Путин в плену стереотипов: почему его больше не волнует падение доходов, а интересуют семьи с детьми и из-за чего проблема цен оказалась нерешаемой

Добрый вечер, уважаемые телезрители Дождя. Как всегда, несмотря ни на майские праздники, ни на какие другие события, по понедельникам в семь часов вечера (ну, чуть-чуть позже) выходит программа «Деньги. Прямая линия». И как всегда, в этой студии мы встречаемся и общаемся с нашими гостями, экономистами и вообще специалистами в области финансов и экономики для того, чтобы понять, как же мы живем, и чем это все нам еще может обернуться.

И сегодня у нас гость — Сергей Алексашенко, экономист. Сергей Владимирович, здравствуйте.

Добрый вечер, Григорий. Здравствуйте.

Надеюсь, вы нас еще даже и видите. Сергей Владимирович, мы сегодня, наверное, поговорим, хоть у нас неделя такая достаточно пустая, но до этого было несколько таких громких заявлений. И поговорим мы, наверное, с вами сейчас о социальной политике и о людях, которые у нас, собственно, как известно, это «новая нефть» и прочее.

Вот Росстат заявил, что располагаемые доходы в начале этого года, в первом квартале, снизились более чем почти на 3,5%. При этом сами доходы вроде бы как выросли, но снизились, доходы от заработной платы выросли, а доходы от предпринимательской деятельности и социальных каких-то выплат снизились. И таким образом получилось, что какой-то перекос, но ушли в минус.

При этом эти данные должны были выйти еще до 21 апреля, когда, как известно, Владимир Путин выступал с посланием Федеральному собранию, еще были громкие события в Москве. Заявил он тогда, кстати, что реальные доходы будут восстановлены, и сразу после этого вышла такая статистика.

А вообще, почему откладывают такие публикации? Потому что все-таки это действительно важный фактор, а во-вторых, все уже давно привыкли, что реальные доходы у нас снижаются, и вообще ничего вроде как с этим сделать нельзя, и все уже даже к этому привыкли. Это все-таки еще очень важная имиджевая роль для государства или все-таки не обращают на него внимания уже, как таковую?

Григорий, вы очень хороший вопрос задали, он на самом деле, что называется, не в бровь, а в глаз говорит о том, какое место занимает российская статистика в системе государственной власти, и на кого она работает. Если статистика является независимой, если она обслуживает все общество, сообщая ему о том, что происходит в стране и в мире, давая объективную информацию, то конечно, никакое послание президента, ни внеочередная сессия или очередная сессия Думы или Совета Федерации, никакое постановление правительства не могут повлиять на график выхода статистической информации и не должны влиять.

То есть, все бывает, мы помним, когда начиналась эпидемия COVID, во многих странах были сбои с получением статистической информации, но сейчас, слава богу, все позади, и что помешало Росстату вовремя опубликовать эти данные, очевидно, вы сами дали ответ на этот вопрос — то, что будет послание президента. Очевидно, что Росстат имеет данные, которые, опубликуй он их сегодня, накануне, конечно, их показали курирующему ведомству, которым является Министерство экономики, Министерство экономики позвонило в Кремль и сказало, можно ли публиковать. Сказали — знаете, лучше воздержаться, и собственно говоря, Росстат так и сделал.

В конце концов, это не вызывает никакой серьезной дискуссии в нашем обществе, все уже привыкли, что Министерство экономики и правительство управляют Росстатом так, как хотят, и что если будет приказ, то любой статистический показатель будет пересмотрен в сторону улучшения, и переписывание истории набело, что называется, происходит регулярно. Если мы посмотрим, как сегодня рисуется экономическая история, статистика, не знаю, последних четырех-пяти лет, и сравним с тем, что мы видели в момент опубликования, то мы видим две большие разницы. Знаете, как-то и падение стало поменьше, и рост стал поувереннее, в общем, одним словом, статистика в полной мере работает в интересах правительства, а не в интересах общества.

К статистике мы еще, вот к этим фокусам со статистикой, мы еще вернемся прямо сразу, но вот хочется спросить — а вообще реальные доходы населения, насколько это, скажем так, важный ключевой фактор для определения экономической политики государства вообще? Потому что такое впечатление складывается, что последние лет пять-шесть-семь вообще вот это повышение доходов, оно никак, ни в какую канву экономической политики даже не вкладывалось, то есть они все продолжают падать, а у нас почему-то немножко о другом речь идет.

Вообще учитывается этот фактор, он важен для государства и для экономического блока?

В любой стране реальные располагаемые доходы населения — это наиболее объективный показатель уровня жизни населения, это сколько денег остается на руках у населения после того, как оно заплатило все налоги, выплатило обязательные платежи. И вот то, что остается у вас на руках, это и есть реально располагаемые доходы, то есть то, на что вы можете жить, покупать или откладывать, или сберегать и так далее.

