«У них есть синяки и ссадины». Антон Цветков о визите к подозреваемым в убийстве Немцова

Дзядко: Скажите, если я правильно понимаю, вы сегодня после своих коллег навестили Заура Дадаева в следственном изоляторе «Лефортово». Каких-либо телесных повреждений, свидетельствующих о применении насилия, не заметили, так, во всяком случае, передают информационные агентства ваши слова.

Цветков: Знаете, от информационных агентств со всего мира сегодня огромное количество звонков было. И я когда читал интерпретацию моих слов, она была везде совершенно разная.

Дзядко: Расскажите, что же вы увидели?

Цветков: Во-первых, я хочу сказать, что мы специально на эту тему поговорили с Евой Меркачевой и согласовали с ней единый текст, который разместили я — у себя, она — у себя на официальных страницах фейсбука, о том, что у нас единая позиция, мы ее четко изложили в социальной сети, чтобы никто не заподозрил того, что Ева Меркачева вчера сходила, увидела одно, я сегодня сходил — увидел совершенно другое. Это не так, у нас позиция единая. Это первое.

Второе — для меня всегда важны факты. Если мы говорим про трех человек, с которыми я, в том числе, тоже общался, с другими членами Общественной наблюдательной комиссии, то здесь следующее: безусловно, те факты, которые мне сообщила Ева Меркачева вчера, я пришел к выводу, что необходимо сегодня провести расширенное выездное мероприятие в «Лефортово», взял с собой еще несколько человек, членов Общественной наблюдательной комиссии, и мы внимательным образом изучили все медицинские документы задержанных, мы пообщались с руководителем медицинской части, мы провели беседу со всеми тремя задержанными с использованием видеозаписывающей аппаратуры. И все наши беседы, все наши действия мы все видеофиксировали. Для чего? Для того, чтобы по результатам всю ту информацию, которую нам передали сами задержанные, мы ее попросим передать непосредственно в Следственный комитет и в органы прокуратуры, чтобы мы не своими словами пересказывали ту или иную версию очередную со слов задержанных, а именно те слова, которые сказали задержанные, мы передаем в органы прокуратуры и следствия для того, чтобы они проверили все факты, которые там были указаны.

Теперь пойдем конкретно по всем трем людям, у кого что обнаружено, у кого что не обнаружено. Во-первых, фактом является то, что ребята все молодые, все спортивные, в хорошей физической форме, не жалуются на условия своего содержания, имеют прогулки, им не нужна медицинская помощь, их нормально кормят — в этом вопросов нет никаких.

Теперь по персоналиям. Первый, у кого есть синяки и ссадины — это Анзор Губашев. У него действительно есть синяки и ссадины, и он их объясняет именно самим процессом задержания. Я могу сразу сказать, исходя из своего опыта, я достаточно большое количество людей видел, которые были задержаны, действительно, когда человек задерживается в подозрении в совершении особо тяжкого преступления, тем более, насильственного…

Дзядко: С ним особо не церемонятся?

Цветков: Не то что не церемонятся, в первую очередь, конечно, забота о личном составе, который его задерживает. Особенно, если учесть тот факт, вы знаете, что один человек, которого задерживают по этому же делу, что он пытался взорвать сотрудников, а потом сам взорвался — безусловно, всегда есть вероятность возникновения аналогичной ситуации. Поэтому на четкие наши вопросы под видеорегистратор о том, что применялись ли к нему меры физического воздействия после задержания либо в следственном изоляторе, он ответил отрицательно. Следующий — это его брат. Брат, в отличие от Анзора, как раз заявляет о том, что к нему применялись меры физического воздействия во время задержания и после задержания.

Дзядко: В следственном изоляторе или еще до?

Цветков: Нет, до следственного изолятора. Все они говорят о том, что в следственном изоляторе или в кабинете у следователя никаких мер физического воздействия к ним не применялось. Речь идет о том, что именно после задержания. В то же время у Шагита внешних телесных повреждений нет вообще. Он говорит, что меры физического воздействия применялись, но внешних повреждений нет вообще, что зафиксировано и медиками. В то же время есть два факта, которые нас немножко насторожили. Первый факт — он говорил о том, что над его братом издевались с помощью бейсбольной биты, но в то же время его брат это отрицает, Анзор, и мы попросили медиков еще раз отдельно досмотреть на предмет возможных последствий.

