Интервью Екатерины Самуцевич телеканалу ДОЖДЬ

Московский городской суд изменил приговор участнице панк-группы Pussy Riot Екатерине Самуцевич: два года реального срока были изменены на условное наказание. Екатерина Самуцевич прямо в зале суда была освобождена и вышла на свободу. Жалобы Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой не были удовлетворены. Соответственно, они в скором времени, как сообщают федеральные службы исполнения наказаний, будут отправлены в колонии для того, чтобы там отбывать эти два года, которые они получили за акцию в Храме Христа Спасителя 21 февраля. У нас на прямой линии по скайпу Екатерина Самуцевич, которая вчера вышла на свободу.

Спасибо большое, что Вы согласились выйти к нам в эфир и с нами поговорить. Поздравляем Вас с увольнением. Какие первые ощущение от первого дня на воле?

Екатерина Самуцевич: Ощущение легкой растерянности, потому что все, что я вижу, я не видела на протяжении порядка семи месяцев, когда я находилась под арестом. Сейчас это для меня все ново. Машины, метро – все это необычно.

Вы вчера находились в Московском городском суде. Вы ожидали, что из этого здания Вы выйдете на свободу?

Екатерина Самуцевич: Нет, это было полнейшей неожиданностью. Мы все трое ожидали, что приговор останется без изменений и мы уедем скоро в колонию.

Между тем, Вы не могли не знать, что Ваша ситуация по сравнению с Вашими коллегами по панк-группе, изменилась, Вы взяли другого адвоката. Вы не думали, что это может как-то изменить исход рассмотрения дела в Мосгорсуде?

Екатерина Самуцевич: Честно говоря, я не думала, что это может привести к освобождению меня из зала суда, к замене меры пресечения на условный срок. С новым адвокатом мы договорились еще раз сакцентировать на формальных деталях приговора, который был вынесен Хамовническим судом, но так как дело является политическим и нас посадили за наши политические взгляды, я не ожидала, что такой акцент может привести к такому результату.

Вы знаете, что многие считают, что все, что произошло вчера, могло быть результатом некоторого сговора или сделки. Вы можете объяснить, что происходило последние две недели в связи с Вашим отказом от адвоката и Вашим выходом на свободу?

Екатерина Самуцевич: Во-первых, никакого сговора или сделки не было. Линия защиты не поменялась вообще. Я совершенно не собиралась признавать вину и до сих пор считаю, что не было никакого преступления. Я это все проговорила в суде, я также требовала отменить приговор и прекратить уголовное преследование нас всех троих. Моя позиция по уголовному делу не изменилась вообще. За эти две недели ничего не происходило, кроме того, что мой новый защитник ознакомился с делом.

Почему Вы вообще решили поменять защитника? На первой стадии процесса Вы никаких претензий не высказывали.

Екатерина Самуцевич: Ничего такого не произошло. Почему-то все говорят, что был некий конфликт. Никакого конфликта не было, просто решили ввести новые акценты, детали, еще раз поговорить. Это проговаривалось уже в Хамовническом суде, но, возможно, адвокат занимался нами всеми тремя, это не так часто проговаривалось. Поэтому, это была такая формальная процедура для меня, я просто решила ввести нового защитника. Это не значит, что у меня есть какие-то претензии к моим бывшим защитникам.

Я не знаю, было ли у Вас время за этот день зайти в Интернет и посмотреть социальные сети, или может быть, Вам рассказывали, что там идут настоящие баталии, полемические сражения относительно фигур Ваших бывших защитников и нынешних защитников Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной. В частности, можно встретить фразу «В планах Виолетты Волковой не было вытаскивать Катю их тюрьмы».

Екатерина Самуцевич: У меня не создавалось такого впечатления. У меня не было времени смотреть внимательно по блогам все, что пишут об этом. Не могу такое сказать о своих бывших защитниках.

Многие, и Вы тоже, говорят о том, что решения, которые принимаются в связи с делом Pussy Riot, это решения политические и продиктованы они не вопросами Уголовного процессуального кодекса, а вопросами политическими. Как Вам кажется, какой может быть политический интерес в том, чтобы Вы вышли на свободу, а Надежда Толоконникова и Мария Алехина остались в заключении?

Екатерина Самуцевич: У меня нет однозначного ответа. Возможно, власти решили вести более хитрую политику, так как все это время шло огромное давление на российские власти по поводу нашего уголовного дела. Буквально весь мир был против приговора. Может быть, это заставило власть таким образом уйти от этого давления. Это мои первые догадки.

