«Если, не дай бог, нас покинет Путин, что будем делать дальше?» Как Владимир Бортко хочет поменять Конституцию

Бортко отметил, что «средний срок жизни Конституции в мире — 15 лет, у нас уже 20, значит, ее нужно менять». Одним из его предложений является внести изменения в преамбулу Конституции РФ — он предлагает заменить «мы, многонациональный народ Российской Федерации», на «мы, русский народ и народы Российской Федерации», так как предыдущая формулировка подразумевает «неравенство» между нациями, по мнению Бортко. Также он хочет определить понятия «родина» и «семья» законодательно.

По его словам, таким образом он волнуется за будущее России, ведь пока ее объединяет «только Путин», а что будет с нами, «если, не дай Бог, он нас покинет», Бортко не знает.

Расшифровка интервью

Вот собственно Конституция, она у меня в руках, которую вы предлагаете поменять. Но сначала вы предлагаете поменять, собственно, способ, каким образом это будет происходить.

Откройте статью 135 и 134 и прочитайте их вслух.

135 статью?

Да. 134-ю, потом 135-ю, естественно.

Сейчас, сейчас.

Сначала первую, потом девятую.                 

Сейчас прочитаем 135-ю. Ой, 135 очень долго читать, давайте 134-ю прочту.

Давайте.   

Эта короче. «Предложения о поправках и пересмотре положений Конституции Российской Федерации могут вносить Президент Российской Федерации, Совет Федерации, Государственная Дума, Правительство Российской Федерации, законодательные органы субъектов Российской Федерации, а также группы численностью не менее одной пятой членов Совета Федерации или депутатов Государственной Думы».

А вот 135.4, которую вы не прочитали, говорит о том, что статьи первую, вторую и девятую…

Это статья 135.  Да-да. Их может менять только…

Только конституционное собрание.

Где речь идет о правах и свободах.

Совершенно точно.

А также, собственно, об изменениях Конституции, что логично. Этот ключ должен быть более надежным.

Совершенно точно. Именно поэтому я ничтоже сумняшеся, написал свой проект закона и подал его. Что будет с ним дальше, я не знаю, но обычно он проходит определенные этапы. Сейчас он находится…

Вы знаете, наверное, это не первый такой законопроект.

Я знаю. Читал все, как вы понимаете.

Да-да. И вы знаете, что ни один из них до этого ни к какому результату не привел. Даже не вставал в сущности, по сути, в повестку дня. В чем, кстати, была логика, когда к российской Конституции еще относились с большим пиететом, такой был период. Сейчас эксперты говорят об эрозии этого отношения. На самом деле оно стало более таким практичным. Но тогда, в начале нулевых, например, звучало мнение, я его помню как журналист практикующий, что пока нет закона о конституционном собрании, Конституция все-таки отчасти более неприкосновенна, чем она будет, когда такой закон появится. То есть все-таки у нас должно быть что-то, на чем мы основываемся. Вы говорите: давайте менять.

Но это что-то должно в какой-то степени отвечать тому, что происходит вокруг. Когда эта Конституция, в общем-то, не очень рассказывает о нашей жизни, о том, как нам жить дальше, поскольку ее положения, мягко говоря, устарели многие, то, естественно, ее нужно менять. Средний срок жизни Конституции в мире — это 15 лет. Нашей уже 20. То есть самое время уже заняться этим вопросом впрямую. Особенно тогда, когда это просто всех волнует, и не только меня, и вот тех самых людей, о которых вы говорили. Хотя я не имею никакого отношения к администрации президента.

Да. Это просто ваша сугубо частная инициатива.

Только частная инициатива, которая меня волнует лет так 10-15.     

Если она вас волнует лет 10-15, то почему это происходит именно сейчас?

Так вот сейчас я объясняю, почему это происходит. Мне 71 год, я боюсь не дожить, хотя бы поэтому. Пункт номер один. А второй пункт, понимаете, чем раньше...

Тогда было бы логично, чтоб вы 5 лет назад с этим выступили.

Я себя чувствовал нормально, вот и все.

Ага.

Значит, почему? Я задал вопрос Владимиру Владимировичу Путину в 2012 году: не стоит ли заменить в преамбуле первой строчки Конституции, не «мы, многонациональный народ», а «мы, русский народ и народы Российской Федерации, объединенные общей судьбой, жизнью и так далее»?..  

Это даже до начала, это даже еще не статья.

Как вы понимаете, это преамбула.

Да-да-да. Вот она вот здесь в тексте.

Где меня народ видит? А вот меня видит народ. Это самая главная часть Конституции.

Я просто скажу нашим зрителям, что это, конечно, поскольку, когда эта Конституция писалась, то перед глазами у собственно отцов-основателей Российской Федерации были, конечно же, ключевые документы исторические, в частности, декларация американская. То, естественно, это вот «мы, народ» — это, конечно, списано с «we the people».

Какой там написано у них «мы, народ американский»?

