Прогноз на 2018 год от Сергея Алексашенко: проигрыш в экономике, долгая игра Навального, «опасные для Грефа» санкции и «взрослая жизнь» биткоина
Экономист Сергей Алексашенко рассказал, как ЦБ не в состоянии осуществлять банковский надзор, почему россияне с таким энтузиазмом принялись инвестировать в биткойн, и стоит ли ожидать роста российской экономики в следующем году.
Начнем сразу с вопросов, которых очень много собралось к вам на сайте, видно, что зрители вас ждали. Мы объединили вопросы в несколько блоков по темам этого года, которые, так или иначе, все равно находят отклик и сейчас. Предлагаю начать с темы банков. В этом году, по сравнению с предыдущими, когда мы видели массовые зачистки банков с малоизвестными непроизносимыми названиями, мы увидели санации крупных банков, которые казались очень надежными.
Последняя новость — это «Промсвязьбанк», довольно громкое интервью его собственника Дмитрия Ананьева, который уехал из России, как он говорит, поправить здоровье. В связи с этим у наших зрителей вот какие вопросы. Первый вопрос, конечно, потребительский: что означает для вкладчиков санация «Промсвязьбанка»? В очередной раз, наверное, давайте расставим точки над i, что это значит для клиентов, если в банк приходит Фонд консолидации банковского сектора от ЦБ?
Накануне Нового года нужно давать хорошие оценки, хорошие прогнозы, и в этом отношении то, что случилось с «Промсвязьбанком», так же, как с «Бином» и с «Открытием», ничего плохого вкладчикам и клиентам банка не несет, если они не были связаны какими-то сомнительными операциями с этими банками. В отличие от отзыва лицензии, когда у банка отзывается лицензия, и частные вкладчики свыше 1,4 миллиона, корпоративные вкладчики все свои деньги могут потерять, в данном случае все обязательства банка сохраняются, за исключением обязательств перед акционерами и то, что называется субординированной облигацией.
Поэтому накануне Нового года вкладчики, клиенты «Промсвязьбанка» могут спать спокойно. С их деньгами, с их требованиями к банку, насколько я понимаю, ничего не должно случиться, и новый акционер в лице Фонда консолидации, точнее говоря, Центральный Банк, будет исполнять все обязательства банка перед клиентами.
Хорошо, что мы с вами успокаиваем клиентов банка. А если мы смотрим на картинку шире и на, как мы видели, зачистку крупного банковского сектора в этом году, какие у этого долгосрочные последствия? Означает ли это, что частные банки действительно теряют какие-то свои маркетинговые преимущества как минимум перед государственными, и увидим ли мы, на ваш взгляд, в 2018-м, возможно, санации таких же крупных игроков, каких мы видели в этом году?
Маргарита, очень сложный вопрос, много составляющих, поэтому что-то я упущу, вы, пожалуйста, напомните. Говоря о санации крупных банков, мне кажется, что главная тема как раз не в том, что банки обанкротились фактически, а проблема в том, что Центральный Банк, который выполняет функции банковского надзора, всего этого дела не видел. То есть каждый из этих банков — и «Бин», и «Открытие», и «Промсвязь», а до этого «Татфондбанк» и многие другие — приходят к этой процедуре либо отзыва лицензии, либо санации, когда у них не то что маленький капитал, у них отрицательный капитал. То есть они проели и свои деньги, и деньги клиентов. И в этом отношении Центральный Банк не выполняет требований закона, который говорит: при достаточности капитала 2% нужно отзывать лицензию.
Мне кажется, что это и есть главная проблема, с которой мы столкнулись, мы как Россия, как граждане России, — что Центральный Банк не в состоянии наладить систему банковского надзора.
Когда вы говорите, что ЦБ этого не видел, я понимаю, что мы здесь можем только гипотезы строить, но тем не менее, ЦБ этого не видел, потому что, скажем так, недостаточно хорошо работает, или потому что умышленно этого предпочитал не видеть?
