«Предполагается, что наши доходы расти не будут»: как население расплатится за стабильность для правительства
В прямом эфире программы «Деньги. Прямая линия» экономист Кирилл Тремасов ответил на вопросы наших телезрителей и объяснил, почему повышение НДС прошло практически незамеченным среди россиян, больше обеспокоенных пенсионной реформой, а также на что рассчитан новый «майский указ» Путина.
Мы, в общем, на небогатом летнем новостном поле. Начнем с темы последних месяцев. В выходные прошли очередные митинги против повышения пенсионного возраста. Меня здесь удивляет вот что: куда больше внимания общественного приковано к повышению пенсионного возраста, но не к повышению НДС. Насколько повышение НДС на самом деле более болезненно и стоило ли, например, против него митинговать?
НДС ― это, по сути, прямой налог на нас с вами.
Который при этом никто не замечает, хоть он и прямой.
Да. У нас всё-таки граждане не воспитаны как налогоплательщики. Понимаете, даже если бы НДФЛ подняли, мне кажется, всё равно многие бы подумали: «Этот же налог всё равно работодатель платит».
А пенсию я получаю, да?
Да.
Поэтому лучше на нее смотреть.
Да. А НДС ― это вообще-то что-то… С НДФЛ, я думаю, конечно, было бы больше проблем, чем с НДС. А НДС для большинства ― это вообще нечто абстрактное. Ну, говорят, что инфляция из-за повышения НДС увеличится, но в ощущении населения цены у нас и так постоянно растут.
Поэтому да, реакция общества на повышение НДС, конечно, менее выраженная, чем на пенсионную реформу, хотя с точки зрения влияния на экономику именно такого разрушительного эффекта НДС это в моем понимании даже более серьезная проблема, чем повышение пенсионного возраста.
Давайте сейчас поподробнее попробуем объяснить, в чем эти проблемы более серьезны? Потому что многие тоже на первый взгляд думают: «Ага, всего лишь 2%, цены вырастут на 2%, и без того бы выросли». В чем настоящая серьезность этой проблемы с ростом НДС и как она идет по цепочке экономической?
Глядите, у нас, по сути, сейчас проводится достаточно осознанная экономическая политика увеличения инвестиций за счет сокращения потребления. О том, что нам нужна инвестиционная модель роста, говорилось уже давно, уже пять-шесть лет об этом говорят экономисты. Но она начала реализовываться вот в таком самом кондовом и жестком варианте. Ведь говорили о переходе на инвестиционную модель роста как? В том числе за счет привлечения внешних ресурсов.
Ну да, чтобы бизнес что-то вкладывал.
Увеличения прямых иностранных инвестиций, снижения регуляторной нагрузки и за счет этого высвобождения инвестиционных ресурсов, увеличения в разумных пределах внешних заимствований, приватизации. Всегда это обсуждалось как очень важный момент как раз для формирования…
Это слово даже забыли, «приватизация», мне кажется.
Да. Как раз для формирования инвестиционного ресурса. И на этом фоне, да, предполагалось некоторое сдерживание зарплат в основном в бюджетной сфере, то, что государство может напрямую регулировать. Но по факту, вот вы действительно правильно сказали, о приватизации забыли. В трехлетнем проекте бюджета, который сейчас представлен, эта строка символическая. Про привлечение иностранных инвестиций ― это слово вообще уже исчезло из лексикона чиновников. И, по сути, главным ресурсом для инвестиций становятся именно ресурсы граждан.
То есть инвестирует государство здесь.
Да. Называя вещи своими именами, вот тот Сахалинский мост, проект, реализация которого становится всё более и более реальной, как я понимаю из сообщений СМИ.
А вы в него верите? Я вот до сих пор не могу поверить, я читаю и не могу это никак уложить в голове.
Понятно, что у любого проекта есть аргументы за и против. Наверно, да, это не самый насущный проект в экономической ситуации. Вдобавок мультипликативный эффект для экономического роста будет далеко не очевиден.
Вызывает много вопросов.
Да. Ведь для чего мы переходим на инвестиционную модель роста? Для того, чтобы увеличить объем капитала в экономике, который будет способствовать дальнейшему ускорению и повысит наши потенциальные темпы с нынешних 1–1,5% до хотя бы 3%, как замышляется. Но вот такие проекты вряд ли могут привести к такому увеличению потенциального роста.