«We the people» — «мы, народ Соединенных Штатов».

Вот. Я бы хотел, чтобы то же самое было написано и здесь.

Так и написано.

Нет, не совсем так.

Буквально так и написано.

Кто создал страну — это раз. А во-вторых, я совершенно не собираюсь, меня все время пытаются сделать чуть ли не фашистом или каким-нибудь нехорошим человеком, который пытается поставить русский народ выше, чем, не знаю, любой из замечательных народов.

Это единственное, что вас не устраивает?

Нет, ну что вы. Это совсем не так. Я просто хочу элементарного равенства русского народа с теми народами, которые я обозначил.

Ну это понятно, это я понял.

Вы поняли.

То есть мы пишем: «мы, русский народ»?..

Простите, как вас зовут?

Михаил.

Миша, значит, я просто хочу объяснить. Вам понятно, ну вот нашим зрителям чтоб было понятно. Там у нас есть небольшое, так сказать, расхождение. Опять, я хочу, не хочу, но татары для этого больше всего подходят. Дело в том, что татарское государство внутри нашего государства Российской Федерации обладает своей Конституцией, своим президентом, флагом, гимном и так далее, где написано: «мы, татарский народ». Вот единственное, чего бы я хотел, покажите меня, пожалуйста, чтобы я посмотрел на русский народ…

Вас все видят.

Я бы хотел только единственное: чтобы мы были равны с великим татарским народом, я его очень уважаю. А также с чеченским, якутским и всеми остальными народами.

Понятно.

Сейчас этого не наблюдается.

Если в преамбулу будет вписано, то, соответственно, это все…

Хотя бы будет упоминание этого, что эти народы существуют.

Это все, что вы хотите в Конституции поменять?

Нет, конечно. Еще одна, например, статья, совершенно непонятная, которая гласит о том, это, по-моему, 15-я статья, не помню, могу ошибаться, но, по-моему, 15-я, которая гласит о том, что, если международный договор, который заключает Российская Федерация с любым государством…

Да. То они имеют приоритет.

Да. То эти законы имеют приоритет над тем, чем я, например, каждый день занимаюсь, перед нашими. Такого нет, например, в Соединенных Штатах абсолютно, поверьте мне. И они этим пользуются. Говорят: вы знаете, мы как-то не совсем обращаем внимание ни на что, для нас главное — это то, что происходит в Соединенных Штатах Америки. Мне бы очень хотелось, чтоб у нас было так. И это не конец, дорогой мой, масса всяких интереснейших вещей. Ну из простых…

Понятно.

Подождите. Простые вещи. Ну например. Единственная Конституция в мире, природные богатства которой позволяют переходить в частные руки. Это единственная, больше нету. Представляете, какая красота. Мало этого, она запрещает идеологию, идеология запрещена, но при этом декларируются права и свободы человека, что является сутью либеральной идеологии. А следующий пункт запрещает ее менять. Вот почему я хочу собрать.

Вы хотите отменить права и свободы человека.

Нет. Я не хочу отменять, Боже упаси, права и свободы человека! Я хочу поставить кроме них еще такие понятия: Родина, семья, ну, например, совесть. Ну то, что написано в большинстве Конституций мира, поверьте мне.

То есть чуть более религиозный документ.

А есть. Это совсем не религиозный. Ценностей, целей и результаты этих решений. Ценности у нас отсутствуют. Они написаны, значит, руководствуясь международными общепризнанными... Друзья мои, что это такое? А, может быть, свои-то главнее? Может быть, интересы нашей Российской Федерации важнее, чем интерес?.. А мы руководствуемся…

Меня продолжает умилять отчасти тот факт, что вы же представитель Коммунистической партии.

Да, конечно.

Мы просто недавно отмечали 100-летие революции, и…

Я-то отмечал, не знаю, как вы.    

В широком смысле. Не могу сказать, что я специально как-то праздновал. Но внутренне, конечно, отмечал большой юбилей, большое событие. Так вот все, что вы говорите, кажется, сильно не совпадает с тем, на чем была построена коммунистическая революция в 1917 году. Вот этот приоритет национального над остальным.

Михаил, дорогой…

Мы русские и все. Это Ленину расскажи, и он очень удивится.

Вам, друзья мои, кто забыл о том, как устроено наше государство. Оно устроено очень интересно, не как все остальные. Сначала это была монархия, в общем-то, достаточно была похожа. Есть монарх, есть его подданные. Все это как-то держалось 300 лет. Потом дальше после этого, когда это изжило себя, хотя бы в силу того, что национальные элиты стали подниматься и все это кончилось, так вот после этого была советская власть, про которую вы говорите. Там была идея, которая объединяла страну. Такая она, сякая она, но она ее объединяла.