Я думаю, что в разных ситуациях есть и то, и другое. Если почитать интервью руководителя Центрального банка, например, «Татфондбанк» или «Открытие», они говорят: «Нет, мы видели это год назад, но год сидели, чесали все, что только можно, ковыряли везде, где только могли, и думали: что же с ним делать? Нет, мы видели проблемы, но ничего не делали». В отдельных ситуациях они, как с «Промсвязьбанком», насколько я понимаю, все случилось достаточно неожиданно, и пока ЦБ вообще молчит на тему того, когда они увидели проблемы, когда они с ними столкнулись.
Например, с «Открытием» было интервью одного из руководителей Центрального Банка, он говорит: «Да нет, мы специально ждали, потому что «Открытие» покупало «Росгосстрах», а нам нужно было спасать эту компанию». То есть фактически руководство ЦБ, совет директоров ЦБ осознанно провоцировали ситуацию и банка «Открытия», и банка «Бин», тем более, что они еще санаторами там выступали, на «Открытии» гирями висел банк «Траст». То есть мне кажется, что здесь и не могли, и не хотели, а еще в какой-то мере и подталкивали ситуацию в худшую сторону. Это первая часть вопроса.
Вторая часть: что же будет дальше? Сегодня из 10 крупнейших банков России 9 являются государственными. Они принадлежат или напрямую государству, или государственным компаниям, или государственным корпорациям, «Внешэкономбанк», например. И здесь сказать, что в следующем году мы можем увидеть что-то такое, ну остался в десятке один-единственный частный банк — «Альфа-банк». Будем надеяться, что он устоит, хотя, конечно, речь идет о том, что никакой конкуренции в банковском секторе уже не происходит. Больше 70% активов банковской системы контролируется государством, и частным банкам с каждым днем будет работать все сложнее и сложнее.
Но дальше я хочу связать эти два элементы: огосударствление банковской системы и отсутствие банковского надзора. Ведь на самом деле то, что банк становится государственным, совсем не означает, что он работает хорошо, и что у него все нормативами все в порядке. То есть государственные банки, если посмотреть, они постоянно ежегодно получают дотации из федерального бюджета. Это означает, что они сами работают плохо. Но вместо того, чтобы у них отзывать лицензии, вместо того, чтобы проводить зачистку банковского сектора от плохих банков, в том числе и государственных, государство предпочитает просто тратить деньги из бюджета, тратить деньги налогоплательщиков для того, чтобы поддерживать плохие банки. И в этом отношении, к сожалению, уроки не учатся, банковская система будет слабой. Но, боюсь, что огосударствление будет идти дальше.
Удивительно, конечно. Государство, может быть, в какой-то момент перехочет тратить деньги на все эти проблемные банки, особенно на те, кто из года в год просит все больше и больше. У нас есть звонок. Здравствуйте, вы в эфире.
— Добрый вечер. У меня такой вопрос: за последние 100 лет было семь денежных реформ, два дефолта, несколько деноминаций. Скажите, пожалуйста, господин Алексашенко, ожидаете ли вы что-нибудь такое в ближайшем обозримом будущем? Спасибо.
Спасибо.
Не ожидаю ни дефолта, ни деноминации, ни денежных реформ. Мне кажется, что сегодня состояние российской экономики и российской денежной системы, денежного обращения такое, что не требуется никаких таких суровых лекарств. Поэтому, опять-таки, накануне Нового года можно расслабиться и спать спокойно.
По поводу «расслабиться и спать спокойно» действительно дефолта, наверное, сейчас ждать, слава богу, не стоит, и об этом говорят и официальные цифры. Но есть другое мрачное ожидание — это санкции, которые должны быть ужесточены, должны быть введены уже к февралю следующего года, то есть фактически с них начнется год. У нас есть вопрос на сайте. Например, Валерий Сорокин очень обеспокоен заявлением Германа Грефа, президента Сбербанка, который говорит, что как только в феврале введут санкции, то, как выразился Греф, «Холодная война покажется детской забавой». Сергей Владимирович, как, по-вашему, насколько, вы считаете, жесткими могут быть эти санкции, точнее, даже не жесткими сами санкции, а жесткими их последствия для нашей экономики?
Я думаю, что не надо волноваться, потому что, санкции, во-первых, не факт, что будут введены. К 1 февраля администрация Белого дома, администрация президента Трампа должна подготовить доклад о тех физических, подчеркну, лицах, которые связаны с российским государством, с нарушением прав человека, с агрессией по отношению к Украине, с этими вопросами, и уже потом, может быть, администрация будет вводить персональные санкции.
