«Будем защищать Навального всеми способами»: Любовь Соболь о будущем митинге, выборах в Госдуму и уголовном деле

Любовь Соболь у меня в студии. Здравствуйте.

Здравствуйте. Ну вот пока не восемь часов, могу с вами разговаривать.

Да, у нас сейчас, мы записываем этот эфир, он выйдет… 

Если вы не свидетель по нашему «санитарному делу», тогда я смогу с вами разговаривать. 

Я не свидетель.

Если вы были бы свидетелем, подозреваемым или потерпевшим, тогда бы уже не смогла. 

Я не свидетель, не подозреваемый, я абсолютно свободный человек. 

Везет. 

С таким счастьем, и еще на свободе, как говорится. Итак, мы записываем этот эфир, чтобы в 20.00 вы успели попасть домой. Итак, что произошло? Во-первых, поздравляю вас с переводом, я думаю, что психологически это должно быть большое облегчение, что теперь вы можете прийти к нам в студию и не только к нам в студию. 

На самом деле, действительно, так непривычно, я вот сегодня ехала к вам на программу в студию на метро, вот отвыкла уже от метро, отвыкла уже от большого скопления людей, потому что последние два с лишним месяца я бывала либо дома, либо в следственном комитете в одном, по Москве, либо в Следственном комитете по России, либо в прокуратуре по Москве, либо в каком-нибудь суде, то есть я от скопления людей так уже немножко отвыкла. И было, конечно, очень непривычно сегодня ехать. 

Действительно, кажется, что домашний арест это легкая мера пресечения. На самом деле это тяжелое ограничение в свободе физической, и морально достаточно тяжело все время сидеть дома, ты не можешь выйти в аптеку, не можешь выйти выбросить мусор, не знаю, погулять с собакой. Даже на лестничную клетку ты не можешь выйти, потому что иначе сработает контрольное устройство, будет пищать, к тебе придет сотрудник ФСИН, который будет брать у тебя объяснения и потом это, возможно, положат в твое дело, в папочку, а потом принесут в суд и скажут: давай сажать в СИЗО. Достаточно такая неприятная и тяжелая психологически мера пресечения. 

Мы настолько отвыкли от любых позитивных новостей в делах, которые касаются вас и ваших товарищей, что невольно возникает вопрос — что случилось, почему? И причем часть обвиняемых остались под домашним арестом, мы им сочувствуем, а часть обвиняемых все-таки вот перешла под этот более мягкий режим. Почему так произошло?

Режим более мягкий, это называется ЗОД, запрет определенных действий, и кажется, что он мягкий, конечно, по сравнению с домашним арестом, по сравнению с СИЗО он действительно более мягкий. Но это тоже неприятная мера ограничения, например, должна с восьми вечера до шести утра быть дома, соответственно, я не могу выехать за пределы Москвы, Подмосковья, потому что я не успею вернуться буквально. Я не могу пользоваться телефоном, например, я не могу позвонить по телефону классному руководителю моей дочки, которая ходит в первый класс. 

Нельзя поговорить. 

Нельзя разговаривать по телефону, нельзя получать почту. Я работаю юристом, и мне нужно получать почту из судов, корреспонденцию отправлять, получать, я тоже не могу это делать. То есть вот эти безумные какие-то ограничения все равно остались на меня, на Олеге Навальном, на Люсе Штейн, на Константине Янкаускасе. Вот нас перевели под вот этот ЗОД, но при этом какие-то ограничения у нас остались. Зачем эти ограничения нужны?

Да, зачем они нужны? 

Что за безумство, ну нет никакой логики в этом. 

Особенно на фоне нашего разговора.

Если мы хотели бы куда-то убежать, скрыться от следствия, надавить на следствие, как формулирует… 

Я изначально полагал, что смысл вообще этого дела, всего этого дела и тех процедур, которым вас подвергли, в том, чтобы просто заткнуть вам рот, чтобы вас было не слышно, не видно. 

