«Пора пускаться во все тяжкие»: как спасти сбережения и получить хорошую пенсию

Товкайло: Первый вопрос связан с таким, наверное, политическим скандалом между Белоруссией и Россией. Все мы слышали, смотрели заявление президента Белоруссии Лукашенко, которое он сделал в пятницу и, по сути, обвинил Россию в срыве договоренностей и в нарушении правил развития Таможенного союза, Евразийского экономического союза. Конфликт России и Белоруссии в нынешнем ее виде может привести к развалу Таможенного союза и ЕврАзЭС?

Кащеев: Вы знаете, я не большой специалист в области политических маневров господина Лукашенко вокруг этого такого вопрос щекотливого, я бы сказал, для всех его участников. Что касается экономического союза, чисто с экономической точки зрения, то, наверное, здесь банальность дальше некуда, поскольку понятно, что российский рынок для Белоруссии — это практически все для ее экономики, за незначительными исключениями в ряде отраслей, поскольку российские финансовые рынки имеют колоссальное значение для Белоруссии, поскольку российские инфраструктурные элементы, которые, так или иначе, проходят через территорию Белоруссии и имеют для Белоруссии колоссальное значение со всех точек зрения, экономических, всех прочих, что понятно, что такой развод, что ли, — это более чем специфическое мероприятие. Я думаю, господин Лукашенко прекрасно себе отдает отчет в том, насколько это рискованное мероприятие, прежде всего, для Белоруссии, потому что, на мой неискушенный взгляд, его взаимоотношения с ЕС, они более чем противоречивые.

Товкайло: А тогда зачем он идет на этот конфликт, если он понимает значение российской экономики и Таможенного союза для Белоруссии?

Кащеев: Слушайте, но это далеко не первое его подобное выступление в таком резком достаточно ключе. Просто сейчас оно наиболее эмоциональное, наиболее резкое, потому что сам по себе этот конфликт, он достаточно принял такой размах для Белоруссии по масштабам Белоруссии неприятный, но, в целом, в этом нет ничего нового. То есть это случалось и раньше, как мы видим, союз существует, Белоруссия получает свои преимущества от этого союза, Россия, видимо, свою получает порцию преимуществ.

Товкайло: А какие преимущества получает Россия? Некоторые аналитики высказываются, что этот союз был не экономическим, по сути, а политическим, и никаких преференций для России он не несет. Вы согласны с этим?

Кащеев: Нет, абсолютно не согласен, потому что на самом деле Белоруссия — это транспортный коридор, и, с точки зрения, России это ее важнейшее предназначение, но можно еще говорить о каких-нибудь, как сейчас принято выражаться, буферных зонах, что-то в этом ключе. Но на самом деле напрямую сводить баланс и говорить о том, что Белоруссия получает за счет России такие-то преимущества в лице полученных кредитов, в лице такого скрытого и не скрытого субсидирования и так далее, то это немножко неправильно, потому что здесь есть эти косвенные вещи, которые сложно оценить.

Наличие такого коридора, более чем лояльно настроенного по отношению к нашим, по крайней мере, к большинству наших компаний, то, что туда вмешивается политика, я думаю, совершенно неизбежно просто, когда такого рода отношения с таким рода лидером, между лидерами, которые каждый из себя являет такую индивидуальность достаточно яркую, как мы прекрасно понимаем, то какие-то трения неизбежно возникают — и политического, личностного характера. Тем более, что мы знаем, что сейчас это такая, вообще говоря, общая тенденция в мире на определенное отстранение участников былых прочных союзов друг от друга, такая эпидемия, которая захватывает там и сям различного рода союзы подобного рода.

Товкайло: А с сегодняшнего дня вступили в силу ограничения на поставки в Россию из Белоруссии говядины, они как-то могут сказаться на ценах, на инфляции в России?

Кащеев: Слушайте, я не думаю, что если мы говорим о конкретно такого рода поставках, причем насколько я понимаю, это из одной области всего лишь Белоруссии, могут сильно повлиять на цены здесь внутри России. Белорусские товары, по крайней мере, те, которые являются непосредственно белорусскими, то, что мы видим на прилавках — это относительно небольшая часть того, что там есть. Но по одним видам продукции больше, по другим меньше, но вряд ли это объемы, которые способны сильно поколебать продовольственные работы.

Товкайло: У нас как раз есть звонок. Давайте послушаем. Добрый вечер, представьтесь, пожалуйста.

— Добрый вечер. Меня зовут Владислав. Хотел бы Николаю задать вопрос относительно следующей ситуации: полгода назад в Санкт-Петербурге произошло ограбление депозитария Промсвязьбанка, и арендаторам ячеек был нанесен ущерб в районе полутора миллиардов рублей. Хотел бы узнать у Николая, как обстоят дела с выплатами ущерба?