Здесь важное слово — персональные. То есть санкции будут распространяться даже не на компании, тем более пока речь не идет о том, что на Российскую Федерацию, речь идет о том, что какие-то индивидуумы, может быть, тот же самый Герман Греф, может быть, поэтому он и боится, может быть, на него лично будут распространены санкции. Тогда, конечно, для него санкции будут похуже, чем Холодная война, которую он практически не застал.
Но в принципе, я думаю, что даже если еще 20 или 30, или 50 человек, граждан России, попадут под санкции, конечно, с российской экономикой ничего не случится, она этого не почувствует, она этого не заметит. Кроме того, что для этих людей жизнь станет немножечко сложнее, немножечко неприятнее, я думаю, что российская экономика ничего не почувствует и не увидит.
Будем надеяться, что она действительно ничего не почувствует, в том смысле, что вдруг мы какие-нибудь очередные контрсанкции введем, запретим еще какое-нибудь продовольствие и ударим сами по себе. У нас есть еще звонок на очереди. Здравствуйте, Михаил, вы в эфире.
— Здравствуйте. Михаил, Ростов-на-Дону. Хочу поздравить всех с наступающим годом — телеканал Дождь, всех ваших гостей, всех ваших подписчиков.
Спасибо, и вас тоже.
— Вопрос к Сергею Алексашенко. Я насколько понимаю, в пенсионной системе наступил крах, в том числе, это связано с тем, что санированные банки имели огромные пакеты в пенсионной системе. Ваше отношение к этому и советы.
Спасибо, Михаил, за вопрос и поздравления.
Спасибо за поздравление, вас также с наступающим Новым годом. Очень хороший вопрос, но опять на него нет простого и односложного ответа. С 2004 года российское правительство уже четыре раза пыталось провести пенсионную реформу, каждый раз меняя правила игры: то так, то сяк, то повышая взносы, то уменьшая взносы, то вводя добровольное страхование, то его замораживая, то его конфискуя, то переводя в баллы, то еще что-то. И задача балансирования бюджета Пенсионного фонда не решается. Насколько я слышал, как я понял то, что говорил президент Путин на своей последней пресс-конференции, что пока никакого очевидного решения для этой темы нет. То есть правительство в целом не может понять, как оно хочет реформировать пенсионную систему, и не может договориться сначала между собой, а потом еще убедить президента в том, что то, что оно предлагает, — это правильно.
Говорить о том, что пенсионная система рухнула, в каком-то катастрофическом состоянии, наверное, неправильно, потому что Пенсионный фонд выполняет обязательства по выплате пенсий. Проблема состоит в том, что те люди, которые готовятся выйти на пенсию или думают уже о том, что они будут выходить на пенсию, не понимают, по каким правилам будет начисляться пенсия, сколько они будут получать, от чего зависит их пенсия. Не говоря уже о том, что людям, которым 30 лет, например, они вообще не понимают, как будет строиться их пенсионное будущее.
В этом плане идеологическом, конечно, российская пенсионная система находится в катастрофическом положении. Но что касается текущего исполнения обязательств, опять-таки, сегодняшний лозунг, так получается — спите спокойно, с вашими пенсиями ничего не случится, вы их будете получать вовремя.
У нас в эфире соавтор экономической программы Алексея Навального, его президентской программы, все мы знаем, что Сергей Алексашенко принимал активное участие в подготовке программы, обсуждал ее в нашем эфире. Сергей Владимирович, как считаете, дальше продолжится все та же активная деятельность, в том числе, и над экономической программой, после этого, что уж говорить, скорее, ожидаемого решения Центральной избирательной комиссии?
Вы знаете, я отношусь, конечно, с большим отвращением к тому решению, которое принял Центризбирком, к той аргументации, которую мы в очередной раз услышали, к тем оскорблениям, которые прозвучали в адрес Алексея, что он не аргументированный, что он легковесный, что он жизни не знает. Знаете, это, что называется, говорит о какой-то такой моральной истерике людей, которые все это говорили. Но в отличие от многих других кандидатов, которые заявились и попытались сдать документы на регистрацию, я верю в то, что Алексей — политик, который играет в долгую. Для него политика — это не трехмесячный забег на президентскую кампанию, и это не однонедельная кампания для того, чтобы просто попиариться немножко, сдать документы, получить отказ и сказать: знаете, я был кандидатом в президенты России.