Конечно, они хотят заткнуть нам рот и напугать всех остальных, сказать: вот, смотрите, Соболь посадили, вы хотите так же, как Соболь, посидеть под домашним арестом? Ну тогда давайте, дальше рассказывайте про дворцы Путина. Ну как-то так, наверное, их логика работала. Почему сейчас так произошло, мне трудно сказать. Я не знаю, у меня нет каких-то источников… 

Может, Солженицына почитать, может, у него есть ответ? 

Я не обладатель телепатических способностей. Возможно, мы нашли методом перебора какого-то честного судью в Московском городском суде. Вот каждый раз натыкались, натыкались… 

Очень позитивная, кстати, трактовка. Комплиментарная и позитивная.

Говорят же, что в России 1-5% честных судей, вот так положено считать. Вот, возможно, мы в этот 1% случайным образом сейчас попали, возможно, там… В тот день на самом деле в суде творился какой-то полнейший, не знаю, какая-то вакханалия, потому что там эвакуировали здание суда, там в другом процессе ребята заявляли отвод, насколько я понимаю, там какую-то видеосъемку опять же хотели делать, там еще что-то, то есть там вот достаточно такая атмосфера нервная, напряженная стояла. 

Не знаю, почему так произошло, мне трудно сказать. Я знаю, что следствие, конечно, настаивало на продлении нам домашних арестов, следствие нас не хотело отпускать из-под домашних арестов. Почему нам смягчили меру пресечения, мне трудно сказать, но я считаю, что вообще это дело, я не могу комментировать по этому решению, я не могу рассказывать об обстоятельствах уголовного дела «санитарного», иначе сейчас опять начнутся вот эти претензии ко мне со стороны сотрудников в форме и с погонами. 

Но я могу сказать, что, конечно, все понимают, что все вот эти дела, которые сейчас возбуждаются в последнее время, это дела политические, они высосаны из пальца. Всем обычным людям, они смотрят и говорят: ну что за фигня.

А вы можете комментировать вопросы хронологии, то есть когда примерно можно ждать судебного процесса, когда вердикта, как вообще дальше должны развиваться события? Если это нельзя, то не надо. 

Я думаю, что мне такие-то вещи, наверное, можно комментировать, на самом деле я не знаю.

Ничего нельзя сказать.

Я думаю, что никто не знает.

Никто не знает?

Я думаю, что никто не знает, даже следствие. То есть им позвонят сверху, скажут: а давайте вот завтра их тащите в СИЗО, придумайте что-нибудь. Ну они и потащат. Им скажут: а завтра давайте всех отпускать, мы на них что-нибудь другое сейчас повесим. 

Я не специалист в этих вопросах, но где-то, мне кажется, что я читал, что по такого рода делам нельзя сажать в СИЗО.

Можно, если будет нарушено… То есть по практике, по закону нельзя…

Понятно, можно найти какую-то…

По практике, если были нарушены предыдущие меры пресечения, домашний арест, тогда могут перевести в СИЗО и так далее. То есть это делается редко. Статья небольшой тяжести, там вообще под домашним арестом никто не должен находиться. Статья небольшой тяжести, впервые судимые люди, у которых есть прописка в Москве, у которых есть место работы, дети на иждивении и так далее, конечно, по практике никого под домашний арест не сажают.

Когда меня возили сотрудники ФСИН, каждый раз на служебной машине, сами сотрудники ФСИН говорили, что все, кто сидят на домашних арестах остальные, они все добираются сами. Им звонит следователь, говорит: приезжайте ко мне ознакомиться с экспертизой. Они взяли, поехали, там трамвай, метро, такси, что угодно, добрались, потом вернулись на домашний арест. Нас же просто от двери до двери, контролировали все время, лишний раз там не чихнуть. 

Поэтому это дело, конечно, такое, на особом контроле, как говорится, только контроль не в лучшую сторону, не за соблюдением законов, а наоборот, чтобы нам пожестче жилось, побольше нам препятствий сделали. Поэтому что дальше будет с делом, непонятно, то есть все юристы, все адвокаты, которые видят это дело, они говорят, что должны, конечно, прекратить, должно развалиться рано или поздно, потому что абсолютно бредовое дело. А дальше там как будет, ну непонятно. 

