, на котором все стоит. Такого все-таки раньше не было.

Навальный: И что это означает-то? Это что, означает, что люди готовы платить за пресловутый тот же капремонт и не спрашивать, куда идут деньги? В том-то и дело! Еще раз, это важная вещь про две разные реальности. Америка, Крым, и так далее – это обсуждается в одной плоскости, но это не означает, что человек, который живет в твоем подъезде, который не любит Америку и поддерживает Крым, должен голосовать за «Единую Россию», потому что он знает, что руководитель «Единой России» в его районе – это местный мелкий жулик! Он это отлично знает! Его никаким образом не переубедишь. И это не передается все. Существует антиамериканизм, его достаточно верно фиксируют социологические опросы, но что это меняет для Новосибирска или для Магадана? Да ничего! Если в Магадане проблема заключается в том, что, ну, нету связи с материком (как они называют это – «материк»), и помидоры стоят 250 рублей за килограмм, что этим людям Обама или Крым?

Фишман: У нас сейчас крематории строят, чтобы еду иностранную уничтожать. С одной стороны, всем, вроде бы, понятна некая аморальность: уничтожение еды в стране, которая хорошо знает, что такое голод. А, с другой стороны, что-то я не жду, что люди будут как-то широко протестовать против этого. Как-то другой порог в результате приспособляемости.

Навальный: Вопрос же не в том, готовы ли они завтра широко протестовать или нет? Вопрос в том, что оппозиция вообще сейчас имеет сколько политического представительства? Ответ: ноль! Нигде и нисколько. Может быть, в результате Обамы, Крыма и так далее поддержка этой оппозиции нормальная, если бы разрешили зарегистрировать партии, снизилась, предположим, с 30% до 21%. Я в это могу поверить. Или до 15%. И какие-то популярные люди типа меня стали бы менее популярны. Безусловно, я в это верю. Но если мне хотят сказать, что поддержка, особенно в крупнейших городах, особенно в самых продвинутых городах типа Новосибирска, где есть академгородок, и так далее, что поддержка людей демократических взглядов стала ноль? Но я просто знаю, что это не так. В этом все и дело.

Фишман: Ну, ноль просто не ноль, потому что не бывает ноля.

Навальный: Не бывает ноля, но и не 2%, и не 3%, понимаешь? И сейчас у нас 13 лет в Государственной думе люди с демократическими взглядами не представлены вовсе! Не имеют никакой фракции! Хотя мы знаем по всем опросам, что в каждом крупном городе 30% людей поддерживают эти взгляды. За меня в Москве проголосовала же треть избирателей? Проголосовала! Хорошо, часть из них, я поверю, может быть, их перестала волновать проблема коррупции и стала волновать проблема Обамы. Но я не верю, что все 30% из них перестали задумываться о тех вещах, за которые они голосовали!

Фишман: Изменения этой ситуации ты на себе видишь каким-то образом? Что-то же меняется? И могло бы все остаться так, как есть? Да, капремонт по-прежнему волнует, но что-то еще? Ты видишь, что поменялось?

Навальный: Я вижу, что повестка смещается, всякие какие-то вещи, которые 2-3 года назад даже в голову никому не пришло бы обсуждать, не знаю, противостояние с США. Или какое-то вот сейчас эта бесконечное обсуждение того, что все хотят святость нашей победы у нас отнять. Все покушаются на святость нашей победы в 1945 году. Но этого нет, и это бред! И такого никогда не существовало в политической повестке, сейчас это обсуждается, и порождено противостояние, значит, Георгиевская лента противопоставляется чему-то там, вот чему-то противопоставляется. Некоторые вещи звучат вообще бредово в принципе. Если бы мы с тобой два года назад слушали бы наш диалог, мы бы, наверное, на фразе о сжигании сыра или сжигании продуктов что-то недоуменно стали бы переглядываться. Это на полном серьезе сейчас политическая повестка, и вот сегодня сжигают первые 10 тонн сыра, и это объявляется каким-то а) достижением государства и б) эффективная борьба тоже с каким-то удивительным Обамой и Меркелью.

Фишман: Меркелью.

Навальный: Иначе не назовешь. Это же с маленькой буквы – обама и меркель. Какие-то удивительные непонятные люди, с которыми обязательно нужно бороться, сжигая сыр! Это бред, но, тем не менее, этот бред существует. Он существует в базовой политической повестке, существует на каналах. И любой новостной выпуск сначала вам показывает 25 минут Украину, потом 15 минут падение Европы и близкий крах доллара, а потом вот еще показывает про сжигание сыра. Но все равно это не меняет ничего для меня! У меня есть набор вещей, в которые я верю и считаю правильными. И я точно знаю, что достаточно большое количество людей в России разделяет эти же взгляды. В любом случае, достаточно большое для того, чтобы я боролся вместе с ними за это.

