Поэтому для меня нет сомнений, что Собянин ― это прекрасный городской менеджер, наверно, лучший сегодня для Москвы. Я думаю, что в данном случае лучшее ― враг хорошего, но не могу сказать, что Собянин ― это хорошее по отношению к лучшему. Мне кажется, что, возможно, это даже в принципе лучшее, что могло случиться с Москвой за последние годы.
Я понимаю, что вы говорите, мы в такой области эстетического находимся. Конечно, вы говорите про статую Петра Первого, вспомнили, я тоже помню все эти протесты против неё и сам готов их поддержать. Но вот памятник Владимиру на Манежной, может быть, и переплюнет. Это уже вопрос такой спорный.
Вы же понимаете, что памятник Владимиру на Манежной ― это не вопрос Собянина, да?
Помимо Собянина, окей, да. Но всё равно на самом деле даже если мы уберем из современной Москвы…
Михаил, мы понимаем, что памятник Петру Первому ― это был вопрос к мэрии.
Да-да, конечно, вы правы.
А памятник Владимиру на Манежной… Да.
Вы правы, да. Это так, но ― я просто не договорил ― всё равно к этой Москве Собянина, несмотря на то, что она действительно чище, во многом, не знаю, краше, можно сказать, эстетически. Но не знаю, про это часто говорят, и у меня тоже такие возникают мысли в голове, что это такой улучшенный… Вот была такая хаотичная лужковская Москва, дикая немного, а сейчас такой порядок, и это такой улучшенный совок. Но вам эта мысль не близка и вы этого не видите.
Вы знаете, я не вижу улучшенного совка. Я вижу необходимость, которая, видимо, возникла, действительно упорядочить город, упорядочить просто его, да. В какие-то моменты городу, наверно, в той степени запустения, беспорядка и хаоса, в которой он был, необходима была довольно радикальная чистка, да, радикальная чистка, связанная с тем, что улицы заново планируются, асфальтируются или покрываются плиткой, устанавливается новое освещение и т. д., и т. п.
Она, естественно, поначалу выглядит унифицированно, блескуче и, наверно, отчасти евроремонтно, но я думаю, что город, проходя через всяческие прекрасные мероприятия, например, такие, как мундиаль сейчас, мгновенно превращается… Вот эта среда, которая создается, чистая среда и среда, в общем, комфортная, обживается и дальше начинает обрастать своей историей. Это нормально.
Я не вижу в тех новых вещах, которые произошли на улицах Москвы, никаких эстетических кошмаров. Бывает эстетический кошмар в виде памятника Калашникову, например, но, опять же, это не вопрос к мэрии, наверно, да.
Поэтому я даже не стал упоминать, да.
Это вопрос не к мэрии совершенно, да. Памятник не инициатива мэрии.
Зато огромный небоскреб ужасный, который стоит рядом, как раз к мэрии в большой степени, но ладно уж.
Мы помним, когда началось его строительство.
Ещё при Лужкове, да.
И сколько лет он стоял просто остовом. И сейчас его просто привели в божий вид, чтобы всё-таки не стоял просто каркас. Поэтому, опять же, давайте не будем это относить…
Да.
А у меня есть очень конкретный пример, который я всегда привожу, меня в какой-то момент поразивший. Вот есть этот театр «Около», да, в центре Москвы самом, напротив костела, значит, в переулке, ― господи, сейчас… склероз! ― который идет от консерватории. Там здание, которое погорело при Лужкове и долго стояло. Мы понимаем, что это театр-студия, который не имеет ни денег, ни влияния, ничего. Этот театр отремонтирован, отреставрирован, его здание не отдано никакому бизнес-центру, земля не отдана никому, хотя я знаю, что порывались всяческие люди её заполучить, да.
Этот театр тихо-мирно, ― кстати, я единственный, кто про это как-то активно говорит, ― без всякой рекламы мэрией был отремонтирован, сделан, он существует. Это совершенно артовая история. Театр ценится профессионалами, не только, но в основном профессионалами, у него ограниченное какое-то количество поклонников. Но это вполне конкретный пример.
Я знаю просто, у меня какие-то есть люди, друзья, которые из малого бизнеса. У меня приятели открыли сейчас на Покровке, взяли себе здание маленькое, малюсенькое старинное здание и сделали в нем бар. Это семья небольшая, они сделали такой частный бизнес в центре Москвы, вот. И в той степени, повторяю, какой-то оккупированности города в те прежние времена крупными мафиозными структурами, как мне кажется, естественно, малому бизнесу пробиваться очень тяжело. Но он начинает пробиваться.