А есть еще второе дело. 

На самом деле, вот вы спрашиваете, что можно комментировать, что нет, я ничего и не знаю по этому делу. То есть я понятия не имею, что там у них есть в материалах дела, я не могу это комментировать и рассказывать об этом, и каким-то образом узнавать, потому что я понятия сама не имею.

Кроме того, есть второе дело. 

Есть второе дело, да.

По покушению на собственность, да? 

Пока второе, да. И скоро станет… 

Пока второе, да. Это я вспоминаю, это, по-моему, 2013 был год, когда были выборы в Москве, Навальный идет в мэры, и на одном из митингов он говорит: ну вот у меня полгода назад было одно уголовное дело, теперь, кажется, пять, но я уже точно не помню. Что-то такое, в таком режиме. Теперь у вас такой режим по факту.

 Ну да, я думаю, что до конца года еще могут что-нибудь придумать спокойно, навесят этот ярлык иностранного агента, при том, что я никогда не получала, то есть у меня никогда не было счета за границей, никогда не было недвижимости за границей. Я никогда не была, вот меня называют агентом Госдепа, я никогда в Америке не была… 

А вас называет агентом Госдепа кто-то? 

Ну конечно, боты вот эти в комментариях, пропагандисты называют. Ну, достаточно смешно, то есть я всю жизнь прожила в России, живу в квартире мужа, 38 квадратных метров, где у меня проходил домашний арест, все у меня были в этой квартире, силовики видели, что никаких гор слитков золота, не знаю, ничего нет, обычная квартира спокойная. Опять же, я думаю, что сейчас как-то начнут еще искать, за что зацепиться для того, чтобы мне посложнее жилось перед выборами в Госдуму. 

Выборы в Госдуму, какие у вас планы? Вы объявляли, если я правильно помню, что пойдете на них, но вот как именно вы собираетесь это делать? Мы помним прекрасно кампанию 2019 года, вы фактически стали таким, как это, фронтменом, фронтвумен кампании той, по выборам в Москве, ее таким главным действующим лицом, если угодно. 

Мы все это хорошо помним, но закончилось это тем, чем закончилось, вас тоже не пустили, как и всех. Мы помним эти суды, заседания с Памфиловой, и так далее, и так далее. Ну вот что, теперь будет сиквел? 

Трудно сказать, потому что мы-то действуем по закону, и я считаю, что меня, как популярного кандидата от оппозиции должны на эти выборы допустить. У меня позиция была всегда очень простая и основана на законе, что давайте всех популярных кандидатов… Те, кто хотят, те, кто не ведут кампании, те, кто не имеет популярности, вот пусть они собирают подписи, там как-то доказывают. Очевидно, что если мне дать возможность собрать подписи, я их собираю, это понятно. Поэтому они, например, и не разрешают собирать подписи… 

Очевидно, что вы собираете подписи и их забраковывают.

Они не разрешают, например, собирать подписи через Госуслуги. Они вот вводят это безумное фейковое электронного голосование, а вводить подписи через Госуслуги они отказываются. 

Я даже знаю, почему.

Потому что, естественно, я их соберу.

Потому что их нельзя фальсифицировать потом. 

Вот в том-то и дело, что это верифицированные подписи граждан Российской Федерации. Их можно там, я и за один день, я уверена, соберу. 

«Завернуть» нельзя.

Да, «завернуть» их нельзя, поэтому понятно, что… Я говорю, давайте, допустите всех популярных кандидатов, от партии власти, от «Единой России» допустите, от коммунистов допустите, ЛДПР там, беспартийных, всех допустить, и пусть граждане сами на выборах решают, кто будет их представлять в Государственной Думе.

Есть подозрение, что к вам не прислушаются.

Не хотят. Но опять же, я собираюсь отстаивать свои права. Я считаю, если человек… 

Вы пойдете по одномандатному округу, это будет одномандатный округ? В Москве? 