Фишман: А вот прогнозы экономические, ну, релевантные, на которые мы можем опираться, во-первых, мы уже видим по статистике, по данным Росстата снижение реальных доходов даже в Москве, где этого не было уже сколько лет, 10, 15? То есть, ситуация меняется даже здесь. Люди беднеют. Мы начинаем хуже жить. И, может быть, мы еще этого не почувствовали непосредственно, хотя Москва уже должна это чувствовать. А будет еще хуже. Ты считаешь, от этого демократические взгляды, убеждения и побуждения вырастут или снизятся?

Навальный: Скажем так, это не означает, что вырастут демократические убеждения, а это означает, что снизится влияние пропаганды. Ты абсолютно прав, есть статистика, любая, даже официальная, которая показывает, что несколько месяцев назад в России началось падение реальных доходов населения. В реальном выражении. И этого не было много лет. Это происходит, продукты реально дорожают, доллар вознесся до немыслимых цен, и у нас уже на 25% упал туристический поток за границу, и так далее, и так далее. Люди просто не могут покупать то, что могли покупать раньше. Сегодня вот вышли данные о том, что серьезным образом упал просто трафик, поток покупателей в магазинах. Люди беднеют. И рано или поздно люди начнут задавать себе вопрос: «Ну, а как же так? Мы уже Обаму, вроде, побеждаем в 17-й раз только на этой неделе. Сыр сожгли, персики закопали в землю, оппозицию не пустили, а что-то до сих пор вот как-то счастье-то не наступило?» Но это же очевидные вещи, и режиму будет все сложнее и сложнее доказывать свою правоту, просто когда человек на своем кошельке будет понимать, что что-то идет не так. Видимо, действительно, за 15 лет в стране не построено ничего, раз при падении цены на нефть у нас национальная валюта точно так же падает. Мы-то с тобой помним это на временах позднего Советского Союза, как они рассказывали точно так же, как они противостоят американской военщине, и всем нужно сплотиться, но люди видели, что это просто государственный аппарат не способен реализовывать даже простейшие элементарные задачи! И проблема в чиновниках, которые управляют этим государственным аппаратом, а не в Обаме, в Крыме или бог знает, еще в чем.

Фишман: И сейчас это повторится?

Навальный: Я уверен!

Фишман: Повторится ситуация конца-середины 80-ых?

Навальный: Безусловно, она повторится, но, наверное, не в таком ярком виде, как в середине 80-ых – сейчас другая страна, другое общество, свободен выезд за границу. Те люди, которых там не выпускали раньше, они могут сейчас просто плюнуть на все и уехать. И многие уезжают сейчас. Мы видим рост эмиграционных потоков. Тем не менее, это очень сильно повлияет.

Фишман: Уезжают те, кто мог бы заниматься политикой, в том числе.

Навальный: К сожалению.

Фишман: Формировать мнение.

Навальный: К сожалению, я не хочу никого судить, но люди многие делают выбор не в пользу борьбы за свое счастье и счастье своих детей здесь и сейчас, а они просто считают, что все бесполезно. Я так не считаю, и я уверен, что вот эти экономические трудности отрезвят общество. При этом важно понимать, что даже рост цен на нефть ничего не изменит. Мы же увидели, что первый раз мы, рост ВВП пропал еще в 2013 году, когда цена на нефть была больше ста. Мы тогда увидели рост ВВП был 0,5%, хотя обещали 3,5%. Это крайне важная вещь! Даже если цена на нефть отрастет обратно до 80, до 90, этот режим, эта система государственного управления уже не сможет сделать ничего полезного и хорошего для страны. Все больше людей будут беднеть.

Фишман: В этом смысле пример приходит в голову. Белоруссия. Там уже сколько? На пятый срок идет Лукашенко, вся оппозиция закатана в асфальт, все успели отсидеть, кого-то выпустили, кого-то еще нет. Каток проехал полностью – и ничего, пожалуйста!

Навальный: Я тебе приведу приме лучше: Куба. Люди живут вообще просто в нищете, тем не менее, этот режим сохраняется. И мы видим, безусловно, что есть режимы, которые глупы, бессмысленны. Мугабе в Зимбабве, может быть, идеальный пример. Там просто все разрушено, и для того, чтобы купить просто немного еды, ты должен деньги привозить на тачке, потому что инфляция.

Фишман: Только Россия на Зимбабве не похожа, а на Белоруссию, в общем, похожа, только побогаче, наверное.