Я абсолютно уверен в том, что Алексей продолжит свою политическую борьбу, политическую кампанию. И в этом отношении, я уверен, будет продолжаться работа над программой, потому что те задачи, которые он обозначил, те изменения по реформированию российского государства, жизни нашей страны, все равно они будут стоять в повестке дня. И все равно нужно думать о том, как сделать так, чтобы российский народ жил лучше, и все равно нужно думать о том, чтобы Россия помирилась с теми государствами, с которыми она граничит, и перестала пугать мир. Все равно нужно думать о том, чтобы в России появился честный суд.
Собственно говоря, это те проблемы, нынешний лидер президентской гонки, который даже отказался ехать на свое выдвижение, для которого вообще это мелочи, когда он, собственно говоря, результат знает, Владимир Путин, он все равно этого не сделает. Это рано или поздно нужно будет делать, поэтому для этого работа над программой будет продолжаться.
Как раз тоже о программах. Мы с начала года видим некую активную работу сначала во власти, якобы активная работа, во всяком случае, по заявлениям, над социально-экономической программой на будущие 6 лет. Это Центр стратегических разработок Алексея Кудрина, это и некий план Орешкина, под конец года это программа Алексея Навального. В эти выходные мы увидели «123 трудных шага» от Ксении Собчак. Сергей Владимирович, если вам удалось ознакомиться, есть ли у вас какие-то первые комментарии? Или, если не удалось, в целом вопрос: как считаете, это вообще полезно, хотя бы такая экономическая практическая дискуссия между кандидатами в президенты, пойдет ли она на пользу, возможно, власть прислушается к каким-то идеям?
Маргарита, смотрите, я честно скажу, я еще не успел прочитать до конца программу Ксении Собчак. Единственное, я начал читать и понял, что «123 шага» — не совсем правильное название, потому что там где-то есть шаги, где-то лозунги, где-то тезисы, где-то призывы. И в этом отношении ее читать очень тяжело, потому что все время это нужно фильтровать — это про что? Это про то, что лучше быть здоровым и богатым, или что для этого нужно сделать?
Но как раз то, что я прочитал, показало мне, что существенной разницы, вы знаете как, если убрать оттенки, то существенной разницы между программой Навального и программой Собчак нет. Вообще говоря, я в этом отношении понимаю тот тезис, который Ксения Анатольевна выдвигала, что если Навального зарегистрируют, то я готова снять свою кандидатуру, потому что действительно там идеологических разногласий между ними практически нет. То есть они настолько незначительны, знаете, об этом можно было бы договариваться.
Я за то, чтобы было много программ, я за то, чтобы люди предлагали свои изменения. И в этом отношении я четко понимаю, что Ксения Собчак, которая выступает за независимый суд, за реальную судебную реформу в России, за независимость суда от Кремля. Это человек, который стоит по одну сторону с Алексеем Навальным, и она явно будет выступать оппонентом Владимира Путина, потому что он этого не хочет, даже если он это будет говорить. Потому что он все это говорил шесть лет назад, можно почитать его предвыборные статьи начала 2012 года, там все слова про независимый суд были сказаны, но за эти шесть лет мы видим, что суд в России стал еще более зависимым, еще более политизированным, еще более управляемым в руках Кремля. Поэтому программы можно писать и нужно писать, и их нужно обсуждать.
Но посмотрим, что мы услышим все-таки, может быть, от президента в следующем году. Может быть, будут новые указы, например, как были майские в 2012 году, новый эксперимент такой над экономикой.
Да, конечно, будут, конечно, будут, только они жизнь не поменяют.
Так же, как и майские указы 2012 года, в общем, себя совершенно, как уже показало время, не оправдали. Только что вы затронули тему суда, действительно тоже, наверное, такая тема года, все следили за процессом над экс-министром экономики Алексеем Улюкаевым, параллельно большой корпоративный спор «Роснефти» и АФК «Системы», частного холдинга Евтушенкова Владимира, бизнесмена. Понятное дело, что мало чем можно удивить наблюдателя за нашей судебной системой. Тем не менее как, на ваш взгляд, какой-то новый этап, новая точка невозврата была пройдена или нет?