В России падение реальных располагаемых доходов начинается с 2013 года, и по большому счету, сначала Кремль решил, что это какой-то случайный выброс, а потом уже, что называется, стало не до того: там и западные санкции, там и падение цен на нефть. А потом неожиданно выяснилось, что в общем в 2014-2015 году доходы населения упали на 10%, и население как-то не сильно возмущалось.

Понимаете, если вы определяете политику, если вы являетесь премьер-министром, или еще лучше того, президентом, и должны принимать решение — повышать доходы населения, снижать доходы населения, выплачивать какие-то компенсации и дотации, то зачем платить тому, кто ничего не требует. Вот, посмотрите, российские олигархи, они вот в Кремль идут таким табуном, и каждый, кто там выступает, он говорит: а мне нужны деньги на это, а мне нужны деньги на это, а я реализую вот такой важный проект, то есть они все клянчат денег.

И понятно, что и министр финансов, и премьер-министр, и президент, они слушают-слушают, но в конце концов кому-то деньги дают. Может быть, не всем, может быть, не столько, сколько просят, но уж если просят, значит, действительно надо дать. А если население не просит денег, если население смирилось с тем, что доходы падают практически с 2013 года постоянно? Опять, повторюсь, к сожалению, благодаря усилиям Росстата оказалось, что в 2019 году доходы населения каким-то чудесным образом выросли, правда, чуть-чуть, но выросли все-таки.

Но вообще-то говоря, даже сегодня, к концу 2021 года, первый квартал, у нас доходы населения примерно на 10%, на 11% ниже, чем они были в середине 2013 года, а население терпит, население молчит, население никак не возмущается. Ну, конечно, можно сколько угодно говорить о том, что это должно быть фактором экономической политики, но по факту, это им не является. И мне кажется, что до сих пор ни для Кремля, ни для Путина, ни для Мишустина это не является тем индикатором, на который всерьез нужно смотреть.

А чем, на ваш взгляд, вообще сейчас руководствуется экономический блок и советники президента, что у них сейчас главное? Это развитие инфраструктуры, социальные выплаты, или у них задача подольше сохранить средства Фонда национального благосостояния от требований их как-то потратить?

Вот на ваш взгляд, вы со стороны смотрите, как вам кажется, что у них в приоритете сейчас как таким основным вектором стоит, пусть, может быть, невидимым обычному наблюдателю?

Смотрите, все-таки надо признать, что наше правительство, оно не является однородным, там разные люди, с разными должностями, и у них разные интересы. И конечно, например, интерес министра финансов, он состоит в том, чтобы в кубышке было денег как можно больше, как нормальный кассир-бухгалтер, он всегда следит за тем, чтобы приход денег в кассу превышал расход денег из кассы, потому что если у вас расход будет идти быстрее, то у вас в конце-концов денег в кассе не останется. И было бы странно, если бы министр финансов опрометчиво сказал: а давайте-ка, мы сейчас весь Фонд национального благосостояния, всю кубышку потратим, не знаю там, за два года, а дальше авось цены на нефть вырастут, и мы снова ее наполним.

Но если говорить более широко, если посмотреть на то, как видится сегодняшняя ситуация из Кремля глазами Владимира Путина, то он, на мой взгляд, выстраивает в голове следующую логическую цепочку: да, доходы населения падают, и это не очень хорошо, но повышать доходы населения просто за счет того, чтобы платить деньги из Фонда национального благосостояния пенсионерам, врачам, учителям, одиноким матерям, детям — это неправильно. Меня уже все научили, меня, Путина, для того, чтобы платить больше, нужно сделать, чтобы пирог вырос, нельзя делить пирог, если он маленький, давайте увеличивать пирог.

Увеличивать пирог, значит, это называется экономический рост. Экономический рост, он в голове Путина обуславливается тем, что должны быть инвестиции, ему уже тоже опять это объяснили, что без инвестиций нет экономического роста, посмотрите, Владимир Владимирович, у нас в последние годы инвестиции или растут очень медленно, или тоже снижаются.

Окей, кто может инвестировать? Значит, инвестировать могут иностранцы, но что-то они не очень хотят, и санкции еще на нас навели. Инвестировать могут частные бизнесмены, но мы хорошо знаем, что все бизнесмены, они по природе своей жулики и все хотят свои дивиденды откатить в офшоры, спрятать куда-нибудь от российских властей, и что-то инвестируют они не очень активно.

А вот министр финансов здесь месяц назад рассказал, что они с одним и тем же проектом ходят в пять разных ведомств и в пяти ведомствах выбивают себе поддержку, то есть в результате выясняется, что государство финансирует этот проект из пяти рук, а олигарх ничего не вкладывает, а получает только доходы. Соответственно, тоже не работает.