Навальный: Побогаче. Мой тезис о том, что неэффективные коррумпированные режимы могут существовать достаточно долго через усиление репрессий. Никаких других методов усиления своей выживаемости, кроме усиления репрессий, у Путина уже нет. Этот вариант вероятен. Другое дело, ты сам говоришь, что все-таки Россия – это не Белоруссия, Россия – это не Куба, и Россия – это не Зимбабве. До какой вот точки они могут эти свои репрессии довести, я не знаю, но тут нужно помнить, что все-таки те люди, которых принято называть «путинская элита», они уж в наименьшей степени связывают свое будущее с будущим страны. У них точно и недвижимость, и все сбережения инвестированы за границу, и поэтому я не уверен, что им будет интересно идти по этому пути.

Фишман: Говоря о тех, кто уезжает. Например, как ты относишься? Это очень естественный выбор – люди хотят жить, заниматься тем, чем они любят заниматься. Вот Маша Гайдар поехала и работает на Украине. Пожелаем ей удачи. Как ты, во-первых, мог бы для себя представить такой карьерный поворот? И как ты смотришь на эту ситуацию?

Навальный: Что касается конкретно Маши, я здесь не вижу никаких проблем. У нас Украина, к счастью, до сих пор проходит по категории дружественных и даже братских государств, и Путин об этом заявляет, поэтому я не вижу никакой проблемы, когда человек едет работать в дружественное и братское государство. Лично для себя я просто такой вариант не рассматриваю. Опять же, я не собираюсь никого судить и говорить им о том, что вот, посмотрите, я, такой прекрасный, остаюсь, а вы, такие плохие, уезжаете. Но я этот выбор для себя сделал достаточно давно, и я свое будущее связываю с Россией. Я буду бороться за то, чтобы здесь сделать государство, которое подходит хорошо вот этим вот людям, которые страдали много лет, и наконец-то должны, мне кажется, ну, получить какую-то свою долю счастья от высоких цен на нефть, которые до сих пор остаются довольно высокими, и так далее. Поэтому я буду бороться за свою страну здесь. Я не понимаю, почему я должен уехать, а какие-то там, не знаю, «тимченки», «ротенберги» и все остальные граждане Финляндии или Швеции должны здесь чем-то командовать? Те, кто уезжают, сделали такой выбор. Что поделаешь?

Фишман: Вот недавно мы разговаривали на «Дожде» с Михаилом Ходорковским. Я его спросил про санкции, и он довольно жестко отрезал, что он вообще не будет призывать ни к каким санкциям против своей страны. Вот примерно такой был. Ты писал еще на заре, когда это все еще начиналось, я помню, у тебя была публикация в «Нью-Йорк Таймс»…

Навальный: После которой были введены, но это совпадение.

Фишман: Да, да. Тем не менее, где ты призывал к санкциям. Насколько ты так же мыслишь сегодня и как вообще в этом смысле нам относиться к санкциям? Поддерживать?

Навальный: Что такое санкции? Для меня санкции в отношении Якунина, Тимченко, Абрамовича или Усманова – это не санкции в отношении моей страны. Они мне никакая не страна! Кто они мне такие? Они даже не граждане страны! Ротенберги и Тимченко – они граждане Финляндии! У младшего Ротенберга, против которого недавно ввели санкции, четыре паспорта. Один из них британский. Какой он мне согражданин? Поэтому я не знаю, Михаил Борисович, наверное, как-то все это обобщает, а мне кажется, обобщать не надо. Вот есть секторальные санкции против экономики России. К ним я не призываю. С точки зрения логики Евросоюза, для того, чтобы оказывать давление на Россию, как на страну, они, наверное, эффективны. Но я к ним не могу призывать, потому что я – часть этой страны. С точки зрения тех санкций, к которым я призывал и призываю ввести санкции в отношении тех коррупционеров, олигархов, которые обслуживают путинский режим, они никакая не Россия. Санкции в отношении них, арест их имущества, визовые ограничения – в этом заинтересован каждый гражданин России! И я в этом заинтересован, и буду дальше призывать этих жуликов наказывать.

Фишман: Я хотел тебя спросить про то, как ты считаешь, проходит жизнь без Немцова для оппозиции?