Как Вам кажется, Ваша акция удалась? Она имела результат?

Екатерина Самуцевич: Более чем.

Как Вы этот результат можете сформулировать? Это дискуссии в обществе?

Екатерина Самуцевич: Да, во-первых, это дискуссии в обществе, во-вторых. Выполнена наша задача, которую мы изначально не вкладывали, то есть из этого уголовного дела весь мир увидел проблемы нашей судебной системы, проблемы зависимости судов от власти, буквально от слов Президента. Эта проблема видна сейчас всем.

Вы бы повторили эту акцию ровно так же, как она прошла, или что-то изменили?

Екатерина Самуцевич: Повторили, естественно.

Даже зная о последствиях, которые лично Вас коснулись, Вы бы все равно 21 февраля провели тем же образом?

Екатерина Самуцевич: Да. В этой постановке вопроса есть намек на то, что, если бы мы знали, что будет уголовное преследование, мы не должны были этого делать. Мы уже много раз подчеркивали, что это деяние само по себе не преступление. Нормальному человеку не придет в голову думать, что эти действия могут вызвать уголовное преследование, что они могут нанести особый ущерб обществу, которое заставить завести уголовное дело против нас. Это просто сверхфантастическое явление, поэтому мы бы сделали, потому что это просто безумие, если бы нам сказали, что будет заведено уголовное дело.

Адвокат Марк Фейгин сегодня, после того, как он вышел из Сизо после того, как он встречался со своими подзащитными, заявил, что оставшиеся в заключении девушки «рады за Ваше освобождение, но ждут объяснения за то, что произошло. Это необходимо для снятия вопросов и разговоров о расколе в группе». Раскол в группе – есть он или нет? Каковы были ваши ощущения, когда в Мосгорсуде Вы поняли, что Вы выходите, а Мария Алехина и Надежда Толоконникова остаются?

Екатерина Самуцевич: Раскола в группе нет, не было и не будет. Нет причин для раскола. Ощущения были радости, и было очень обидно, что девчонок оставили в клетке. Очень хочется их выпустить.

Как Вы сидели? На Вас оказывалось давление?

Екатерина Самуцевич: Сначала администрация СИЗО относилась к нам осторожно. Каждый наш выход из камеры, каждое движение снималось на видеорегистратор. Потом давление спало, разговоры с противниками прекратились. Во время судов никакого давления не было.

Вам предлагали поменять адвоката?

Екатерина Самуцевич: Нет. Это вообще не обсуждалось.

Это было Ваше собственное решение?

Екатерина Самуцевич: Да.

Или, как говорили, решение Ваших друзей, окружения?

Екатерина Самуцевич: Это мое личное решение.

Вам кто-то советовал?

Екатерина Самуцевич: Нет.

Сейчас многие воспринимают Pussy Riot не как политическую группу, а как некий бренд, едва ли не товарный знак. Как Вы к этому относитесь? Не переживаете ли Вы, что ваши идеи, изначально политические, всех уже не столь интересуют, а к этому относятся как к чему-то, что модно, популярно. Где-то уже выпускается водка Pussy Riot, если не ошибаюсь.

Екатерина Самуцевич: Люди могут как-то неправильно воспринимать, но мы все равно всегда говорим, что у нас некоммерческая группа, мы никогда не занимались коммерческой деятельностью, не собирались ничего продавать от имени группы. Это совершенно не соответствует нашим идеям. Идея группы не изменилась.

Откуда идет это неправильное восприятие группы, как Вы считаете?

Екатерина Самуцевич: Я не знаю. Я только сейчас вышла на свободу, у нас не было Интернета. Я не в курсе всего того, что писали.

Я понимаю. Сегодня адвокаты девушек, которые находятся в заключении, опубликовали письмо Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой, в котором они пишут, что «Петр Верзилов квазимошенническим образом оккупировал деятельность Pussy Riot». Что Вы можете на это ответить?

Екатерина Самуцевич: Я удивлена. Во-первых, Петр Верзилов не мог квазимошенническим образом оккупировать деятельность группы, потому что, когда мы общались с девчонками в автозаке, когда нас везли в суд, мы ни разу не обсуждали ни Петю Верзилова, ни проблемы оккупирования деятельности группы.

Вы в СИЗО получили информацию о том, что вам в США была вручена премия Джона Леннона?

Екатерина Самуцевич: Да.

Как Вы к этому отнеслись?

Екатерина Самуцевич: Это для нас сильная поддержка, это очень приятно.

А Вы получили какое-то денежное вознаграждение, которое предполагалось по этой премии?