Маргарита, вы знаете, когда вы скользите вниз по горке, то очень тяжело сказать, в какой момент вы прошли точку невозврата, потому что вы скользите-скользите-скользите, а вверх по горке еще никому не удавалось ехать. Собственно говоря, процесс Алексея Улюкаева показал, что он чем-то похож на процесс «Кировлеса» Алексея Навального. Независимо от того, что содержится в обвинительном заключении, независимо от того, что содержится в материалах следствия, независимо от того, какие документы были предъявлены и какие свидетельские показания были даны, человека можно осудить на любой срок по любому обвинению. Это то, что показало дело Алексея Улюкаева: ты виноват хотя бы тем, что хочется мне кушать. Я считаю, что тебя надо посадить, значит, ты будешь сидеть.
Причем если в отношении Навального еще какая-то «мотивация» — это политический оппонент, это соперник, это, может быть, даже для кого-то он враг, это наказание врагов, то Алексей Улюкаев, конечно, человек свой. И эта точка невозврата, наверное, состоит в этой части, что под репрессии начинают попадать свои, люди, которые абсолютно приближены к Владимиру Путину. Если посмотреть на ленту новостей, наверное, с 2005 года, Алексей Улюкаев на всех экономических заседаниях у президента присутствовал, он был одним из ближайших экономических советников, помощников и дискурсантов по всем проблемам, которые связаны с экономикой. И эти люди попадают под удар репрессивной машины и, соответственно, никто из них не имеет большей защиты. В этом состоит точка невозврата, она не имеет отношения к суду, это такая уже политическая жизнь.
Что касается иска или спора «Роснефти» с АФК «Системой», но тут то же самое. Государственная компания, во главе которой стоит жесткий руководитель, может поставить на колени, может просто так своим желанием забрать деньги у частной корпорации. И то, что было предъявлено опять в качестве оснований для иска, корпоративная реструктуризация, у нас трудно найти компанию, которая не прошла через корпоративную реструктуризацию. И все те самые аргументы, которые предъявлялись к АФК «Системе» и по отношению к «Башнефти», можно предъявить к любой другой организации, которая существует, к большому акционерному обществу, которое существует в Российской Федерации. И если те же самые аргументы применять, то у нас уже, вообще говоря, после этого всю экономику нужно закрыть.
Но, опять, но кого волнует аргументация, которая слушается в суде? Опять, ты виноват, что хочется мне кушать. Мне кажется, что в отношении АФК «Системы» точно совершенно никакой точки невозврата, ничего нового мы не узнали. Государство делегировало Игорю Сечину права по отъему собственности у частных инвесторов. Собственно говоря, это мы и увидели лишний раз.
А что касается своих, которые теперь уже, понятно, после дела Улюкаева, как вы сказали, в общем, никакой на себе защиты не могут ощутить. Как считаете, бюрократы, которые находятся в таком положении, все прекрасно понимают, насколько они вообще способны будут проводить те якобы структурные реформы, о которых любит говорить Кудрин, и которые, как, опять же, Кудрин раз за разом повторяет, очень нам нужны в следующем шестилетнем, будем надеяться, президентском сроке?
Я думаю, что они будут точно совершенно, как это сказать, безынициативными людьми, они будут отказываться брать на себя какие-либо инициативы по принятию решений, брать на себя полномочия, перекладывая все или на премьер-министра, или на президента. Ну а, знаете, чиновник, который апатичен, он точно совершенно не захочет ничего менять, потому что не сделаешь — не ошибешься. Это такой железный закон бюрократии.
Но, впрочем, вы знаете, у нас нет оснований пока, нет никаких доказательств, что Алексея Улюкаева осудили за то, что он что-то сделал. Но постольку поскольку никто не знает, за что его осудили, то будут бояться всего. Обжегшись на молоке, дуешь на воду, поэтому я думаю, что дело Улюкаева — это такой сильный импульс страха, запущенный на всю российскую бюрократию.