Возвращаясь к этой теме, если называть вещи своими именами, то если этот мост начнет строиться, то нужно понимать, что он будет строиться за счет того, что сократятся наши доходы. То есть здесь других источников, по большому счету, нет.
Ну да. И что бы это ни было, мост или дорога. Ещё вернемся к этому, мне подсказывают, у нас есть звонок как раз по теме НДС. Здравствуйте, представляйтесь, задавайте ваш вопрос.
― Добрый день! Меня зовут Евгений. У меня вопрос именно по НДС. В майских указах указана борьба с бедностью. Но как тут это всё сочетается? Сначала нужно этих бедных ― на 20% поднимутся цены, ну, не на 20%, на сколько-то ― ободрать, а потом на эти деньги им частично что-то возместить. Получается выражение: «Если хочешь сделать человека счастливым, сначала у него всё отними, а потом верни половину, и он будет счастлив».
Понятно, спасибо. Вопрос был о том, как в указах президента сочетается цель, с одной стороны, борьбы с бедностью, с другой стороны, мы сейчас видим повышение НДС, да, о чем мы с вами уже начали говорить. И, как остроумно сформулировал наш зритель, как в народной мудрости: сначала у человека надо всё отнять, потом отдать половину, вернуть из этого, и он будет счастлив.
Вот насколько, действительно, одна цель с другой уживаются? Вы начали со словами, что у нас осознанная экономическая политика. Вот в эту осознанность вписывается концепция, что, с одной стороны, мы боремся с бедностью, с другой стороны, мы всё больше изымаем?
Что подразумевать под бедностью? Если под бедностью подразумевать, вот есть статистический показатель, который Росстат публикует и который часто цитируют. Это количество граждан, доходы которых ниже прожиточного минимума. Там у нас что-то под 20% человек, под 20% вот этот показатель.
И та политика, которая реализуется, ведь, по сути, ещё направлена на некоторое вот такое сглаживание, на уравниловку. То есть это всё больше и больше напоминает Советский Союз.
А уравниловка по нижней границе получается?
Да, уравниловку по нижней границе, уравниловку именно в массовом. Мы видим, что доходы топ-уровня непропорционально увеличиваются даже в нынешних кризисных условиях в экономике, в то время как доходы подавляющего большинства населения, конечно, стагнируют либо снижаются.
И вот этот показатель бедности, наверно, да, немножко выправится. Количество людей, живущих за чертой бедности, снизится. Но если мы под бедностью имеем в виду общий уровень жизни населения, то, в общем-то, та политика, вот та бюджетная конструкция, которая сейчас заложена в трехлетний проект бюджета, не предусматривает увеличения уровня жизни населения. Даже Минэк, наш вечный оптимист, даже он признаёт, что в результате повышения НДС в следующем году у нас рост доходов населения, который в этом году благодаря выплатам весенним чуть-чуть поднялся, со следующего года фактически опять остановится. Прогноз Минэка ― 0,7%, но это в рамках статистической погрешности.
Да.
И в последующие пару лет он будет немножко ускоряться, но очень незначительно, всё равно оставаясь на уровне, близком к тому, что называется стагнацией.
Поэтому да, трехлетние планы правительства, о которых можно судить по цифрам, представленным в законопроекте о бюджете, предполагают, что наши с вами доходы расти не будут.
А вот удивительно, когда мы говорили об инвестиционной модели, о том, что она должна ускорять экономику, ведь эти ускорение и рост должны как-то, по идее, трансформироваться в новые рабочие места, в рост зарплат на этих мегапроектах. Получается, и это не срабатывает, то есть они сами констатируют, что та инвестиционная модель, которая у нас сейчас есть, не приводит ни к чему позитивному.
Вот эта политика будет приводить к некоторому изменению структуры экономики. Главное изменение структуры, я уже сказал, ― это сокращение потребления за счет увеличения инвестиций.
Причем государственных инвестиций. Мне кажется, это очень важно.
Да, да. Представьте: ваше домохозяйство. Вы решили построить дачу и на пять лет затянули пояса себе, начали экономить на всем, зато какой-нибудь сарайчик в поле у вас будет. В принципе, то же самое сейчас осуществляется в нашей экономике. Но если в случае ваших инвестиций вы в будущем планируете от этого…
Да, пожить на этой даче хотя бы.
