«Российская экономика напоминает онкобольного»

Что означают эти изменения прогноза к лучшему — об этом Тихон Дзядко поговорил с директором Центра исследований постиндустриального общества Владиславом Иноземцевым.

Дзядко: Российская экономика сократится на 3,2% по итогам года. Такой прогноз сегодня выпустил Центробанк. Надо сказать, что эта оценка более оптимистична, чем прошлая, где в базовом сценарии значилось снижение на 3,5 и 4%. Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, официальный прогноз которого всего -2,8%, считает, что в будущем Центробанк еще более смягчит свою позицию. Что означают эти изменения прогноза к лучшему, поговорим об этом с директором Центра исследований постиндустриального общества Владиславом Иноземцевым. Он на прямой связи с нашей студией. Владислав, добрый вечер.

Иноземцев: Добрый вечер.

Дзядко: Мне в начале хотелось бы обратиться к вашему же тексту. На прошлой неделе вы написали статью в РБК. Там вы называли Россию «финансовой пирамидой». Вы обозначили главные риски: банки, корпорации, регионы. Как бьются эти опасения с таким, скажем так, позитивом от экономических ведомств?

Иноземцев: Вы знаете, я думаю, что одно другому совершенно не противоречит. Я имел в виду, что сейчас государство и Центральный банк достаточно активно вливают ликвидность. Речь идет и о бюджетном дефиците, и об инвестициях Фонда национального благосостояния, и о региональных бюджетах. Речь идет о том, что экономика получает все больше и больше денег, несмотря на то, что она находится в плохом состоянии. Когда в экономику вливаются деньги, она, безусловно, будет либо расти, либо сокращать темпы падения. И вопрос заключается в том, на сколько, во-первых, хватит этих денег, а, во-вторых, насколько они сумеют запустить механизм роста. И, собственно, самая большая проблема заключается не в том, будет ли в этом году 3,2, 3,5 или 2,8 падения. Вопрос заключается в том, перейдет ли этот спад на следующие годы. То есть, даже если мы будем терять 6 лет подряд по 1%, то это будет абсолютно другая экономическая реальность, чем если бы мы росли хотя бы на сколько-то. То есть, по сути, мы начинаем привыкать к жизни в условиях спада или стагнации.

Дзядко: Ваш прогноз, ваши ощущения, что на следующий год это перейдет-таки или нет?

Иноземцев: Я подумал над вопросом, который вы задавали. Я хочу сказать, что нынешняя российская экономика у меня вызывает только одно сравнение: когда поступает в клинику онкологический больной, то перед тем, как начинать серьезное программное лечение, врачи, как правило, колют достаточно серьезные дозы гормонов. И на этом фоне состояние резко улучшается, после чего начинаются химиотерапия или какие-то другие методы лечения. То же самое у нас. Мы резко вошли в кризис осенью, государство очень серьезно влило в экономику деньги и сейчас есть временное улучшение. Но посмотрите на опережающие индикаторы. Мы видим резкое снижение потребительского спроса. Люди закупились очень большим количеством средств потребления перед Новым годом и зимой. Сейчас реальное желание тратить – минимально. По сути дела, сейчас государство будет увеличивать предложение денег, а население сокращать. Я думаю, что в  конечном счете мы после нескольких месяцев такого замирания, как это сейчас у нас произошло… Ведь когда инфляция останавливается, почему она останавливается? Потому что никто ничего не покупает. Цены не могут расти, когда нет спроса. Она у нас фактически остановилась. То есть, за этим позитивом, который сейчас нам рассказывает ЦБ, скрывается абсолютная, скажем так, стагнация умирания потребительского спроса, который, собственно, должен двигать экономику вперед. Поэтому я вполне ожидаю в августе-сентябре нового резкого витка вниз.

Дзядко: Скажите, многие связывают все то, что происходит в российской экономике в последнее время, с действием санкций. Российские власти это отвергают и говорят, что никакого серьезного негативного воздействия санкций не произошло. Financial Times тут отмечает, что, несмотря на санкции, западные компании находят какие-то пути торговать запрещенными товарами. В целом, на ваш взгляд, эффект санкций оказался не таким страшным, как это предполагалось? Или же, напротив, может быть, этот эффект недооценивали?