Екатерина Самуцевич: Я опять повторю, я только вышла на свободу, не успела заняться всеми вопросами, которые были до освобождения.

Вы, вероятно, следили за тем, что было вокруг вашего дела и вообще в протестном движении. Как Вы относитесь к истории с Координационным советом, если она Вам известна?

Екатерина Самуцевич: Опять-таки неизвестна, потому что у меня в последний месяц в камере не было даже телевизора. Не было никаких средств массовой информации.

Как Вам кажется, будущее протеста каково, и чем сейчас нужно непосредственно заниматься активистам, политикам гражданского общества?

Екатерина Самуцевич: Нужно продолжать оппозиционную активность, люди должны понять, что они должны сами что-то делать, как-то самоорганизовываться, объединяться, отстаивать свои интересы. Если они не будут этого делать, то это не будет делать никто. Не нужно надеяться на неких лидеров, все передоверять одному человеку. Нужно действовать активно. Нужно продолжать бороться, не бояться этого режима.

А Вы конкретно будете заниматься политикой?

Екатерина Самуцевич: Конечно. Гражданской политикой – да. Я уже ей занимаюсь так, как это делала раньше.

 Как сейчас можно помогать девушкам, оставшимся за решеткой?

Екатерина Самуцевич: Так же, как раньше. Во-первых, помогать продуктами, одеждой, информационной поддержкой. Требовать освобождение. Юридическая защита, я думаю, есть. Все способы, которые раньше использовались, сейчас тоже надо использовать.

Вы испытываете ненависть к этим людям, которые стоят за вашим уголовным преследованием?

Екатерина Самуцевич: Нет, ненависти нет.

А что это за эмоции?

Екатерина Самуцевич: У меня нет эмоций по этому поводу. Это политическое дело, здесь не место таким эмоциям субъективным.

Но это политическое дело, в результате которого Вы лишились больше чем двухсот дней на свободе.

Екатерина Самуцевич: Конечно, мне очень обидно, что Маша и Надя находятся в тюрьме. Очень хочется их освободить, потому что они не совершали никакого преступления и не должны сидеть, так же как и я не должна была сидеть эти семь месяцев. Естественно, суд вынес незаконный приговор. Есть желание бороться и добиваться справедливости, но ненависти нет.

А Вы не опасаетесь многочисленных религиозных фанатиков и воинствующих православных, которых появилось в последнее время очень много, что они будут как-то Вас искать?

Екатерина Самуцевич: Я пока не видела никаких фанатиков. Я часто выходила на улицу, заходила в метро.

А люди на улице узнают Вас?

Екатерина Самуцевич: В метро видно, что узнают, но никто не подходят, все спокойно реагируют.

Кто был автором этой акции? Как это родилось?

Екатерина Самуцевич: У нас коллективное творчество. Все участницы являются авторами всех акций, всех действий.

Параллельно с дискуссиями пошла очень мощная клерикализация общества. Сейчас звучат самого разного рода предложения по ужесточению наказания за оскорбление неверующих. По сути все, что сейчас происходит, это одно из последствий вашей акции. Не кажется ли Вам, что, возможно, акция была ошибочной в том плане, что стало еще хуже?

Екатерина Самуцевич: Нет, не кажется. Наша акция задевала проблемы, которые есть уже давно в нашем обществе. Эти последствия подтверждают, что эта проблема серьезна.

Что Вы узнали за эти семь месяцев, находясь в очень специфической ситуации, в тюрьме, под постоянным давлением, понимая, что весь мир обсуждает эту историю?

Екатерина Самуцевич: Тюрьма, конечно, специфическое место. У меня появился некий опыт, который для меня очень важен. Все мои идеи, взгляды остались такими же. Я еще раз убедилась в том, что эти тюрьмы, которые у нас есть, система наказаний просто бесчеловечны, и это не то что не исправляет ситуацию в обществе, не решает никаких проблем, а только усугубляет их. Хотелось бы, чтобы общество и государство задумалось над тюремной системой, чтобы провести какие-то реформы. Например, на Западе есть движение упразднения тюрем. Хотелось бы, чтобы в России также было такое же движение.

У Владимира Путина три дня назад был день рождения. Что Вы ему пожелаете?

Екатерина Самуцевич: Мне нечего ему пожелать, потому что желают человеку, с которым лично знакомы. Да, он является Президентом России, но мне нечего ему сказать. Мне не нравится политика его власти, мне не нравится то, как он представляет Россию всему миру. Это выглядит неадекватно.