Политический загашник: что такое «черный день», на который берегут резервы ФНБ

Я довольно часто задаю этот вопрос, потому что он продолжает меня удивлять, по-моему, мы и с вами уже обсуждали это год назад. Почему, на какой такой черный, еще более черный день надо экономить? Какая ваша здесь гипотеза? Я всех спрашиваю, мне безумно любопытно, потому что я не могу себе этого представить, зачем?

Маргарита, это чистая политика. У нас же политический календарь существует в стране.

Так.

Во-первых, выборы в Государственную Думу, которые будут в сентябре, ― это не такой большой повод. Путин уже пообещал десять тысяч детям, которые пойдут в школу. Может быть, я не исключаю, будут еще один-два каких-нибудь подарка. Там есть очень горячий вопрос, очень горячий вопрос, на который из кошелечка, в котором скапливается, из этой мошны могут потратить деньги. Это работающие пенсионеры.

Индексация пенсий работающим пенсионерам.

Это уже, знаете, во все уши прожужжало. Уже и какие-то депутаты вносили, и вот ФНПР, федерация недавно обратилась к Путину. Путин давал поручение правительству в начале года, и они ему что-то ответили. И ничего. Могут это сделать, но…

Погодите, извините, уточню сразу. А это большие расходы?

Это 500–600 миллиардов рублей. Это не так много, если сравнить даже с нашим бюджетом федеральным, потому что, по сути, конечно, у Пенсионного фонда этих денег нет, это дотация из федерального бюджета ― первое, второе ― из Фонда национального благосостояния, 13–14 триллионов.

Который растет и растет.

И растет. Я, кстати, хочу напомнить, что он же был создан в свое время для стабилизации пенсионной системы, не для того, чтобы его в какие-то суперстроечки, какие-то госинвестиции делать, понимаете?

А, то есть могут наконец использовать по назначению, получается?

Может. Но я считаю, что это тоже все равно будут не очень большие подарочки социальные, может быть индексация пенсий работающим, но есть следующая дата ― это 2024 год.

Так это нескоро.

Кто его знает? Вы понимаете, говорю, я не конспиролог и не политолог, не могу сказать, но, во-первых, это может случиться раньше, во-вторых, просто экономическая ситуация может ухудшаться. Допустим, она и так ухудшается, мы же с вами видим, мы смотрели последние данные Росстата по первому кварталу этого года, уже есть майские данные. Промышленность не растет, скажем. Она немножко отросла в конце прошлого года, а сейчас она снова начала потихоньку опускаться.

Может быть ситуация, когда падение реальных доходов населения начнет, что называется, зашкаливать, понимаете? Там появляются же время от времени какие-то цифры.

А вот, извиняюсь, тоже давайте уточним. Зашкаливать. Уже который год падают доходы населения.

Правильно.

Это же до какого предела надо дойти, чтобы решить, что оно зашкаливает?

Маргарита, этого никто не знает. Понимаете, нам с вами легко говорить, потому что мы не принимаем решений. А вот ты сидишь, допустим, в Кремле или в Белом доме.

Не хотелось бы.

Да, но я все-таки работал в этих местах. И ты сидишь, и тебе надо принять решение, и ты должен хоть как-то спрогнозировать. И бывает так, что ты можешь спрогнозировать худший вариант как вариант оптимальный. Такое бывает. Ты можешь ошибиться, ты можешь перестраховаться, решить, что все-таки уж слишком. А люди будут терпеть, вообще в России, как показывает наш исторический опыт и последний опыт, основная часть населения просто приспосабливается.

Но тем не менее всякое может быть. Может быть обострение санкционной политики против России, еще что-то, и тогда понадобятся действительно какие-то массированные вложения по американскому типу.

А что это может быть? По американскому типу, прямо всем?

Не всем, нет. Всем у нас…

Опять детям.

Да, я думаю, что всем у нас просто, так сказать, масштаба не хватит у тех, кто принимает решение. Нет, и мы не такая богатая страна, как Америка. Но детям, могут, я повторяю, пенсионерам, потому что пенсионеры ведь, смотрите, ничего не получили в прошлом году, вот эти антиковидные меры…

Да-да-да, они совершенно не касались пенсионеров, это многих удивляло.

Да, это были семьи с детьми и был все-таки бизнес в каких-то там небольших секторах. Пенсионеры вообще ничего не получили. Сейчас, кстати говоря, последние данные показывают, что с учетом инфляции, которая растет, реальный размер пенсий потихоньку уменьшается.

Конечно.

Несмотря на индексации, которые есть. Поэтому я еще раз говорю, видимо, это загашник на то, что называется каким-то черным днем.

Политически причем скорее.

Как его описать? Это не то что люди вышли на улицы, там какие-то бунты.

Или падение ВВП за квартал X процентов.

Это уже поздно, это поздно, потому что как раз эти деньги, когда ты понимаешь, что у тебя черный день с большой вероятностью может наступить, допустим, через полгода.

Лучше заранее.

И ты вот заранее, как, помните, перед выборами, по-моему, президентскими последними статистика показала, что довольно много влили в социальную защиту в регионы: и региональным бюджетам, и сам региональный бюджет. То есть там как раз тем людям, кто в сложной ситуации находится, что-то там перепало, понимаете? Это тоже была такая страховка.

Поэтому я думаю, что это политическое решение. Кто-то должен подумать и спрогнозировать, какой-то стратег, сказать: «Да, наверно, черный день может быть довольно близко, когда начнутся какие-то явления, которые нежелательны». И вот тогда это будет сделано.

А вот вообще такой подход политический, вы опять же как практик, да, государственного управления, насколько он оправдан? Не нужен ли подход, скажем так, такой более строгий, как сейчас модно говорить, технократический, экономический? Например, как мы уже можем представить, всплеск инфляции такой-то, падение ВВП такое-то ожидается, о, тогда действуем.

Нет, Маргарита, на самом деле такие крупные решения в экономике всегда являются политическими.

Я поэтому и спрашиваю. В общем, это логично.

Даже та же самая инфляция. Почему Набиуллина так борется с инфляцией? По нескольким причинам политическим. Одна из них, я не буду все перечислять, но одна из них заключается в том, что инфляция больнее всего бьет по самым необеспеченным слоям населениям, мы это сами знаем. А они и так находятся в зоне риска, да. Доходы падают, кстати говоря, это же средние цифры, там порядка 12% у нас с 2014 года упали реальные доходы. А есть, значит, семьи…

Во-первых, есть семьи, где они не упали. Вы работаете, допустим, в той же бюджетной сфере. Там же худо-бедно зарплаты поднимали, там же были президентские указы.

В бюджетной сфере да.

Или вы военнослужащий, или вы работаете на госслужбе, или вы работаете в какой-то крупной государственной корпорации. Но есть другой сектор нашего общества, который больше, конечно, где не 10 и не 12%. Там может быть и 20%, и прочее.

Поэтому инфляция может стать таким триггером. Тем более, как показывают соцопросы, люди среди своих тревог как раз рост цен называют на одном из первых мест, бедность и рост цен. Это связано одно с другим.

Конечно.

Поэтому нет, все такие решения ― это, конечно, решения политические. Даже то, что было в прошлом году, эти антиковидные дела ― это было политическое решение, безусловно.

Фото: Олег Харсеев / Коммерсантъ