Колонка Михаила Фишмана о четвертом сроке Владимира Путина, на котором он окончательно превращается в египетского фараона.
Уже почти 20 лет страна вместе с Владимиром Путиным время от времени выбирает в президенты Владимира Путина. Это всегда драма, всегда интрига. В 2000 году до какого-то момента было неясно, будет ли второй тур. В 2004-м опасались переворота и даже уволили Михаила Касьянова: вдруг явка низкая, перевыборы, а Касьянов станет исполняющим обязанности. В 2008-м пришлось и вовсе идти тандемом. В 2012-м — падение рейтинга и демонстрации на Болотной площади. Пришлось сажать. В 2018 году главный вопрос на выборах президента звучал так — на чем президент Путин приедет на инаугурацию президента, и на чем он оттуда уедет.
Затем помазание на царство в Благовещенском соборе — более камерная, но и более торжественная версия инаугурации: в мире, где поговорить не с кем, один, но самый главный собеседник всегда найдется. За 18 лет Путин восстановил связь времен и вернул Россию к абсолютной монархии — такой, где власть дается от бога его наместнику на земле, и теперь он проводник высшей миссии и выразитель, как говорил Иван Грозный, не воли, но веры народа.
Это очень важный момент. Воля народа идет сверху вниз. Ее надо воплощать — что-то делать. Вера идет снизу вверх и ее не надо проводить — ее нужно зафиксировать, подтвердить. Формула веры: 70 на 70 (70 процентов явки, 70 за Путина) выборы типа референдум — доводим до минимума планку фальсификаций, плюс административный ресурс, пускаем Ксению Собчак вместо Алексея Навального и прижимаем Павла Грудинина по его недвижимости за границей, а то некоторые до сих пор верят в клубнику и коммунизм, а не во Владимира Путина. Выборы 2018 года стали первыми выборами Путина, когда он не обещал ничего вообще. Его разговор с народом перешел в другую модальность — пожелания успехов. Предвыборную программу удалось сформулировать в виде несложной кричалки.
Путину 4.0 не нужны программа, план действий, повестка дня. Не надо даже предупреждать: мол, после выборов готовьтесь к пенсионной реформе. Раньше Владимир Путин понимал политику как секретную операцию — все его действия должны были быть внезапными. Теперь он сам — огромный такой секрет, небожитель, которого нельзя увидеть и тем более понять. Путин 4.0 стал неуловим и недосягаем — и не только для избирателей: к нему не могут пробиться даже его собственные придворные.
Вопрос о том, как и когда Путин уйдет от власти, потерял смысл, потому что в Путине 4.0 уже не осталось ничего, кроме дистиллированной власти. При всем желании в нем нельзя разглядеть обычное — смертное — человеческое существо. Он не читает книги, не смотрит фильмы, не шутит, не испытывает боли, не пьет чай по утрам, не завязывает шнурки и даже кажется забросил игру в хоккей. Если он вдруг оказался в аптеке, то не потому что он плохо себя чувствует — у природы нет плохой погоды, а власть не кашляет, — а потому что высшей власти положено иногда спускаться на землю, к смертным.
Путин 4.0 — это современная версия мифа о фараоне как о прямом потомке бога-солнца. Он — проекция божественного света, эманация мироздания. Его гнев страшен, его доброта огромна. Его враги трепещут, а друзей у него нет вовсе. Он может улыбнуться, но даже не пробуйте разгадать значение его улыбки. Он нахмурится, но опытный жрец разъяснит вам в программе «Омон Ра.Фивы.Аменхотеп», то есть, извините, «Москва.Кремль.Путин», что пытаться разгадать, прочесть, понять Владимира Путина невозможно.
С самого начала Владимир Путин видел свою задачу в том, чтобы построить систему, в которой он сам мог бы расслабиться и уже перестать думать о том, как удержать власть. В этом смысле его ориентиром был советский застой — время, когда ничего не менялось, — и еще в 2011 году, возвращаясь в Кремль, он рисовал будущее более современной версией брежневского застоя. Более современной потому, что сам он бодрее, свежее и энергичнее Брежнева. Он сам это говорил еще в октябре 2011 года.
Тогда протесты на Болотной площади нарушили его планы, но к выборам 2018 года эта проблема была, наконец, решена: власть Владимира Путина больше ни от чего не зависит и на нее никак нельзя повлиять. Ну что-ж, застой так застой. Советский союз тогда двигался от диктатуры Сталина и культа личности через оттепель к корпоративному управлению, от Карибского кризиса через разрядку к вторжению в Афганистан, нынешняя Россия едет в обратную сторону — тоже зигзагами, — но встретились они в этой точке — примерно во второй половине 70-х. Тексты вопросов президенту на последней пресс-конференции как будто писала машина времени, как раз проезжая остановку «конец разрядки».
А раз на дворе застой, то пора уже окончательно утвердить роль КПСС — то есть Владимира Путина — у руля государства. Когда-то компартия тоже отменяла положение о двух президентских сроках, и в конституции 1977 года появилась знаменитая шестая статья, закрепившая однопартийную политическую систему. Хотя тогда на это никто не обратил внимания, потому что кто мог себе представить, что может быть по-другому.
К концу первого года своего четвертого срока Владимир Путин так и не объяснил, как именно он запишет в Конституции страны свою руководящую и направляющую роль в жизни российского общества — но ничего страшного, всему свое время. Это как раз не проблема. Проблема в том, что внутри политического режима, который построил в России Владимир Путин, время течет по-разному — для него медленно, как в застое, а для людей быстро. И пока сам Владимир Путин обживает уютный 1977-й, российская экономика уже добралась до 1985-го, когда Центральный Комитет рассмотрел предложения Госплана о перспективах развития экономики, и появилась концепция ускорения. В течение нескольких лет страна должна была перейти на новые технологические рельсы, а к 2000 году каждая советская семья должна была жить в отдельной квартире. До 2000-го? Ну, а почему нет, давайте. Так и запишем в майском указе.