Кащеев: Я прошу прощения, вообще ничего не могу разобрать, что спрашивает.

Товкайло: Вы знаете, да. У нас еще есть на связи наш зритель?

— Да, я на связи.

Товкайло: Можете уточнить: ограбление произошло, мы поняли из вашего вопроса, ячейки в Санкт-Петербурге? Не очень просто...

— Депозитария в отделении Промсвязьбанка в Санкт-Петербурге.

Товкайло: Вы знаете, просто Николай не совсем по этой теме. Он занимается исследованием и аналитикой. Если Николай захочет как-то прокомментировать, то давайте.

Кащеев: Я не вижу предмета здесь для комментария, во-первых. Во-вторых...

Товкайло: Но, может быть, вы посоветуете, куда зрителю обратиться со своим вопросом?

Кащеев: Слушайте, есть служба поддержки клиентской Промсвязьбанка, если этот вопрос является для него столь значимым. Я, честно говоря, вообще не расслышал, о чем он говорит, спасибо вашему пересказу, может быть, он как-то пострадал в этом процессе, в чем я, честно говоря, не уверен. Через службу клиентской поддержки и пресс-службы он может получить какие-то комментарии. Я честно, абсолютно не следил за этой историей и не вижу здесь каких-то предметов для того, чтобы долго их вспоминать, честное слово.

Товкайло: Давайте послушаем видео-вопрос, которые наши операторы сняли на улицах Москвы.

— Почему душится малый бизнес, рапортуется о его поддержке? Что происходит с сельским хозяйством? Почему фермерство должно выживать вместо того, чтобы получать дотации, выделяемые государством, сохраняемые неким Центробанком, и рапортуем о том, что бюджет сохранен?

Кащеев: Бюджет что?

Товкайло: Бюджет сохранен.

Кащеев: Бюджет сохранен?

Товкайло: По сути, вопрос, если совсем упрощать: почему душат малый бизнес?

Кащеев: Почему душат малый бизнес?

Товкайло: Притом, что постоянно звучат со стороны президента и правительства заявления о том, что малый бизнес поддерживают?

Кащеев: Должен вам сказать, что малый бизнес — это один из наших коньков. В прошлом году я объехал всю Россию в прямом смысле этого слова от Калининграда до Владивостока, встречаясь, в основном, с малым и средним бизнесом, нашими клиентами, где удалось с ними, хотя это такие достаточно блиц-поездки, к сожалению, времени не так много и люди предпочитают больше слушать московского гостя, нежели чем общаться с ним. Если такое время находится, и желающие общаться находятся, соответственно, я слушал людей, стал смотреть, как живут регионы не в туристических центрах, просил меня постоянно провозить по спальным районам, по промзонам, я совершенно серьезно это говорю, для того, чтобы увидеть хотя бы за окном транспортного средства, на что это похоже, и как и где обстоят дела самых разных регионов вплоть до Хабаровска, Благовещенска, до этих районов от Калининграда.

Я могу сказать, что когда ты задаешь вопрос малому бизнесу: что вам мешает развиваться в первую очередь? Естественно, совершенно автоматический вопрос, это как «Ваш любимый великий русский поэт?». Понятно, что 90%, кого будете спрашивать, назовет далеко не Бродского или Пастернака, а скажут, что это Александр Сергеевич Пушкин наше все. То же самое, когда ты задаешь представителям малого бизнеса вопрос «Что тебе мешает развиваться, что вам мешает развиваться?», прежде всего, он, конечно, говорит: высокая процентная ставка. На втором плане у него на следующем месте среди таких неприятных препятствий, которые мешают ему развивать свой бизнес, это неопределенность экономическая обменного курса — это вот все. Программы правительственные, в том числе, которые направлены на поддержку ипотеки, малого бизнеса,  этих вещей, которые иногда носят антикризисный характер, иногда как с пенсионной реформой, просто никак не можем определиться, что же нам нужно, в конце концов, то есть неопределенность вообще.

Но когда ты начинаешь ему задавать больше вопросов, и если он расположен с тобой поговорить, выясняется, что у него есть определенные претензии административного характера к тому, как он взаимодействует с местными органами власти, как он взаимодействует с таможней, как он взаимодействует с кем-то еще, с контролирующими органами, например. И общая экономическая ситуация в регионе, наконец, как она способствует его занятиям малым бизнесом или нет. Знаете, такой фактор проявляется очень сильно, начиная с Урала и, может быть, даже раньше, это близость Китая. Абсолютно во всех регионах в той или иной степени упоминается влияние китайских бизнесменов, китайского бизнеса, китайского импорта, наоборот, китайских закупок местной продукции, если такое бывает. В общем, целый комплекс вопросов, и я бы сказал, что в прошлом году большинство вопросов малого бизнеса сводилось к тому, что будет, а не к тому, когда вы дадите нам кредиты под ноль процентов без документов и без залогов.