Да, это будет одномандатный округ. Я считаю, что если человек претендует вообще на то, чтобы стать депутатом, представителем людей, правозащитником, юристом, который отстаивает публично интересы граждан Российской Федерации, то этот человек, как минимум, должен отстаивать и свои права. Поэтому я этой логики придерживаюсь, и конечно, я буду отстаивать свое право.

Это логика понятна, но понятно, что напряжение в связи с этими выборами будет еще выше, чем напряжение в связи с выборами вот теми в Москве, про которые мы говорили, потому что это первые выборы после того, как Путин обновил Конституцию, это первые выборы после того, как отравили Навального, это первые выборы после всего этого, вообще первые выборы новой эпохи. И первые выборы после того, как Путин обнулил свои сроки, и ему важно, чтобы был полный продемонстрирован консенсус по его поддержке в этом смысле. И конечно, реакция будет жесткой, тут нет сомнений. 

Я думаю, что люди, которые принимают решения, допускать или не допускать других кандидатов, они должны, наверное, думать о том, что все-таки, наверное, о каких-то долгосрочных последствиях. Понятно, что у них сейчас будет сиюминутное, не знаю, желание спасти, усидеть в кресле, не получить какой-то нагоняй от начальника, от администрации президента, но все-таки давайте думать о том, что нам в этой стране еще жить. И сейчас вот мы решаем сиюминутные задачи, но к чему это все приведет. 

А к чему это все приведет?

Я не рассчитываю, мне кажется, у меня нет наивности, я не рассчитываю на здравомыслие, но опять же, делай, что должно, и будь что будет. 

Они смотрят на карту регистрации на митинг, вот которую Леонид Волков начал, видят там 400 тысяч зарегистрированных человек, я представляю себе этого кремлевского чиновника, «Четыреста тысяч на всю страну? Ну, мы еще поработаем». 

Понятно, что люди, которые регистрируются, это не все люди, которые приходят обычно на акции. Я думаю, что многие люди боятся оставить точку на карте. 

Тем не менее. Я думаю, что вот в Кремле сейчас есть ощущение, не знаю, можно ли это назвать победой, но думаю, что можно, победой. Мы победили, вот они там, значит, Навальный вернулся, они вышли на улицы, всех подавили, его посадили, этих загнали, этих напугали, все, никто не рыпнется, скоро выборы проведем. Такая логика, я думаю, сейчас работает. 

Я не знаю, я не буду залезать к ним в голову, этим безумным людям, которые плюют на законы, и думать о том, что они там вытворят, какую же они мне там подножку подставят, под левую ногу или под правую. Я об этой логике отказываюсь вообще думать, я считаю, что я имею право баллотироваться на этих выборах. 

Я гражданин Российской Федерации, достигший нужного возраста, мне уже 33 года, я могу участвовать в этих выборах, и я буду бороться за то, чтобы попасть в бюллетень. Проголосуют за меня люди, не проголосуют, пусть сами решают избиратели. Я хочу попасть в бюллетень для того, чтобы у людей был выбор, возможность выбора. Не из «Единой России» и «Единой России», а из «Единой России» и еще кого-то, чтобы они могли отдать свой голос. Поэтому я буду делать то, что считаю нужным, а дальше, конечно, посмотрим.

Что касается ваших пессимистичных настроений, то я их полностью не разделяю, я вижу, что это действительно 400 тысяч человек, которые не побоялись оставить, там какая-то сложная регистрация. Мне нельзя было пользоваться интернетом, какие точки, я не знаю точно процесс регистрации, могу соврать, но как я понимаю, там нужно давать какие-то данные, люди часто боятся ставить точки.

Боятся, да. Наверняка. 

А вдруг их потом найдут, а вдруг они поставят где-то в своей деревне эту точку, а потом по всей деревне, по каждому дому будет ходить участковый и выяснять, проверять компьютеры, еще что-то.

Легко себе представляю такое, да. 

Поэтому люди боятся. Обычно приходит больше, чем регистрируется в интернете. Во-вторых, даже сейчас если 400 тысяч человек посмотреть, но это самый большой, еще неизвестно, будет это митинг объявлен властями санкционированным или не санкционированным, а люди уже 400 тысяч готовы выйти. Даже если представить, что этот митинг будет объявлен несанкционированным, так это самая крупная будет акция несанкционированная в истории России.