Раз уже новогодние подарки не принимают, то какие уж инициативы и реформы? Сергей Владимирович, предлагаю перейти к международным финансам, а, может быть, и не финансам, это смотря как на это смотреть. Это я о криптовалютах и, конечно же, биткоине. У нас очень много вопросов, и, конечно, за весь год уже народная стала тема: все майнят, кто не майнит, тот следит за теми, кто майнит. И у нас есть вопрос в связи с последними новостями о падении биткоина, его стоимости. Например, человек под ником Агент Госдепа спрашивает: «Означает ли падение цены биткоина на 30% то, что это по факту был пузырь, и скоро он лопнет?». Как вы вообще относитесь к биткоину?
Я к биткоину отношусь с интересом. И я когда-то очень давно, когда эта тема начала только выходить в информационное пространство в российское, я говорил, что будущее биткоина зависит от того, будут ему доверять или не будут. Это, вы знаете, на самом деле очень просто: вы купили акции какой-нибудь компании, например, Microsoft или Intel, или Apple, но точно совершенно вы не имеете возможности управлять этой компанией как акционер. Большинство из этих компаний вообще не платят никаких дивидендов, и вы верите в то, что она будет расти, и стоимость вашей доли будет расти.
К биткоину, например, такое же доверие, это финансовый инструмент, которому люди верят. Люди верят, что он сохраняет свою стоимость, люди верят в то, что правила эмиссии при появлении новых биткоинов не будут меняться, что их количество ограничено и что они сохраняют стоимость. На этом строится доверие к биткоину. То, что он волатильный, то, что он вырастет в течение недели на 50%, то он упадет на 30% или на 50% в течение недели, это новый финансовый инструмент и это те риски, которые он в себе несет. Поэтому к нему нужно относиться соответствующим образом: понимать, что он очень волатильный, что он молодой, но совокупная стоимость биткоина сегодня миллиардов, наверное, уже 300 миллиардов долларов примерно, может, чуть меньше. И, собственно говоря, это достаточно большая даже по мировым масштабам капитализация финансового инструмента, таких инструментов не очень много.
Люди в него верят, но всегда на таких инструментах есть желающие поиграть и вверх, и вниз, и спрос ажиотажный: те, кто не майнят, хотят купить, и те люди, которые покупают, они, собственно говоря, гонят цену биткоина вверх, а те, кто майнят, пытаются биткионы продавать, они гонят цену биткоина вниз. Поэтому относитесь к этому спокойно. Только учтите, что если вы хотите играть в биткоин или в другую криптовалюту, то вам нужно иметь очень крепкие нервы, и понимать, что точно совершенно нет никаких надежд на то, что вы сегодня купили, а через неделю вы на этом заработаете. Вы через неделю можете проиграть и очень сильно.
А, кстати, про надежду, вы говорите, что он пока молодой. А какой вообще должен пройти срок, чтобы стало чуть более понятно, как к нему относятся, чтобы перестали быть такими большими скачки в капитализации?
Я думаю, что лет 10 еще такого уверенного обращения. Ведь на самом деле качественный скачок с биткоинами, с криптовалютами произошел буквально неделю назад, девять дней назад, когда биткоин начал торговаться на чикагской бирже. То есть финансовый инструмент вышел в высшую лигу, и квалифицированные инвесторы получили возможность покупать, торговать этим инструментом, и, собственно говоря, он вышел во взрослую жизнь. Я бы сказал так, что для биткоина выход на чикагскую биржу — это примерно как первичное размещение акций или то, что называется словом IPO для любой корпорации, для любой компании.
Это такая достаточно молодая компания, если ее так можно назвать, и я думаю, что лет 10 — это точно совершенно для того, чтобы понять, насколько устойчивой она будет, эта валюта, этот финансовый инструмент, насколько будет пользоваться доверием, что будут делать конкуренты, что будут предлагать другие криптовалюты. Но судя по тому, что происходит, мне кажется, что это движение в сторону таких негосударственных финансовых инструментов, частных денег, которые выполняют функцию сбережения, оно будет продолжаться.
А популярность темы биткоина в нашей стране вы с чем связываете? Что нет доверия достаточного к рублю или к нашим банкам, нет интереса к российскому фондовому рынку? Откуда берется такой, в общем, заметный ажиотаж?