Что будет с экономикой, по вашему мнению, они задали себе вопрос: инвестировать дальше или нет? Очень разные мнения на этот счет у людей, и некоторые готовы проводить инвестиции, потому что что-то им подворачивается, что можно купить, по их мнению, по дешевой цене, например, цементный завод. Другие говорят: «Нет, мы повременим, пожалуй», исходя из того, что они получают какую-то информацию, но этой информации у них явно мало.

Товкайло: Но вы бы сейчас посоветовали бы нашим зрителям открывать малый бизнес какой-либо или нет?

Кащеев: Вы знаете, бизнес вообще — это вещь, которая успешна что-то порядка у 5%, по-моему, населения или что-то в этом роде. Я считаю, что возможность открыть бизнес свободный, с достаточным уровнем рисков, которые вы можете принять на себя, чем ниже этот уровень, тем это более важно для развития социальных лифтов в обществе. Наша проблема № 1, на мой взгляд, не № 1, а одна из первых, 1.2, 1.4, 1.10 и т.д. — это отсутствие нормальной стимуляции. Я не могу рекомендовать всем людям подряд, естественно, я всем людям подряд мог рекомендовать другой — интересоваться, как это сделать, как посчитать свои риски, какие у них есть возможности, взвесить за или против. Я боюсь, что на настоящем этапе количество желающих после того, как все это будет оценено и взвешено, не сильно увеличиться по сравнению с тем, что есть.

Товкайло: Понятно. Вы такой пессимист, может быть реалист, но точно не оптимист для развития малого бизнеса.

Кащеев: Слушайте, у меня есть такой принцип: я не хочу людям давать те советы, которые заведомо могут сыграть против них. Я не хочу бросать слова на ветер. Мое ощущение от текущей ситуации: она все еще является весьма неопределенной, хотя, конечно, по сравнению с тем, что это было год назад, эта ситуация лучше, хотя бы потому, что этот rock bottom, каменное дно, как сейчас любят называть, такой прямой перевод с английского, достигнут, прежде всего, был ценой нефти и соответствующим прямо нашим снижением запасов в экономике, всякими разными вещами, которые не могут падать ниже. Но это не значит, что мы вступаем в полосу уверенного и далеко идущего устойчивого роста, ни в коем случае.

Товкайло: К другой важной теме последних нескольких недель. Финансовые власти объявили о планах выйти на валютный рынок и покупать иностранную валюту для пополнения резервов. Было много заявлений о том, как это может повлиять на курс рубля, что рубль может опять ослабнуть, даже, как предсказывали некоторые аналитики, какую-то вторую волну девальвации, пока это не сбывается. И, собственно, очень много вопросов на эту тему. Сергей в фейсбуке интересуется: «Почему планы Минфина по покупке валюты с рынка до сих пор не вызвали рост курса доллара? Не те объемы?».

Кащеев: Слушайте, во-первых, практика недостаточно является нам помощником в этом смысле, потому что толком ничего не сделано. Во-вторых, у нас уровень нефтяных цен вполне определенный. В любом случае определяет на 90%, чуть больше, чуть меньше то, какой курс на рынке у нас останавливается. Даже когда иностранцы начали заканчивать этот этап безумной закупки российских бумаг в начале года и в конце с намерением получить процентный доход из-за разницы в ставках высоких, из-за того, что они видят, что рубль вряд ли девальвируется хотя бы приблизительно в той же степени, в какой это было совсем недавно, им этого достаточно в относительной стабильности, даже после этого рубль остался достаточно крепким. Почему? Потому что нефть у нас целый год находится в растущем тренде, как ни крути.

Я думаю, что пока заявление Минфин, которое было сделано, имело, скорее, характер такой интервенции словесной, как принято выражаться, что затем последует — посмотрим. В принципе, на рынке, в котором не очень высока активность, прямо скажем, в целом, то есть там могут быть большие обороты, но они могут обеспечиваться всего несколькими игроками, которые в течение дня активничают, не более того. Какие-то относительно небольшие, но стабильно скупаемые суммы создают впечатление такого управляемого курса, как это было когда-то, коридора. Пока это впечатление, но что будет дальше — посмотрим, я думаю, что, в принципе, те цифры, которые называл Минфин, они могут повлиять на экономику.

