«Правительство сильно напугалось»: экономист Гонтмахер о том, почему власть решила резко копить деньги и собирать налоги

Начнем, наверно, вот с такой темы, которую мы в программе «Деньги» часто обсуждаем в последнее время, и вообще она такая очень любопытная. Очень активизировалась Федеральная налоговая служба России в последние месяцы на фоне всей этой послепандемийной или пандемийной экономики. И мы наблюдаем огромное количество различных инициатив: это и утвержденный налог на металлургов, новый режим для индивидуальных предпринимателей, то есть им предлагают платить чуть больше налогов, но при этом не сдавать отчетность свою, и какая-то проверка самозанятых, найма самозанятых и прочая, прочая, прочая. Сегодня Минфин предложил добровольно поделиться налоговой тайной ― тоже за какие-то там плюшки, бонусы и прочая, прочая, прочая.

При этом при всех налогах и изменениях проект бюджета уже сформирован и он с профицитом, что очень любопытно. Бюджетное правило остается в силе, и даже инвестирование в ликвидную часть Фонда национального благосостояния предложили поднять до 10%. С чем вы связываете такую стратегию масштабного накопления, если можно сказать? Зачем увеличивать нагрузку, налоговую нагрузку, когда у нас вроде бы как даже профицит бюджета?

Понимаете, говорить об увеличении налоговой нагрузки в России, мне кажется, так глобально не надо. Да, есть отдельные вещи, например, повышается налог на металлургов, то, что вы сказали, да, это существенно.

Это больше такая корпоративная.

Это на эту отрасль. Помните еще историю, как господин Белоусов заявил, что они нахлобучили бюджет, то есть они получили какую-то большую массу прибыли, а, в общем, не поделились. То есть они заплатили все, что положено, но себе слишком много взяли. Более того, они не отправили это на инвестиции. Понимаете, это второе. Значит, если мы они это отправили на инвестиции, тогда, наверно, разговор был бы немножко другой, а они взяли и заплатили дивиденды акционерам, да.

Но в целом я бы сказал, что вот эти мелкие налоговые инициативы, по поводу самозанятых и прочее, не носят принципиального характера. Знаете, портрет нарисован, и так художник какие-то последние мазки там делает. Налоговая служба у нас ведь неплохая, это все признают в мире, то есть она выстроена очень неплохо, она оперирует большими базами данных, она предоставляет всякие возможные сервисы. Я тоже как налогоплательщик, у меня есть личный кабинет. Я, правда, бизнесом не занимаюсь, но знаю, мои коллеги, кто занимается бизнесом, все довольно просто и прочее.

Знаете, это как машина. Она заведена, налоговая служба, на то, чтобы улучшать, улучшать, улучшать. Если они что-то там не добавили, какой-то еще мазочек в эту картинку, то это, наверно, не очень хорошо. Поэтому это все как бы, так сказать, инерция. Глобально налоговая система в России, за исключением того, что произошло с металлургами, пока никак не меняется.

Другое дело ― бюджетная политика. То, что профицит бюджета, казалось бы, есть потребность, в России вообще есть потребность в инвестициях. Я, конечно, со своей колокольни говорю, это образование, здравоохранение, социальные всякие дела.

То, что показало на факте, сейчас мы увидели во время пандемии, собственно говоря.

Да, да. Безусловно. Кстати говоря, расходы на здравоохранение совокупные, федеральный бюджет, там же региональный бюджет, ОМС ― это основной источник его финансирования, государственного финансирования здравоохранения, в общем, никакого увеличения в доле ВВП на ближайшие годы нет. Там даже есть небольшое снижение.

Почему, действительно, все больше и больше денег? Профицит ― это же фактически переложение денег в некие резервы, в тот же Фонд национального благосостояния, в другие тоже, там есть еще несколько инструментов накопления. Ответ, с моей точки зрения, простой, он не новый, я его неоднократно, например, всегда озвучивал, и у вас в том числе здесь, на Дожде. Конечно, правительство собирает деньги на черный день.

То есть опять.

Какой-то… Вот смотрите, чему научила пандемия наше правительство и президента? Все до этого же шло… Ну, как, что-то шло уже наверх, хотя экономическая рецессия, да, у нас темпы роста в районе нуля, 1% был, доходы населения потихоньку падают. Это как-то все…

Пандемия, получается, помогла.

Да! Вот это все как-то теплилось, теплилось, какие-то были надежды эфемерные, конечно, что вдруг почему-то будет экономический рост, не знаю почему. Но как-то это все держалось. Потом вдруг пандемия, да, такой «черный лебедь» прилетел, который потребовал, конечно, дополнительных затрат. Можно сказать, что наше правительство недостаточно потратило на эти программы.

Вот это и удивительно.

Это можно… Кто-то считает, что потратили в меру того, что у нас есть в России, мы же не Америка, которая триллионы долларов отправляет. Мы все-таки отправили меньше, но тем не менее.