Ажиотаж берется от того, что цена биткоина выросла с тысячи долларов в начале года до 20 тысяч долларов три недели назад.
То есть здесь мы ничем не отличаемся от всех людей в мире, кто следит?
Маргарита, здесь мы впереди планеты всей, потому что вспомните все эти наши МММ бесконечные, когда российское население готово просто хвататься за любую соломинку, вера в чудо, что можно обогатиться, ничего не делая. Я думаю, что здесь мы фору дадим многим государствам другим, народам многих других стран.
Но хочется, видимо, во что-то хорошее верить.
В чудо, в чудо, я не знаю.
Как раз о том, где чудо вряд ли будет. В целом уже подведем итоги года в нашей экономике официально — завтра у нас президент приедет на заседание правительства подводить итоги. А мы давайте его опередим. И у нас есть вопрос, который, в общем, может задать тон. Татьяна Немировская его написала у нас на сайте и, как я понимаю, у нее есть такой некоторый когнитивный диссонанс между официальными терминами и тем, что слышат от экспертов, например, что у нас стагнация, а не падение, где-то мы около нуля держимся, как многие цифры показывают. Но, с другой стороны, обратила внимание Татьяна, у нас уровень промпроизводства снижается, падают реальные доходы. И Татьяна спрашивает: «Что же здесь стабильного?». И отсюда вопрос: как правильно относиться, как правильно для себя оценивать ситуацию в нашей экономике? Это все-таки стагнация или это возможности ухудшения, особенно по тем показателям, на которые обращает внимание наша зрительница?
Маргарита, Татьяна, смотрите, во многом, когда мы говорим об экономике, нужно договариваться об определениях. Стагнация — что это такое? Абсолютный ноль? Очень редко бывает такое, чтобы экономика не росла, у нее темп роста был равен нулю на протяжении какого-то длительного периода. Все-таки экономика — это живой организм, и там может быть минус две десятых, плюс две десятых, минус пять десятых, плюс пять десятых. И поэтому для меня колебание около нуля, плюс-минус 1% — это стагнация. Тем более, что нужно помнить о том, что российское статистическое ведомство Росстат очень регулярно пересматривает свои данные назад, почему-то очень часто это...
Или Минэкономразвития пересматривает данные Росстата теперь уже прям сразу.
Нет-нет, Минэкономразвития может давать какие-то приказы, потому что административно управляет Росстатом, но не пересматривает. Но тем не менее Росстат очень часто пересматривает данные, говоря о том, что на самом деле они были лучше или на самом деле они были хуже. Поэтому в таком в текущем режиме очень тяжело говорить, что же действительно произошло на протяжении последнего квартала, степень к этим минус 0,2, плюс 0,2 — она невысока, потому что потом через пять лет мы можем узнать, что, оказывается, все было по-другому.
Но мне кажется, что самое главное, о чем нужно говорить, — то, что у российской экономики нет импульса роста, мы не видим растущих секторов. В первой половине года весь рост был сконцентрирован в сырьевых отраслях — это добыча сырья (нефти, газа, угля) и транспортировка (железная дорога и трубопроводный транспорт, собственно говоря) и оптовая торговля, доходы от продажи сырья сконцентрированы в этом секторе. Все остальное не росло.
Как только с середины года российская нефтяная промышленность попала под сокращение в рамках соглашения с ОПЕК, надо было сокращать добычу, собственно говоря, рост закончился. И последние данные, которые есть за третий квартал, говорят о том, что вполне вероятно, что там даже был минус. Поэтому ничего оптимистичного в состоянии российской экономики нет, а сверху это надо, наверное, добавить, что внешняя среда на самом деле очень хорошая. Мировая экономика постепенно выходит из последствий кризиса, в этом году она будет расти выше 3%, и это означает, что даже плюс 1%, который будет у российской экономики, это плохо по сравнению с тем, как растет весь мир. Весь мир растет быстрее нас, он нас опережает, и когда мы слышим из уст президента: «Мы вышли из кризиса, мы начинаем расти», то нужно помнить, что да, конечно, мы бежим 100-метровку на Олимпиаде, но мы бежим ее гораздо медленнее, чем другие, и мы явно проигрываем. Поэтому оптимизма нет и, к сожалению, пока не видно, на чем может быть основан оптимизм на 2018 год.