Товкайло: Планируется, что завтра начнутся интервенции и первые покупки в районе двух миллиардов долларов. Завтра следует ожидать какого-то скачка курса или все пройдет гладко?

Кащеев: Не берусь сейчас судить об этом, потому что, как сказал, мы должны посмотреть, как это будет выглядеть на практике. На самом деле, вы же знаете, что покупайте слухи, продавайте факты, поскольку рынок в известном смысле подготовился, в какой-то из моментов корреляция курса и цены нефти возросла, потому что некоторое время рубль укреплялся просто в прямом смысле этого слова.

Товкайло: То есть рынок это уже отыграл после того, как...?

Кащеев: Рынок имеет это в виду сейчас. Но я думаю, что рынок так же, как и многие другие субъекты экономики сейчас, конечно, оценивает ситуацию, потому что слишком много вводных, и эти вводные очень разные.

Товкайло: Артем Торчинский также в фейсбуке интересуется: «Насколько планы по сдерживанию и укреплению рубля от Минфина скажутся на репутации ЦБ и его цели по таргетированию инфляции на уровне 4%?».

Кащеев: Слушайте, конечно, наши люди сразу подразумевают, что здесь ведомства выступили в тандеме, что, соответственно, это такая хитрость, хитрая уловка и т.д. Я могу сказать, что, с моей точки зрения, ЦБ поступил в данном случае совершенно правильно. Он остался привержен своему личному KPI, своему личному показателю эффективности — это низкая инфляция. Сам он ничего не стал предпринимать для того, чтобы изменить ситуацию относительно того, что он провозгласил некоторое время назад, продолжает держаться за это. А то, что для этого решил сделать Минфин, что же, говорит ЦБ, это решение Минфина в данном случае. Посмотрим, чья возьмет.

Видите, еще один фактор неопределенности, потому что ЦБ политику не меняет, Минфин начинает выполнять в известном смысле функции ЦБ, потому что, конечно, на рынке, который является монокультурным де-факто, потому что зависящий в огромной степени от цены нефти, а не от других каких-то факторов, естественно, держать свободное плавание рубля и при этом стараться еще, чтобы экономика какая-то выжила, неторгуемая сфера услуг, эти всякие вещи, плюс те зачатки прочих отраслей, которые у нас все-таки существуют, импортозамещение наконец, конечно, это очень тяжелая задача с точки зрения как совместить. Опять это рядом возникает: инфляция, управляемый курс, экономический рост. Между ними тремя существуют временами неразрешимые противоречия, что-то всегда страдает.

Товкайло: А вам не кажется, что даже если сейчас убрать за скобки проблему экономического роста, по сути, сейчас власть погналась за двумя зайцами: и курс не обрушить, и инфляцию. И в результате как в известной поговорке: за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.

Кащеев: Тут их аж три сразу. И если одного там посадили, условно, в клетку, экономический рост — Бог с ним, хотя я не думаю, что этот заяц реально сидит в клетке, я думаю, что он на радаре как раз постоянно, так или иначе. Но эти две вещи, вы видите многие годы Центральный банк, когда он занимался тем, что таргетировал и курс, и инфляцию, сейчас только инфляцию, как мы знаем, он вынужден был искать какую-то золотую середину, искать это такое очень тонкое, хрупкое равновесие между этими задачами. Когда-то удавалось лучше, когда-то хуже, всегда за собой влекло какие-то разные сложности, проблемы.

Товкайло: Вам не кажется, что желание ЦБ достичь все-таки таргета в 4%, и эти планы Минфина по наполнению резервов, они стали причиной того, что ЦБ на прошлой неделе не только сохранил ставку, но еще в целом ужесточил риторику в своем заявлении о ключевой ставке, сказав, что раньше второго полугодия ждать снижения ставки нельзя, и тем самым расплачивается за политику Минфина, за политику ЦБ бизнес и население.

Кащеев: Но что делать ЦБ? Эта политика Минфина — фактор экзогенный фактор, фактор, который он не может контролировать напрямую. Понятно, что это два ведомства равновеликих с точки зрения административных каких-то возможностей и т.д. Несмотря на то, что они исповедуют оба разумную такую, не безумную политику, как могло бы быть, разумную, но тем не менее их интересы объективно разнятся. ЦБ остается верен своему ориентиру, который он произнес, и он должен остаться верен. Это безвыходная ситуация для него, и он проявляет в этом смысле совершенно понятную твердость. Он объявил эти 4%, он должен держаться за эти 4%, что бы там ни происходило. Ситуация, которая может вызвать неудовольствие, вызывает неудовольствие, понятно, что на уровне микроэкономики там сплошное неудовольствие, а с точки зрения макроэкономики и с точки зрения, наконец-то, веры в слова ЦБ, веры в приверженность его заявлениям, которые он сделал раньше, — это достаточно важный момент, это восстановление доверия, которое крайне тяжело восстановить.