Остается государство. И вот мне кажется, вот то, что мы видели в последней версии майских указов или национальных проектов, это попытка добиться ускорения экономического роста за счет массированных государственных инвестиций. То есть раз олигархи не хотят, раз иностранцы в Россию не ходят, значит, мы сейчас восстановим мини-Госплан, во главе поставим министерство экономики, во главе поставим там Андрея Белоусова, первого вице-премьера, помощника президента по экономике Максима Орешкина, и вот пусть они на троих соображают и решают, куда же надо инвестировать, чтобы побольше.

И начинаются вот всякие безумные проекты типа расширения Транссиба и БАМа, которые стоят там полтриллиона рублей, а весь смысл состоит только в том, чтобы вывезти побольше угля из Кузбасса. То есть никакого долгоиграющего экономического эффекта не будет, потому что для железной дороги, для РЖД перевозка угля, она убыточная, бюджет получает от этого дела, от добычи угля, копейки, зато олигархи получают себе новые яхты, новые дворцы и новые самолеты.

Поэтому концепция на сегодня в Кремле выглядит следующим образом — государство будет инвестировать в надежде на то, что эти инвестиции породят экономический рост. То, что государственные инвестиции, они по определению малоэффективные, то, что они, как правило, идут… Знаете как, если бы были хорошие инвестиционные проекты в России, если бы можно было куда-то вкладывать и зарабатывать деньги, то бизнес бы давно уже туда пришел. Это означает, что государство будет вкладывать деньги туда, где заработать невозможно. А если заработать невозможно, то и экономического роста будет слишком мало.

МВФ, Международный валютный фонд, который мы сильно не любим, он считает, что от государственных инвестиций эффект, то есть мультипликатор на экономический рост, с лагом в два-три года, может быть где-то от 0,6 на 1%, если инвестиции государственные составляют 1% ВВП, то эффектный экономический рост может составлять 0,6-0,8%. Но, соответственно, если инвестиции государственные, если они идут в неэффективные отрасли, то это все снижается куда-то там в 0,3%, то есть до уровня статистической ошибки.

Но тем не менее, концепция есть, и мне кажется, что основная часть правительства выстроилась под эту идею, что нужно инвестировать за счет государства.

Вот, кстати, вы упомянули Транссиб, любопытно, не знаю, знаете ли вы, слышали вы или нет, но 14 мая вроде бы как бы должен быть подготовлен ответ по проекту строительства того самого Транссиба, расширения Транссиба и БАМа за счет заключенных. Там собираются использовать заключенных, уже ФСИН, РЖД и правительство сейчас обсуждают, у них есть какие-то свои контакты. Так что вот так такую инвестицию нам предлагает государство в эту область.

Вот если говорить о цифрах, которые, как известно, могут означать в разных контекстах совершенно разные вещи, вот после того, как был опубликован этот доклад о снижении реальных доходов, глава Минэкономразвития Максим Решетников призвал модернизировать методологию подсчета реальных доходов. То есть опять, давайте посчитаем так, чтобы получилось хорошо, при этом это уже один раз делали в 2019 году.

Не кажется ли вам, что это может привести к тому, что просто реальные цифры будут очень сильно, ну просто совершенно из другой какой-то вселенной будут по сравнению с реальными вещами. Мы получим совершенно советскую такую историю, где по телевизору все прекрасно, замечательно, хорошо, вышел во двор — абсолютно другая страна, и все остальное совершенно другое и незнакомое.

При этом любопытно, что ведь Максим Решетников, как бы ему подчиняется Росстат, он может не призывать, он может как-то, собственно говоря, сам это делать. Нет ли тут такой опасности, что мы опять с этими цифрами заиграемся так, что потеряем просто связь с реальностью?

Конечно, такая опасность есть. И конечно, подчинение Росстата административным образом Министерству экономики, которое перед президентом отвечает за темпы роста экономического роста, как за прошлые, так и за будущие, это такая бюрократическая, с одной стороны, находка, потому что она позволяет Минэкономике манипулировать данными, а с другой стороны, для всего общества это катастрофа, потому что мы все хуже и хуже понимаем, где находится российская экономика, что с ней происходит.

Но опять, я повторюсь, если люди, население это терпит, если население не очень сильно возмущается, если ученые, экономисты, аналитики говорят: ну, хорошо, пусть будет так, в конце концов это не очень важно… Знаете, мне кажется, что критерий, как это, практика — критерий истины, и если на клетке со львом написано, что это осел, то не верь глазам своим.