Да, и пожить, и получить какие-то дополнительные доходы. То вот здесь эти дополнительные доходы далеко не очевидны, потому что мы пока не знаем, во что будут инвестированы вот эти деньги. Эти проекты ― мы пока слышали только про мифический Сахалинский мост. Какие ещё проекты, каким ещё образом государство собирается увеличивать, ускорять экономику в будущем?
Понятно, что за счет инвестиций вы сразу не ускоритесь. Быстро ускориться можно каким образом? Реализуя ту программу, о которой я говорил в начале: если вы привлекаете для этих инвестиций внешний ресурс.
Ну да, если у нас нет ресурса, надо его откуда-то взять.
А внешним ресурсом могут быть, ещё раз, приватизационные доходы, этим ресурсом может быть привлечение внешних заимствований, этим ресурсом может быть использование средств, которые мы сейчас накопили в резервных фондах. Они уже, в общем-то, в следующем году выходят на очень высокий уровень, и теоретических их уже даже бюджетное правило позволяет начинать тратить. Но самый простой механизм ― это поднять цену отсечения в бюджете, которая сейчас 40, чуть выше 40 долларов, до 45. Это тоже увеличит приток ресурсов в экономику.
Вот используя эти ресурсы, вы можете добиться быстрого ускорения. Но об этом речь не идет, речь идет просто о перераспределении потребления на инвестиции. А это не даст быстрого ускорения. Наоборот, в краткосрочном плане это скорее приведет к замедлению, что признаёт, собственно говоря, и Минэк.
Вот вы уже коснулись наших нефтегазовых резервов, да, и вот этой цены отсечения, что можно было бы просто сберегать, исходя не из гипотетической цены в 40, а в 45. Насколько я помню, такой вариант обсуждался, когда ещё не было окончательного решения о повышении НДС. Как думаете, почему он был отвергнут? И вообще вы считаете его целесообразным? Потому что это же вечный спор, можно ли при нашей макроэкономической ситуации использовать наши нефтегазовые резервы.
Это действительно очень сложный был момент ― вот сейчас, в этих условиях принять решение, разменять повышение НДС на повышение цены отсечения либо базовой цены нефти в нынешней терминологии. Это решение имеет, помимо очевидных позитивных последствий… Очевидные позитивные последствия ― отпадает необходимость повышать НДС. То есть, таким образом, наши доходы будут немножко поддержаны.
Это к тому же выглядит как-то социально справедливым.
Да.
У нас же все любят вспомнить, что недра принадлежат всем, и раз уж вот мы заработали на этом, то пусть это и будет использовано на всеобщее некоторое благо.
Собственно говоря, да, нефтегазовая отрасль живет-то не при 40 долларах. Существующая налоговая система, да, изымает основную часть сверхдохода, но примерно треть оставляет при нынешних ценах. Поэтому фактически нефтяники живут при более высоком бюджете, соответственно, из этого бюджета платят себе зарплаты, премии. И, в общем-то, мы видим, где акции нефтяных компаний сейчас.
Вообще в нынешней системе именно экспортеры, нефтяники, металлурги оказались главными бенефициарами вот этого бюджетного правила и сложившейся экономической ситуации. А всё, что связано с внутренним спросом, даже посмотрите по динамике фондового рынка, как торгуются акции. Мы видим, что все компании, которые так или иначе ориентированы на внутренний спрос, на дне.
Из-за слабости внутреннего спроса?
Да. Наверху акции экспортеров, внизу акции компаний, ориентированных на внутренний спрос. Например, самая наглядная ситуация с акциями розничных сетей.
Ну да, на прошлой неделе «Магнит» всех неприятно удивил.
Да. «Магнит» ― там отдельная история ещё, связанная с менеджментом.
Да.
Со сменой акционера. Но мы видим, что то же самое и лидер, X5 Retail Group, демонстрировавшая очень хорошие результаты в предыдущие годы, там последнее время и финансовые показатели у неё ухудшаются, и акции, соответственно, падают. Поэтому нет в этом секторе…
Понимаете, данные Росстата мы части критикуем, они зачастую вызывают сомнения. Их по-разному интерпретируют, но рынок зачастую лучше Росстата показывает, что реально происходит в экономике.
Туда сложнее вмешаться.
Да. Есть корпоративные отчетности, инвесторы смотрят на корпоративные отчетности. Я почему говорю про ритейл? Потому что всё-таки все лидеры этого рынка представлены на фондовом рынке, их акции торгуются. И динамика их акций очень хорошо, на мой взгляд, отражает то, что происходит у нас в реальности с внутренним спросом. Как бы ни говорили о том, что у нас спрос восстанавливается, часто мы слышим от правительства такие слова. Оно, правда, подменяет понятие реальных доходов…
Бывает, они перестали наконец говорить неправильные цифры по реальным доходам и перешли на новые.
