«Где демократия свернула со светлой дороги в темный лес». Колонка Михаила Фишмана о последствиях октября 1993 года

Чем дальше в лес, тем злее волки. Чем более выпукла — политически — нынешняя Россия, тем острее стоит вопрос: откуда она взялась? Как демократическая революция конца 80-х начала 90-х привела к эпохе, после которой все надо будет начинать сначала? Где демократия свернула со светлой дороги в тот темный лес? В неформальном рейтинге исторических развилок первое место уже давно уверенно держат трагические кровавые события октября 1993 года — на этой неделе им исполнилось 25 лет.

Для государственной пропаганды это повод напомнить о лихих 90-х — при Путине такого не было. Для либерального взгляда октябрь 1993-го — это все чаще не продолжение, а расстрел демократической революции конца 80-х начала 90-х. Вот где берет начало дорога в чащу. Четче всех этот взгляд на этой неделе сформулировал публицист и политолог Владимир Пастухов в издании Republic:

Владимир Пастухов, Republic: По сути, 3 октября 1993 года — это день политического рождения Владимира Путина, и этот день для истории посткоммунистической России более значим, чем собственный его день рождения. В этот день неототалитарная диктатура из абстрактной возможности превратилась в неотвратимую реальность.

Действительно, из сегодняшнего дня такой взгляд выглядит естественно. Мы живем под личной властью Владимира Путина, кроме нее институционально нет вообще ничего, так откуда она взялась? В октябре 1993 года Ельцин буквально расстрелял парламент из танков, а потом провел суперпрезидентскую конституцию и по этой конституции сначала фактически стал царем сам, а потом передал власть другому. Какие еще нужны доказательства?

Дьявол в деталях. Вот как 10 октября 1993 года начиналась первая программа «Итоги» с Евгением Киселевым на независимом НТВ: «Ситуация в России изменилась драматическим образом мы живем в другой стране — приведшее к крови к огромному числу жертв». Пройдет меньше 10 лет, и от этого независимого НТВ не останется ничего, и все телевидение будет подчинено Владимиру Путину.

Тогда, в октябре 1993 года, сомнений в том, кто несет ответственность за ужасную развязку, не было, в общем, ни у кого. Картина выглядела достаточно ясно. Противостояние двух институтов власти — президента и Съезда — было жестким и явным. Но Ельцин искал компромисса со Съездом с осени 1992 года — и на седьмом Съезде, и на восьмом Съезде, а потом на референдуме в апреле 1993-го, то самое знаменитое Да-Да-Нет-Да.

Ельцин вообще норовил жертвовать фигуры, за что подвергался резким атакам справа. В частности, одной из жертв в декабре 1992 года стал исполняющий обязанности премьера Егор Гайдар, которого во главе правительства сменил Черномырдин. Ельцин хотел власти, но он ее добивался миром и это были попытки договориться. Напротив, стоящий во главе Съезда Руслан Хасбулатов чувствовал в себе силы свалить Ельцина совсем. И на девятом Съезде для импичмента ему не хватило около 30 голосов.

Это был конституционный кризис: с одной стороны — легитимный президент, с другой — даже не парламент, а Съезд, институализированный митинг, имевший полномочия рассматривать и рассматривавший любой вопрос, от принимаемых с голоса поправок в Конституцию до финансирования оборонки.

Хасбулатовский Верховный совет принимал, например, решения «О приоритетном банковском обслуживании ядерного комплекса». Он сам себе был и законодатель, и правительство, и система управления в регионах. И очень быстро выяснилось, что Съезд не даст президенту провести новую конституцию и на ее основе новые выборы, а президент не сдастся. Кризис был заложен в самой российской — а по сути советской — конституции того времени: институт президента существовал на фоне безбрежной системы советов. При советской власти все было понятно: реальная власть у Политбюро Ц К КПСС. Но КПСС исчезла, а здание Съезда и советов, из которого она руководила страной, осталось.

