«Это пятая или шестая волна закручивания гаек за 20 лет»: главные итоги встречи Путина и СПЧ

Ну, Путин опять перепутал, бывает. Важнее и интереснее логика, в которой он рассуждает. Вот она: 

Суть помилования: помилование подразумевает, что человек осужден, иначе как миловать? Признает он вину – не признает… Да, действительно, практика – я просто, честно говоря, не помню, по-моему, это в законе есть, что человек должен признать свою вину. Иначе, если не признает вину, то как его помиловать тогда?

Это ответ на просьбу подчеркнуть разрешенность того, что не запрещено. Но Путин жестче закона: он не знает, можно без признания вины миловать или нельзя, честно это признает, но при этом знает — нельзя. Спасибо, садитесь, следующий вопрос.

Николай Сванидзе все-таки спросил Путина про уголовное дело по факту отравления Алексея Навального. Путин повторил тираду, которую он повторяет уже почти три года каждый раз, когда случается отравление «Новичком»: нам не дают официальные документы, не ведут диалог с нами, не приглашают специалистов, и так далее, — но потом случилось такое продолжение разговора:

В.Путин: …Официальных материалов не дают. Биологических материалов не дают. Что нам делать-то?

Н.Сванидзе: Владимир Владимирович, извините, что перебиваю Вас. Но мужик чуть не умер. 

В.Путин: Я понимаю. 

Н.Сванидзе: Мы можем уголовное дело открыть у себя?

В.Путин: Нет, нельзя. Потому что, если человек чуть не умер, это не значит, что нужно по любому случаю открывать уголовное дело. Но проверка проводится, Николай Карлович.

Логика, кстати, опять-таки железная: в России даже если человек умер, не всегда открывается уголовное дело. А вы хотите по живому Навальному. Ну и, наконец, продолжая эту свою мысль, Путин вспомнил и про расследование убийства Бориса Немцова:

Я много раз говорил и своим коллегам, и Вам еще раз хочу сказать. Вы это знаете. Известное убийство Старовойтовой Галины, тоже петербурженки, все найдены, посажены и понесли ответственность. Убийство Немцова. Недавно я с коллегами еще это обсуждал, надо дорабатывать, наверное, и там, но в целом все понятно, исполнители найдены, да и заказчики.

Формально это новость: до сих пор об установлении заказчика убийства Немцова официально не сообщалось. Суд заказчика не называл, следствие не называло, его нет. Осуждены исполнители. Звучит так, будто Путин делится неким своим собственным знанием и требует в соответствии с этим знанием доработать. Но реальная новость, боюсь, в другом: Путин для себя это дело уже закрыл, перевернул страницу. И в его голове хвостов не осталось — разве что какие-то закорючки, собственно, которые надо вписать, то есть доработать, а как там было на самом деле с убийством Немцова, он уже, может быть, просто не помнит.

И еще одна новость с заседания СПЧ вместе с Путиным — он поддерживает идею, пожалуй, единственное, что он действительно поддерживает — идею создания российского суда по правам человека. 

У меня в эфире Павел Чиков — глава международной правозащитной группы «Агора». Павел, добрый вечер.

Здравствуйте.

Павел, скажите, насколько вас удивило, вообще как вы воспринимаете эту идею суверенного суда по правам человека? Насколько она может быть таким адекватным ответом, видимо, Страсбургскому суду, если в этом заключается мысль?

Мне кажется, Владимир Владимирович и тут немножко оговорился, то есть, скорее всего, это все-таки больше шутка, которая вряд ли имеет какую-то жизненную перспективу. Но если подходить к ней серьезно, то возникает несколько вопросов. Во-первых, Европейский суд существует на основе Конвенции, то есть международного документа. На основе какого документа будет существовать российский суд по правам человека? На основании Конституции? Но у нас уже есть Конституционный суд. Если на основании Конституции, то надо основы менять Конституции и его туда вписывать. Кроме того, Европейский суд это же международный орган, у нас есть, между прочим, Конвенция СНГ по правам человека, и в рамках нее предполагается, предполагалось создание комиссии по правам человека. Конвенция не была ратифицирована всеми членами.

Комиссии СНГ, да?

Да-да, комиссия СНГ. Она не заработала до сих пор, и более того, в начале нулевых парламентская Ассамблея Совета Европы не рекомендовала новым членам Совета Европы, вот из числа стран бывшего Союза, ратифицировать эту конвенцию, прямо написав, что она понижает уровень защиты прав человека по сравнению с Европейским судом по правам человека. Были разговоры о создании какого-то Азиатского суда по правам человека, тоже как бы со стороны российских властей. Но мне кажется, это все нереальная история.

Потому что эксперты уже рассуждают о том, что давайте возьмем вторую главу Конституции, где свободы и права гарантированы именно человека, и вот будет институт, который будет конкретно по этой статье следить, чтобы все работало.

Слушайте, Михаил, в этом смысле любой районный суд в России это суд по правам человека, потому что именно этот районный суд будет судить полицейского, который избил задержанного; именно этот районный суд будет решать вопросы, с кем жить ребенку и кому положено какое пособие и пенсия; именно этот районный суд будет оценивать, насколько соответствуют закону условия содержания в следственном изоляторе; именно этот районный суд будет рассматривать ходатайство следователя о заключении под стражу. Если мы все эти вопросы, которые и составляют основной, собственно, предмет работы Европейского суда по жалобам из России, передадим в некий вновь создаваемый суд, то извините, а что будут делать оставшиеся суды? У нас в реальности, собственно, вся судебная система: военные суды, Конституционный суд, суды общей юрисдикции, арбитражные суды, они все рассматривают споры, которые в конечном счете, могут быть предметом рассмотрения Европейским судом по правам человека, потому что в них во всех есть элементы, связанные с правами человека: право на справедливый суд, на собственность, на свободу от избыточного содержания под арестом и так далее.