Кстати, обратите внимание, что, например, в центре Москвы стали появляться продуктовые магазины, чего не было при Лужкове, потому что всё отдавалось либо под рестораны, либо бутики, либо очень дорогие какие-то, да, магазины. Сейчас даже в Камергерском появился маленький продуктовый магазин. Я вижу, что это осознанная политика, что люди, живущие в центре, могут… Это же была целая проблема, негде было продукты купить просто в принципе вообще.
Я понимаю, что этот ряд можно продолжать, и прекрасно понимаю, о чем вы говорите.
Это всё такие маленькие-маленькие шаги. А те ошибки, которые в Москве совершаются… Мне тоже не нравятся эти клумбы, которые стояли по Тверской, гранитные, да? Но, вы понимаете, это ведь исправляется постепенно. Постепенно это исправляется. И не всегда всё нравится в оформлении этих фестивалей, но я вижу, что люди, которые занимаются городом, слышат ту критику, которая в адрес каких-то вещей направляется, и это оперативно достаточно исправляется, да.
На самом деле, в том, что касается дизайна, я даже не буду с вами спорить, и магазинов, и улиц. Здесь, по большому счету, я во многом с вами согласен. Но просто кроме дизайна есть разные другие вопросы. Я все не успею сейчас задать.
Есть вопросы более значительные, как то, например, когда сносили ларьки, и нам мэр в твиттере писал про так называемые свидетельства о собственности, хотя это были конечные собственники. Есть вопросы по программе реновации, которая началась и которая вызывала большие протесты. Знаете, такие более серьезные, чем дизайн, возможно. Но у меня в этом смысле…
Я могу отвечать и по этим вопросам. Что касается программы реновации, я тоже был в некотором нервном состоянии, не по поводу себя, по поводу своих знакомых. Я говорил с моим другом, замечательным архитектором, прекрасным архитектором, который работает и в Нью-Йорке, и в Москве, и во многих местах. Человек абсолютно не ангажированный, кстати.
Он мне простые вещи разъяснил по поводу того, что сравнивать наши эти пятиэтажки, «хрущобы» с берлинскими, например, которые подверглись реновации, некорректно, потому что немцы строили действительно на века, а у наших домов этих объективно выходит срок гарантии, и никто не знает, могут они стоять бесконечно или не могут. У жилья тоже есть срок гарантии. Он говорил о том, что это просто в целом ряде случаев действительно опасно.
Вы понимаете, что касается ларьков, наверно, я не спорю с тем, что, наверно, возможно, власть действовала где-то жестко, где-то агрессивно. Но иногда, знаете, мы же понимаем, что торговля в Москве ― это тоже сфера какой-то часто мафиозной истории. Не всегда можно с каким-нибудь гигантским рынком, да, что-то поделать в режиме мирных судов и прочего, потому что мы понимаем, какие люди могут держать этот рынок, и никто с этим не может бороться. Иногда требуется какое-то волевое, достаточно агрессивное действие по приведение пространства в исходное цивилизованное состояние. Это так, ну что ж поделать?
Знаете, я, например, какое-то время назад в Петербурге недавно был, и там стоит в центре города Апраксин двор, да, и что это такое? В центре города что это такое? Странный какой-то Черкизовский рынок, гигантский совершенно, непонятный, с которым много лет ничего не делается.
Поэтому, вы понимаете, какие-то вещи, наверно, в нашей стране по-прежнему требуют некоего такого волевого и агрессивного решения, и я не спорю с тем, что, наверно, можно придираться к этому, да. Но я сейчас говорю о каких-то тенденциях, которые надо уметь видеть, понимаете? Надо уметь видеть тенденцию, а не цепляться к конкретному не устраивающему факту.
Договорились. Понимаю и про тенденцию. И на самом деле, опять-таки, всё это понятно. У меня всё равно вопрос. Зачем публично и так активно поддерживать и агитировать за кандидата, в победе которого нет никаких сомнений? Вы написали там в штабе, да, я так понял, что…
Я вам скажу, отвечу на этот вопрос.
Вы могли пойти на выборы, если вам так нравится Собянин и то, что он делает, и проголосовать за него, не знаю, говорить своим знакомым. Но вы занимаете публичную позицию, и это интересно, почему, да.