Кирилл Рогов: С одной стороны, Съезд по Конституции был высшим органом власти. С другой стороны, Съезд не мог лишить полномочий Бориса Ельцина, потому что эти полномочия были определены референдумом о посте президента и всенародным избранием Ельцина в качестве президента.

При отсутствии доброй воли хотя бы с одной стороны эти противоречия неразрешимы. А с конца 1992 года хасбулатовский Съезд строил отношения с Ельциным на принципах игры с нулевой суммой. Что такое игра с нулевой суммой, мы сегодня хорошо видим на примере российской внешней политики. В момент драки уже не разберешься, кто прав, а кто виноват, кто провокатор, а кто отвечает на провокацию.

Именно так 21 сентября — в неудачный момент — появился антиконституционный Указ президента № 1400. Черномырдин и Гайдар уговаривали Ельцина подождать, но безрезультатно. Ответ Хасбулатова был неизбежен и очевиден: президент объявляется вне закона.

Руцкой принимает присягу. Макашов и Терехов берут в руки оружие. Двоевластие выплескивается наружу, игра с нулевой суммой ведет к 3 октября. Была ли тогда альтернатива стрельбе из танков по Белому дому? Вероятно, нет, но и тяжелые последствия были неизбежны. Молодая российская демократия сделала себе хирургическую операцию и получила серьезную инвалидность. На таком уровне в игре с нулевой суммой победителей не бывает.

Егор Гайдар: Еще утром 3 октября президент Ельцин — лишь один из многих игроков на российской сцене, первый среди равных, ведущий при посредничестве патриарха сложные переговоры с целью найти выход из политического тупика. Утром 5 октября у него в руках вся полнота власти в стране. Из киселеобразного двоевластия мы угодили де-факто в авторитарный режим

Но значит ли это, что Россия потеряла свободное демократическое будущее именно тогда в 1993-м? Значит ли это, что у России Путина лишь стилистические отличия от России Ельцина начиная с 1993 года? Да, победитель диктовал правила игры, и по новой Конституции Россия стала слишком президентской республикой. Возможно, Конституция, дающая больше прав парламенту, более полезна для общественного здоровья. Но это, увы, детали.

В 1998—1999 годах при Ельцине оппозиционная Дума навязывала президенту своего премьера, а верхняя палата не давала ему уволить генерального прокурора. Политические режимы складываются в том числе и из совокупности злых и добрых воль, а Конституция — хоть президентская, хоть парламентская — сама себя защищать не умеет.

Представьте себе, для начала, независимый — так написано в Конституции — суд в России. Представьте себе свободные выборы губернаторов и Совет Федерации, наделенный его конституционными полномочиями. И вашем воображении возникнет страна, не похожая на нынешнюю Россию. Искать ту единственную точку, повернув в которой, мы оказались в страшном темном лесу, не имеет смысла. Это Марти Макфлай умел возвращаться в конкретный день и конкретный час, чтобы молча поправить все. Жизнь сложнее.

Судьба вице-президента и одного из заговорщиков 1993 года Александра Руцкого — хороший пример. Провел несколько месяцев в тюрьме, вышел по амнистии, избрался губернатором Курской области. В 1996 году, через три года после расстрела Белого дома, Ельцин в сопровождении Бориса Немцова вдруг наткнулся на губернатора Руцкого на открытии Нижегородской ярмарки. Немцов потом вспоминал, как это было: «Ельцин вдруг протянул руку Руцкому и сказал: кто старое помянет, тому глаз вон, да ведь, Александр Владимирович?».

В октябре 2000 года Руцкой снова пошел на выборы, но за за несколько часов до голосования суд снял его кандидатуру. Это решение, разумеется, принималось в Кремле — там уже методично вычеркивали Руцкого из любых списков. За что? Почему? Потому что с точки зрения преемника Бориса Ельцина Руцкой тогда, в 1993 году, стал предателем. А у предателей, как мы хорошо выучили, нет будущего в России.

Фото: ITAR-TASS