Да-да, они стали фокусироваться на том, что «посмотрите, у нас реальные зарплаты растут». Но это во многом бумажный рост, рост на бумаге, не связанный с реальным повышением зарплат. Ситуация с внутренним спросом остается абсолютно задавленной, о чем очень наглядно свидетельствует динамика акций розничных сетей.
Понятно.
Мы начали разговор о том, почему же всё-таки правительство не пошло на использование нефтегазовых доходов, хотя сейчас ситуация теоретически это позволяла, да, и как раз говорили о том, что всё экспортеры у нас сейчас, в общем-то, выигрывают от сложившейся ситуации.
Так всё-таки, возвращаясь к той самой цене отсечения, ― я напомню, что у нас при цене нефти свыше сорока долларов за баррель все сверхдоходы отправляются в наш теперь уже единственный оставшийся Фонд национального благосостояния и не используются, лежат там до черного дня, до определенной отметки.
Так вот, как вы считаете, почему всё-таки выбор пал в сторону налогов, что, по всей очевидности, куда менее социально справедливо и менее популярно? И вообще, как вы считаете, можно ли использовать в нынешней ситуации наши нефтегазовые сбережения?
Вообще мы эту историю уже проходили. Ещё Алексей Леонидович Кудрин начал претворять эту идею формирования резервного фонда в жизнь. И тогда тоже сначала была очень низкая цена отсечения, потом по мере роста цен на нефть она всё повышалась, повышалась, повышалась, аппетиты росли. И в какой-то момент уже к 2012 году у нас бюджет балансировался только при 100 долларах за баррель и выше. Как раз в этот момент всё и обвалилось.
Ну да.
Вот сейчас, я думаю, жесткость правительства в этом вопросе во многом связана с тем, чтобы не впадать в искушение.
А, понятно. Один раз повысили на 5, потом ещё немножечко.
Да. Через год опять захотят 10, через два года… И начнется, пошло-поехало.
И они посидели ещё немного. Пока не останется ничего.
Да, кстати, вот если посмотреть, как комментируют нашу макроэкономическую политику рейтинговые агентства, а, в общем-то, это такой очень важный момент, который учитывается и в правительстве тоже, они все отмечают, что нынешнее бюджетное правило ― это очень хорошая конструкция. Она правильная для такой экспортоориентированной страны, как наша, она увеличивает нашу макроэкономическую стабильность, а значит, обеспечивает более низкую инфляцию, более низкие процентные ставки. То есть от этого просто хорошо, если говорить просто.
Но они пишут в своих пресс-релизах: «Мы должны убедиться, что эта конструкция работает на более длительных интервалах». Сейчас, да, что это принято ― хорошо, но чтобы учесть этот фактор при дальнейшем повышении рейтинга, мы должны убедиться, что эта конструкция стабильна.
И я думаю, жесткость правительства во многом как раз связана с тем, чтобы убедить всех инвесторов, бизнес в том, что эта конструкция раз и навсегда, она жесткая и меняться не будет.
То есть повышение одного из ключевых налогов их смутит в меньшей степени, получается?
Вот с точки зрения оценки кредитного качества России как суверенного заемщика…
Естественно, перенаполнение бюджета.
Наличие, да, резервного фонда важнее.
Ну, и нового источника как раз для бюджета в виде НДС.
Возвращаясь к доходам и ритейлерам. Мы уже поговорили, что, в общем, по тому, как обстоят дела в рознице, можно судить, что не так всё хорошо с доходами, и уже коснулись того, как правильно понимать цифры Росстата о доходах. Какая ситуация сейчас? Они действительно как-то восстанавливаются, потому что мы так долго наблюдали падение? И как сейчас?..
Вы у себя опубликовали данные, которые ЦБ в своих мониторингах делает по потребительским ожиданиям, они ухудшаются. Вот как сейчас оценить обстановку потребителю и оценить, в общем, свои… Как принимать дальнейшие решения?
В отношении доходов, если смотреть издалека на картинку, не рассматривать детали, то упали и лежим. И вот на этом дне мы будем находиться, я думаю, ещё достаточно долго. Речь может идти о годах.