Иноземцев: Я думаю, что не было таких людей, которые предполагали, что предпринятые санкции они как-то резко изменят российскую экономику и политику, тем более, политику. Поэтому, что касается санкций, я отношусь серьезно только к одним санкциям, а именно к санкциям, которые связаны с прекращением финансовой подпитки российской экономики, связанной с кредитованием. Все, что касается персональных санкций или ограничений поставок товаров, то они абсолютно несущественны. Поэтому, если даже западные компании находят возможности поставлять в Россию оборудование, или если наши импортеры имеют возможность покупать европейское продовольствие – это, на самом деле, на картину не влияет, на мой взгляд. Главный вопрос – это финансовые санкции и невозможность кредитоваться. Каждый год сейчас в России, в принципе, идет в виде возврата кредитов порядка 100-115 миллиардов долларов. Резервы, которые были на начало кризиса, составляли около 400 миллиардов. Где-то через года 2-3, я думаю, что эти санкции будут очень сильно чувствоваться. Никто, еще раз повторяю, не предполагал, что они подействуют немедленно. Поэтому, я считаю, что санкции сохранятся и где-нибудь к середине 2016 года мы увидим в полной красе их воздействия.

Дзядко: Скажите, насколько на российскую экономику сейчас влияет такой фактор, как события на востоке Украины? Можно их отделять от санкций, или же тлеющий конфликт каким-то иным образом еще на российской экономике отражается?

Иноземцев: Я не думаю. Мне кажется, что все-таки главная проблема – наши отношения с Западом, это финансовые санкции и возможность их еще большего ужесточения. Понимаете, когда страна находится под санкциями, то даже обычные банки обычным компаниям все равно не будут давать деньги. Потому что страновой риск, он распространяется практически на все компании этой страны. Поэтому инвестиционный климат, с точки зрения западных инвесторов, испорчен радикальным образом. И даже, если там санкции завтра отменят, то все равно инвестиции восстановятся очень нескоро. Поэтому украинский кризис, он, собственно говоря, его главное влияние состоит именно в этом. Что касается прямых расходов на войну в Донбассе, я бы их совершенно не переоценивал, как и расходов на Крым. В действительности и то, и другое составляет, в лучшем случае, менее процента от федерального бюджета. Поэтому я думаю, что такого рода радикального влияния, конкретного вложения в войну, или вложения в инвестиции в Крым, оно, по большому счету, не играет особой роли.

Дзядко: В интервью нашему каналу, в интервью «Дождю» ваш коллега экономист Константин Сонин говорил, что экономисты, на его взгляд, проиграли в битве с силовиками, никаких реформ не будет, резервы через 2 года не закончатся. Вы разделяете это мнение?

Иноземцев: Слушайте, они проиграли силовикам еще тогда, когда Путин вернулся в Крым в 2012 году. Я не знаю, может быть у кого-то были иллюзии по поводу какой-то либеральной политики после этого времени, но мне казалось, что там было все абсолютно ясно. Что касается того, не будет ли реформ, - конечно не будет. В любом случае, в условиях нажима со стороны Запада, я думаю, что президент и его соратники будут только жестче проводить тот курс, который они проводят. Поэтому реформ ждать не нужно. Что касается резервов, я согласен с Константином, что они истощаться не так быстро, как многие считают. То есть, речь пойдет о том, что будет снова обесцениваться рубль, потому что чем дешевле рубль, тем больше вы получаете рублей за экспорт нефти и можете финансировать свои расходы, будут сокращаться бюджетные траты, будет идти ужесточение по социальным расходам, мы видим это в здравоохранении и в образовании. Поэтому резервы продлятся больше 2 лет, безусловно. Политика меняться не будет. Я думаю, от этого ничего хорошего ждать нельзя. То есть, еще раз повторю: мы сейчас не находимся в состоянии катастрофы, мы не будем падать, наша экономика не будет сокращаться на 5-7% в год. Это будет медленный застой-умирание: -1, -1,5, +0,5, -2 и так в течение 5-6 ближайших лет.

Дзядко: Спасибо. Владислав Иноземцев, директор Центра исследований постиндустриального общества.

Фото: Коммерсантъ