Мне кажется, если поговорить, посмотреть на опросы общественного мнения, которые проводят различные социологические службы, то мы хорошо видим, что там всегда на первом месте последние уже двадцать лет, а может быть и больше, стоит у россиян рост цен. То есть эта проблема, она напрямую связана с падением доходов, потому что чем выше инфляция, тем больше она съедает из ваших доходов, и чем ниже ваши доходы, тем, соответственно, сильнее инфляция бьет по вам. Вот российское население очень хорошо понимает, что рост цен — это ключевая экономическая проблема, и уже давно не верит в сводки Росстата о тех показателях, которые он показывает. Но, видимо, терпения еще хватает, видимо, запас жирка еще есть, и холодильники не совсем опустели.

Сказать, что мы увидим прямо вот такую же экономическую катастрофу, как в Советском Союзе, который, собственно говоря, разрушился по экономическим причинам, наверное, нельзя, потому что экономика принципиально другого характера, она рыночная. Цены меняются, цены двигаются, за счет этого экономика поддерживает равновесие. Но то, что с каждым годом жизнь не становится лучше, мне кажется, что уже большинство россиян в этом убедились.

Ну вот в продолжение этой же темы, Министерство труда предложило также упразднить потребительскую корзину, по которой, собственно говоря, высчитывается и строится определение бедности и многое другое, и предлагает считать ее за счет медианной заработной платы. То есть это самая большая заработная плата, самая маленькая, и не общую среднюю, а вот именно посередине между двумя этими показателями.

Вообще, как вам кажется, эта идея, она актуальна, не актуальна? Потому что все-таки, наверное, методология тоже меняется, и время идет, последний раз в 1997 году, если не ошибаюсь, устанавливали стандарт. И вообще населению от этого что-то будет, от того, что изменят метод подсчета, или они просто завтра проснутся и узнают, что им стало жить легче?

Давайте начнем с конца, давайте начнем с населения. Населению, как говорится, сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Поэтому, конечно, здесь Росстат и Минэкономики, они выполняют свою бюрократическую функцию, они получили задание от президента снизить уровень бедности, а уровень бедности действительно привязан к корзине потребления, и правительство ежеквартально утверждает эти показатели, кто живет хуже, кто живет лучше.

Хочется найти какую-то такую методологию, которой можно немножечко манипулировать, чтобы, как минимум, количество бедных не сильно росло или не росло скачкообразно. И для этого предлагается действительно отказаться от корзины потребления и перейти к привязке вот этого прожиточного минимума, на основании которого определяется уровень бедности, к медианному доходу.

Я вас поправлю немножечко, медианный доход это уровень, вот когда половина населения получает доходы больше, а половина — доходы меньше, то есть это не среднее арифметическое, это не ровно посередине. Потому что если мы посчитаем, что самые большие доходы у какого-нибудь россиянина составляют один миллиард рублей, а самые низкие десять тысяч, то средняя получится где-то на уровне пятисот миллионов, что не совсем правда.

А медианные доходы, сегодня в России средняя зарплата, если вот всю зарплату сложить и поделить на количество работающих россиян, то она уже где-то, по-моему, 50 тысячам приближается. А медианная зарплата, где посередине, собственно говоря, половина получает больше, половина меньше, это где-то на уровне 35 тысяч, то есть существенно меньше.

Соответственно, правительство говорит, Росстат говорит: а давайте мы вот будем прожиточный минимум считать вот эти 35 тысяч средней зарплаты, или 25 тысяч медианного дохода на человека среднего по стране, на каждого гражданина, и вот от этих 25 тысяч установим уровень, не знаю, 40% или 45%.

В принципе, знаете, вот само по себе изменение методологии статистики, оно не является каким-то странным или катастрофическим, и многие страны к этому идут. Сейчас, например, в той же самой Америке очень активные дискуссии идут о том, в отношении, а как меряется инфляция. Сегодня в Америке рост инфляции потенциальный, наверное, является одной из ключевых проблем, и выясняется, что в американской инфляции исключено продовольствие, исключено топливо, бензин, потому что это волатильные факторы, они слишком сильно меняют, а в остальной базовой корзине примерно треть составляет аренда за квартиру.

И при этом, судя по всем оценкам, цены на недвижимость растут быстро, арендные ставки растут быстро, а индекс арендных платежей, который считается, он растет медленно. Соответственно, вот сейчас идут дискуссии, как это включить, как поменять. Недавно Центральный банк Новой Зеландии сказал, что он в свою оценку уровня инфляции будет включать стоимость жилья в Новой Зеландии.

Поэтому в принципе само по себе изменение методологии не так страшно. Но к чему оно приведет, будет ли это правдивая картина об уровне бедности в России или будут «потемкинские деревни», которые будут каждый раз докладывать, что у нас все стабилизировано, в том числе, уровень бедности не растет, мы это увидим, когда новая методология начнет работать.

