Ельцинская и путинская Конституции: как они связаны, и чем Путин обязан первому президенту России

Анонсируя, по сути, новую Конституцию в ходе своего президентского послания, Владимир Путин пояснил, что нынешняя уже устарела. Во-первых, нет кризиса 1993 года. Во-вторых, нет войны в Чечне.

«Разумеется, нельзя не согласиться с теми, кто говорит, что Конституция была принята уже более четверти века назад в условиях тяжелого внутриполитического кризиса, и положение дел с тех пор кардинально изменилось. В России теперь нет ни вооруженного противостояния в столице, ни очага международного терроризма на Северном Кавказе», — говорил тогда с трибуны президент. 

Эта логика Путина непонятна. Что касается войны в Чечне, то она начнется больше чем через год после принятия ельцинской Конституции. Что касается вооруженного противостояния в Москве, событий 3-4 октября 1993 года, то президентская, как принято считать, Конституция Ельцина, по которой россияне живут уже 27 лет, и стала их результатом.

Ельцин сначала издал знаменитый указ № 1400, потом расстрелял из танков здание Верховного совета, а потом уже в качестве победителя утвердил через референдум — точнее, через всенародное голосование — Конституцию с перекосом баланса властей в сторону президента. Время было тяжелое, как бы говорит Путин, нужна была такая Конституция. Да, и нужна была твердая рука, — завершим логичным образом его мысль.

Но почему тогда на этом основании из президентской конституции Путин теперь делает суперпрезидентскую? Ведь раз нет ни кризиса, ни гражданской войны, логично было бы выравнивать тот перекос, а не усиливать его, не правда ли? Но обо всем по порядку. 

Давайте вспомним, как появилась российская Конституция, и почему она получилась именно такой.

Российскую Конституцию принято считать плохой и авторитарной — ведь именно она позволила Владимиру Путину подчинить себе все институты власти. Теперь часто вспоминают, что ее писали небрежно и на коленке, не подумав о перекосах и допустив много ошибок. Самая знаменитая — это слово «подряд» после фразы о максимуме в два президентских срока.

Что касается слова «подряд», то тут все просто: кто же мог в 1993 году предвидеть, что можно понимать его столь иезуитским образом, когда ежу — и любому Конституционному суду, заметим в скобках, — смысл этой формулы предельно ясен. Президентские полномочия ограничены двумя сроками, и они, если их два, должны идти подряд: не пошел на выборы или проиграл их после первого срока — все, давай, до свидания. Какой отец-основатель будет закладывать два срока через один?

Что же до авторитаризма в ельцинской Конституции, то тут картина сложнее. Давайте попробуем разобраться.

Борис Ельцин не просто так вдруг расстрелял Верховный совет 27 лет назад 4 октября. Перед этим — 21 сентября — был указ № 1400: официально он назывался «Указ о поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» — и не случайно. Вот как сам Ельцин объяснял необходимость разгона верховного совета и съезда народных депутатов — еще до кровавой развязки и в надежде ее избегнуть:

«Уже более года предпринимаются попытки найти компромисс с депутатским корпусом, с Верховным советом. Россияне хорошо знают, сколько шагов навстречу делалось с моей стороны на последних съездах и между ними. Но даже если о чем-то удавалось договориться, через короткое время следовал категорический отказ выполнять взятые на себя обязательства». 

Указ №1400 был незаконен, это факт, но то, что говорит Ельцин — правда. На самом деле, конфликт между президентом Ельциным и Верховным советом во главе с Русланом Хасбулатовым начался практически сразу после того, как осенью 1991 года, после победы над путчистами, Ельцин сформировал новое правительство во главе с собой и Гайдаром и объявил курс на реформы.

Сначала Верховный совет стал нападать на Гайдара и реформы, но в центре этой на глазах разгорающейся войны быстро оказалась будущая Конституция. Потому что только новая Конституция могла мирным образом разрешить противостояние между президентом и съездом народных депутатов, который представлял собой такую матрешку: Съезд — Верховный совет — Президиум Верховного совета — председатель Руслан Хасбулатов.

Дело в том, что с 1991 года российская власть представляла собой крайне странный гибрид. Президент страны, впервые в истории всенародно избранный лидер, сосуществовал с советской властью, которая действовала еще по брежневской Конституции 1978 года. И во главе этой советской власти стоял Съезд — что-то вроде Народного вече высшая форма демократии в перестройку, в позднегорбачевские времена. Полномочия президента и съезда были смешаны изначально: президент глава государства и исполнительной власти, а Съезд полномочен решать любой — абсолютно любой вопрос. Это не преувеличение, а ровно так и было записано:

Статья 104 Конституции Российской Федерации от 12 апреля 1978 года: Высшим органом государственной власти Российской Федерации является Съезд народных депутатов Российской Федерации. Съезд народных депутатов Российской Федерации правомочен принять к своему рассмотрению и решить любой вопрос, отнесенный к ведению Российской Федерации.

