Олег Вьюгин: «Наша дипломатия производит на меня сильное впечатление, я не вижу потенциала для серьезных изменений»

Олег Вячеславович, вот у нас в течение последнего года примерно на любом экономическом мероприятии, где высокие официальные лица выступают, звучит более-менее одна и та же мысль — что нижнюю точку прошли, свет забрезжил постепенно, и самое страшное позади. Вот и на этой неделе Владимир Путин выступал на форуме ВТБ Капитал «Россия зовет» и тоже примерно в этом духе. Насколько он прав?

Понимаете, я думаю, что так говорят потому, что не очень понимают вообще, почему вдруг что-то должно расти, и действуют из логики, что не может бесконечно что-то падать или стоять на месте. Вот примерно из такой логики. К сожалению, нам не объясняют, на самом деле, почему вдруг начнется рост. Потому что в экономической науке есть очень простые приемы: валовой внутренний продукт формируется из потребления граждан, домашних хозяйств, из потребления публичного — государственные и местные бюджеты, все вместе взятые, инвестиции и чистый экспорт. И вот ни разу я не слышал хорошего анализа по этим показателям. Потребление у нас пока не растет, оно падало все время, потому что реальные доходы падали. Публичное потребление, то, что из бюджетов идет, заморожено по понятным причинам.

Денег нет.

Денег нет, да. Чистый экспорт, он не очень большой вклад вносит, а инвестиции отрицательные. Вот, собственно, такая ситуация. Поэтому, что должно измениться в следующем году, чтобы был рост? Потребление должно расти, инвестиции должны расти? Непонятно.

Ну, вот, например, там много цифр звучало, в частности, Путин сказал, что у нас прямые иностранные инвестиции, раз уж о них зашла речь, выросли за 3 квартала этого года аж в 3,6 раза! Звучит это так внушительно: ого, мы такого давно не помним.

Да, потому что за 3 квартала прошлого года прямые инвестиции были примерно 2 миллиарда долларов. Но когда они стали 6, то они выросли в 3 раза.

А на самом деле и то, и другое это просто копейки?

Ну очень маленькие цифры, конечно. Когда-то у нас были годы, когда десятками миллиардов исчислялся приток инвестиций.

Более того, участники бизнеса, банкиры говорили в кулуарах, что на самом деле прямых иностранных инвестиций вообще нет. Все, что мы по-прежнему считаем иностранными инвестициями, ими на самом деле не являются.

Нет, я такого не слышал. В принципе, надо просто смотреть, строится какой-нибудь новый завод иностранной компанией в России или нет. Или закупает какая-то иностранная компания на территории России новое оборудование. Вот пока таких новостей очень мало, я, конечно, не слежу каждый день детально, но я только получил как-то информацию, что какая-то фармацевтическая компания хочет сделать в России завод. Это прямые инвестиции, это типичный пример инвестиций.

Это как раньше строили автозаводы? Вот об этом примерно идет речь.

Да-да.

Я вот слежу, цифр много, говорят про стабильность, инфляция падает, это, наверное, хорошо само по себе?

Снижение инфляции? В принципе, да, хорошо, конечно.

Но вот я смотрю на другую статистику, Ассоциация европейского бизнеса каждый месяц выдает цифры…

По автомобилям?

Да, по покупке автомобилей. И они каждый месяц снижаются на двузначную цифру, от десяти до двадцати процентов, в течение последнего года. Мне кажется, что это такой главный, что ли, показатель способности населения покупать. И очевидно, что она падает и продолжает падать. Или я не прав?

Последние сведения, правда, они были не от этой Ассоциации, а от правительства, что вроде бы падение прекратилось. Хотя оно было очень глубоким, на самом деле, за несколько лет, 2014-2015 год, оно было на 40%, то есть в принципе прекратилось, потому что доходы населения стабилизируются, коррекция на цены на нефть произошла, тогда и спрос должен в конце концов стабилизироваться. Пока еще товарооборот розничный падает, и он упал в этом году, за прошедший период, на 5 процентов с лишним. Ну, может быть, в следующем году перестанет.

То есть люди начинают покупать постепенно? А это не первый признак того самого восстановления, о котором наши высокие экономические лица нам говорят?

Я бы видел логику так: есть разные импульсы, которые могут действительно способствовать восстановлению роста экономики. Например, внешний импульс, то есть приход внешних инвестиций и сбережений, чужих, потому что компании хотят здесь развивать бизнес. Второе, это, скажем, механизм такой, что сейчас у российских компаний в принципе есть определенный запас денег. И вот они начнут эти деньги инвестировать в производство. Тогда у людей, которые там заняты, начнут расти доходы, и они начнут покупать. И процесс пойдет. Что пока не происходит, и, кстати, Минэкономики за этим внимательно следит, и они, в общем, достаточно грамотно это делают, на уровне специалистов. Инвестиции-то не растут, они в отрицательной зоне в этом году, и по-моему, Минэкономразвития следующий год видит тоже так, so-so.

Ни иностранные, ни внутренние?

