«Ее разыгрывают как пешку»: как арест Апфельбаум превращает «дело Серебренникова» в главный судебный процесс

Что вменяется в вину Софье Апфельбаум и какова ваша позиция? Что имеется в виду под халатностью?

Ирина Поверинова: Вчера нас вызвали в 10 часов утра на допрос в качестве свидетеля. Заранее позвонили не мне, адвокату, а Софье. Следователь сказал ей, что если даже адвокат занят, то при любом раскладе пусть приходит. Это было накануне, позавчера. Я бросила все дела, несмотря на то, что была занята, и поняла, что положение очень серьезное. Это поняла и Софья. Мы с ней общаемся ни один день, понимаем друг друга. И понимали, что страсти накаляются еще неделю назад, когда во время продления срока содержания под стражей была бегущая строка, что следующим этапом берутся за чиновников Министерства культуры, я поняла, что следующей будет Софья. Она тоже поняла. 

В 10 часов допросили Софью в качестве свидетеля, потом попросили паспорт, чтобы сделать ксерокопию. Мы понимали, что все это к одному берегу приплывает. Далее — ее допросили в качестве подозреваемой, затем ей объявили постановление о задержании. Нас перевели в другую комнату, к руководителю следственной группы. И затем сказали, что сейчас нам будет предъявлено обвинение в совершении преступления по ч.4 ст. 159 (мошенничество). Проработав 36 лет в качестве адвоката, имея большую практику, я понимала, что что-то, наверное, следствие придумает, потому что так просто оставить Софью, которая подписывала соглашение по Серебренникову, они не смогут и не захотят. Что-нибудь придумают. Но то, что это будет ч.4 ст. 159.... То есть все договорились, спланировали с Серебренниковым, Итиным, Малобродским. Похитили деньги, и все довольные расползлись по своим делам, будем так говорить.

Какова позиция Софью Апфельбаум в суде?

Ирина Поверинова: Я бы хотела сказать, что обвинение ее, конечно, потрясло. И она была в психологически тяжелом состоянии, потому что такого она не думала. Потом мы собрались, кое-что там обсудили. Собственно говоря, позиция наша была давным-давно всем ясна. Естественно, виновной она не признает себя категорически. И дальше я понимала, что следующим, что будет за этим, это будет арест. Не домашний, не подписки. Мы стали думать, что делать.

Когда категорически заявляешь, что ты не виновен, результат только один — всегда берут под стражу. Мы вину свою не признаем в совершении данного преступления. Она отрицает категорически какое-то участие и причастность в организации этой группы, что она обсуждала, похищала. Но, может быть, чего-то не досмотрела. Эта фраза была сказана совершенно искренне, потому что невозможно человеку, даже работая добросовестно, не ошибиться в какой-то малости. Но если чего-то она и не досмотрела, она не является тем человеком, который ставил последнюю подпись на распорядительных документах. Она предполагала, и я это утверждаю, что за все финансовые дела отвечает департамент экономики и финансов, который выплачивает деньги. И вот он должен все проверять. То, что нужно и положено было Софье, она все проверяла. Она ходила на спектакли, посещала мероприятия, и когда приносили отчеты, подписанные худруком Серебренниковым, там были спектакли: такой-то и такой-то. Она все оценивала и с ее точки зрения все было правильно и хорошо.

Что вы думаете про эту историю, почему пришли за Апфельбаум? Как это связано со всей историей с выделением денег?

Марина Андрейкина: Было постановление, подписанное премьер-министром Владимиром Владимировичем Путиным. Тогда он был премьер-министром. Когда говорят о том, что Софья Михайловна влияла... Вы что, серьезно можете предположить, что она что-то надиктовала Владимиру Владимировичу и убедила его дать деньги? Это всерьез кто-то предполагает? Дальше. Тебе, как чиновнику, приходит документ, где написано название, на что ты должен дать деньги, объем средств, сроки. Прописывается, кто получатель этих денег. В этом смысле у чиновника никакого своеволия вообще быть не может. Софья Михайловна выполняла свои должностные обязанности четко, честно и добросовестно.

Фото: Антон Денисов / РИА Новости