Пока существовал Советский Союз, это все было не так важно, потому что и президент Ельцин, и российские советы, включая съезд, боролись с Горбачевым и коммунизмом. Но с 1 января 1992 года, когда начались реформы, власть в России уже в прямом смысле представляла собой гибрид бульдога с носорогом.

На самом деле еще в 1990 году, когда на первом Съезде была принята декларация о суверенитете России, а Ельцина избрали председателем Верховного совета — того самого, который он потом разгонит, — еще тогда была сформирована конституционная комиссия, которая должна была написать новую Конституцию, то есть переучредить российское государство.

Эта комиссия честно писала свой проект, но после победы над ГКЧП осенью 1991 всем стало не до нее — и Ельцин, и Верховный совет вместе аккуратно положили предварительный проект новой Конституции под сукно — о чем Ельцин пожалел уже очень скоро. Потому что пока президент-носорог на всей скорости бежал вперед к реформам-водопою, бульдог-съезд сначала кусался и хватал его за штаны, а в конце концов Хасбулатов спустил его с поводка, и он вцепился президенту в шею.

Ельцин потом напишет в мемуарах — уже после схватки, — что он ошибся: надо было еще тогда, осенью 1991, ковать победу пока горячо — разогнать Верховный совет и принять новую Конституцию. Но, положа руку на сердце, это было гораздо легче сказать после схватки, чем осуществить в 1991. А 21 сентября 1993, подписывая указ №1400, Ельцин в частности сказал:

«Не может считаться законом то, что противоречит фундаментальным основам права, попирает элементарные права и свободы человека и основополагающие демократические принципы. Такой закон еще не право. Тем более, если его диктует один человек или группа лиц». 

Ельцин имеет в виду, конечно же, Хасбулатова, но эти слова сегодня звучат вполне актуально. И это не единственная параллель дня нынешнего с 1993 годом. Именно тогда впервые вошло в обиход выражение «конституционный переворот» — а точнее, антиконституционный переворот, — только тогда под таким переворотом понимался ползучий захват власти съездом, который в ежедневном режиме, как тогда говорили, латал действовавшую Конституцию, ставил на нее заплатки в виде бесконечных поправок, и практически каждая из этих поправок расширяла полномочия съезда и сужала права президента. Да, сегодня вектор противоположный, но смысл тот же. 

В декабре 1992 года история дала шанс на мирный выход из кризиса двоевластия: Ельцин и съезд договорились о компромиссе. Посредником выступил вечный глава Конституционного суда Валерий Зорькин. Это был размен: Ельцин отдал Гайдара — премьером стал Виктор Черномырдин, — а съезд заблокировал некоторые уже принятые антипрезидентские поправки к Конституции, но самое главное — согласился вынести на референдум основные положения Конституции будущей, либо даже в двух вариантах, президентском и съездовском, если не удастся их совместить. Это было очень важно, потому что по Конституции только съезд мог объявить референдум.

Но уже буквально через два месяца, в марте, на следующем, восьмом съезде, депутаты все переигрывают обратно. Вот что писала газета «Известия» по итогам первого дня восьмого съезда:

Газета «Известия», 11 марта 1993 года. Вопрос, который, как предполагалось, должен был стать главной темой съезда — о судьбе референдума — был по инициативе группы депутатов-коммунистов заменен. Большинством голосов вместо него съезд решил вообще обсудить, как выполняется известное постановление VII съезда от 12 декабря прошлого года о стабилизации конституционного строя. Таким образом, вместо решения одной конкретной проблемы предпочтение отдано потенциально бурной и долгой дискуссии, в ходе которой запрограммировано очередное выяснение отношений между двумя высшими ветвями власти.

То есть, никакого референдума. А когда Зорькина спросили, как же так, он развел руками: ну, так, наверное, для России будет лучше. Кризис мгновенно входит в острую фазу, Ельцин объявляет о конституционном перевороте и угрожает уже якобы подписанным указом о роспуске съезда. Депутаты пытаются объявить ему импичмент, и им не хватает нескольких десятков голосов. Ельцин сжимает кулаки и готов идти в атаку. В итоге Хасбулатов и съезд таки соглашаются на референдум — но уже другой, не по Конституции. Доверяете ли вы Ельцину, одобряете ли вы его политику, хотите ли досрочных выборов президента, хотите ли досрочных выборов депутатов? Да, да, нет, да.