Еще в продолжение поддержки и прочего, Владимир Путин в своем послании опять пообещал поддерживать семьи, причем в основном те уже, у которых есть дети, а тех, у кого нет детей, почему-то Владимир Путин считает, что не надо поддерживать. Потому что, если рассуждать логически, как раз если вы хотите увеличить рождаемость, то надо скорее помогать тем, у кого еще нет детей, потому что когда дети уже есть, у людей есть один-два ребенка, им уже есть какой-то опыт, нет какого-то страха перед этим большим таким расходом, стрессом, который предстоит часто у родителей молодых, когда появляется ребенок.

Как вы считаете, вот почему у Путина в пандемию вот почему-то именно дети и семьи с детьми стали в первую очередь, он им помогал и после послания, и еще в послании обещал раздавать деньги, что у него, такой какой-то пунктик у него как будто появился?

Я думаю, что есть несколько факторов. И первое, о чем надо говорить, действительно в любой стране, в любой экономике рождение ребенка приводит к резкому падению уровня потребления в семье. Потому что вас было двое — стало трое, вас было трое — стало четверо, вас было четверо — стало пятеро, и появление нового, особенно первого-второго ребенка, оно сильно меняет корзину потребления и заставляет вас покупать что-то, что вы не покупали раньше. И тем более, если это семья, там мать-одиночка, у которой один ребенок, то понятно, что для нее ситуация сильно меняется.

Это хорошо известный феномен, хорошо известный процесс, о нем много говорят и демографы, и статистики, и в этом отношении вот говорить, что пособия на детей это неправильно, было тоже, наверное, таким изуверством. Нужно помогать детям, и семьи с детьми, особенно одинокие матери, это вот та группа социально бедных, социально незащищенных, на которых, вообще говоря, социальная политика должна быть ориентирована.

Только дальше, когда мы говорим об этом, то нужно хорошо понимать, что разовая подачка, она, вообще говоря, не решает проблему. Ну выплатили вы десять тысяч рублей на ребенка, как это было в эпидемию COVID, выплатили вы там еще пять тысяч рублей, но эти деньги, они пришли и ушли, они в один месяц пришли и в этот же месяц ушли. А как жить на следующий месяц, как жить через два месяца, эта проблема не решается.

Мне кажется, что вот у Владимира Путина, у него, знаете, у любого из нас есть какой-то консерватизм мышления, и нас тяжело убеждать в чем-то новом, заставлять нас менять свою точку зрения, менять свои приоритеты, стереотипы, а особенно, когда вы уже в возрасте, приближаетесь к семидесяти. И мне кажется, что вот Путина с большим трудом в какой-то момент убедили, что вот этим семьям с детьми надо помогать.

То есть когда весной, год назад, начиналась эпидемия, и все в один голос говорили, что нужно помогать населению, тут же возникает вопрос — а кому надо помогать? Вот помогать всем — Путин никогда этим не занимался. Вспомните, когда он был премьер-министром в 2008-2009, в кризисы 2008-2009 годов, он резко повысил пенсии пенсионерам, то есть в тот момент, когда он был премьер-министром, он считал, что нужно помогать пенсионерам и повышать их уровень жизни. И благодаря тем решениям, как это ни странно звучит, кризис там 2008-2009 годов был очень глубоким, гораздо глубже, чем этот кризис, тогда экономика упала на 10% от пика до дна, а реальные доходы населения в тот кризис выросли, то есть слабо, но тем не менее, выросли.

Вот сейчас у Путина появился другой приоритет, он считает, что нужно помогать семьям с детьми, его в этом убедили весной. И сейчас, когда опять перед посланием снова начались разговоры о том, что доходы населения падают, что экономика, хотя упала неглубоко, но восстанавливается очень медленно, что доходы населения опять продолжают падать, и вот хорошо, он там у себя почесал, и сказал: окей, что мы делали там весной, год назад — помогали семьям с детьми, ну давайте поможем тем же самым семьям с детьми.

При этом вот эти десять тысяч рублей, они же достаются и семьям с доходом, не знаю, в 10 тысяч на человека, и семьям с доходом 110 тысяч на человека в месяц, и семьям с доходом миллион на человека в месяц. И вот это, к сожалению, перекашивается, выдает деньги, лишает социальную политику какой-либо такой целевой направленности.

Но тем не менее, мне кажется, что Путин работает в режиме стереотипов, в режиме тех решений, которые когда-то были приняты, и как он говорит, если я чего-то решил, то это было правильное решение, никаких сомнений в этом нет. Поэтому новое — это хорошо забытое старое, взяли то, что уже делали один раз, и просто повторили, и вопросов не вызывает ни у кого.