Потому что я считаю правильным поддерживать ту тенденцию, которая может… Как вам сказать? Растопить определенный лед в государстве. Я считаю, что то, что происходит в Москве, очень положительно не только для Москвы, а в принципе для страны.
Я считаю, что это какой-то такой очень правильный оазис и пример того, как власть может слышать, взаимодействовать и действовать на конкретных людей. Вот вы сами сказали об этих всех расчетных центрах, об удобствах, которые возникают.
Да.
Вы понимаете, меня совершенно поражает иногда наше либеральное сообщество, которое очень тоскует, значит, по временам, допустим, Медведева, премьер-министра, да, когда он был президентом.
Да.
По тому, как он способствовал развитию, значит, каких-то электронных, технологических и прочих, прочих…
Да, инновации.
Но при этом совершенно неспособно оценить, как тот же Собянин способствует на уровне города развитию инноваций технологических, электронных, всячески способствует удобству просто обыкновенных граждан, сколько в Москве хорошего появилось.
Да, я на самом деле понимаю, что вы говорите, но, мне кажется, я понимаю, что вам в этом смысле возразить, если можно возразить.
Давайте.
Потому что когда речь шла про Медведева, то это было такое, не знаю, время надежд, возлагаемых на него как на новую власть, что в России будет новая власть, такая сменяемость, она поменялась, теперь новая власть, она куда-то пойдет. Эти инновации были метафорой вот этих перемен и того пути, по которому Россия пойдет. Она с него свернула, в этом смысле эти надежды не оправдались, власть не поменялась, она осталась той же самой.
А с Собяниным это не работает, Собянин ― это, собственно, воплощение той же самой власти, но её такого действительно дружелюбного в Москве интерфейса. Но это та же самая власть, в этом смысле аналогия не очень…
Я это понимаю. Но только я вам отвечу такую вещь: мы как клевали Путина, когда он был в 2007, клевали и плевали в Медведева, когда он был в две тысячи (каком, я не помню) девятом, да, восьмом пришел, и продолжаем всё то же делать с Собяниным. Мне не за что его упрекать.
А вот ситуацию, которую я поймал сам в себе психологическую, когда я с готовностью, проезжая мимо какого-нибудь ухаба, в инстаграме запощу этот ухаб, да, и скажу: «Как же меня это всё достало», или, сидя в пробке, напишу в фейсбук: «Как же меня это всё достало», понимаете, да, и сделаю глобальное обобщение по поводу того, как меня вообще всё достало и как я ненавижу всё… И почему-то никогда мы не выкладываем: «Блин, а вот здорово, как сделали удобно что-то». Никогда это не происходит.
И вот удивительная психическая вещь, которая существует в России. Всем приятно что-нибудь обосрать, но никто не находит в себе силы, и как-то считается даже нехорошо, понимаете, ну как-то некрасиво по поводу чего-то сказать, что это нравится.
Особенно это считается некрасиво, мы говорим: «Вот либеральное сообщество не критикует» и так далее. Особенно есть, конечно, такой известный паттерн, как, собственно, смотрят у нас всегда на такую вот дружбу власти и интеллигенции, в вашем случае интеллигенции в вашем лице и власти в лице мэрии, и особенно перед выборами. Ничто не мешает вам рекламировать…
При чем здесь это? Я это рекламирую уже, не знаю, сколько, полгода. При чем здесь, скажите мне, дружба власти и интеллигенции, дружба моя с городом? Вы понимаете, я никогда не был ни на Старой площади, у меня нет знакомства в Министерстве культуры по поводу города. Я, например, ни разу не был в Департаменте культуры города Москвы. Нафига мне, скажите мне, пожалуйста, рекламировать власть? Я не был, не заходил по моей сфере деятельности. Зачем мне? Я просто действительно считаю…
А потом, знаете, я в какой-то момент опубликовал пару вещей, и тут же понеслось, и стали обсирать, и стали сразу комментировать. А дальше есть какой-то момент, знаете, просто принципа: да пошли вы! А вот я буду поддерживать!
И поэтому вы сами пришли. Вы сами пришли, это была ваша идея, вас никто не просил прийти.
Вы считаете, что мне деньги, что ли, платят?
Нет, конечно, я вас в этом не упрекаю, что вы.
Ну так а чего?