Товкайло: Один из наших зрителей в продолжение вопроса про ставку ЦБ интересуется: «Что будет с процентными ставками на депозиты и стоит ли нести деньги в банк сейчас или лучше подождать роста ставок по депозитам?».

Кащеев: Каждый раз, когда вы не несете деньги в банк, это значит, что деньги не приносят вам вообще ничего. Инфляция при этом — четыре ли это процента, пять ли это процентов, или что-то большее — продолжает от них отъедать кусочки. Лучше иметь хоть что-то, хоть какой-то плюсик, пусть и не убирающий минус полностью, но хоть что-то в этом отношении. Потому что сейчас довольно активно проводятся — в условиях, по-моему, достаточно низкой финансовой грамотности, очень низкого доверия населения к финансовому рынку — проводятся попытки привнести на рынок физических инвестиций (инвестиций физических лиц), розничных инвестиций инструменты, которые должны по идее помочь бороться людям с инфляцией.

Конечно, это сложно: это требует от людей принятия непривычных им решений, какие-то непонятные вещи и так далее. Но других вариантов вряд ли можно будет предложить в обозримом будущем. На самом деле, ставки во всем мире сейчас очень низкие. Инфляция тоже низкая, но и ставки низкие в большинстве (ну, не в большинстве — в значительном количестве, скажем так) развитых экономик большие проблемы с тем, чтобы получить реальную положительную ставку, если это вообще возможно.

Товкайло: Ну, и тем более, если мы ждем снижения ставки от ЦБ, то и ставки по депозитам, скорее всего, будут снижаться.

Кащеев: Видите, ставки по депозитам, они еще снижаются в зависимости от потребностей банка в такого рода финансировании. Потому что, что там греха таить, но вклады физических лиц — это дорогостоящие пассивы для любого банка. Они, конечно, диверсифицируют его пассивную базу, то есть сразу все физики забирают деньги только в известных случаях, которые мы только что наблюдали в некоторых банках отдельно взятых, у которых свои проблемы. Для прочих — это способ диверсифицировать свою пассивную базу, но это дорого. Для банка это дорого, и поэтому, когда рынок идет вниз этих вкладов, то банк, конечно, не может держаться с высокими ставками на рынке. Если он предлагает вам в текущей ситуации высокие ставки, подразумевайте, что у этого банка не все в порядке, но это, по-моему, уже все знают абсолютно.

Товкайло: Николай, в конце прошлого года Росстат зафиксировал такую экономическую ситуацию, в которой россияне стали меньше покупать и меньше тратить. Что это означает? Это некие изменения в психологии населения — что кризис уже настолько, скажем так, проник в их кошельки, что они и уже и не копят, и тратить уже нечего, потому что сбережения все потрачены, это какое-то глобальное изменение или совсем?…

Кащеев: Это стандартное изменение на самом деле. Поведение людей в состоянии кризиса, тем более, что можем играть с дефляторами, еще с чем-то, получать некий экономический рост небольшой, но важнейшие показатели — это реальные доходы, и оборот розничной торговли у нас с вами снижается на протяжении очень длительного времени, и снизились весьма заметно и сильно. Дело в том, что в таких ситуациях всегда повышается склонность людей к сбережениям вместо того, чтобы продолжать деньги тратить. Люди, которые успели набрать кредиты, хотят их отдать, в первую очередь, люди, которые не набрали их, предпочитают накапливать деньги на еще более тяжелые времена. Стандартное поведение психологическое людей во всех экономиках.

Кроме того, есть неприятность, что у людей просто меньше становится возможностей для покупок. Очень интересно послушать такие вот анекдотические сведения от разных наблюдателей происходящего, потому что, скажем, мои личные впечатления: на Новый год был, остался в России в этот раз, посмотрел, что творилось вокруг этого — отовсюду поступают разные наблюдения. Люди говорят, что на самом деле все было очень неплохо в продуктовых сетях, хотя я этого лично не заметил, в сетях с промтоварами — возникает, естественно, подозрение, что интернет-торговля перебила клиента у такого рода магазинов, в которых электроника и прочее. Теперь мы знаем, что электроника, торговля электроникой у нас де-факто монополизируется в регионе, происходят такого рода события, что говорит о том, что не все в порядке в этом секторе действительно. Но потом выходит общая статистика, которая показывает, что сезон в целом был очень нехороший, на этот раз вот этот, предновогодний.