А нет ли тут опасности, Сергей Владимирович, что вот эта точечная поддержка, которая попадает не каждому, а вот определенной группе людей, тем более не один раз, а два, она вот создает какой-то дисбаланс и вообще не поможет ничего сделать с тем же восстановлением доходов? И собственно говоря, никак не повлияет на экономический рост, потому что ведь многие эксперты говорят, что надо если помогать, то помогать уж всем, а не только какой-то определенной группе.

Смотрите, всем помогать невозможно.

Ну, условно. Гораздо большей части.

Так не бывает. Всем помогали в Советском Союзе, ну и кончилось тем, что в общем все жили, знаете как, выравнивали уровень бедности, и в общем страна на этом прекратила свое существование. Поэтому всем помогать нельзя, социальная помощь должна идти адресно, должна быть адресной и ориентироваться на самые бедные слои населения, на самые низкодоходные слои населения. И к сожалению, вот эта система в России не создана, и насколько я понимаю, даже никакого продвижения в этом направлении не возникает.

Но эта проблема, смотрите, опять, я не хочу сказать, что эта проблема такая уникальная для России. Ведь вот решение американской администрации, что при Трампе, что при Байдене, выплачивать вот эти вот известные чеки, сначала по 2 тысячи долларов, потом 1600, 1400 долларов, ведь здесь, в Америке, эти чеки выплатили 90% населения, что в общем тоже, наверное, является неправильным. Выяснилось, что огромное количество семей, вообще-то говоря, не нуждается в этих деньгах, хотя даже по американским понятиям, две тысячи долларов на человека это очень приличная сумма.

В России, мне кажется, что вот эти десять тысяч рублей на ребенка, эта сумма не очень велика, я повторюсь, медианный доход, то есть доход среднего россиянина в месяц, не заработная плата, а вот жизненный доход, он составляет где-то 25 тысяч рублей. Соответственно, это примерно 40% от медианного дохода, и в общем совсем даже немного, и понятно, что принципиально изменить уровень жизни нельзя. Хотя если в статистике, конечно, в тот месяц, в который выплачиваются доходы, происходит всплеск, но мне кажется, что Росстат уже научился это как-то учитывать и сглаживать такие показатели. Одним словом, выплата этих денег она каким-то семьям, возможно, поможет, но на очень короткий промежуток времени, а проблему бедности, проблему низкого уровня доходов населения, конечно, она решить не может.

Сергей Владимирович, а вот как экономист, с экономической точки зрения, вы не могли бы оценить те поручения, которые дал Путин? Насколько они вообще, именно с экономической сейчас я сейчас говорю точки зрения, экономическому блоку, насколько эти поручения реально выполнимы, и вообще, в правильном ли направлении они даны?

Понимаете, смотря что вы ставите своей целью.

Ваше мнение. Исключительно ваше мнение как эксперта.

Мы смотрим с точки зрения Путина или мы смотрим с точки зрения интересов России? Это же разные вещи. Вот с точки зрения, скажем так, я готов согласиться и с Путиным, и с Мишустиным, не знаю, кто там еще, все в принципе понимают, что повышение темпов экономического роста в России это крайней желательное явление или крайне желательная цель, потому что за последние восемь лет, девять лет, с 2013 года, средний темп роста экономики меньше 1%, по-моему, 0,7% в год, то есть практически страна не развивается. И конечно, хотелось бы видеть какие-то более ощутимые результаты хотя бы от эксплуатации сырьевых ресурсов, которые Россия продолжает экспортировать на сотни миллиардов долларов ежегодно.

Но дальше, если мы начнем с вами всерьез обсуждать, то мы выясним, что ключевые, главные тормозы на пути экономического роста — это западные санкции, то есть агрессивная внешняя политика, война в Украине, оккупация Донбасса, и это плохой инвестиционный климат, то есть отсутствие судебной защиты прав собственности. Вот по большому счету, если бы мы с вами обсуждали, что нужно сделать для того, чтобы ускорить рост российской экономики, нужно было бы начинать с этого.

Но ведь для Путина это табу, эти темы он трогать не может, и соответственно, для него все остальные, вот все поручения, они укладываются вот в этот узкий коридор — вот что бы такое сделать, не трогать стены, не трогать суд, продолжаем гибридную войну с Западом, но тем не менее, хочу от вас добиться экономического роста.

Мог ли Путин дать какие-то более серьезные поручения? Наверное, мог, но практика любых поручений Путина показывает, что примерно 60% самых неважных и самых несложных, самых незначимых поручений выполняется, еще 20% выполняется наполовину, а 20% самых сложных, они зависают навсегда и через год или через два повторяются в новых поручениях, в новых указах, но так и не решаются.