Дзядко: Что значит — издевались с помощью биты? В смысле насиловали или избивали?

Цветков: Я не буду это обсуждать, это касается личной жизни этих людей, я считаю, что это некорректно. Я думаю, что то, что я сказал, все мы прекрасно понимаем, о чем мы говорим. Так вот, ни медики это не подтвердили, которых мы попросили отдельно этот факт проверить, ни сам Анзор это не подтверждает. Более того, Шагит один из моментов, который обозначил — о том, что во время задержания один из спецназовцев ударил его ногой, ботинком по лицу. Представьте себе, если человека ударили ботинком по лицу, даже по истечению трех дней, все-таки следы должны хотя бы какие-то остаться. Этих следов нет. Мы не говорим, били его или не били, пытали его или не пытали. Мы говорим, есть следы или нет следов.

Дзядко: А что касается господина Дадаева?

Цветков: Мы специальным образом почему все это видеодокументируем — чтобы не было потом интерпретаций, что мы в свою сторону или другую сторону. Что касается Заура Дадаева. Он точно так же заявляет, что по отношению к нему применялись меры физического воздействия. Какие у него есть повреждения? У него кровоподтеки на запястьях — там, где находятся наручники. Также у него кровоподтек в некой форме, похожей на след от наручников на голени правой ноги. И ссадина в районе правой коленки где-то полтора на полтора сантиметра. Других внешних повреждений у него нет. Также он нам заявил, что к нему применялось воздействие в виде электрического тока, но опять же, в тех местах, которые он показывал, где якобы крепились провода, мы не увидели каких-либо повреждений кожи или ожогов. Мы не можем говорить, применялся к нему ток или не применялся. Мы говорим: «Где применялся?». Он говорит: «Там, там провода». Мы смотрим — ожогов нет. Может, это специфический ток, который не оставляет ожогов.

Дзядко: Получается, что в разговоре с вами он вам повторил все то же, что он говорил вашей коллеге Еве Меркачевой — все, что мы читали в «Московском комсомольце».

Цветков: Все, что я вам сказал, если вы посмотрите на мою официальную страницу в фейсбуке и Евы Меркачевой — все то же самое. Мы специально с ней согласовали этот текст и выложили. Просто речь идет о чем. Я могу вам сейчас, когда все это от них услышал, рассказать в определенных красках. Например, эмоциональных определенных. Я честно вам сказал, что услышал все то же самое, что Меркачева. Я вместе с другими нашими коллегами попытались проверить эти факты. Мы не можем 100% доказать, это было или не было. Мы говорим о субъективном каком-то отношении. Например, теоретически человека могли ударить ногой в лицо, и у него через два дня, например, все могло зажить, и ничего нет. То есть у меня это вызывает сомнения: а может, это было действительно так? Еще раз подчеркиваю: все, что они сказали, мы достаточно много сегодня с ним говорили, именно мы попросим органы следствия и органы прокуратуры изучить внимательно всю эту информацию.

Дзядко: То есть все эти видео?

Цветков: Конечно, да, всю эту информацию. Мы проверили, чтобы все было зафиксировано в медицинских книжках.

Дзядко: Скажите, то, что касается вызова на допрос и господина Бабушкина, и госпожи Меркачевой, насколько вам видятся те претензии, которые вот мы сегодня видели у Следственного комитета в адрес ваших коллег, оправданными?

Цветков: Исходя из той информации, которой я обладаю, то Следственный комитет в нашу комиссию пока не направлял никакой информации. Исходя из той информации, которой я обладаю из открытых источников информации, я, например, как человек, достаточно давно занимающийся общественным контролем, как человек, который возглавляет профильную комиссию в Общественной палате РФ, как раз Комиссия по безопасности и взаимодействию с ОНК, я не вижу нарушений, вот исходя из того, что я пока знаю. Но, безусловно, ту информацию, которую разместил у себя на сайте Следственный комитет, это, как минимум, основание для того, чтобы нам разобраться по всем обстоятельствам.

