Пока ФСБ вела обыски в компаниях Петрова и Якобашвили, шли аресты, и как раз в это время Кремль передал МВД новые установки: не хватать всех подряд за оскорбление властей. Потому что как только закон был принят, тут же выяснилось, что оскорбляют всех и на любом уровне — от президента, за которым твердо закрепился эпитет «сказочный», до каких-нибудь губернаторов, которых в сети матерят не меньше.
Практика правоприменения подтвердила то, что и так известно: Путина и всю остальную власть постоянно кроют в России матом. А дальше события развивались по анекдоту: тут ему и поперло — перед правоохранительной системой открылось непаханое поле административных дел.
К концу июня правозащитная группа «Агора» насчитала уже 11 таких дел, 11 штрафов, и все однотипные: где губернатора назовут «придурком» — или «шелупонью», как в Архангельске, где Путина назовут... по-разному. Слегка особняком стоит девушка, наказанная за «явное неуважение к обществу в неприличной форме» — в форме танца на фоне Кургана Бессмертия в Брянске. На «Прямой линии» Путин объяснил: критиковать власть можно и нужно, главное — символы государства не оскорблять. И то правда: сегодня ты танцуешь тверк, а завтра родину отверг.
Так или иначе, Кремль распорядился урезать марш. Губернаторы вообще не власть, слишком много про себя думают, и даже лично Путина ругать можно — нельзя только президента как институт. Так что кто хочет ругать лично Путина — пусть попробует, а сейчас Кремль шлет сигнал: за каждодневной кухонной матершиной гоняться с наручниками не будем.
И это происходит не само по себе, а на фоне сразу двух крупных побед над властью — екатеринбуржцы отстояли свой сквер у театра Драмы, а в Москве журналистский цех буквально вытащил из тюрьмы своего коллегу. Сергей Петров ведь прав, когда говорит: вот журналисты объединились, а бизнес не может. И так понятно, что если бы не протест, Голунова бы посадили и не заметили, но вот подтверждение от «Проекта»:
Главной причиной прекращения преследования Ивана Голунова стали массовые уличные протесты. Не случись их, журналист оказался бы за решеткой, несмотря на то, что силовики с самого начала понимали заказной характер его дела и даже знали инициаторов провокации. Но больших отставок или смягчения статьи о хранении наркотиков не последует.
И это еще не все. Вышел по УДО посаженный Рамзаном Кадыровым в тюрьму правозащитник Оюб Титиев, отделался условным приговором в Минводах активист Михаил Савостин — там тоже наркотическая статья с вероятным подбросом, а обвиняемой в работе в нежелательной — то есть, в антиправительственной организации — Анастасии Шевченко сократили срок домашнего ареста. В Москве задержаны негодяи, которые облили фекалиями сборщиков Соболь, и даже единый центр сбора подписей за оппозиционных кандидатов на Рождественском бульваре не разгромлен, а действует до сих пор. А ведь мог бы и полоснуть, правда же?
На оттепель не тянет, но хотя бы похоже на первый февральский луч? Еще холодно, но если так пойдет, будем скоро кораблики по лужам пускать, да? Нет, не будем. Это не оттепель и не послабления. Это новая концепция. Если бы я был политологом, я бы назвал ее экономией и рационализацией репрессивного ресурса. Хватит палить из пушек по воробьям, хватит науськивать силовиков на обычных людей, многие из которых даже и не имеют ничего против Путина — по крайней мере, не стремятся на баррикады. Давайте отделим зерна от плевел, постановили в Кремле, давайте различать антипутинскую политическую деятельность и выступления за справедливость в любом более узком смысле. Давайте сами себе не расчесывать Гондурас, как сказал бы Виктор Степанович Черномырдин.
«Левада-центр», «Наступление на месте: как власть научилась управлять протестом»:
Все вместе — уступки и наказания — укладывается в общую логику сохранения общественного спокойствия и предотвращения политизации проблем. Ведь большинство граждан хотят решения своей конкретной проблемы, после чего успокаиваются. Эскалация и политизация конфликта, как правило, означает, что власть не захотела или не смогла пойти навстречу общественному мнению. Но и в таком случае частичные уступки позволяют купировать конфликт.
Власть действительно дует на воду, еще даже не обжегшись на молоке, но увидев падения собственных рейтингов на всех фронтах. Новые установки в работе — ручной тюнинг протестов и маскировка. Маскируется «Единая Россия», а ручной тюнинг Путин демонстрирует сам, лично. На глазах россиян окончательно оформилась доктрина: не политический — проходи, свободен.
Но тут важен именно этот комплексный подход: учитываем мнение жителей — закатываем в асфальт активистов. Активист — это широкое понятие. В мире Владимира Путина активисты сами по себе не действуют, за ними всегда кто-то стоит. Поэтому главное — работа с организаторами, режиссерами и источниками политического протеста, с заговорщиками, двурушниками и предателями.
Как минимум один чиновник был уволен за последний год именно потому, что Путин пришел к выводу — он работает на Навального. Театрам устраивают показательные процессы. Из университетов выгоняют независимых педагогов. Частный бизнес переходит в руки силовиков, а его владельцы отправляются или в тюрьму, или за границу. Не так важно, по какой конкретной причине силовики идут к Калви, Абызову, Якобашвили и Петрову. Может быть, это рейдеры из ФСБ кладут на стол Путину бумажки о политической неблагонадежности бизнесменов. Может быть, эти бумажки, наоборот, спускаются сверху вниз. Важно, что идущий в Мосгордуму Илья Яшин так прямо говорит: ему бизнес денег на выдвижение не дает, потому что боится.
Каким должен быть результат, тоже вполне понятно. Общество даже может быть чем-нибудь недовольно, но это общество состоит из отдельных бедных и беспомощных людей, которым никто ничем не может помочь. Оппонентом власти в политической конкуренции должен быть какой-нибудь вчерашний студент, «ноунейм» без авторитета и влияния. Пусть выдвигается в Мосгордуму, собирает подписи, а мы подумаем, как с ним быть.
Фото: Олег Харсеев/Коммерсантъ