Ельцин этот референдум скорее выиграл, и после него — и по его итогам — и появляется первый полноценный проект ельцинской Конституции. Конституционное совещание работало с мая по июль 1993 года, но война продолжается, и новую Конституцию все равно пришлось бы принимать в обход Верховного совета. Договориться было невозможно, вопрос был лишь в том, как быть дальше и не упустил ли Ельцин нужный момент для бескровной атаки — еще весной или в начале лета, на победной волне референдума. Так или иначе, в начале августа Ельцин вынес парламенту приговор. В указе №1400 от 21 сентября, то есть еще до кровавой развязки, Ельцин постановляет совместить в единое целое два проекта Конституции — президентский и тот, над которым съезд работал июня 1990 года. Но это, конечно, уже утопия. Вот как эти события описывал биограф Ельцина Тимоти Колтон:

«Конфликт между Ельциным и Хасбулатовым разгорался и затухал с зимы 1992/93 года, и оба они недооценивали опасность со стороны друг друга. У Ельцина не было продуманного плана борьбы: он был уверен в том, что „политические методы“ и угрозы заставят парламентариев отступить. Хасбулатов говорил, что „до последней минуты не верил в то, что Ельцин пойдет на такой шаг“ (указ о роспуске парламента). Когда же этот шаг был сделан, Хасбулатов и депутаты решили стоять насмерть». 

В указе №1400 упоминались и выборы президента — следы так называемого нулевого варианта, компромисса, по которому и президент, и депутаты шли на досрочные выборы. Выборы депутатов Думы назначены указом на 12 декабря. В телеобращении 21 сентября Ельцин говорит и об этом:

«В преобразовании федеральной власти России не ищу никаких выгод и не делаю исключений лично для себя — для президента РФ. Я за то, чтобы через определенное время, после начала работы Федерального собрания были проведены досрочные выборы президента. И только вы, избиратели, должны решать, кто займет этот высший государственный пост России на очередной срок». 

Но все компромиссы и шаги навстречу закончились 3-4 октября. О чем договариваться с побежденными? Победителей не судят. Ельцин отказывается от досрочных выборов, а Конституция, вынесенная на референдум 12 декабря, еще больше накренилась в сторону президента по сравнению с проектом, который был готов летом. 

Изменилось соотношение сил в треугольнике «президент — парламент — правительство».

Во-первых, предполагалось, что Дума будет назначать премьера по представлению президента — в нынешней Конституции она дает свое согласие на президентское назначение. Кроме того, новое правительство должно было формироваться не по итогам президентских выборов, как сегодня, а по итогам выборов в Думу.

Во-вторых, в случае трехкратного неутверждения премьера Думой президент не обязан был распускать Думу и назначал исполняющего обязанности — теперь автоматически распускает, и это, конечно, пугает депутатов, а назначает не исполняющего обязанности, а полноценного премьера.

В-третьих, по летнему варианту, получив два отказа на свою кандидатуру премьера, президент обязан был предложить другую кандидатуру. Теперь можно давить парламент тем же кандидатом и в третий раз.

Ирония истории, впрочем, заключается в том, что это не понадобилось: единственный раз, когда Дума всерьез уперлась против предложенного Ельциным премьера — Черномырдина, после дефолта в августе 1998 года, — Ельцин в третий раз предложил Евгения Примакова, и несколько месяцев Россия была почти что Францией — с премьер-министром от оппозиции. А вот как сам Ельцин объяснял этот перекос в сторону президента в ноябре 1993 года.

«Не буду отрицать, полномочия президента в проекте действительно значительные. А как бы вы хотели? В стране, привыкшей к царям или вождям; в стране, где не сложились четкие группы интересов, не определены их носители, где только-только зарождаются нормальные партии; в стране, где чрезвычайно слаба исполнительская дисциплина, где вовсю гуляет правовой нигилизм, — в такой стране делать ставку только или главным образом на парламент? Да через полгода, если не раньше, люди потребуют диктатора. Такой диктатор быстро найдется, уверяю вас. И, возможно, в том же парламенте».

Диктатор из парламента — это не абсурд, если смотреть из осени 1993 года, потому что несостоявшийся пример у всех был перед глазами. Другое дело, что сама картина Верховного совета, расстреливаемого из танков, не добавляла оптимизма относительно будущего парламентаризма в России, а стоявшая на ребре монета после того, как ей не дали упасть на одну сторону, свалилась на другую — хоть и падала очень долго.

И теперь, почти 30 лет спустя, заплатки на Конституцию ставит уже не парламент, не съезд, не вече, — а президент страны, и ему, в отличие от съезда, уже никто помешать не может.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Фото: ТАСС / Сенцов Александр, Чумичев Алекса