И вот ещё такой пример в этом смысле, потому что мы всё-таки про отношения. Всё равно это какие-то отношения в данном случае между театральным сообществом в вашем лице и московской властью.
Вот, например, у нас разгромили «Гоголь-центр», дело Серебренникова, вы это прекрасно всё знаете. «Да, это тоже не епархия Собянина», ― скажете вы мне, ― «этим занимались другие люди». Но «Гоголь-центр» ― это часть Москвы, Серебренников ― это часть Москвы. Я не помню, чтобы Собянин хоть как-нибудь за него заступился. Это вас не смущает?
Значит, я так понимаю, что если Собянин не вступился за Серебренникова, да, то мы должны его срочно переизбрать? В чем логика? «Гоголь-центр» работает, насколько я знаю, да. То есть я знаю, просто потому что я играю в «Машина Мюллер». «Гоголь-центр» получает деньги из бюджета Москвы, «Гоголь-центру», между прочим, ещё когда Кирилл был на свободе, Москва помогла и внимательно достаточно отнеслась к бюджетным проблемам, которые возникли у театра в определенный момент. Это я знаю точно. Кирилл встречался с руководством Департамента культуры Москвы и вел переговоры, отношение было внимательным и помогающим «Гоголь-центру», понимаете?
Поэтому мне, опять же, в ситуации с «Гоголь-центром» упрекнуть Собянина не в чем. Знаете, как бы не один Собянин публично не выступает по поводу каких-то политических вопросов, политических или процессуальных вопросов. В конце концов, Собянин ― чиновник и не должен делать комментарии по поводу уголовных процессов, которые идут. Да, согласитесь?
Да, конечно.
Собянин не делает ничего, чтобы, знаете, кому-то, кто был бы заинтересован в том, чтобы «Гоголь-центра» не было, помочь в этом. Ничего он не делает. Наоборот, «Гоголь-центр» как московский театр прекрасно себе существует. И московский культурный департамент не делал, по-моему, ни одной попытки что-то изменить в существовании «Гоголь-центра», который год существует без действующего художественного руководителя, да. Действующий художественный руководитель руководит театром, но руководит как бы дистанционно.
И слава богу, что власть московская ведет себя в этом отношении абсолютно выдержанно, порядочно, и не в чем вообще упрекнуть Собянина в этом отношении. А что, он должен пойти вступаться? Слава богу, в целом ряде вещей… Даже сейчас не вспомню, но там были какие-то вещи, когда Собянин выступал с точки зрения каких-то нормальных гуманистических позиций.
Я вас спросил про это, потому что дело Серебренникова на самом деле, как кажется со стороны, так и нет конкретного ответа всё-таки на вопрос, почему это произошло. Но это всё равно так или иначе касается отношений между творческой интеллигенцией и властью.
Это касается отношений между творческой интеллигенцией и властью, да, наверно, в лице конкретных людей, силовых ведомств и т. д., и т. п., да? Это ни в коем случае не отношения между Департаментом культуры Москвы или Собяниным и Кириллом Семеновичем. Это какой-то абсурд.
Да-да. И, соответственно, никак не мешает вам его активно и публично широко поддерживать, что вы, собственно, делаете и собираетесь делать до тех пор, пока его не переизберут.
Не мешает ни разу публично и широко поддерживать. Я считаю, что таких людей, как Собянин, надо поддерживать. Надо соображать вообще-то, нашей либеральной, творческой и всяческой прочей интеллигенции надо соображать и фильтровать, что есть хорошо, а что есть плохо.
Я сам человек, который за какие-то вещи подвергался и подвергаюсь, знаете, каким-то всяческим довольно малоприятным нападкам. И я знаю, как это малоприятно, когда ты желаешь чего-то хорошего, когда ты что-то защищаешь не публично, что-то делаешь ради чего-то не публично. Я знаю, как много делал покойный Олег Павлович Табаков, например, не публично, а публично как бы сохраняя молчание, да? И скольким подвергался нападкам.
И в отношении людей, которые занимают определенные посты во власти, нашей либеральной интеллигенции надо всё-таки сохранять разум и, знаете, ценить какие-то вещи. Вот ценить надо.
Мне кажется, ваша позиция очень понятна. Спасибо большое. Константин Богомолов, режиссер, считает, что поддерживать Собянина публично ― это хорошо и правильно и надо на самом деле эти вещи ценить.
Фото: Кирилл Зыков / Агентство «Москва»