Все складывается в такую картину. Москва относительно других городов чувствует себя, конечно, намного лучше, она себя всегда так чувствовала — и в хорошие годы, и вот сейчас, в тощие годы так называемые. Это примерно одна и та же ситуация. Бюджет продолжает как-то исполняться — там, где он не исполняется, он пополняется из Резервного фонда. Весь этот объем денег, огромное количество процентов, проходит через Москву. Естественно, поэтому Москва не является в этом смысле очень показательным городом. В результате, когда Росстат публикует общую статистику, часть статистики у него, ну, скажем так, можно, как господин Алексашенко, отнестись со скепсисом — это относится к тонким вещам, например, вот этому реальному росту ВВП и так дальше. Много всякого разного можно говорить. Но Росстат четко показывает снижение реальных доходов населения на протяжении… вот сначала темпы роста упали, потом просто вниз все пошло. Скрываются там отчасти за новыми методиками инвестиции — теперь реже нам сообщают о том, что там происходит, а вот реальный доход граждан показывается из месяца в месяц по старым методикам, и тут, конечно, картина не очень радужная. Поэтому это, ну, скажем так: а что вы еще хотели? Вот так говорится в таких случаях.

Товкайло: У нас есть звонок. Давайте послушаем.

— Добрый вечер, меня зовут Тимофей, я из Москвы, и у меня вопрос, касающийся огромного количества так называемых виртуальных банков, которые в последнее время на банковском рынке возникают под крылом достаточно крупных игроков. При этом у виртуальных банков нет ни своей инфраструктуры, однако же они предлагают гораздо большие и ставки по процентам, и всякие разные бонусные кэшбечные программы и так далее. Вот стоит ли, с точки зрения вашего гостя, доверять таким банкам и, собственно, где их выгода тут в данном случае — что того, под чьим они крылом, что того, собственно, кто организовывает такие банки?

Кащеев: Интернет-банки, я правильно понял?

Товкайло: Видимо, да. Имеются в виду даже не интернет-банки, а некие посредники, сайты-посредники…

Кащеев: Посредники?

Товкайло: Можно ли их назвать банками, все-таки я не уверен, но какие-то агрегаторы, которые собирают банковские предложения и предлагают якобы самые выгодные условия по кредитам, по депозитам.

Кащеев: Скажем так, если эти посредники после этого вам сообщают: «А вы знаете, что самый высокий процент в банке таком-то, а средний процент в энном количестве банков — вот такие-то-такие-то», — ну окей, дальнейшее решение ваше. Они вас снабдили некой информацией, вы можете ее использовать. Это как, если помните, когда вы хотели снимать квартиру, в свое время, можно было столкнуться с тем, что вам за деньги дается якобы список тех, кто желает эту квартиру сдать. Потом оказывается, что все это устарело, и так дальше. Если мы говорим об информационных агрегаторах, если они вам предоставляют информацию и не требуют с вас деньги за это — ну окей, отлично, выберите информацию.

Товкайло: А если про онлайн-банки говорить?

Кащеев: Онлайн-банкинг же обычно привязан к какому-то реально существующему банку в абсолютном большинстве случаев, к которому те же самые требования ЦБ, такие же точно, как ко всем остальным. То есть он находится в системе страхования вкладов, этот банк, по крайней мере, обязан там находиться. Вы легко можете на сайте ЦБ найти список всех возможных легальных банков, которые существуют. Находите там свой онлайн-банк — этот инструмент какого-то из этих банков. Окей, да.

Товкайло: Более того, у таких банков есть, наверное, отделения, хотя бы одно–два отделения, куда можно прийти.

Кащеев: Слушайте, в нашем регионе, например, совершенно необязательно, что есть такое отделение — всякое может быть. Ну, по крайней мере, через сайт ЦБ, хотя он не самый простой для обычного человека, для того, чтобы он в нем разобрался, но при определенном желании можно выяснить, существует ли такой банк исключительно онлайн и на Багамах, или же он просто структура, просто некий инструмент, работа с вкладами реально существующего банка с лицензией ЦБ, член системы страхования вкладов и так далее.

То есть на самом деле, общее поветрие — это то, чтобы как можно больше общаться с клиентом через электронный канал. Оно совершенно понятно, потому что такого рода общение стоит для банка дешевле, а для клиента, который достаточно ленив в большинстве случаев, это возможность, не вставая с места и идя в какое-то отделение (не у всех есть столько отделений, сколько у Сбербанка, да и тоже, Сбербанк онлайн предлагает обслуживание, ради Бога), но он может со своего места комфортно, так сказать, решать какие-то проблемы или свои нужды удовлетворять в данном банке. Это удобно, это общемировая практика. Другой вопрос, что сложно анализировать состояние того или иного банка, но для этого у нас есть Центральный Банк Российской Федерации.