Согласен. Это убедительно.

Поэтому, если так посмотреть, нет никаких поводов для пессимизма. Я считаю, что действительно мы правы, мы в своем праве, и что нас действительно большинство. Просто многие люди боятся и считают, что вот они одни такие. 

Я помню прекрасно историю из Челябинска, когда в 2018 году туда приезжал Навальный, выступал в рамках своей предвыборной кампании, в качестве человека, который собирается баллотироваться в президенты. И у меня друг писал, что я сидел все время в Челябинске и думал, что я здесь такой один нормальный, я думал, что все остальные поддерживают Путина и «Единую Россию», я думал, что никто больше не хочет никаких перемен, не хочет соблюдать, отстаивать свои права, никто ничего никому не нужно. А потом я прихожу на встречу с Навальным, и там огромное количество людей вышло. Ничего себе, и мы здесь все живем. 

Это эффект любого митинга, эффект вот этого, еще на выборах в Москве тогда был этот, у Навального тоже была вот эта программа, когда ты мог видеть, кто в твоем доме тоже собирается голосовать за Навального, это похоже по логике на то, как этот митинг организуется сейчас. Это тоже работало очень в этом смысле плодотворно и эмоционально приподнимало, безусловно.

Кроме выборов в Думу, вы на самом деле… Власть рушит вашу команду, она под прицелом и мощнейшим прессом. Хотя это много лет продолжается, но вот то, что началось с января, это вообще невиданные совершенно масштабы события. Сам Навальный сидит, голодает и плохо себя чувствует. 

Вы фактически из таких знаковых и узнаваемых лиц его команды, еще и в Москве при этом, то есть дома, на родине. Ваши планы касаются только выборов в Думу? Или у вас есть еще и некий командный план в этом смысле, что делать дальше, как команда? 

Что делать дальше, как команда, очевидно и понятно, в ближайшее время… Во-первых, что касается Навального, то что сейчас, я хотела бы в вашем эфире это озвучить, хотя вы освещаете это, и спасибо вам большое, всей вашей команде Дождя, за то, что вы в новостях про это рассказываете, как и подобает СМИ, грамотно подаете новости и рассказываете все о том беспределе и беззаконии. 

Хотя я вот говорю все время — беспредел и беззаконие, но мне кажется, беспредел и беззаконие это вот слова, которые относятся к обычной жизни в России, в обычный день. То, что происходит с Навальным, это находится за рамками этих понятий, это вопиющее нарушение всех общечеловеческих вообще прав, это за гранью добра и зла. Потому что человеку не предоставляют медицинскую помощь, отказывать в медицинской помощи это нарушение элементарного, самого основополагающего права человека. 

У любого заключенного есть право пригласить врача к себе в колонию, но Навальному в этом праве отказано. Ничем это не мотивируют, ничем абсолютно. Песков говорит, мы не в курсе, мы не знаем, мы этим не занимаемся. Начальник колонии где-то прячется, никому никаких комментариев не дает, к журналистам не выходит.

Пишет Юлии Навальной зато. 

Да. Врач, Анастасия Васильева приезжает, хочет встретиться хотя бы с заместителем начальника, поговорить, чтобы как врач, рассказать о том, что там, что давайте окажем какую-то помощь, давайте найдем компромисс, давайте какие-то еще вещи, давайте доступ мы получим к Навальному, посмотрим его состояние вообще здоровья, что с ним вообще происходит. Ничего. В этом отказывают просто, то есть на глазах у всей страны, у всего мира отказывают в элементарном предоставлении медицинской помощи, которая положена каждому человеку, несмотря на то, согласен он с властью, не согласен, хороший он или плохой, врачи должны лечить всех и спасать. Есть клятва Гиппократа, не важно, насильник, убийца, хороший человек, святой — не важно, медицинскую помощь надо оказывать всем. 

Сначала его травить, потом лечить, это такая… Даже в голове морока возникает. 