И когда некто Гитлер напал на нашу страну, он сильно ожидал, что она рассыплется по национальным квартирам, чего не случилось, к его удивлению. Там были все: и татары, и русские, и украинцы, и казахи, и кого там только не было. Они защищали советскую Родину. Это объединяло страну. А что сейчас ее объединяет, спрашиваю я вас, дорогое либеральное собрание? Ничего. Кроме Путина Владимира Владимировича, постоянно увеличивающихся отчислений на правоохранительные органы, что произошло ровно неделю тому назад еще один раз, на образование — ниже, а это — выше. И телевидение. Ну вот, кстати, ваше как раз нехарактерно тому, что есть в телевизоре. Но это не вечная вещь. Я вот думаю, страшно сказать…

Давайте запишем что-то важное в такой большой серьезный документ.

Нет, давайте запишем так, что будет после того, как если, не дай Бог, нас покинет Владимирович, по разным причинам: то ли не захочет баллотироваться, то ли еще чего произойдет. Че будем делать дальше? Как будем жить в это время? А время будет чрезвычайно опасно. Что будет дальше с этими многочисленными народами?

Вы считаете, что изменения в преамбуле к Конституции как-то помогут?

Я объясняю, в чем дело, почему. Потому что самое естественное, лучшее в мире управление — демократия. Тут мы с вами не разойдемся ни на секунду.

Я согласен.

Возможна ли она сейчас? Нет. Потому что живем мы с вами при феодализме. Это абсолютно точно.

Просто у нас очень большая общая тема.

Я хочу подобраться сейчас. Для чего?

Вот вы рассказываете. Но я поскольку давно уже наблюдаю за тем, как у нас политика устроена и функционирует в России…

Как я вам сочувствую, да.

К сожалению. Я сам себе часто сочувствую. Но что делать, такая работа. То я примерно понимаю, какая реакция может быть на вашу инициативу.

У кого?

У нашей власти.    

Я думаю, я их не обрадую.

Вы знаете, что они скажут, я думаю, могут сказать, если ваш проект просто не затеряется, а как-то им придется реагировать? Потому что я не верю в то, что он будет воплощен, честно вам скажу.

Но, знаете, по капельке…

Да. Но знаете, что скажут: нет, мы не будем менять ни первую, ни вторую, ни девятую главу Конституции. Не нужен нам закон о конституционном собрании. Есть, должно быть что-то неприкосновенное в России, а именно Конституция. Потому что все ключевые вопросы российской власти на самом деле можно менять и так. Это уже происходит. И если придет в голову, например, устроить этот некий государственный совет, во главе которого станет Путин, про которого вы говорите, что, не дай Бог, он вас покинет, то это можно делать без всякого конституционного собрания. Эти вопросы решаются в других главах, не тех, ради которого ваш закон и понадобится.

То, что вы говорите, это правильно. Но это не отменяет простой вещи. А что будет дальше? А что будет дальше с этой страной? Это меня чрезвычайно волнует. Именно поэтому я доставляю беспокойство замечательным людям, сидящим в Кремле, и вас вот отвлекаю от этого дела. Что будет дальше? А дальше должна быть, опять-таки, демократия, которая сейчас невозможна. Потому что у нас уже как-то устроено все, наша страна. Кстати, Китай устроен точно таким же способом. Вы знаете, да? Что, какая там власть? Советская.

Коммунистическая.

Почему? Да по одной простой причине, потому что она объединяет абсолютно разные народы, населяющие Китайскую Народную республику. Тибет — это одно, Шанхай — другое, Пекин — третье, и все остальное. И Синьцзян, округ — совершенно четвертое. Вот это объединяет их, потому что в свое время на двадцатом съезде, который вы, наверное, любите, а я не очень, там сидел один человек, маленький китаец Дэн Сяопин, который сказал, что у нас такого не будет никогда. Результаты вы видите сейчас. Я не хочу сейчас призывать к советской власти. Если она придет, то она придет сама собой, и я не хочу ничего делать. Я просто думаю о том, не дай Бог, одна из трех составных, которые сейчас скрепляют страну… У вас дети есть?

Да.

Вот я очень бы хотел, чтобы они дальше жили спокойно, хорошо, в понятной совершенно стране, на понятных совершенно основаниях. Именно этим я и занимаюсь.

Я даже сочувствую вашему этому желанию. Уверен, это никак не решится тем законопроектом, который вы предлагаете. Ну что ж, у нас инициатива в этом смысле не наказуема. Спасибо вам большое, это очень интересно. Будем смотреть, как дальше, что будет с Конституцией России.

Мне самому интересно.

Мне кажется, главная проблема у нас в том, что Конституция перестала на самом деле за последние 10 лет, она потеряла ту некую сакральность.

В чем это отражается?                            

Потому что ее стали все чаще и чаще менять. Посмотрите, сколько поправок. Вот она теперь читается с учетом поправок: 2008, 2014, 2014, 2014 и дальше.

А это означает, что она нуждается просто вся в поправке. То есть она нуждается…

Ну тут уже два разных взгляда на этот вопрос. Спасибо большое.

Фото: depositphotos.com