Пришел такой черный день, и деньги потратили, взяли в том числе из разных резервов, даже был дефицит бюджета короткое время. Теперь все успокоилось, как бы считают, это не моя точка зрения, успокоилась, но теперь же уже научены горьким опытом. А если будет еще один черный день? Причем он может быть какой угодно. Например, может быть, с пандемией считают, что приспособились, справились, вряд ли в ближайшем будущем к нам что-то снова такое биологическое придет, которое потребует.

Трудно сказать, но, смотрите, у нас впереди вообще-то зеленый переход, который в Европе идет полным ходом. Кстати, вот эти цены на газ, которые там какие-то космические, надо же понимать, что, с одной стороны, нам это в России сейчас сиюминутно выгодно, потому что, конечно, «Газпром» получает дополнительные доходы очень большие, наши нефтяные компании. Но я так понимаю, что Европа, когда придет в себя весной, они переживут этот отопительный сезон, если не замерзнут, надеюсь, что переживут, они скажут: «Слушайте, ребята, а почему мы так активно не переходим на энергосбережение, хотя в Европе это идет, почему мы те же возобновимые источники»… Ну да, в этом году ветер нас подвел, в 2021-м не было ветра, поэтому эти ветрогенераторы дали мало энергии. Так давайте солнечные, давайте еще что-то, там много же разных есть, понимаете?

Я просто к чему? Что даже, например, Чубайс выступил не так давно, он же спецпредставитель президента по устойчивому развитию, он выступал на каком-то форуме, забыл, на каком, это неважно, официально. Он сказал: «Ребята, после 2030 года, где-то в этом районе, России грозит падение и ВВП на двухзначную цифру, и доходов населения».

А ведь у нас же нет такого, никогда не было в России такого большого горизонта планирования. Ведь никогда же наши не думают так долго. Когда вы говорите про зеленый переход, разве его понимают, у нас, простите?

Нет, смотрите, я так понимаю, наше правительство сейчас этим сильно напугалось. Почему? Потому что, во-первых, Европа грозится в ближайшие годы ввести так называемый трансграничный налог на вот эти ― углеродный след и прочие дела. То есть если вы произвели в России какую-то продукцию, на производство которой было затрачено что-то, что дает углеродный выброс, то вы будьте любезны, если вы хотите в Европу это продавать, будьте любезны, заплатите за это налог.

Ага. У нас и так-то не так много чего туда уходит.

И это серьезное дело. Это серьезное дело, уже эксперты посчитали, это нам обойдется в миллиарды долларов на самом деле ― платить этот налог. И еще ряд других, видимо, есть каких-то вызовов, которые там наконец до них дошли, потому что правительство образовало решением Мишустина специальную рабочую группу, в которой сейчас сидят, не знаю, что они там делают, но они сидят, думают, как нам парировать этот зеленый ответ.

Так вот, к вопросу о резервах. Если вдруг это дело наступит, если вдруг резко упадут доходы наши от традиционных видов нашего экспорта, то вот она, подушка, которая нам типа может помочь. Но есть и второй случай, более драматический, конечно. Это политическая ситуация. Вот 2024 год. Это ближе, чем зеленый переход.

Да, это пока что единственная наша граница такая, про которую речь.

Да, 2024 год. Кто его знает, как у нас тут, может, сложится. Если у нас снова социальная ситуация будет неблагополучная, будут снова падать доходы у людей, может быть, потребуется из этой подушки безопасности взять деньги и, как у нас принято перед выборами, сделать выплаты. Пенсионеры получили десять тысяч рублей, вот получили родители, у которых дети в школу должны были пойти.

Но не каждый же месяц, да?

Нет, каждый месяц ― нет, каждый год ― тоже нет. Но политический календарь имеет значение. Да, в 2024 году из этого Фонда национального благосостояния могут выгрести какие-то денежки и прочее.

Плюс у нас же очень разные ситуации по регионам, в том числе социальная и экономическая. Москва, где мы с вами живем, скажем так, относительно благополучная, потому что в Москве есть деньги. Собянин при желании может увеличить выплаты из городского бюджета кому надо без проблем. А где-нибудь там в Сибири? А где-нибудь там на юге России? Там же бюджеты, в общем, очень маленькие.

Но при этом там дотации регионам же тоже идут каким-то странным, совершенно нелогичным образом. Мы это обсуждали уже.

Да, там, в общем, непрозрачно, потому что помощь регионам ― это довольно большая, это, по-моему, одна из крупнейших статей федерального бюджета, помощь регионам: субсидии, дотации. Но там их очень много по разным основаниям, там единой системы, в общем-то, нет.

Но я к чему? Что в каком-то регионе вдруг полпред президента напишет: «У меня в таком-то регионе напрягается ситуация, люди недовольны». Ну так что? Раз ― туда, в бюджет региона, выделят деньги, допустим, на какие-то выплаты, на какие-то там пособия. Это, кстати, надо сказать, регулярно делается. К голосованию по Конституции в прошлом году, это эксперты давно отметили, в бюджетах очень многих регионов существенно повысилась доля расходов на социальную поддержку, понимаете?

Поэтому логика создания таких больших резервов на фоне хронической нехватки денег в том же образовании, в том же здравоохранении, низких пенсий и вообще не очень хорошего положения в соцзащите понятна.

Фото: ITAR-TASS