То есть никакого… Все эти символические 0,3–0,7, которые мы видели, это всё совершенно, как и было, на нуле…
Я даже не очень понимаю, как в следующем году в плюс-то мы можем выйти.
Вот да.
Потому что вот глядите, те же пенсионеры. У нас в этом году инфляция будет в районе 3,5%, да.
Трех с чем-то, видимо, да.
Проиндексируют на три с чем-то эти пенсии.
А как же? А плюс ещё пятьсот рублей обещанные?
А инфляция в следующем году ускорится, процентов до пяти может ускориться.
Даже так, то есть даже больше целевого, 4%?
4,5–5%... Нет, то, что выше 4%, это признает и Центробанк, наш главный монетарный регулятор.
Да.
Но, как правило, жизнь оказывается всё-таки более пессимистичной, чем обещает правительство и ЦБ. Я думаю, что 4,5% ускорения инфляции мы можем в следующем году увидеть. И получается, что индексация пенсий окажется ниже этого уровня. Ну да, если они компенсируют обещанным…
Да, обещанная плюс тысяча, которая на самом деле плюс пятьсот рублей.
Вот это, может быть, вытянет в плюс. А так, если этой прибавки не будет, тогда реальные пенсии опять пойдут вниз.
По другим компонентам ― ведь доходы во многом падают… Это показатель, так называемые реальные располагаемые денежные доходы населения, то есть те доходы, которые… Вот вы получили деньги, заплатили все обязательные платежи, в том числе по кредитам. То, что осталось, скорректировали на инфляцию. Вот вам показатель реальных располагаемых доходов.
Всё возрастающее влияние на это оказывают, конечно, платежи по кредитам. У нас в этом году, похоже, опять начал надуваться кредитный пузырь на рынке, то, что мы уже проходили в первой половине нулевых, ситуация повторяется.
Бурный рост потребительского кредитования.
Да-да. Вот буквально в последние недели Центробанк уже даже был вынужден объявить о регулятивном ужесточении, чтобы немножко охладить стремление банков выдавать эти кредиты.
Чтобы им было дороже, да, и тяжелее сделать.
Да, он повысил резервные требования по этому кредитованию. Но тем не менее уже очевидно, что по году рост в сегменте потребительского кредитования, в целом кредит населению вырастет больше, чем на 20%. Рост ипотеки, наверно, будет чуть сильнее, рост потребкредитов, может быть, чуть-чуть помедленнее. Но в следующем году, думаю, и потребкредит уже за 20% перевалит темпы роста.
И понятно, что при таком росте кредитной нагрузки всё возрастающую часть своих доходов вы будете отдавать на проценты по кредиту.
Проценты по кредиту, конечно.
Поэтому всё меньше денег остается для, собственно говоря, потребления. Поэтому вот этот показатель, я почему говорю, что в ближайшие годы он будет стагнировать, вот отчасти из-за возрастающей очень быстрыми темпами кредитной нагрузки, во-вторых, у нас же ещё значительно за последние годы снизились ставки по депозитам, а это тоже очень существенная часть ― доходы от депозитов.
И, получается, доходы от депозитов тоже статистику нам и благосостояние, в итоге, портят.
Да, естественно, если ставки снижаются, то падает такая компонента денежных доходов, как проценты по депозитам. Ну, про доходы от предпринимательской деятельности, от малого бизнеса я просто не говорю, потому что этот сегмент исчезает в экономике, он становится уже каким-то неразличимым.
Понятно. Упали и лежим. У нас есть еще один звонок. Здравствуйте, пожалуйста, представляйтесь. Вы в эфире, задавайте ваш вопрос.
— Здравствуйте, меня зовут Ярослав. Я бы хотел задать вам вопрос касательно ритейл-сетей, о которых уже заходила речь. Если мы рассматриваем какой-то товар, который у нас находится на полке, то непосредственно вот эти 2%, на которые повышается НДС, он ведь платится несколько раз, то есть его платит производитель, поставщик, транспортировка и так далее. То есть не получится ли так, что поднимется цена не на 2%, а на 4%, 6%, 8% и далее, в зависимости от длины цепочки?
Спасибо большое, Ярослав. Вот видите, все-таки волнует людей НДС, зря вы так. Ну что, как на самом деле трансформируется?