Товкайло: То есть, по сути, нужно зайти на сайт ЦБ и удостовериться, что этот онлайн-банк имеет лицензию и зарегистрирован в системе страхования вкладов.

Кащеев: Да, что он относится к какому-то реально существующему банку, конечно.

Товкайло: У нас есть еще один вопрос по телефону, давайте дадим слово нашему зрителю. Алло, добрый вечер, слышите меня?

— Добрый вечер, меня зовут Лариса. Я звоню из Санкт-Петербурга. У меня такой вопрос к Николаю. Вопрос о недобросовестной рекламе банковских продуктов и услуг. У вас на сайте сказано, что Промсвязьбанк избавит клиентов от беспокойства, а по факту наша семья и многие другие люди лишились денег, поскольку год назад в Санкт-Петербурге произошло ограбление. Вот как данный факт соотносится с рекламой на вашем сайте? Спасибо.

Товкайло: Вы знаете, понятно, Лариса. Похожий вопрос у нас был в первой части программы, и Николай уже ответил, что вы можете обратиться в службу поддержки Промсвязьбанка и получить нам необходимые комментарии и необходимую помощь. Если у вас есть все-таки вопросы по непосредственно той тематике, которую курирует Николай, он — директор по исследованиям и аналитике. Давайте видеовопрос. Послушаем нашего зрителя.

— Как вы думаете, что будет дальше с пенсионной системой в России и как заставить работодателей оплачивать заработную плату сотрудникам не через «конверт».

Кащеев: Большой вопрос на самом деле. Во-первых, что с пенсионной системой России — я бы мог предположить что-то от себя лично, как бы я решал эту проблему, хотя, конечно, не в деталях, потому что это слишком серьезный вопрос, чтоб вот так вот бросаться какими-то серьезными программами детально проработанными. Я боюсь, что этот вопрос сейчас отложен. Он отложен, пока у нас есть Фонд национального благосостояния, позволяющего покрывать проблемы Пенсионного фонда, пока у нас Центральный Банк и монетарные власти в целом — Минфин, Центральный Банк и прочие члены правительства — способны, так или иначе, затыкать дыры, которые возникают в Пенсионном фонде Российской Федерации — ну, значит, это вопрос, видимо, не будет стоять слишком остро. А вот когда станет ясно, что на следующий год у нас уже есть серьезные проблемы, их непонятно, как решать, значит, тогда будем вот какую-то программу, видимо, разрабатывать для этого. Но, судя по всему, какой-то целостной концепции, по крайней мере, в текущий момент, я лично не вижу у тех, кто отвечает.

Товкайло: А вы бы как решили проблему пенсионной системы? Повышением пенсионного возраста, увеличением страховых взносов?

Кащеев: Вы знаете, я думаю, что есть вещи, которые совершенно неизбежны. Понятно, что возможно повышение пенсионного возраста, это неизбежный момент, с которым придется столкнуться. На Западе, вот там, где есть проблемы (Запад условный, в целом, потому что Япония — страна, которая первая фактически сталкивается со старением населения, увеличением этого, так называемого, индекса зависимости — сколько работающих приходится на одного пенсионера, плюс с очень высоким уровнем жизни), везде это примерно одно и то же. За счет производительности труда тех, кто вот сейчас начинает работать на производстве, кто начинает работать в экономике реально, у нас появляется дополнительный гипотетический буфер для того, чтобы эти проблемы смягчать. То есть мы можем собирать больше налогов и так дальше.

Колоссальная проблема — это очень низкая доходность по инвестициям. Вот это вот серьезная проблема, если у нас не растут темпы роста экономические, а они сейчас не растут, вот в G7 в этой — в самых развитых странах мира, из-за того, что не растет производительность труда, прежде всего, как ни странно. Несмотря на весь вот этот хай по новации, новые технологии и так далее — пока прорыва здесь не наблюдается. Соответственно, в экономике вообще очень низкие доходности — вот это вот очень большая проблема, то есть я боюсь, что во многих случаях размеры пенсии окажутся немножко не теми, как люди могли бы предполагать себе в случае накопительных систем и так дальше.

К сожалению, вот это большая проблема решается наибольшим трудом. То есть по идее нам надо разгонять экономику в целом, в условиях, когда рабочих рук меньше. Это значит, что придется применять меры и, скорее всего, распределительные, тем более, вы знаете, что появляется такая версия, как… такая опция, вот это безусловный минимальный доход, который будут выплачивать людям, которых роботы и компьютеризация вытесняют из сферы экономики. Скорее всего, вот такого процветания, которое было у поколения бейби-бумеров, для пенсионеров впредь не будет уготовано нигде в мире.