Вот еще одно поручение, которое сегодня, сообщает агентство «ПРАЙМ», Владимир Путин поручил уже правительству, очень любопытная формулировка, «добиться предсказуемости цен на товары, применив долгосрочные рыночные механизмы» и отчитаться об этом до 1 июля. При том, что он сам подписал указ о заморозке цен на ряд товаров, и при этом теперь призывает использовать рыночные механизмы.

Вообще к чему это может привести на рынке? И собственно говоря, где тут логика, хочется понять.

Логики здесь нет никакой, вы абсолютно правильно это подмечаете. Потому что, мне кажется, что вот эти долгосрочные рыночные механизмы, это не что иное, как административное вмешательство в экономику. И как это выглядит, мы с вами наблюдаем на примере регулирования нефтяной отрасли, где существует уже по состоянию на сегодня практически индивидуальное налогообложение каждого нефтяного месторождения, каждого нефтеперерабатывающего завода, и чуть ли не ежемесячно меняются ставки акцизов, возвратных акцизов, всевозможные коэффициенты, только для того, чтобы добиться какого-то такого вот, как по линеечке, роста цен на бензин.

А если говорить о других товарах, то хорошо видно, что единственное, что сегодня правительство может сделать, это погрозить пальцем, [нрзб.] какого-то очередного силовика для того, чтобы разобраться, почему растут цены. Все это приводит опять, не первый раз мы это проходим, все это приводит либо к дефициту товаров, либо к снижению их качества, либо к снижению количества товара в одной упаковке. Помните, крупа была по одному килограмму, потом по 950 грамм, потом по 900 грамм, а сейчас уже там по 850 грамм. А вроде бы упаковка стоит столько же, цены не растут.

Поэтому, к сожалению для Владимир Путина, я вынужден его огорчить, никаких долгосрочных рыночных механизмов регулирования розничных цен нет, кроме рынка. Рынок — это единственное. И если всерьез думать о том, чтобы влиять, если бы меня спросили, что такое долгосрочные рыночные механизмы, я бы сказал, послушайте, это значит — увеличивать предложение. Увеличивать предложение это означает либо разрешать импорт и снимать барьеры на импорт, либо подталкивать, давать стимул российской экономике для роста, чтобы она производила товаров больше, лучше, лучшего качества и так далее.

Но к сожалению, опять это выходит за пределы рассуждений российских политиков, потому что опять, смотрите, возьмем какое-нибудь, не знаю, подсолнечное масло, сахар, гречку, вот такие сельскохозяйственные культуры, на которые цены непредсказуемо растут в случае неурожая. Мы же хорошо понимаем, что сельское хозяйство это циклическое производство, где урожай собирается раз в год, и сколько бы вы ни топали ногами в период между январем и июнем, вы уже ничего не можете изменить, потому что урожай собрали такой, какой он был в августе, в сентябре. Вы можете кричать, вы можете выпрыгивать из штанов, вы можете про долгосрочные рыночные механизмы, вы можете указы о замораживании цен, но ситуацию на рынке изменить это все не сможет, и вы должны смириться с тем, что вам нужно дожить до нового сельскохозяйственного года и посмотреть, какой урожай.

И если вы выявили какие-то ошибки, хорошо известно, например, что по сахарной свекле Министерство сельского хозяйства давало указания в прошлом году, в 2020, сократить посевные площади, чуть ли не в приказном порядке, а если не будете сокращать, то мы вам лишим дотаций. Вот это все нужно убирать.

Но к сожалению, знаете как, Путин же издает указ или поручение правительству и требует отчитаться в течение двух недель. За две недели можно только приказным порядком, угрозой, не знаю, тюрьмы, ареста счетов, блокировки активов и еще каким-либо образом на две недели что-то заморозить. Ничего более существенного добиться невозможно.

А как вот эти изменения планируемые или какие-то нововведения в регулировании ценовой политики, отразятся, собственно говоря, на потребителях и на компаниях-производителях? Потому что они-то оказываются, действительно, вы правильно сказали, что «не смейте сеять больше, а то не получите денег». В общем, какая-то опять очень сложная система, которую понять вообще очень трудно.

Как это отразится, собственно говоря, на потребителях? Будет ли что ждать людям, что все-таки будут как-то сдерживаться они, действительно, как планируется, или это только слова? И что же ждать, собственно говоря, тем, кто производит товары, на что им рассчитывать? Потому что любой производитель хочет чтобы, конечно же, его товар дорожал, чтобы он получал больше прибыли, или за счет объема, или за счет роста цены, но при этом оказывается вот в такой ситуации.

