Из «Ъ» ушла политика: как работает в России путинский универсальный принцип цензуры

Михаил Фишман: Крупнейший скандал в медиа с тех пор, как в 2016 году было отправлено в отставку руководство РБК и как в 2014 году вся «Лента.ру» ушла вслед за Галиной Тимченко. Первая мощная акция журналистской солидарности, не поддержанная разумеется ни другими газетами, ни даже самим остальным Коммерсантом: отдел политики газеты «Коммерсант» уволился в знак солидарности с сотрудниками Максимом Ивановым и Иваном Сафроновым, которых уволили за их еще апрельскую статью о том, что Валентина Матвиенко может уйти из Совета Федерации и возглавить, например, Пенсионный фонд.

Со стороны уволившихся журналистов во главе с редактором отдела Глебом Черкасовым, очевидно, это был единственно возможный шаг. Насколько мы понимаем, отдел политики «Коммерсанта» боролся за своих коллег, но проиграл. Действительно, сначала статья получает премию как лучший материал номера, а потом за нее же выгоняют авторов из редакции. Тут деваться некуда, и Глеб Черкасов с товарищами поступили единственно возможным образом.

Глеб Черкасов: У акционера есть право принимать кадровые решения, у сотрудников есть право с ними не соглашаться единственно возможным способом — сменой места работы.

Версия, которую, насколько я понимаю, разделяет вся газета, известна. Как пишет редактор отдела бизнеса Рената Ямбаева, решение было принято акционером«Коммерсанта» Алишером Усмановым, проведено председателем Совета Директоров Иваном Стрешинским, и реализовано гендиректором и шеф-редактором Владимиром Желонкиным. И все это якобы из-за реакции самой Валентины Матвиенко, которая решила, что это заказная статья — слив, специально опубликованный в газете, чтобы досадить ей лично. Эту версию изданию The Bell очень четко изложил Стрешинский.

Из статьи The Bell: Стрешинскому «поступил сигнал», что публикация может быть «заказной». После этого, по словам Стрешинского, он попросил разобраться в ситуации главного редактора «Коммерсанта» Владимира Желонкина. «Недопустимо, чтобы „Коммерсант“ использовали как сливной бачок во внутриполитических разборках. Речь шла о том, чтобы журналисты доказали ему [Желонкину] добросовестность своей работы и соблюдения всех журналистских стандартов», — сказал Стрешинский.

Дальше журналисты отказались назвать источники, тем самым как бы подтвердилось, что да, заказ. И тут я, кстати, Валентину Ивановну понимаю. Поставьте себя на ее месте. 2019 год, и вы председатель Совета Федерации. Вы знаете, как вы заняли свое место. Вы знаете, как все остальные сенаторы стали сенаторами. Вы знаете, откуда берется все — законы, депутаты, инициативы, голосования, войны, в конце концов. И вы поверите, что журналисты просто что-то узнали и напечатали? Может еще телегам-каналам прикажете доверять? Не смешите мое сенаторское достоинство.

В итоге коллективная отставка превращает один конкретный акт цензурных репрессий в одной из главных газет страны в новость недели. И все участники истории с этого конца гребаной цепи попадают в трудное положение — примерно такое же, в каком оказался Кремль со скандалом вокруг вмешательства в американские выборы. Я не я и лошадь не моя. Валентина Ивановна говорит: «это не мой стиль».

Представитель акционера говорит: мы, нет, мы на редакционную политику не влияем, об отставках Усманов узнал из прессы. И только главный редактор мужественно взвалил на себя груз ответственности: да, признается, это был я, мое решение. И тогда редакция публикует свое патетическое воззвание.

Из обращения коллектива «Коммерсанта» к читателям: Редакционные стандарты ИД формировались три десятилетия — основателем издания и коллективом. За это время издание сменило несколько владельцев и главных редакторов, но продолжало работать по высоким редакционным стандартам.

Тут все-таки требуются уточнения. Все было не совсем так. Главных редакторов издание меняло по разным причинам, но в каждом отдельном случае именно потому, что работало не по высоким редакционным стандартам, а по указке акционера, который в свою очередь слушался и продолжает слушаться каждого окрика из Кремля. С редакционными стандартами в такой ситуации сразу очень большая засада. Потому что один из главных редакционных стандартов заключается в том, что нельзя работать в СМИ, в котором журналисты, редакторы и конкретные заметки появляются и исчезают — в основном исчезают — по велению тех, про кого эти журналисты эти заметки пишут.

Примеров масса. Помните скандал с панамским досье, из-за которого и в связи с ее независимой редакционной политикой было уничтожено издание РБК? Тогда еще по интернету гуляла картинка: какая газета сколько места уделила Путину в заметках о панамских файлах. Напротив «Коммерсанта» стоял прочерк, ноль. А как насчет отставки редакции сайта «Коммерсанта», как тогда писали, за публикацию интервью с Алексеем Навальным?

Из статьи РБК про увольнение Андрея Коняхина: Три других сотрудника ИД «Коммерсантъ» говорят, что одним из поводов к увольнению мог послужить скандал, возникший из-за интервью с оппозиционером Алексеем Навальным. Интервью вышло в прямом эфире «Коммерсантъ-FM» 4 сентября и было посвящено избирательной кампании оппозиции на региональных выборах и митинге протеста 20 сентября. В ходе интервью оппозиционер, в частности, назвал Владимира Путина причастным к крушению Boeing 777 под Донецком.

Вообще, чтобы понимать о чем мы говорим, надо понимать, и что такое «Коммерсант», и что такое цензура в России. «Коммерсант» — это в очень далеком прошлом ведущая российская газета. В период расцвета, в 98−99 годах, «Коммерсант» вел летопись бурной российской политики, и тогда никого не смущали неназванные источники. Но тогда было о чем писать, была политика, — а, главное, в политике не было тогда единственного центра силы. И это очень важно, потому что цензура никогда не исходит от владельца, берите выше. А потом не то чтобы «Коммерсант» перестал быть главной газетой, а просто газеты перестали быть главными вообще. То есть статус важной газеты есть, и каждому чиновнику, включая Валентину Ивановну Матвиенко, ее кладут на стол, а феномена такого нет. Это потому что Владимир Путин сразу предложил другую концепцию того зачем нужна пресса вообще — и «Коммерсант» в частности.

И это универсальный принцип цензуры. И давно прошли времена, когда все было понятно, а за цензуру отвечал специальный отдел ЦК. Российская цензура — это неопределеннее текучее вещество, газ без запаха, но заполняющий все пространство. Это во-первых. А во-вторых, нет отдельно цензуры в прессе или в газетах, а есть, скажем так, общий подход к проблеме. Вот, например, Государственная Дума: в ней есть «Единая Россия», а есть системная оппозиция. И та, и другая вроде как под контролем, но есть нюансы. Разница как между наследником и бастардом: коммунистам ведь тоже никогда не дадут контрольный пакет. В прессе — то же самое. Вот есть центральные телеканалы. Представьте себе, как в знак протеста против запрета конкретного сюжета в программе «Время» увольняется целый отдел Останкино? А есть, например, газета «Коммерсант», где работают хорошие журналисты и даже выходят достойные статьи — до тех пор, пока случайно не пересекут двойную сплошную, что, кстати, с коммунистами тоже регулярно случается. Есть упоение в бою, и мы Павлу Грудинину до сих пор сочувствуем.

Фото: ТАСС