Понятно. А как раз у зрителей есть такие мрачные опасения. Евгений на сайте оставил вопрос. Его интересует, на сколько лет хватит наших резервов, его отдельно беспокоит большие обязательства по бюджетным расходам — и социальных, и военных и так далее. Как у нас с резервами, учитывая, что с резервным фондом мы уже практически попрощались?
Евгений, смотрите, можете не беспокоиться, резервных фондов хватит на ближайшие годы, тем более, что цена на нефть пошла вверх, и Минфин проводит очень жесткую политику и часть нефтяных доходов откладывает в кубышку. В конце года мы узнаем, что у нас, оказывается, денег приросло немножечко. Все обязательства бюджет выполняет, и этот вопрос, что делать — сокращать расходы или быстрее использовать резервные фонды, в том числе и Фонд национального благосостояния — и президент, и правительство решают однозначно. Мы будем замораживать и сокращать расходы.
Знаете, когда у вас расходы сокращаются, то их легче финансировать и легче выполнять все свои обязательства. Поэтому, опять, накануне 2018 года можно не беспокоиться, бюджетные обязательства федеральные бюджеты, региональные бюджеты будут выполнять. Но это не означает, что те, кто получают деньги из бюджета, будут жить лучше, они в реальном выражении будут получать меньше денег, их доходы будут в реальном выражении сокращаться, качество медицины, здравоохранения, охраны общественного порядка будут ухудшаться, но при этом все обязательства Минфин будет выполнять.
А в целом все равно хочется еще раз об этом поговорить. У нас есть популярный стереотип, что Минфин специально откладывает в кубышку, и, тем самым, лишает экономику ресурса развития. Насколько оправдана такая оценка?
Она оправдана. Она оправдана, потому что действительно любая политика сжатия бюджетных расходов ограничивает то, что называется, общественный спрос, публичный спрос, спрос государства на товары и услуги, производимые в экономике, и, соответственно, сдерживает экономический рост. То, что Минфин выбирает сокращение или замораживание бюджетных расходов и откладывает деньги в кубышку, означает, что для Минфина задача экономического роста не стоит. Да, это так, это правда.
Да, у Минфина задача — подготовиться, видимо, к черному дню.
У Минфина задача — чтобы в кубышке всегда были деньги, у него другая задача, никто перед ним не ставит альтернативы. Поэтому обвинять Минфин, наверное, сложно, потому что это, в конце концов, политическое решение правительства и президента. Да, лучше не иметь экономического роста, но всегда иметь деньги для того, чтобы заплатить в случае чрезвычайных обстоятельств. Например, дать кредит Турции на покупку С-400 или еще кого-нибудь прокредитовать, на это у нас всегда деньги находятся, поэтому можно не беспокоиться. Турция может спать спокойно.
Или простить кому-нибудь уже долги безнадежные. Теперь и гражданам начали, наконец, прощать, не только иностранцам, иностранным государствам я имею в виду. Мы все-таки не хотели бы, хотя у нас довольно всегда мрачная программа, заканчивать на такой мрачной ноте. Предлагаю, Сергей Владимирович, поздравьте, пожалуйста, с наступающим годом наших зрителей и, может быть, от вас какое-то денежное или экономическое пожелание.
Вы знаете, мне казалось, что у нас программа сегодня очень оптимистическая получилась, потому что как-то оснований для тревоги нет. Я хочу всех зрителей поздравить с наступающим Новым годом, пожелать счастья, здоровья, любви, радости, хорошего настроения, близких людей рядом. И нужно помнить, что все-таки наша жизнь больше зависит от нас, и чем больше мы будем думать о себе, чем больше мы будем думать о своих близких, тем будет нам лучше и легче всем жить. И не нужно думать про, не нужно думать: а что сделает Кремль, что сделает правительство? Свои проблемы нужно решать самим. Если мы их научимся решать, то все у нас в стране будет хорошо. С Новым годом.
Спасибо большое и вас с наступающим Новым годом.
Фото: Илья Питалев / РИА Новости