Вот вам смешно, а на самом деле… 

Нет, не смешно, я иронизирую горько. Я горько иронизирую. Я совершенно с вами согласен. 

Мне слова иногда трудно подобрать, когда я вот сейчас вижу то, что происходит с Навальным, когда мне вот адвокат, муж рассказывал новости последние, которые происходили, когда я на домаресте сидела. Мне казалось, что невозможно в современной России, сейчас, в 2021 году такой беспредел творить. Но как бы творят. 

Да, это все действительно производит очень большое впечатление.

Что касается командных планов, конечно, мы сейчас будем всеми возможными способами защищать Навального, сделаем так, что невозможно будет эту тему замолчать. Потому что власть очень любит делать свои грязные дела молча, тихо, они пытаются сказать: вот не высовывайтесь. Почему нам домашний арест давали? Не высовывайтесь, сидите тихо, не спрашивайте, не задавайте вопросов. 

Нет, нужно задавать вопросы, нужно спрашивать. Очень рада, что журналисты спрашивают Пескова, надо его, естественно, спрашивать, когда он говорит: у нас нет никаких комментариев. Почему у вас нет никаких комментариев? Как так? Ты пришел к журналистам, должен давать комментарии, ты приходишь и говоришь: а вы знаете, у меня ничего нет, давайте к следующей теме. 

Это вне сферы компетенции Кремля.

И нужно постоянно, постоянно напоминать, говорить и требовать, потому что то, что происходит, нельзя спускать с рук. Если такое с Навальным творят, то любого человека, любого заключенного, тогда уж про его права уж точно можно всем забыть.

Что касается планов по работе, то естественно, это «Умное голосование», это стратегия победы на выборах, разрушения монополии «Единой России». Вот вы говорите, что делать, если там вас не допустят или какого-то другого кандидата не допустят. «Умное голосование» — это протестная стратегия. То есть, не допускают нормальных кандидатов, мы должны… 

Которая была опробована достаточно успешно на выборах в Москве в 2019 году, потом еще на самом деле на локальных выборах.

Да, в 2020 году, на локальных выборах она была опробована отлично.

В Новосибирске, да, в Томске.

Ну это же логично. Почему оно называется «Умным голосованием», потому что оно умное, оно очень логичное. Зачем расщеплять голоса по разным кандидатам, чтобы победил единоросс? Давайте мы сконцентрируем наши протестные голоса на одном кандидате.

Но вы вашу роль видите в этом смысле видите как агитатор «Умного голосования»? Или есть еще какие-то… 

Конечно, как человек, который будет продвигать «Умное голосование». В 2019 году меня не допустили, и тогда я призывала поддержать «Умное голосование», прийти и вышибить этих единороссов из Московской городской думы. Действительно набрали очень много голосов, вот не хватило немножко для того, чтобы большинство было. 

Я уж не помню, кто был в вашем округе был… 

Сергей Митрохин у меня был. 

Точно, Митрохин, он и выиграл.

Я его публично поддержала, и он выиграл, да. Я его публично поддержала, сказала, что вот… Я считаю, что сейчас, конечно, нужно всем кандидатам, всем, кто хотят баллотироваться, пусть несколько кандидатов идет, но все борются за регистрацию. Я считаю, что всех должны популярных кандидатов регистрировать, все имеют право попасть в бюллетень, кто имеет поддержку в обществе. А дальше делать, конечно, ставку на самого сильного кандидата в округе и всем поддерживать его, это же логично. 

Но сейчас будет не так, как в 2019 году. Потому что я слышу, это звучит в Думе, я вижу, понимаю, как это звучит на совещаниях в Кремле, это примерно понятно, как эта директива уже спускается вниз по инстанциям: нельзя иметь дело с Навальным и его «Умным голосованием», всем кандидатам, если вы хотите быть в системной политике, если вы хотите, чтобы у вас были какие-то шансы, не смейте даже близко подходить на километр к «Умному голосованию». Это практически прямым текстом говорит там, не знаю, Володин в парламенте и так далее. В этом смысле, готовы ли вы… 

Но они-то не подходят, «Умное голосование» не разговаривает, оно не ведет договоров о том, вот давайте… 

Но тем не менее. Оно воспринимает этого кандидата как объект, а не как субъект. Это понятно.