Да. Еще может быть третий вариант, это когда резко растет экспорт из страны, то есть компании научились делать товары, которые покупают во всем мире. Тогда вот этот пресловутый чистый экспорт…

Нефть, например?

Ну, нефть, к сожалению, цена не позволяет. Чистый экспорт как раз вот этот пресловутый, он начинает тоже толкать вверх ВВП, и люди начинают зарабатывать, потому что…

Денег-то больше.

И тогда опять раскручивается. То есть много разных, но пока вот, что мы видим: чистый экспорт, и вообще экспорт, сильно не растет. Нефть убрали, нефть с газом, наоборот, сильно просели. То есть наши компании пока не воспользовались, грубо говоря, девальвацией, для того, чтобы нарастить экспорт товаров за рубеж. Инвестиции, как я сказал, пока в отрицательной зоне. И внешние инвестиции, прямые инвестиции, о которых президент говорил, они незначительны. Действительно, рост был, но он незначителен.

Вот та самая и единственная фармацевтическая компания.

Может, еще что-нибудь, это только то, что я услышал.

Я понимаю, я утрирую. Мы когда с вами разговаривали, может быть, год назад, может, даже побольше, вот собственно, вы говорили, что девальвация и то положение, в котором оказалась Россия, на самом деле открывает, в принципе новые возможности. Да, спрос здесь упал, и эти машины, которые западные инвесторы тут начинают строить, их можно продавать обратно на Запад, и это вполне себе модель роста. Но ничего такого не происходит, да?

Да, в таком масштабе, чтобы это почувствовала экономика, это не происходит. Хотя я допускаю, кто-то чего-то продает, я уверен. Я уверен, что грибы, скажем, мы продаем сейчас на экспорт очень удачно.

Грибы?!

Да. Были попытки продавать автомобили, собранные в России, и может, даже тысячу-другую продали.

Вот, в частности, про те же самые автомобили. Почему это происходит, насколько этому мешают санкции? Вот Владимир Путин на самом деле впервые сказал, на этом же форуме, что да, санкции нам мешают. Раньше звучала мысль, что они нам на самом деле помогают: во-первых, сплачивают народ, как он говорил, а во-вторых, импортозамещение и так далее. На этот раз он сказал, да, они действительно мешают, главное — технологии не приходят в Россию. Это то, что он сказал.

Да, главное — это технологии, все правильно.

Это только сейчас выяснилось?

Нет, с самого начала было ясно. Просто постепенно это начинают компании чувствовать все сильнее и сильнее. Потому что, я знаю, например, что компании оборонного комплекса, скажем, закупали высокоточные станки для того, чтобы делать оружие. А сейчас их не поставляют. И они чувствуют, что кое-что сделать очень трудно без этих станков. А вот создать путем импортозамещения высокоточные станки, мирового уровня, — это очень сложная задача, она требует немало времени и ресурсов. А главное — мозгов, в каком смысле, специалистов, которые в этом деле знают, имеют ноу-хау в голове и так далее. А их нет.

То, что Путин теперь говорит так, а не иначе, это означает, что у нас политическое руководство осознало масштаб проблемы? Что произошел какой-то сдвиг, и теперь как-то, соответственно, отношение будет меняться? Или нет?

Ну, знаете, у нас пока, мне кажется, политика бежит вперед экономики, и осознание не означает какие-то конкретные действия. Так, мое впечатление, потому что пока действий никаких нет.

В этом смысле, как раз я хотел спросить, какой ваш прогноз? Вот мы видим, что политически да, Россия изолируется, действительно, сильное напряжение с Западом, оно растет, особенно последние полтора месяца как-то сильно ставки выросли. Но при этом происходят изменения во внутренней политике, кадровые назначения, которые вроде как позволяют о чем-то, по крайней мере, про что-то думать. Есть ли ощущение у вас, как у экономиста, что идет работа над тем, чтобы как-то ситуацию действительно поменять? Не знаю, чтобы пришел бизнес западный снова, чтобы кому-то понравиться, чтобы чего-то добиться, чтобы что-то реально произошло. Или на самом деле, вот мы жуем эту жвачку, нельзя же ничего не делать, что-то мы должны делать, о чем-то разговаривать?

Я как бы зашел с другой стороны, и захожу. Я всегда задаю вопрос — а кому это нужно?

Это хороший вопрос, и не первый раз звучит в российской политической истории.

Перечисленные вами вещи случаются, когда это кому-то сильно нужно. Вот мне кажется, что в сегодняшней ситуации пока нет такого накопления потенциала желания что-то серьезно поменять. Это вот так. Поэтому, собственно, и вся наша дипломатия, которую я слушаю каждый день, она на меня производит сильное впечатление, тем более, что я рос в Советском Союзе, и я знаю, какая была дипломатия у Советского Союза. Я помню Громыко как делал.

По-другому разговаривал?

Да. Сейчас это какая-то прокси-инвестиция в дипломатию. К сожалению, да. Поэтому я не вижу пока накопления потенциала на вот такие серьезные изменения.

Спасибо большое.