Вот это первая тема, которую я сегодня хотел бы с вами обсудить. Ещё будет несколько. Вот арест Дрыманова, который как бы на слуху уже давно и вот наконец произошел. Опять-таки эти слухи бесконечные об отставке Бастрыкина и расформировании Следственного комитета.
О чем это политически нам говорит? То, что этот арест наконец случился.
Мне кажется, никаких таких серьезных стратегических выводов из этого пока делать не стоит, потому что это то, что называется нашей системой сдержек и противовесов, когда в условиях публичного контроля или депутатского контроля за силовыми структурами реальным рычагом, позволяющим их контролировать, является стравливание их и раздувание постоянных каких-то конфликтов между ними, да.
Мы помним, в прошлом был конфликт между Госнаркоконтролем и ФСБ, который закончился аннигиляцией, да, оба руководителя ушли. Уже много лет продолжается конфликт между Генпрокуратурой и СКР, и я думаю, что тоже он закончится примерно так же ― не победой одного ведомства, не подчинением этим ведомством другого, а сменой руководства там и тут, но сохранением самой системы, когда одно ведомство находится в постоянном таком конфликте, в противоречии с другим ведомством и тем самым позволяет контролировать всю вот эту сложную систему силовых и правоохранительных структур.
Да, но на этом фоне у нас существует, и тут очень трудно утверждать что-то наверняка, потому что это всё как раз скрытые силы российской политики, но тем не менее существует довольно четкое представление, что Федеральная служба безопасности постоянно усиливает свои позиции, причем везде. И мы это видим в разных совершенно проявлениях, от недавнего ареста главы Серпуховского района Шестуна и того, что ему предшествовало, до вот этой истории с Дрымановым и так далее. То есть можно много загибать в этом смысле пальцев.
Не получается ли, что на самом деле ФСБ сегодня ― это, в общем, и есть у нас один центр силовой, а не несколько?
Я думаю, что нет. И я бы, во-первых, напомнил, что вот этот рост влияния ФСБ тоже имеет начало. Это началось, по сути, в 2014 году, а с 2012 года, когда после массовых протестов возникло, очевидно, в Кремле ощущение, что ФСБ не смогло предотвратить и предусмотреть это, происходило, наоборот, усиление, скажем, МВД, в том числе и за счет тех функций, которые до этого были в ведении ФСБ, да. И мы помним, что и Таможенная служба, и МВД, и Минюст в какой-то момент лишились тех кураторов из ФСБ, которые на постах заместителей министра, по сути дела, находятся во многих очень структурах, и не только в силовых и правоохранительных.
Дальше проходит 2014 год, Олимпиада, и вот здесь, я думаю, произошла реабилитация ведомства. И с 2014 года мы действительно наблюдаем некоторое усиление ФСБ, и в конфликте с МВД, это очень серьезный был конфликт, который до сих пор продолжается, когда ФСБ, по сути дела, смогла вместе с СКР посадить верхушку Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции, да.
Но опять-таки ФСБ, на мой взгляд, ― это всё-таки взгляд со стороны, ― не выглядит таким абсолютно монолитным ведомством, да. Когда мы говорим, что сегодня, да, безусловно, сохраняется и усиливается доминирующая роль этой структуры, мы должны понимать, что в самой этой структуре есть тоже внутренние конфликты, которые, по сути дела, воспроизводят вот ту ситуацию таких квазисдержек и противовесов в остальных силовых и правоохранительных структурах. И наряду с усилением ФСБ идет и, как мне представляется, дробление и усиление внутренних конфликтов, да, то есть вместо внешних сдержек и противовесов во многом мы получаем систему внутренних.
А мы понимаем примерно, кто борется с кем? Или это всё-таки в слишком большом тумане? Уже внутри самой ФСБ.
Здесь многие вещи становятся заметны тогда, когда человек уходит, да. И вот мы помним историю с Улюкаевым.
Да.
И чем она завершилась для ФСБ. Мы помним, что, победив вот в этой мощной борьбе со структурами МВД, тот блок ФСБ, который этим занимался, тоже оказался не совсем у дел и был полностью заменен. Да, и вот это, мне кажется, очень важный принцип, который всегда выдерживается. В таких серьезных конфликтах между силовыми и правоохранительными структурами не бывает долговременных победителей, и если вы победили сегодня, то завтра что-то будет сделано системой для того, чтобы вы не праздновали эту победу долго.
А вот сам арест Дрыманова ― всё-таки большая шишка ― каким-то образом встает в ряд вот этих показательных посадок последних лет, среди которых первый, конечно, Улюкаев? Или это другая история и её не стоит присоединять?
Я думаю, что у этих историй, так же как и у посадок губернаторов, скажем, есть нечто общее, и это общее ― усиление репрессивного характера режима, да. И если мы вначале видели, что хищники, условно говоря, съедают травоядных, то сегодня мы видим всё чаще ситуацию, когда и с хищниками тоже что-то происходит, да. И в этом смысле ФСБ тоже не та структура, которая абсолютно свободна от всех этих посадок и уголовных дел, да.
И вот сама ситуация, которая развивается уже последние несколько лет, когда репрессивность усиливается во всем, и в первую очередь внутри элит, и это репрессивность не только, скажем, давление СКР и ФСБ на других, но это и репрессивность, которая напрямую затрагивает эти структуры, и это тоже понятно. Это отчасти, хотя здесь аналогии, наверно, не очень правильные, отчасти напоминает нам ситуацию тридцатых годов, когда те, кто осуществляли репрессии в отношении других слоев элиты, в какой-то момент сами начали попадать в эти самые репрессии.
Фото: Кардашов Антон / Агенство «Москва»