Наверное, надо напомнить, чтобы мы все поняли, что такое Европейский суд по правам человека. Он, если угодно, надзирает со стороны участников Совета Европы, поправьте меня, если я ошибаюсь, соответственно, за надлежащим исполнением правосудия в странах-участниках. Или я не прав?

Да, в определенной степени это так. По некоторым вопросам последнее слово в Европе остается за Европейским судом по правам человека.

Это такая сверхкассация некая?

Ну, суд не любит, чтобы его так воспринимали. Суд оценивает соответствие вот конкретного дела требованиям Конвенции в сложившейся практике суда, но в определенной степени это, да, это такой наднациональный орган субсидиарного, то есть дополнительного контроля за соблюдение прав человека.

В котором соучаствуют добровольным образом члены собственно Союза?

До тех пор, пока вы члены Совета Европы, вы обязаны исполнять решения Европейского суда и признавать его юрисдикцию.

Соответственно, поэтому Россия и вынуждена иметь дело, Россия как государство, иметь дело с этим судом. Разговоры об этом идут уже не первый год, что Кремль на ЕСПЧ сердит, что эти постоянные приходящие оттуда штрафы давным-давно сильно раздражают. И собственно, показалось, может быть, показалось, что эта идея это и есть наконец ответ вот придумали.

Нет. На самом деле нет, на самом деле сейчас Россия и Совет Европы находятся в таком периоде такого, ну, не медового месяца, но в общем хороших отношений, потому что кризис миновал. Кризис был, но он благополучно закончился еще летом 2019 года, основные вопросы разрешились, и при каждом удобном случае стороны заявляют, что у нас все хорошо, у нас там как бы любовь, и мы разводиться не собираемся.

Таким образом это ложная тревога, и соответственно институт этот на практике не появится, и даже в общем-то бумаг по этому поводу не будет.

Мое личное мнение — нет, но в общем мы живем с вами в такой замечательной стране, в которой может быть все, что угодно, президент сказал — надо, ну значит, может быть, и будет.

Вы в прошлом составе были Совета по правам человека, который в результате был, как сказать, замечен Кремлем в оппозиционности во время протестов лета 2019 года, пошли замены, заменили главу Совета, сегодняшний состав, как считается, утверждается, это уже другой в политическом смысле состав. Ваше мнение о том, насколько вообще вот этот разговор последний был эффективен, нужен ли?

Михаил, это ваша интерпретация исключений из Совета.

Моя. Согласен, моя.

Потому что позиция Кремля заключается в том, что это ротация, не более того, и меня в принципе устраивает этот ответ.

Окей.

Но честно вам скажу, что на протяжении восьми, наверное, лет, то есть с 2012 года, когда я вошел в состав Совета, темы в основном те же самые: иностранные агенты, тюрьма и общественный контроль, права журналистов, вопросы митингов, амнистия и помилование, экология, это все темы, которые переходят из раза в раз при каждом разговоре с президентом. Я бы сказал, что потихонечку-потихонечку интерес его, возможно, снижается, может быть, потому, что одно и то же каждый раз. Мне бы тоже, например, надоело. Но какого-то системного изменения не происходит, и получается такая вот некая «жвачка», которую приходится жевать каждый раз. Нельзя сказать, что вот во вчерашней встрече не было каких-то ярких и таких достаточно жестких выступлений, то есть Николай Сванидзе, например, довольно жестко высказался.

Действительно, сам текст его выступления, просто он есть только в распечатке, он звучит довольно жестко, это правда.

Да, то есть, скажем так, нельзя сказать, что там не обсуждаются какие-то острые темы, и в общем даже имя Алексея Навального прозвучало на встрече, то есть это уже, можно сказать, чуть ли не некое фрондирование. Но, к сожалению, приходится признать, что большой эффективности от таких встреч нет, что поручения президентские зачастую не исполняются или вообще даже не формулируются. В общем, не хочу негативно высказываться о Совете и о бывших коллегах, но, как правило, такие встречи не оправдывают ожиданий, к сожалению.

Павел, еще хочу вас спросить, вот сейчас в Думе на этой неделе первое чтение, но уже скоро будет второе и третье, новый пакет законов, в общем с новыми запретами, новыми штрафами, новыми возможностями арестов, новыми возможностями давления на гражданскую активность. Никто толком пока, по-моему, хотя, может быть, вы меня поправите, не понимает, как это на самом деле будет работать на практике, это пока очень трудно себе представить. У меня, по крайней мере, пока еще не выходит. Но вот вы, вам, как профессионалу, придется, очевидно, заниматься соответственно всеми этими новациями, когда они воплотятся в жизнь. Чего вы в этом смысле ждете?

Слушайте, за последние двадцать лет это, может быть, пятая или шестая волна такого «завинчивания гаек», пакетов репрессивных законов. В общем, как-то мы пережили эти двадцать лет, переживем, наверное, и следующие, но я бы ожидал, что какие-то репрессии будут, вопрос в том, когда они начнутся. Очевидно, что это такая предвыборная история перед выборами в Госдуму в сентябре следующего года. Наверное, в первую очередь это будет касаться каких-то оппозиционных деятелей и активностей, наверное, это будет касаться уличной протестной активности, в общем, стоит ждать попыток новых «наездов». Наверное, люди будут обращаться за юридической помощью, и мы конечно же будем ее стараться оказывать, но вот в тех возможностях, которые нам государство позволяет.

В общем, вы морально готовы к новым клиентам.

Ну вот, к сожалению, всегда даже готовы к тому, что нас самих немножечко пожмут.

Спасибо большое.