Поэтому в рамках Общественной наблюдательной комиссии  города Москвы и в рамках Комиссии по безопасности и взаимодействию с ОНК Общественной палаты мы проведем два независимых исследования этих ситуация, мы не будем называть это громкое расследование или еще что-то. Я Бабушкина знаю достаточно давно, не скрываю, что это мой товарищ, например. С Евой Меркачевой у нас тоже прекрасные взаимоотношения. Это нормально, когда люди выполняют определенным образом свою работу. Нарушили они  что-то или нет — мы изучим все обстоятельства, поговорим с одним и со вторым достаточно подробно, комиссионно, подчеркиваю, и сделаем определённые свои выводы. И если, Следственный комитет, подчеркиваю, захочет, например, меня вызвать или других моих коллег, которые со мной еще три человека были, мы-то к этому готовы. Мы совершенно спокойно к этому относимся, и если мы каким-то образом сможем помочь следственным органам для того, чтобы разобраться по существу в тех вопросах, которые мы сегодня разбирали или еще что-то, мы всегда готовы, мы открыты. 

Дзядко: Чем вы объясняете, что именно сейчас, последовало такое заявление Следственного комитета? Ведь господин Дадаев и прочие фигуранты дела об убийстве Немцова далеко не первые подозреваемые, которые содержатся в СИЗО, к которым приходят члены ОНК, интервью с которыми проводятся.

Цветков: Мне кажется, к сожалению, некоторые СМИ пытались спекулировать на заявлениях Меркачевой и моих. Причем, в зависимости от того или иного уклона и политических взглядов СМИ, мне кажется, они иногда пытались в свою сторону, я сейчас никого не хочу обвинять, но я говорю одну и ту же информацию, выходя перед телекамерами или говоря по телефону, примерно одно и тоже (именно поэтому сейчас более расширенный вариант, я приехал вам рассказал, соответственно, у себя в соцсетях размещу, чтобы была четко понятна позиция), каждый начинает интерпретировать, кто-то запятую не там поставил, кто-то там расширил, кто-то там мысли свои довел.

Дзядко: Вызывают на допрос и вас все же.

Цветков: Слушайте, они сходили вчера, и сегодня их пригласили на допрос, я все-таки статью не публиковал, да? Здесь есть уже такой некий давний спор между органами следствия и журналистами, в котором я пока, скажем так, нахожусь посередине, здесь правда есть и там, и там. Что говорят органы следствия и служба исполнения наказаний? Если вы правозащитники, то приходите, спрашиваете именно по вашей линии, что вами определено соответствующим законодательством, в 76 федеральном законе. Если вы журналисты, то берите аккредитацию у следствия или у службы исполнения наказаний, потому что это некие конкурентные преимущества, мне сегодня действительно из огромного количества изданий позвонили и говорят: «А возьмите меня с собой». Я вас не могу взять, как я вас могу взять? «А почему вы МК пропустили, а нас не пропускаете?».

Ева Меркачева — известный правозащитник, она член ОНК. Они говорят: «Ну и мы хотим быть членами ОНК», потому что иначе получается конкурентное преимущество у МК. А, например, телеканал Дождь или другие информагентства тоже хотели бы иметь своих членов ОНК, которые точно так же оперативно получали бы доступ к информации. Но, тогда, например, мне кажется, Ева, она все-таки сочетает в себе и правозащитника, и журналиста. Есть известные случаи по другим, я опять же не хочу говорить, это в других регионах, не только в Москве, когда человек больше занимается именно журналисткой деятельностью, у него гонорары сразу увеличиваются. Например, Меркачева по моей просьбе, это была ее инициатива, она не берет гонорары за те статьи, которые именно она публикует в рамках посещения ОНК. Это правильно, честно и справедливо. А другие, например, члены ОНК зарабатывают на этом деле либо как журналисты, либо занимаются решением вопросов. Собирают с людей деньги, а потом ходят их проверяют, соответственно. Вот о чем идет речь.