«Привет от Николая Второго»: как Россия вернулась к модели военно-государственного капитализма

Плавно перейдем к вопросу с нашего сайта, на котором вы были очень активны, спасибо еще раз. Один из наших зрителей в нашем укладе нынешнем, в доле госсобственности в экономике или квазигоссекторе, тут по-разному можно оценивать, видит практически феодальный строй. И довольно часто такие оценки звучат, например, в связи с тем, когда дети чиновников тоже возглавляют те или иные государственные или квазигосударственные структуры. Вопрос: насколько действительно то, что мы имеем в экономике, можно считать феодализмом или чем-то схожим и как вообще определять наш уклад?

Я еще раз хочу присоединиться к вам по поводу того, что вопросы очень хорошие на сайте, меня очень порадовали вопросы, когда я открыл и увидел. Так вот тут несколько вопросов в одном. Я бы сказал, что по тому признаку, который там называется, что действительно 70% контроля над капиталами у нас в руках государства, в банковском секторе теперь так же. Вообще-то это называется государственный капитализм. То, что у нас при этом существует стремление своих детей привести на соответствующие позиции, ну конечно, это зависит от того, как у вас устроены институты, как устроено управление в экономике. Потому что в частном капитализме стараются что-то передать по наследству детям, хотя это оказалось отдельной проблемой и потребовало усилий по распоряжению очень крупными капиталами не в интересах семей, а в государственном капитализме контроль, влияние, почтенное положение передаются тем, что человек поднимается в каких-то государственных рамках.

Теперь ― почему так получилось? Тут довольно много факторов, но я хочу сказать: посмотрите, парадоксальная вещь, которую мы обнаружили несколько лет назад, начиная заниматься прокладкой стратегии для России. Ведь сначала надо определить, где у вас источник инвестиций в будущее. Потому что если мы переходим к инвестиционной модели роста, то нужно сказать, а что мы берем в качестве инвестиций?

Вот мы начали этот переход фактически в 2014 году, потому что стало ясно, что прежняя система не работает. И варианта было три. Есть деньги населения ― тогда, в 2014 году, это примерно 31 триллион рублей. И по 14 триллионов рублей у бизнеса и у государства. Казалось бы, строить надо было народный капитализм с привлечением денег у населения, но для этого люди должны верить институтам, а всё-таки они неудачно сыграли в разные игры с государством дважды за двадцать лет, по мягкому расчету. При плохих институтах бесполезно, вы не выманите деньги населения, хотя очень хотелось бы.

Частный капитализм? Тут шансы у государства и у частного капитализма примерно одинаковые, по 14 триллионов, но понятно, что в ситуации перемены социального контракта общественного договора, который в 2014 году произошел, когда мы от формулы «лояльность в обмен на стабильность, на благосостояние, потом на социальные гарантии» перешли, я бы сказал, к геополитической формуле ― «с вашим благосостоянием всё может быть не очень хорошо и даже ухудшаться, но зато мы вам обеспечим чувство принадлежности к супердержаве». Вот такой геополитический контракт. В этих условиях, конечно, государство играет заметно большую роль.

Поэтому в итоге развитие пошло уже форсированно по пути государственного капитализма, мы это видим. Я бы сказал, что это в известной степени военный государственный капиталический уклад.

Раз геополитический контракт, его надо как-то выполнять.

Конечно, да. И что такое у нас уже бывало, вообще говоря, в начале XX века. Это, так сказать, привет от Николая II, потому что тогда мы имели как раз структуру военно-государственного капитализма. Но слава богу, мы сейчас не имеем горячей войны, а имеем только холодную.

Фото: kremlin.ru/wikimedia