Конечно. Нам ваши глаза нравятся, давайте поэтому… Это не так работает.

Все, мы за вас голосуем, это ваши проблемы. Это я все понимаю. Но вопрос в том на самом деле, собираетесь ли вы вести какие-то переговоры? Есть часть коммунистов, которые находятся на каких-то похожих позициях. На самом деле в «Яблоке» есть разные течения и мнения, несмотря на позицию лидеров.

«Умное голосование» тем и классная стратегия, что вот ее невозможно со стороны Кремля как раз каким-то образом нарушить, или какие-то договоренности разрушить, какие-то карты спутать.

Понятно. Я понял, в общем, переговоров ни с кем никаких не будет. 

А зачем? 

Будет просто подсчет и агитация. Все понятно. 

Конечно. Мы смотрим по каждому округу, самый сильный кандидат, не важно, главное, чтобы не единоросс, то есть мы разрушаем монополию «Единой России», мы разрушаем монополию тех жуликов и воров, которые сейчас сидят в Государственной Думе. Мы смотрим на самого сильного, самого порядочного из всех, кто зарегистрирован, и говорим голосовать за него. Все очень просто и понятно. Невозможно, если Кремль скажет, вот вы где-то там попробуйте поучаствовать, там где-то притворитесь оппозицией, если человек не будет вести кампанию, никогда в жизни он не попадет в «Умное голосование». 

Я логику эту прекрасно понимаю, тем более, что на самом деле мы с ней знакомы еще с выборов 2011 года, с декабря, по сути.

И вот как раз это хороший аргумент для всех скептиков. Я надеюсь, что их осталось все меньше и меньше, потому что две кампании показали, что «Умное голосование» работает. Но для всех скептиков, конечно, сейчас должно быть очевидно, что если «Единая Россия», люди в Госдуме, в администрации президента, которые вообще не должны, в администрации президента, избирательной кампанией госдумовской заниматься. Уж извините, вы получаете деньги и зарплату за счет налогов всех граждан Российской Федерации, и должны работать в интересах всех, а не партии власти. Но все сидят там и думают, как победить «Умное голосование». Значит, оно работает, если они его так боятся. 

Итак, ваша повестка. Вы идете в Думу по одномандатному округу. Я, кстати, не спросил, по какому, может быть, поясните.

По Центральному административному округу города Москвы.

По Центральному. 

И район Лефортово сейчас в него входит. У меня есть сайт предвыборный, и там можно оставить свои подписи, контакты за мое выдвижение, потому что их нужно очень много, это бюрократические сложные правила. Вы можете меня поддержать, есть мой сайт.

Кроме этого, «Умное голосование». Кроме того, привлечение внимания к Навальному и с тем, что с ним, к тому беспределу, который происходит вокруг его персоны. Что еще в вашем политическом портфеле?

Естественно, всё, все проекты, которыми мы занимались. Естественно, мы делаем расследования. Естественно, боремся с коррупцией.

Будут расследования? 

Ну конечно, будут. Конечно. Ну куда же они денутся. Конечно, будут выходить расследования, расследовательская деятельность это основная деятельность «Фонда борьбы с коррупцией», нашей большой команды, и конечно, они будут выходить. И региональные будут расследования выходить, и на федеральном уровне будут расследования выходить, поэтому все проекты, которые шли до этого, все люди работают в ежедневном режиме. 

Вот сегодня я первый раз после домашнего ареста смогла доехать до офиса, к ребятам, повидалась. Все работают, все пашут и все стараются приблизить прекрасную Россию будущего.

Замечательно. Любовь Соболь после перехода на мягкий режим запрета определенных действий пришла к нам в студию. Еще до восьми часов, мы в записи, еще есть время, Любовь успеет домой. И сразу идет в Государственную Думу по Центральному округу и занимается в том же режиме политической работой, что и прежде.