Что ожидать производителю, мы хорошо знаем, потому что достаточно посмотреть на средства массовой информации, на интервью с многочисленными директорами предприятий, которые говорят, что уже сейчас нам невыгодно поставлять продукцию в розничные сети, в торговые сети, потому что это нам несет убытки. Мы лучше вообще остановим производство, чтобы с этим не связываться, чем продавать товар по замороженным ценам и плодить убытки.

Поэтому для производителей это создает огромные проблемы, если вы работаете на таком рынке, который, что называется, зависит от цены сырья сельскохозяйственного, которое там выросло на 30-40%, и вы никуда деться не можете, нет чудодейственного рецепта входящие цены, рост входящих цен куда-то спрятать, а продавать продукцию по прежним низким ценам.

И есть сектора, которые находятся в более, так сказать, благоприятном положении, это опять та же самая нефтяная промышленность, потому что последняя инициатива правительства, о которой мы слышали, это запрет на экспорт бензина. Там понятно, что запрет на экспорт бензина означает, что бензина в России внутри, на внутреннем рынке станет больше, продавать его будут по тем же самым ценам, соответственно, нефтеперерабатывающие заводы, они вообще не получат дохода, а такие консолидированные нефтяные компании, их доходы уменьшатся.

Но я скажу так, последние, за кого я сегодня беспокоюсь в российской экономике, это за нефтяные компании, с ними всегда все будет хорошо.

Да, это уж точно. И такой вот вопрос еще напоследок. А почему вот про эти рыночные механизмы, долгосрочные или какие там любые, вдруг вспомнили именно сейчас, когда, вот вы уже упомянули, что чуть ли не какой-то мини-Госплан вообще создают? И вообще уже даже пошли разговоры о том, что это же у нас плановая экономика возвращается потихонечку, с такими регуляторами, регулирующими действиями.

Что получается, это какая-то дань моде, для красного словца это вспомнили? Потому что же пик инфляции, по словам Министерства экономики, вообще был у нас в марте, и уже не будет. Зачем вообще вот к этому всему возвращаться, вот это упоминать, зачем это озвучивать и говорить, просто даже непонятно.

Мне кажется, что это вопрос ответственности первого лица, точнее говоря, того же самого Владимира Путина, о котором мы сегодня уже много говорили. Ведь ему нужно, с одной стороны, продемонстрировать свое неудовольствие тем, что цены растут, и как это так, вот целое правительство я назначил, а оно не может остановить рост цен, сколько я ему поручал.

А с другой стороны, каждый раз, когда эта тема обсуждается на совещаниях в Кремле, на совещаниях у Путина, или ему дают доклады, все предложения со стороны правительства сводятся к тому, что давайте здесь заморозим, давайте это запретим, давайте это остановим, а давайте здесь дадим кому-то дотацию. И эти инструменты, конечно, рыночными никак нельзя назвать, они административные.

Но опять, у Владимира Путина, у него где-то внутри, наверное, есть понимание того, что такое административные методы и что такое рыночные методы. И ему внутренне не хочется отказываться, не хочется переходить к плановой экономике, не хочется восстанавливать советский стиль жизни и советский стиль управления экономикой, Госплан в полной мере. Придать законодательные функции Госплану, наверное, он пока не хочет или не готов, потому что он тоже пережил коллапс Советского Союза, он в это время был в стране и видел, что такое развал плановой экономики на прилавках магазинов, он это все наблюдал своими глазами, и думаю, что это не тот опыт, который он бы хотел сегодня привнести в современную жизнь.

Поэтому он придумывает, знаете, как «Москва 2042», такие всякие эвфемизмы, вот давайте, вы ограничьте рост цен, но только с использованием рыночных механизмов. То есть, с одной стороны, нужно остановить рост цен, а с другой стороны, административные методы применять нельзя. И что делать в этой ситуации правительству?

Видимо, вы очень правильно говорите, как это называется на языке бюрократов, толкать проблему вправо, то есть откладывать момент доклада президенту о том, что добились успеха в остановке роста цен как можно дальше. Потому что, глядишь, пик инфляции будет пройден, пик высоких цен будет пройден, и к тому моменту, когда президент снова вспомнит про эту тему и вызовет нас, оно само собой все рассосется. Вот такая вот бюрократическая игра.

Спасибо большое, Сергей Владимирович. Вы упомянули «Москву 2042», и мы все ближе к этой дате, и надеюсь, что далеки еще пока от этой Московской Коммунистической Республики, как она там называлась.

Гораздо ближе, чем вам кажется.

Ну что ж, поживем, увидим. Надеюсь, увидим и что будет дальше, обязательно увидим и обсудим с нашими гостями.

Большое спасибо. Сергей Алексашенко, экономист, был нашим сегодняшним гостем программы «Деньги. Прямая линия». А мы с вами обязательно увидимся на телеканале Дождь.