В нашем случае, я думаю, что нам обязательно нужна глобализация нашей пенсионной системы, для того, чтобы мы могли инвестировать не только внутри страны, как это ни парадоксально сейчас звучит, но и за ее пределами. Просто весь вопрос в том, что мы ставим во главу угла, какой у нас приоритет пенсионной идеологии в целом. Если мы считаем, что пенсионные фонды — это нечто для того, чтобы инвестировать исключительно в свою экономику, не обращая внимания на эффективность и так дальше, это такая немножко изоляционистская проблема, технократическая весьма, это одна история. Тут у нас достаточно большие риски и все прочее, что из этого вытекает. Тогда вы должны хорошо реформировать экономику, чтобы она быстро росла — для этого тоже нужны какие-то ресурсы, что в условиях изоляции страны, мягко говоря, тяжело добиться.

А что касается… если у вас в качестве главной цели вашей пенсионной идеологии — это то, чтобы достойно жили люди, которые выходят на пенсию, кстати, они еще и создают некую часть потребления пресловутого, которая толкает и, в том числе, экономику внутри страны, то, наверное, тогда вы должны пускаться во все тяжкие. Дело в том, что если даже у вас в стране, скажем, упали доходности по инвестиции или, наоборот, у вас в стране наблюдается падение каких-то рынков, инфляция превышает, например, рост пенсионных накоплений за счет их инвестирования — инвестиционный доход на пенсионное накопление — реальные ставки не очень хорошие. Вы в мире можете где-то всегда найти такие вот объекты для инвестирования, которые вам дадут более надежный и более уверенный рост, и вашим пенсионерам, в конце концов, помогут. Я думаю, что это общий путь для всех пенсионных систем мира. К сожалению, тут, конечно, понято, что контроль за рисками должен быть очень профессиональным во всех этих случаях.

Товкайло: У нас есть еще один звонок, давайте послушаем. Добрый вечер!

— Меня зовут Леонид. Рассматривается ли в стране возможность введение всеобщего базового дохода и, возможно, какого-то целевого сбора для этих целей? Спасибо.

Кащеев: Возможность введения у нас в стране всеобщего базового дохода?

Товкайло: Базового дохода. Видимо, аналога минимального размера оплаты труда, только не минимального, а целевого.

Кащеев: Нет-нет, это то, что мы назвали безусловным базовым доходом, ну как бы это одно и то же, об одном и том же идет речь. Фактически в нашем случае, я так понимаю, имеется в виду только часть ренты от экспорта природных ископаемых или от их добычи тоже и реализация отчасти внутри страны. Это рента от природных ископаемых, которые у нас пока поступают в экономику в виде доходов бюджета и косвенно через дивиденды добывающих компаний для тех, кто имеет акции этих компаний. Я думаю, что в настоящей ситуации это практически нереально, потому что бы означало, что инвестиции в основной капитал и модернизация производства будут просто проедаться. А у нас проблема номер один в том, что у нас много лет тормозят очень сильно инвестиции, сейчас они просто падают. Соответственно, в тех условиях, когда мы должны перестраивать свою экономику, причем срочно, у нас нет ресурсов для этого. Так что о том, что такой вот доход сейчас возможен, а это, я сказал, его источник — единственный, который напрашивается, вот он выше — сейчас такой опции практически нет на повестке дня.

Товкайло: Николай, последний вопрос. Если можно, коротко. Сегодня Росстат буквально перед эфиром сообщил, что потребительские цены на бензин в январе выросли 0,8% при общей инфляции в 0,6% — довольно редкое явление. Что происходит с ценами на бензин, почему они обгоняют общую инфляцию?

Кащеев: Компании, производящие бензин, тут же вам скажут, что нефть повыше, чем в прошлом году, но мы знаем, что в значительной степени туда зашиты различные акцизы — вот эти вот разные вещи, сборы и так далее. Ну и плюс к этому, конечно, это монопольная премия. Наш нефтяной, наш топливный сектор недостаточно диверсифицирован. Есть такая проблема. Ну и плюс к этому, понятно, что государство, извлекая ренту, никогда своего не упустит в этом смысле. С другой стороны, можно вспомнить, что в Норвегии бензин безумно дорогой — около двух евро, несмотря на то, что там есть нефтедобыча достаточно серьезная, газовая добыча. Поэтому здесь как бы в значительной доле государственное урегулирование, плюс, к сожалению, вот высокая монополизация рынка — это факт.

Товкайло: Спасибо большое.