Марш-бросок на выборы. Андрей Колесников о том, как Кремль взялся за постпандемическую повестку

15/05/2020 - 22:53 (по МСК) Михаил Фишман

Сроки голосования по Конституции еще не объявлены, но уже ясно, что это скоро произойдет. Еще на входе в карантин в прессу утекли возможные новые даты голосования — конец июня, начало июля. Какова будет эпидемиологическая обстановка — неизвестно, но принятые поправки о дистанционном голосовании помогут решить эту проблему. Перед Кремлем сейчас стоят три задачи: Конституция, региональные выборы этой осенью и выборы в Госдуму в 2021 году. Ситуация настолько тяжелая, что с точки зрения Кремля поправки о дистанционном голосовании — это на сегодняшний день единственное работающее оружие и против умного голосования, которое обязательно предложит Алексей Навальный, и против любого другого протестного голосования. Обсудили эту тему с политологом, экспертом Московского Центра Карнеги Андреем Колесниковым.

Андрей, приветствую!

Добрый вечер!

Андрей, какое впечатление произвел этот марш-бросок на этой неделе, который совершили депутаты и администрация президента с новыми поправками к законам о выборных процедурах, о статусах кандидатов возможных, участии в выборах и так далее?

Впечатление серьезное. Рано или поздно, я думаю, это должно было случиться, потому что нужно готовиться, естественно, не только к референдуму по обнулению сроков президента, но и к, собственно, выборам региональным, к выборам 2021 года в парламент. Это совершенно очевидным образом подготовка к масштабным серьезным возможностям подкручивания результатов. Это настолько очевидно и настолько обнажен прием власти, что здесь даже как-то неловко обсуждать их благородные намерения.

С одной стороны, они сами себе формируют электорат, то есть 50 статей Уголовного кодекса, осужденным по ним людей исключают из электорального процесса полностью, в том числе по политическим статьям. Тоже очевидный шаг, сами себе осуществляют селекцию электората и тех людей, кого можно избирать. И в то же самое время принимают закон о расширении прав полиции, тем самым опять же готовясь к каким-то возможным протестным акциям не только политического свойства, но и социально-экономического, я полагаю. То есть идет такая масштабная подготовка к постпандемическому политическому периоду.

Из которого, из этого периода, Кремль, судя по вот этой активности невероятной, вдруг начатой, уже вышел. То есть Кремль перешел в новый режим работы.

Как только они себе обозначили возможность выхода с карантина и даже немножко поделились этим с населением, сильно запутав это самое население, как ему себя вести в практическом смысле, они сразу задумались об этой постпандемической повестке. И первые два номера в ней, понятно, это голосование, второй номер, наверно, или первый ― это парад, который не дал на этот раз тех возможностей для мобилизации вокруг флага, на которые рассчитывал Путин. И дальше, между прочим, еще всякие экономические меры.

Я думаю, сейчас они вернутся уже к мегаломаническим проектам строительства каких-нибудь магистралей, к национальным проектам, несмотря на то, что, вообще говоря, это говорит о некоторой неадекватности восприятия действительности, потому что экономика упала так, и бизнесы упали так, и люди с точки зрения их доходов упали так, что восстанавливаться придется не один месяц, не два, может быть, даже не один год.

А с чем связан вот этот такой довольно быстрый выход из режима карантина в этот пока полукарантин, а уже скоро совсем, видимо, не карантин? Есть версия, собеседники об этом говорят, что в Кремле видят такие цифры соцопросов, которых не видим мы, и там довольно удручающие, тяжелые для них результаты, и поэтому надо действовать.

Даже те соцопросы, которые видны, которые безуспешно, например, запрещали публиковать газете «Ведомости», а она все равно публикует, говорят о том, что…

Кстати, сам факт того, что газете «Ведомости» начинают запрещать публиковать эти соцопросы, тоже, видимо, свидетельствует, собственно, о той же проблеме.

Абсолютно, абсолютно та же проблема. Сами они готовы смотреть эти цифры, они не готовы их обнародовать и показывать людям, чтобы люди еще хуже не подумали о том, что ситуация идет вообще куда-то в тартарары. Ведь если сосед думает плохо о ситуации, то, наверно, я тоже должен думать так же, как и сосед, это такая немножко психология толпы, и вот ее, наверно, Кремль хотел бы избежать.

Да, конечно, нужно как-то отвечать на этот вызов. Как отвечать, непонятно. Этот режим хорошо адаптирован к ответам на, допустим, политические протесты городских продвинутых слоев: понятно, как действовать, понятно, как блокировать, понятно, как бить дубинками. Что делать с социальным протестом? Потому что на улицы во Владикавказе, например, выходили люди, которые не против власти как таковой, да, они не политизированы, но им плохо живется и они начинают выражать свои эмоции уже в некотором политизированном виде. Не случайно многие подумали, что там Навальный что-то организовал, в этом самом Владикавказе, хотя он совершенно ни при чем.

