В эфире программы «Деньги. Прямая линия» ректор Московской школы управления Сколково Марат Атнашев проанализрировал влияние последних санкций на российскую экономику и сделал прогноз о том, сколько еще ударов с Запада она сможет выдержать.
Вот в том виде, в каком сейчас это предварительно представлено, то есть запрет на ввоз лекарств, что, конечно, отдельно пугает, отдельно от алкоголя, табака и даже каких-то продуктов питания. Насколько такой ответ может быть остро воспринят, начнем с США, а потом уже обсудим внутреннее? Ждать ли после этого некого обострения? Вот вы сейчас сказали, многое зависит от того, каким будет наш ответ.
Вообще если вдуматься опять в природу конфликта, то мне кажется, что мы свои асимметричные санкции, мы их уже довольно много и в чем-то продуктивно используем, то есть настоящий урон, который мы можем наносить Западу, — это подрыв его геополитических возможностей делать то, что, условно, Запад хочет.
И мы это показали, что в любом конфликте, где еще 10-15 лет назад могла быть доминанта, просто военная доминанта, и США могли без сильных оглядок на другие страны, договорившись немножко со своими партнерами, решать вопрос в Ираке, заходить в другие страны. Сейчас понятно, что этот маневр практически сильно сократился, не только благодаря России, но во многом благодаря нам. Хорошо это или плохо, еще раз говорю, это без оценок, это та сторона, где у нас есть сильные сегодня, где у России есть серьезные конкурентные преимущества — это вооружение, это готовность брать на себя риск, опять, хорошо это или плохо, надо наверное пообсуждать, это нефть и газ, тут понятная история. Вот мы здесь уже играем вовсю, собственно, на что и реагирует Запад.
Дальше попытки наши ответить контрсанкциями, финансовыми, экономическими или другими, мне кажется, что это действительно вопрос, насколько сильно они будут ударять по нам. Серьезного удара по международному сообществу мы нанести практические не можем, слишком маленький объем взаимодействия у нас в мировой экономике. Тут, знаете, такая история, что мы же говорим, что мы выдерживаем хорошо санкции. Действительно, это правда, что Россия, оказывается, довольно хорошо выдерживает поток новых и новых санкций. И это почти как заявлять, что я алкоголь хорошо переношу, то есть ну есть организм, и человек хорошо переносит алкоголь.
В мире, где все говорят — нужна интегративность, нужно выигрывать в сложных цепочках, нужно сложно кооперироваться, создавать сложные продукты, а мы говорим — понимаете, круто, нам отрезают раз, два, три, а мы все еще нормально действуем. Мы еще можем выпить литр, и в принципе будем стоять на ногах, что правда, потому что экономика удивительно монопродуктовая, изолированная, она на сегодня предельно простая, с точки зрения того набора продуктов, которые мы экспортируем. Даже когда мы говорим, что у нас есть сегодня порядка 100 миллиардов несырьевого экспорта, это частью лукавство, потому что большая часть несырьевого экспорта — это переделанное сырье, чуть более позднего передела.
Да-да, некоторое это в общем-то сырье, рыба туда замороженная входит, в несырьевой экспорт.
Это близкая история. И да, Иран тоже не погиб от санкций, Иран в принципе сохранил средний уровень жизни, там нет голода, страна как-то развивалась, и в общем, свой вектор отстаивала. Но Иран отстал фундаментально от большинства экономик мира, и даже в своей нефтяной отрасли существенно пострадал, то есть они потеряли больше половины своего производства, своего потенциала производства нефтяного в течение вот этой санкционной борьбы. Вот такая аналогия у меня возникает, что мы, ограничивая себя все больше и больше, мы, собственно, выполняем ту роль, ту задачу, которые санкции призваны выполнить…
То есть получается, чем хуже, тем лучше?
То есть отключить нас от долгосрочных системных экономических связей, и это будет влиять на нашего потребителя. Но самое существенное, на мой взгляд, это долгосрочная встроенность в глобальную экономику.