Любое повышение налогов, его очень сложно просчитать, его инфляционный эффект, потому что мы не знаем, как в итоге распределится вот это дополнительное налоговое бремя между потребителем и производителем. Потому что при слабом, подавленном потребительском спросе, возможно, не удастся переложить все вот это дополнительное налоговое бремя на потребителя, и какую-то часть будет вынужден заплатить производитель, путем снижения своей процентной, со своей маржи. Поэтому оценки повышения, оценки инфляционного эффекта от повышения НДС колеблются, колеблются, наверное, от полпроцента до процента и выше. Ну, 4-8%, о которых говорит наш слушатель, я думаю, это, наверное, все-таки завышенные оценки, это маловероятно.
Он же просто, я думаю, здесь еще почему возникают такие вопросы, и наш зритель Ярослав упоминал о чем, что НДС, как в представлении, все же знают из базового определения, что он платится по цепочке производственной несколько раз, и поэтому у некоторых возникает представление, что больше, чем 2% в итоге набежит дополнительных расходов по всей цепочке. И поэтому вопрос, как эти 2%, эти два процентных пункта повышения НДС трансформируются в итоге в повышение цен на товары.
Да нет, в итоге все равно это будет в конечной цене товара. Нет, это некорректные рассуждения, мы сейчас с вами просто углубимся в дебри, если начнем копать, как выплачивается НДС. Давайте здесь просто на слово поверим, что эффект будет, я думаю, в пределах 2%.
Да, иначе мы сейчас уйдем еще в возмещение НДС, и как он перераспределяется внутри цепочки. Но как-нибудь сделаем вам ликбез про НДС, обещаем, будем должны. Ну что, не могу в преддверии 1 августа не задать классический вопрос, у нас же август всегда ассоциируется с кризисами. И еще в последние недели даже мировые, все тут цитировали Bank of America, их отчет, который говорил, почему сейчас возможно повторение кризиса, что 1998, что 2008. Вот давайте либо развеем миф, либо подтвердим. Почему сейчас возможно-невозможно? И с точки зрения мировой экономики, и с точки зрения нашей, вот август, как время кризисов.
Ну, аналитики начали проводить аналогии с 1997 годом еще, наверное, 2-3 месяца назад.
Делают это каждый год, надо сказать. Я вот так посмотрела по архивам, практически каждый год.
Ну, в этом году, справедливости ради надо сказать, в этом году это сравнение, оно более уместно, потому что в этом году мы весной столкнулись с достаточно масштабным оттоком капитала со всех развивающихся рынков. И мы еще увидели достаточно серьезное падение всех валют практически по всем развивающимся странам, плюс две развивающиеся экономики, не самые крупные, но и не самые последние, такие серьезные экономики, оказались в состоянии действительно финансового кризиса, — это Турция и Аргентина. И возникли опасения, что вот может, как карточный домик, посыпаться, вот этот эффект снежного кома, начнет захватывать все новые и новые развивающиеся рынки, и в итоге мы увидим повторение того, что было в 1997 году, когда случился азиатский валютный кризис, когда многие валюты рухнули более чем в два раза, и через год это накрыло Россию. Наш дефолт 1998 года начался, предпосылки к нему начались вот именно за год до этого, летом 1997 года. Сейчас, на мой взгляд, все-таки аналогии какие-то просматриваются, не буду отрицать, но сейчас, на мой взгляд, эти сравнения все-таки преувеличены. За двадцать лет экономическая система заметно изменилась, и в первую очередь изменилась макроэкономическая политика во всех развивающихся странах. Вот макроэкономическая конструкция везде стала более стабильной и более устойчивой.
То есть все вынесли урок из произошедшего?
Однозначно. Вот я помню тот период, девяностые, как тогда мы любили критиковать МВФ, который навязывает кабальные условия, которые приводят к кризису. Вот по большому счету все равно, так или иначе, все рекомендации международных институтов взяты на вооружение, все страны перешли на режим инфляционного таргетирования — один из основных элементов, обеспечивающих макроэкономическую стабильность. Этот режим предполагает свободное плавание валют, что позволяет очень быстро адаптировать экономику к меняющимся внешним условиям. Более жесткой стала бюджетная политика, более такой осознанной. Вот кстати, там, где она осталась расхлябанной, там мы и видим наибольшие проблемы, это вот те же Аргентина, Турция, про которые я сказал.
Это, видимо, лишний раз пугает и наши власти, когда они видят такие примеры, что лучше жесткая бюджетная политика, не надо нам никаких частных инвестиций.