К социальным протестам, я думаю, в Кремле не готовы. Они видят в этом серьезную опасность, они не знают, как точно на это отвечать, но пока готовятся теми же самыми привычными способами, то есть готовят полицию и Росгвардию к тому, чтобы подавлять вот это сопротивление, в том числе, может быть, возвращающееся на арену такого карлмарксового рабочего класса. Чириндинское месторождение показало, что могут быть волнения в том числе и рабочих, да. Как с этими людьми вести себя, Кремлю не очень понятно.

Еще говорят о том, что даже если голосование по Конституции, хотя, конечно, все будет гораздо сложнее, чем предполагалось еще этой зимой, но все-таки там ответ «да» ― «нет», кроме того, другой формат голосования. Даже если его удастся провести, то региональные выборы ― это первая точка, в которой, очевидно, будут большие проблемы. Там выплеснется и новое отношение к «Единой России», и новое отношение к власти на разных уровнях, и новое отношение к правительству и так далее. Это все начнет так или иначе проявляться.

В этом смысле способен ли… Понятно ли, что будет делать Кремль? Грубо говоря, можно просто откручивать головы всем, кто против, либо пытаться более гибкую и мягкую проводить политику.

Мы видели признаки такой политики даже в тех мерах, о которых объявил Путин 11 мая, в тех самых вертолетных деньгах для определенных категорий граждан с детьми. Наконец было что-то более-менее разумное сформулировано по отношению к бизнесу, потому что пока все меры ― это было обременение бизнеса налогами в будущем и кредитами в будущем, что тоже не менее разрушительно, чем в сегодняшней ситуации.

Какие-то проблески разума и попыток умаслить определенные группы населения видны. И очевидно, что кнут будет все-таки сочетаться с пряником. Единственный пряник ― это, конечно, социальные выплаты, это меры прямой финансовой поддержки. Других способов нет. То есть вот эти пожары в разных регионах, предвыборные в том числе недовольства можно заливать исключительно финансами, иначе никак, других инструментов нет. Другие инструменты ― это силовые и репрессивные.

А можно ли таким образом, заливая деньгами, сколько уж их наберется для такого важного дела, вернуться?.. Мне кажется, что такое желание, очевидно, есть. Вернуться к состоянию до кризиса, к тому, как, собственно, события развивались в феврале, начале марта. Машина ехала вперед, мы снова сели в этот автомобиль и едем так же. Исполнима ли эта процедура в принципе? Можно ли оказаться в том же месте, где была российская политическая система по состоянию на февраль этого года?

Думаю, что это скорее цель и желание кремлевских элит. Едва ли можно вернуться в ту самую точку, уже не очень получится. Страшно обидно, конечно, все развивалось наилучшим образом, несколько мобилизационных актов: смена правительства, демонстрация новой энергетики, обнуление сроков, готовящийся парад. Все шло просто блистательным совершенно образом, все расписано ― апрель, май, к лету просто, к отпускам все совершенно прекрасно.

Пандемия смахивает эту повестку просто, не просто достижения, просто саму повестку убирает со стола. И как теперь возвращаться в прежнее состояние? Судя по всему, им там наверху кажется, что это возможно. И они делают вид, что как бы все нормально, что сейчас мы все вылечимся, это все пройдет, мы вернемся к нормальному существованию, как это было.

Но, вообще говоря, есть один индикатор такой популярный ― рейтинг одобрения деятельности Путина. Мы иногда меряем по нему популярность власти как таковой. Исторический минимум никто не отменял. Ниже, чем в 2011 году, когда у Путина, в общем, рейтинг колебался в районе 60% плюс. А сейчас 59%. Можно говорить, что это был телефонный опрос, в отличие от прямого опроса граждан, но, как мне объяснили коллеги в «Левада-Центре», в телефонном опросе, наоборот, люди склонны больше поддерживать власть, чем при личном контакте.

Там на самом деле есть по этому поводу методическая дискуссия, она идет широкая, что как на что влияет. В любом случае это новый опрос, который, соответственно, надо оценивать отдельно, наверно, от того, что было до, потому что это другой способ получения результатов, соответственно, уже потом смотреть на новый тренд, наверно, я не знаю. Но тем не менее цифры там такие, какие есть.

Да, цифры впечатляют. Даже ВЦИОМовский рейтинг доверия тоже в историческом низу, так сказать, находится, и это отражает ситуацию на самом деле.

В общем, как писал Булгаков, золотые десятки реализовать не удастся.

Фото: пресс-служба президента России

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Также по теме
    Другие выпуски