Навальный: Ну, это невозможно было оценить, пока его не стало. Просто когда это произошло, стало понятно, что какое-то важное звено вытащили, его недостает, и не очень понятно, чем его заменить, потому что он был таким достаточно универсальным коммуникатором, который со всеми находился в хороших отношениях, и всех мог связать. Кроме того, он был человеком с огромным политическим опытом. Он всех знал, и он понимал действия и будущие шаги всех, ну, если можно сказать, игроков на этом рынке. Он достаточно долго работал и в правительстве, и в Думе, понимал, как устроена система, и работал в региональном парламенте. Кроме того, он в принципе был человек, у которого было такое очень важное и, к сожалению, очень редкое качество для российской оппозиции – он был таким кипучим и очень деятельным. Он вот прямо был человеком конкретного действия. Ему не лень было. Сегодня утром ты с ним разговариваешь в Москве, а вечером он в Ярославле уже громит каких-то там жуликов, которые в онкологическом центре что-то там похитили. И в этом смысле он был такой пример совершенно несгибаемого человека, который, ну, вроде бы, как уж его там ни мочили? Начиная там эти белые штаны, 90-ые годы, и приватизацию на него вешали. Тем не менее, человек ехал в регион и получал там огромную поддержку. Он сначала прошел, пусть там с небольшими процентами, они прошли в заксобрание. У меня нет ни малейшего сомнения, что он в Ярославле бы с оглушительным спехом избрался бы потом в Госдуму от Ярославля, потому что его там все знали, все любили. Он был самый заметный депутат. Его практический опыт показывал, что не надо, не должно быть никакого уныния. Вот прямо человек из 90-ых! Со всем, что на него можно навешать, он поехал в провинцию…

Фишман: Ураганили.

Навальный: Да, поураганили, и про него можно было все сказать. Он поехал в провинцию, получил поддержку, помог людям, и они его еще избрали. Вот это тот пример, которого нам сейчас очень сильно не хватает, который пока некем восполнить.

Фишман: Есть люди в Москве, они в Думе сидят или раньше сидели, и в силовых органах работают, которые прямо говорят: «Мы точно знаем, кто его убил, и точно знаем, кто заказчик».

Навальный: Я не могу сказать, что я точно знаю, но у меня есть, как мне кажется, весьма обоснованное предположение. Не только у меня, но и у многих людей, с которыми сложно спорить. Моя версия заключается в том, что Немцов был убит людьми Рамзана Кадырова, и Рамзан Кадыров является соорганизатором этого убийства. И сам Кадыров пошел, организовал это убийство потому, что либо получил неформальное одобрение, либо неправильно истолковал какое-то одобрение или какие-то сигналы, которые он получал из Кремля. Накануне убийства, мы же помним все эти «антимайданы», все эти заявления о том, что нужно их разгонять, их нужно убивать. Это же было просто сказано напрямую. Просто на каком-то из совещаний ему сказали: «Рамзан Ахматович, молодец, мы очень ценим то, как ты активно с этой пятой колонной борешься». Ну, он в силу своих там интеллектуальных способностей и в силу своего токования, что нужно делать, он сказал: «Давайте, нас старшие товарищи поддерживают, кого-нибудь еще и хлопнем». Ну, вот это и произошло. И то, что происходит сейчас с тем, что не могут допросить Геремеева, который выезжает за границу, как конюх Кадырова, Яндарбиев, сенатор Геремеев, который родственник подозреваемого, и так далее. Собственно говоря, даже та схема опубличенная, которую раскрыло ФСБ, она прямо показывает на них, вот просто прямо показывает. Все вот эти вещи, которые я говорю про Путина, сигналы и так далее, это можно расценить как некие спекуляции и догадки, но то, что его убили официальные силовики из ближайшего окружения Кадырова, которые сюда приехали в Москву, пользуясь его покровительством, и даже билеты себе покупали через квоту администрации – это просто факты, которые есть в материалах дела!

Фишман: А тебя не пугает то, что перспективы у расследования этого дела пока довольно плачевные, судя по тому, куда оно идет, и куда оно направляется, и что в результате организаторы и заказчики названы не будут, и что это означает для других оппозиционеров? Для тебя в том числе.

Навальный: Что значит, меня это не пугает? Да я знаю это и так. Ну, как? Ты хочешь, чтобы Следственный комитет и ФСБ рассказали, что Кремль или губернатор совершили убийство? То же самое нападение на Кашина. Оно раскрыто? А фабрикация уголовных дел, которые Следственный комитет делает ежедневно? И даже какие-то громкие эти вот убийства, никакие из них не раскрыты, и мы видим, что вся… мне даже не хочется называть этих людей правоохранительной машиной, да? Но вот то, что называется правоохранительной машиной системы, все, что они делают, направлено исключительно на то, чтобы покрывать людей, которые совершают политические преступления, в том числе убийства, и обвинять невиновных. Поэтому ожидания, что эта машина вдруг ошибется и – бах! – нам отдаст реального убийцу Немцова – конечно, я в это не верю. И, конечно, я не сомневаюсь, что правоохранительная система будет и дальше использована для усиления репрессий в отношении людей, таких как я, в том числе, и как мои товарищи. Меня это не пугает. Я этого не боюсь. Если бы я боялся, наверное, я бы с тобой не сидел на лавке в Нескучном саду города Москвы, а сидели бы мы с тобой где-нибудь на лавке в Цюрихе.

Фишман: Спасибо!