Вот мы здесь явно стоим с точки зрения макроэкономической политики, мы явно в группе лидеров. Если взять двадцать крупнейших развивающихся экономик, то мы явно в числе лучших, по нашим макроэкономическим показателям и проводимой политике.
То есть осторожничать научились?
Да, просто мы здесь, я считаю, очень сильно переборщили, сделали с запасом, обеспечили стабильность, но с таким запасом, что, собственно говоря, и рост-то прекратился. Да, и к аналогиям с кризисом, с 1997 годом, так как в целом макроэкономика развивающихся стран выглядит сейчас прочнее, намного прочнее, я думаю, что повторение вот того кризиса, который был тогда, он маловероятен. И плюс ко всему, нужно иметь в виду, что тогда к этому кризису мир подошел после очень резкого роста, очень серьезного бума, а сейчас развивающиеся страны пережили бум в нулевых, но после 2008 года уже особого-то бума нету, а начиная с 2012 года экономики развивающихся стран, даже если смотреть на такие индикаторы, как фондовые рынки, то они отстают от развитых, то есть нет пузыря, нет перегрева в этих экономиках. Интерес инвесторов в целом к emerging markets заметно ослаб, мы видим, где сейчас наиболее горячая жизнь, наиболее горячие события — Fasebook, Google, вот эти компании, этот сектор. То есть бум, он последние годы происходил именно в высокотехнологичном секторе развитых стран. Тема сырьевых экономик, тема emerging markets, она немножко в глазах инвесторов поблекла.
Там меньше доходность?
Инвестиции, портфельные инвестиции, — это всегда в какой-то степени следование моде, частично моде, а частично реальным процессам. Ведь высокотехнологичный сектор, те же социальные сети, фейсбук, или те продукты, которые предлагает Google, продукты и сервисы, Google, Amazon, Apple — это все бурно растущие. То есть, да, акции Facebook рухнули на прошлой неделе на 20%, но разве кто-то собирается хоронить?
Конечно, нет.
Мы все понимаем, что это замечательная возможность войти по более дешевой цене…
Купить дешево наконец.
Да, в тот сегмент, который все равно обречен на бурный рост. И перспектива роста, да, рухнули Facebook и Twitter на прошлой неделе, но если посмотреть на отчетность американских компаний, то за второй квартал рекордное количество компаний отчиталось выше прогнозов, то есть в целом ситуация с корпоративными прибылями очень и очень хорошая. Поэтому падения отдельных имен на фондовом рынке, они не вызывают паники и не приводят к тому, что инвесторы бегут распродавать все.
И покупать золото.
Да. Все понимают, что все равно это сектор растущий. Поэтому, да, вот здесь было горячо в последние годы, на emerging markets было менее горячо, а вот чтобы произошел кризис, должно быть очень горячо. Поэтому здесь, я думаю, на развивающихся рынках, кризиса в ближайшее время не будет. Будут отдельные истории типа Турции и Аргентины, может быть, еще ряд стран выглядят слабо, но вот такого всеобъемлющего кризиса развивающихся рынков, который бы отразился, в том числе, и на нас, я думаю, не будет.
В этом смысле всех же еще пугала торговая война, что она может спровоцировать исход с развивающихся рынков. Но получается, что там нет никакого такого уж бума, и поэтому исход не будет таким ударом.
Пока торговая война остается, безусловно, главным фактором риска. Никто до конца не понимает последствий, к чему это может привести.
Включая Трампа.
Конечно, введение пошлин на двести миллиардов китайского экспорта, что угрожает сделать Трамп, это очень-очень серьезно. И это действительно может привести к росту издержек по всем производственным цепочкам и действительно охладить мировой экономический рост, вызвать падение на товарных рынках. То есть это может вызвать далеко идущие последствия. Но, с другой стороны, тот же Китай за последнее время практически 10% девальвация валюты, вот вам и компенсация этих возрастающих пошлин.
То есть он решил свои проблемы.
Да. Да и со стороны Соединенных Штатов определенно существует какой-то предел, потому что с какого-то момента издержки начнут нести и американские производители, они могут предъявить претензии, в том числе и накануне выборов, которые будут в США.
Ну да, как сейчас опять зазвучали идеи санкций на российский госдолг, опять Министерство финансов говорит, что это может повлечь наши собственные издержки, поэтому, может быть, и не стоит. На этом у нас заканчивается время. Спасибо большое. Смотрите программу «Деньги. Прямая линия» по понедельникам и оставайтесь дальше на Дожде.